• Блейз Уиндхем, #2

Глава 15

 Архиепископ снова допросил Ласселса и его сестру, Мэри Холл. Он разрешил присутствовать при этом герцогу Норфолкскому при условии, что тот будет молчать. После ухода свидетелей он спросил:

 – Ну, милорд герцог, что вы на это скажете?

 По лицу Томаса Говарда разлилась мертвенная бледность. Он был искренне потрясен рассказом госпожи Холл о юных годах Кэтрин в доме его мачехи. В его семье многие молодые женщины в то или иное время отправлялись на попечение вдовствующей герцогини. Уж лучше бы они росли в собачьих будках, горько размышлял он. Но на вопрос священника герцог отвечал весьма уклончиво:

 – В таком деле, милорд, я не могу полагаться исключительно на слово служанки! Я должен поговорить с мачехой и выслушать, что скажет она в свое оправдание.

 – Да, я тоже хочу лично побеседовать с леди Агнес, – невозмутимо заметил архиепископ. – Я потрясен тем, что она не проявила должной строгости к вверенным ее попечению молодым девушкам.

 – Как и я, – мрачно ответил герцог.

 Вскорости он отбыл в Ламбет, чтобы встретиться с мачехой.

 Вдовствующая герцогиня Норфолкская уже слышала новость о заключении королевы под стражу. Злые языки работали вовсю. Если будущая королева грешила в доме герцогини, на нее спустят всех собак. И герцогиня, не жалея ни времени, ни сил, обшарила весь дом в поисках уличающих доказательств, которые могла оставить Кэтрин, уезжая на королевскую службу. Она была вся на нервах. Не успокоил ее и визит пасынка.

 – Какие новости, Том?

 – Мадам, почему вы не сказали мне о непристойном поведении Кэтрин еще до того, как мы подсунули ее Генриху? – набросился он на старуху.

 – Я сама не знала, – призналась леди Агнес и начала оправдываться: – Почему все обвиняют только меня? Эти девчонки приехали ко мне для наведения окончательного лоска, прежде чем отправляться ко двору. Я не обязана была отвечать за их поведение!

 – Значит, все правда, о чем говорят? Что вы позволяли своим воспитанницам вести себя подобно течным сукам? Вот удружили, мадам! Куда подевался ваш разум? Вы должны были предвидеть, что рано или поздно случится скандал. Бог с ними, с другими девицами, но эту мы выбрали в жены королю!

 – Не нужно паниковать, Том, – сказала мачеха. – Если Кэтрин грешила до замужества, еще до того, как встретила короля, ее никто не казнит. Каков самый неблагоприятный исход? Он отошлет ее и возьмет другую жену. Говарды снова окажутся в опале, как было, когда обвинили Анну Болейн. Но, думаю, придет день, и мы снова окажемся на коне. – Она улыбнулась ему, желая приободрить.

 – Возможно, – согласился герцог Томас. – Я прямо от архиепископа. Чувствую, он хочет докопаться до самой сути. Ему мало того, что он уже услышал. Не думаю, чтобы он что-то обнаружил, однако положение может стать куда серьезнее, мадам!

 Тем временем архиепископ обдумывал результаты второго допроса Ласселса и его сестры. Они повторили все слово в слово. Зато от короля он узнал, что предыдущий любовник королевы Фрэнсис Дерем находится в числе ее слуг. Зачем понадобилось Кэтрин брать на службу этого парня? Не иначе, решила вспомнить старое. Дерем молод, красив и наверняка неутомим в постели. Совсем не то, что старый, толстый король.

 Пока у него не было доказательств, но неужели речь идет о супружеской неверности? Это государственное преступление. Архиепископа передернуло. Король поручил ему разгрести эту яму, но оказалось, что яма куда глубже, чем ожидалось, и полна нечистот. Тем не менее обратного хода нет.

 Архиепископ встретился также с членами Тайного совета и сообщил им то, что успел узнать. Все решили, что расследование необходимо продолжать. Совет доложил королю о своих подозрениях, особенно относительно Фрэнсиса Дерема. Несчастный правитель только застонал.

 Архиепископ был неумолим.

 – Она предала вас в мыслях. Предала бы и на деле, будь у нее такая возможность.

 Король закрыл руками лицо.

 – Ваше величество, пока у меня нет веского доказательства неверности королевы. Но мы должны искать таковое, хотя бы для того, чтобы обелить имя ее величества, – осторожно заметил архиепископ. – И мы заглянем в каждую нору.

 Король смотрел на советников невидящими глазами. И вдруг, к всеобщему изумлению, Генрих Тюдор заплакал.

 – Как она могла меня предать? Ведь я так ее любил! – вскричал он, а затем тяжело рухнул в кресло и горько зарыдал.

 Совет был в ужасе. В этот момент все они поняли, как глубока была любовь короля к Кэтрин Говард. Закоренелые циники, если таковые имелись, тем не менее задались вопросом: как долго могла бы продлиться такая страсть? Но даже они смутились, видя, как горюет человек столь безупречной личной храбрости. Грозный повелитель на глазах превратился в беспомощного старика.

 Все мы смертны, невольно думали они.

 Наконец король с трудом встал из-за стола Совета.

 – Я еду на охоту, – сообщил он, вытирая слезы тыльной стороной огромной ладони.

 Через час Генрих Тюдор уже покинул Хэмптон-Корт и направился в Оутлендс. С собой он взял пятерых или шестерых придворных, которым доверял особо. Ему требовалось время, чтобы зализать раны. Ему хотелось уединения. И он не хотел находиться во дворце, когда официальные обвинения будут предъявлены королеве. Перед самым отъездом из Хэмптон-Корта король отправился в часовню – вознести молитву и хоть немного успокоиться. Вдруг за стеной послышались шаркающие шаги, и юный голос Кэтрин в отчаянии воззвал:

 – Генрих! Генрих! Во имя Господа, поговорите со мной!

 Позже ему сказали, будто в тот момент, когда принесли еду, королева оттолкнула стражника и бросилась в личные покои короля, чтобы найти его и поговорить. Сначала никто не решался ее схватить, но выбора не было. Генрих был рад, что избежал встречи. Один взгляд на прекрасное лицо, и он бы ее простил, а она недостойна прощения. Кранмер лишь намекнул на преступление, но Генрих в глубине души уже знал, что супруга виновна. Память принялась услужливо подсказывать. Зачем она настаивала на том, чтобы дать место этому Дерему? У парня совершенно пиратский вид. И манеры ужасные. Однажды Генрих стал свидетелем его вспыльчивости и исключительного высокомерия. Дерем, однако, не догадывался о присутствии короля.

 Итак, несчастье постигло короля и в пятом браке, за что герцог Норфолк корил себя. Видя его недовольство Анной Клевской, он искал в своем обширном семействе женщину, которая может понравиться королю. И так торопился посадить на английский трон Кэтрин Говард, что не потрудился выяснить, насколько безупречно ее прошлое. Иначе очень скоро понял бы, что девушка не достойна стать королевой. Но, как и король, герцог был очарован этой пухленькой красоткой. И она навлекла на него беду, теперь его положение было даже опаснее, чем во времена Анны Болейн. Тем не менее позаботиться о Кэт было его долгом. И герцог не собирался увиливать.

 Члены Совета нанесли королеве визит, и она узнала, в чем ее обвиняют. Томас Говард стоял рядом с племянницей. Ее первой реакцией было немедленно удариться в истерические рыдания. Она могла думать только о судьбе своей несчастной кузины, Анны Болейн. Ей придется окончить свои дни на плахе, как Анне! Однако имя Тома Калпепера упомянуто не было. Вдруг они ничего не знают? Ее обвиняли только в том, что она делала до свадьбы с монархом. И рядом с ней был герцог Томас. Значит, Говарды не оставили ее на произвол судьбы! Королева постаралась взять себя в руки, хотя это было нелегко. Ей было страшно.

 Но на следующий день, когда к ней должен был явиться архиепископ, королева снова была на грани истерики. Он не смог ее вразумить. И понять, что она бормотала сквозь слезы, ему тоже не удалось.

 – Она отказывается от еды и питья, – сообщила ему леди Рогфорд.

 – Я вернусь завтра, – сказал Томас Кранмер. – Если она успокоится, скажите ей, что я не желаю ей повредить. Я хочу помочь.

 На следующий день архиепископ пришел снова, но Кэтрин была невменяема. Но на этот раз он не захотел отступать. Сел рядом и начал увещевать ее, пытаясь пробиться сквозь стену животного ужаса, охватившего несчастную женщину. Наконец, когда она несколько успокоилась, он сказал:

 – Мадам, не стоит так отчаиваться. Клянусь, еще есть надежда. Взгляните. – Из складок широкого рукава архиепископ извлек свиток пергамента. – Я принес вам письмо от короля, вашего супруга, который обещает, что с вами обойдутся милостиво, если вы признаете свои прегрешения. – И он протянул ей пергамент.

 Кэтрин приняла свиток с такой опаской, будто он мог полыхнуть адским пламенем, и сломала королевскую печать. Слезы хлынули из ее глаз и потекли по пухлым щекам.

 – Увы, милорд, я причинила столько горя супругу, который был ко мне так добр, – сказала она архиепископу.

 – Мадам, сердце короля разрывается от горя – из-за тех обвинений, что вам вменяются. Однако из любви, которую питает к вашей светлости король, он протягивает вам руку милосердия. Вам нужно только признаться в грехах.

 – Милорд, я отвечу на все ваши вопросы, насколько будет в моих силах и позволит память, – обещала Кэтрин. – Но правда ли то, что король, мой дорогой супруг, дарует мне свое благословенное милосердие? И заслуживаю ли я милосердия? – Она снова разрыдалась, ее глаза были красными от слез. Но впервые за все время ее истерика отступила, Кэтрин очень старалась сохранять твердость духа.

 – Ах, дорогая мадам! Наш повелитель очень заботится о вас. Все, что ему требуется, это узнать правду, – заверил Томас Кранмер бедную женщину. – Вы можете мне довериться, Кэтрин. Обещаю сделать для вас все, что будет в моих силах.

 Ее голубые, как небо, глаза распухли от слез, ресницы слиплись, золотисто-каштановые волосы, прежде уложенные в аккуратную прическу, сейчас казались неухоженными и растрепанными. Он отметил, что Кэтрин не надела никаких драгоценностей, кроме обручального кольца. Она сдавала позиции, эта кокетка, которая обожала королевские украшения и каждый день обвешивалась ими с головы до ног. Для архиепископа Кэтрин Говард была воплощением падшей женщины. Казалось, у нее на лбу было написано – «виновна»! Даже ее страх был уликой.

 Королева воздела руки.

 – Благодарю Бога за доброту короля, хотя я ее и недостойна!

 – Значит, вы доверитесь мне, Кэтрин? – спросил архиепископ.

 Она кивнула, но вдруг разрыдалась снова. Долгую минуту Томас Кранмер ждал, пока в своем горе она не успокоится хоть немного. Наконец Кэтрин заговорила:

 – Увы мне, милорд! Даже ужас смерти не причинял мне столько страданий, как воспоминание о доброте нашего короля! Неизбывное горе охватывает меня, когда я думаю о своем благородном и любящем муже! А эта неожиданная милость, на которую я не смела и надеяться, заставила меня увидеть собственные прегрешения еще более отвратительными, чем прежде. Чем больше я восхищаюсь его добротой, тем большей скорбью наполняется мое сердце – ведь я подвела его величество!

 И она снова заплакала. Рыдания сотрясали ее грудь.

 Архиепископ понял, что на сегодня от нее большего не добиться, и удалился, дав обещание вернуться ближе к вечеру. После его ухода леди Рогфорд вышла из дальнего угла, где тихонько сидела все это время.

 – Ничего не рассказывайте, дурочка вы этакая, – предостерегла она королеву. – Он добивается вашего свержения, и вы угодите прямиком на плаху, как и ваша кузина Анна. Все отрицайте! В чем состоят их доказательства? В досужих измышлениях не в меру болтливых и завистливых слуг?

 – Король помилует меня, если я признаю вину, – тихо сказала Кэтрин. – Рогфорд, я очень боюсь! Я не хочу умирать! Меня простят, если я сознаюсь, что состояла в связи с Деремом до замужества. Я не умру!

 – Признаетесь хоть в чем-нибудь, и не быть вам больше властительницей Англии. Но не лучше ли умереть королевой, чем жить в позоре и забвении? Признайте связь с Деремом, и король избавится от вас. Старый сатир! Вероятно, уже приметил новую розу без шипов, которая станет новой королевой и согреет его постель.

 – Генрих этого не сделает! – возмущенно воскликнула Кэтрин.

 Леди Джейн Рогфорд горько рассмеялась.

 – Джейн Сеймур дожидалась своего выхода на сцену как раз в ту минуту, когда они готовили обвинение против вашей кузины Анны. Разве король не делил внимание между вами и леди Уиндхем, будучи притом женатым на принцессе Клевской? Может быть, ваша подруга Нисса и станет той, кто займет ваше место подле короля?

 Кэтрин Говард закатила ей пощечину.

 – Не смейте клеветать на жену моего кузена, – закричала она. – Может быть, Нисса де Уинтер – это единственная во всем мире живая душа, которой я всецело доверяю. Молю Бога, чтобы мой проступок не навлек беду на Ниссу, или кузена Вариана, или на их детей. Чтобы защитить свою семью, я сделаю, что должна. Ничего другого мне не остается. – Она сурово взглянула на фрейлину. – Молитесь, Джейн, чтобы король не узнал про мою связь с Томом Калпепером или про то, что вы потворствовали этой связи. Если я взойду на эшафот, вы отправитесь туда со мной. Но если мое настоящее преступление против короля останется тайной, я проведу остаток жизни его верной женой – если, конечно, мне позволят. А если нет – приму свой жребий, каким бы он ни оказался, и буду радоваться тому, что жива.

 – Какими мы вдруг стали благородными в минуту опасности, – сказала леди Рогфорд, потирая щеку. – А вы уверены, что письмо и вправду было от короля? Когда это Генрих Тюдор являл милость женщине, которая его предала? Наверное, архиепископ подделал почерк короля и воспользовался его печатью, чтобы обвести вас вокруг пальца, мадам!

 Кэтрин Говард побледнела.

 – Разумеется, архиепископ такого не сделает! Он служитель Бога!

 – Те Божьи слуги, которые служат также Генриху Тюдору, скорее последуют желанию короля, нежели велению собственной совести. Король – это действительность, в которой им жить сегодня. А Бог – он на небесах, да и кто его видел?

 Королева снова расплакалась. Возможно ли, что архиепископ приготовил ей ловушку? Она пыталась взять себя в руки, а в это время за ее спиной злобно улыбалась Джейн Рогфорд.

 Многочисленные члены семейства Говардов, всегда столь заметные в толпе придворных, внезапно сделались тихими, как мыши. Никто в точности не знал, что происходит, но все понимали: королева, вчера еще столь любимая супругом, сегодня впала в немилость. Но насколько это было серьезно? Двор был в неведении. Все увеселения были отменены. Первые дни ноября король провел на охоте в обществе нескольких близких друзей и в беседах с Тайным советом. Посетителей к королеве не допускали. Слуги, которые приносили ей еду, утверждали, что она бледна и ничего не ест.

 В покоях герцога Норфолка Нисса тихо сидела у камина, вышивая инициалы супруга на шелковой рубашке. Она казалась безмятежной, но лишь для стороннего взгляда. Наблюдавший за Ниссой герцог Норфолк втайне восхищался невесткой. Что он знал о ней? Лишь то, что Нисса стояла у него на пути с самой первой минуты, как он ее увидел. Но теперь, когда их жизнь более или менее оказалась сосредоточенной в замкнутом пространстве герцогских покоев, Норфолк узнал, какая это умная, образованная и преданная молодая женщина. Он также видел, как любит Ниссу его внук. Что ж, его затеи дали хоть один добрый плод, горько думал герцог.

 Вдруг Нисса подняла на него глаза и тихо спросила:

 – Милорд, какие новости?

 – Пока ничего не известно, мадам. Архиепископ продолжает оказывать давление на Кэтрин. Похоже, что ему нужно от нее что-то еще. И если он ничего не добьется, моя племянница сохранит на плечах свою хорошенькую пустую голову. В противном случае, боюсь, не миновать ей смерти – и поделом. Однако я думаю, что надежда все еще есть.

 – Бедняжка Кэт, – сказала Нисса. – Зря вы так старались расписать ей прелести королевской жизни, милорд! Следовало также предупредить ее о трудностях, о долге, наконец! Но вы этого не сделали. Она не была готова к роли королевы. С другой стороны, у какой девушки в ее положении не закружилась бы голова?

 – Ей следовало больше думать, – сердито возразил герцог. – Она урожденная Говард как-никак!

 Нисса рассмеялась.

 – И что это значит – урожденная Говард? В этом имени есть какая-то магия? Оно сразу наделяет вас и красотой, и обходительностью, а еще и врожденной мудростью, и умением встречать жизненные невзгоды? Вы носите древнее и достойное имя, милорд. Однако Бог не создал Говардов более совершенными, чем нас всех. Давно пора это понять.

 – Дерзкая девица! – проворчал он и, тяжело ступая, вышел из комнаты.

 Торжествующе улыбнувшись про себя, Нисса снова занялась вышиванием. Ей ужасно нравилось дразнить всесильного герцога.

 Вошел слуга и объявил, что ее желает видеть сестра короля, леди Анна. Вслед за лакеем в гостиную вбежала сама Анна Клевская. Отложив вышивание, Нисса встала, чтобы приветствовать бывшую госпожу.

 – Добро пожаловать, мадам! Садитесь же поближе к огню.

 – Ах, какая беда для бедного Хендрика и его малышки Катрины! – воскликнула Анна. – Мы очень удивились, узнав о ее жизни до того, как она приехала ко двору. Разумеется, вдовствующая герцогиня Норфолкская совершенно распустила своих подопечных. Подумать только! Ночь напролет мужчины бродят по дому и совращают юных воспитанниц! Странная она, герцогиня, не правда ли? – Анна уселась, расправив модную юбку желтого бархата, и приняла серебряный кубок с вином из рук слуги, который тут же удалился.

 – Нам повезло иметь достойных матерей и отцов, которые опекали, наставляли нас и учили нравственности, – ответила Нисса. – Боюсь, бедняжка Кэт получила исключительно дурное воспитание.

 – Да! – с сочувствием воскликнула Анна. – Помоги ей Господь, ибо кто еще поможет? Быть королевой – тяжелый крест!

 – До меня уже доходили слухи, будто король подумывает вернуться к вам, мадам, если его браку с Кэтрин придет конец, – сказала Нисса Анне, которая при этих словах даже побледнела.

 – Нет, клянусь небесами, нет! Я ни за что не сойдусь с этим озабоченным старым кабаном! Одного раза более чем достаточно. Думаю, Хендрику пора бросить эту затею насчет женитьбы. Кажется, он решительно не в состоянии найти подходящую женщину! Была единственная, которой он вроде бы был доволен, так она умерла – упокой Господь ее душу! Он старый человек. Зачем ему новая жена?

 – Вы же знаете, что он не считает себя стариком, – возразила Нисса. – Кроме того, Совет будет настаивать, чтобы он снова женился и попытался произвести на свет сыновей. Малыш принц Эдуард – его единственный законный наследник мужского пола. Не дай бог с ним что-нибудь случится. Что тогда?

 – Нисса, когда вы поймете, что женщина способна управлять страной не хуже мужчины? У Хендрика есть две дочери, и обе замечательно умны. Особенно моя дорогая малышка Бесс! Из нее получилась бы отличная королева, хотя навряд ли у нее будет шанс. Бедное дитя! Она очень переживает из-за Катрины. Вы же знаете, они двоюродные сестры по линии матери Бесс. Катрина всегда была добра к Бесс, как никто другой – видит Бог! Они думают, что грехи матери лежат и на ее малолетней дочери. Это несправедливо.

 Вот зачем я приехала сегодня к вам, Нисса. Что здесь творится? Мы все слышали, что говорят о грехах юности нашей королевы, однако что за этим кроется? Мой духовник сказал, что ее поведение до брака с Хендриком не может быть поставлено ей в вину, если замужество исправило ее и она стала хорошей супругой королю. Тогда почему они ее мучают? В чем подозревают? Или тут кроется нечто такое, о чем мы не догадываемся? Но вы можете узнать, вы птица гнезда Говардов, и от судьбы королевы зависит их благополучие.

 Анна жадно отпила из кубка с вином, а Нисса принялась объяснять:

 – Говарды сами теряются в догадках и напуганы не меньше, чем любой из нас. Герцог Томас, к его глубочайшему сожалению, ничего не знал о дурном поведении своей ставленницы. Он дрожит от страха, как бы король не назвал его виновным во всех несчастьях, которые навлекла на него Кэтрин!

 Анна Клевская презрительно фыркнула.

 – Герцог Томас – злобный и опасный старик. Он точно морковкой, тряс бедной девушкой перед похотливым носом Хендрика. И вспомните, что он сделал с вами, моя милая Нисса!

 – Да, мадам, однако вопреки злодейству герцога Томаса наша с Варианом история закончилась очень счастливо. Он любил меня с самого начала, да и я постепенно узнала и полюбила его. Мы были так счастливы в Уинтерхейвене с нашими малышами, но королеве вздумалось потребовать нас к себе. Можно подумать, не могла обойтись без нас в поездке! Господи, как же я ненавижу королевский двор! – Она взглянула на Анну. – Почему вы не приезжали летом?

 – Люди слишком любят меня. И все еще сердятся на беднягу Хендрика, что он нашел мне замену. Думаю, вот и объяснение тем глупым слухам, о которых вы говорили – будто он собирается вернуться ко мне. Король просил меня остаться летом дома, чтобы без помех представить народу свою новую жену. Я была счастлива подчиниться его желанию. Мне нравится просто быть собой. Меня навещала малышка Бесс, зато бедняжку Марию заставили поехать со всеми, а ведь все знают, как она не жалует Катрину!

 – Мы почти не видели принцессу Марию. Она уезжала на охоту с отцом и на люди выходила только по особым случаям – когда король хотел показать, какая у них дружная семья, – сказала Нисса. – Фрейлин принцессы мы тоже видели очень редко. Они держались своей компанией.

 Обе женщины успели всласть поболтать – например, о грядущих праздниках и о том, как печальная участь Кэтрин Говард повлияет на всеобщие увеселения. Нисса поведала Анне, как хотели они с мужем покинуть королевский поезд еще в Ампхилле, но король, желая угодить своей ветреной женушке, нарушил уже данное обещание.

 – Вы знаете, как я люблю Рождество в Риверс-Эдж! – грустно воскликнула Нисса. Она не стала открывать собеседнице истинную причину их горячего желания поскорее сбежать.

 Наконец принцесса Клевская уехала, и Нисса вернулась к своему рукоделию. За окном уже сгустился мрак, как всегда зимой, но глаза у нее были молодые, и освещения, которое давал огонь в камине, было достаточно. Что ожидает бедную Кэтрин? Неужели они все-таки докажут, что она изменяла королю? Или Кэт каким-то чудом сумеет выкрутиться, и о ее преступном легкомыслии не узнают?

 Архиепископ снова приходил к королеве и уговаривал ее письменно покаяться в распутном поведении до брака с королем. Кэтрин свято верила, что ее связь с Деремом была лишь связью и не имела силы брачного контракта, но архиепископ думал иначе. Он полагал, что у него достаточно улик для доказательства того, что бывшие любовники имели намерение пожениться. В таких обстоятельствах брак Кэтрин с королем вполне можно было аннулировать. Выходя за Генриха, Кэтрин не была девственницей. Она не родила королю детей, которые могли бы пострадать. На этих условиях уже можно было избежать взрывоопасной ситуации, однако Томас Кранмер не был удовлетворен. Архиепископ нутром чуял, что в деле кроется что-то еще.

 – Что вы сделали? – Узкое личико леди Рогфорд было искажено от ярости. – Вы просто дура! Вы дали архиепископу оружие, с помощью которого он теперь запросто расторгнет ваш брак!

 – Но архиепископ поклялся, что король простит меня, если я признаюсь, что согрешила, – плакала королева. Тот факт, что обращение старшей фрейлины стало вдруг таким бесцеремонным, как-то ускользнул от ее внимания.

 – Ну да, отчего бы королю не простить свою шлюху? – Леди Рогфорд с удовольствием наблюдала, как мертвенная бледность заливает лицо несчастной Кэтрин. Она продолжала: – Ибо кем будет считать вас Генрих после того, как вы признаетесь, что добровольно вступили в связь с Фрэнсисом Деремом? Шлюха короля! Не королева Англии, а любовница Генриха. Даже вашу кузину Анну так никто не называл. С другой стороны, Анна Болейн была женщиной умной. А у вас, бедное дитя, не хватает мозгов, чтобы осознать, что вы наделали!

 – Ох, Рогфорд, но как же мне быть? – хныкала Кэтрин. – Я не хочу, чтобы меня считали обычной девкой! Скажите, что мне делать?

 – Позовите архиепископа, – сказала леди Рогфорд. – Скажите ему, будто страх помешал вам выразиться ясно: этот негодяй Дерем взял вас силой. Скажите, что он прибегнул к насилию, черт вас подери!

 – И архиепископ мне поверит? – голос Кэтрин дрожал.

 – А почему бы ему не поверить? – нетерпеливо воскликнула леди Рогфорд.

 Но Томас Кранмер не поверил. Что за чепуху пытается она ему скормить? Теперь он был совершенно уверен, что королева лжет. Что еще скрывает ее ложь?

 – Следите за своими словами, мадам. Иначе рискуете поплатиться жизнью! Его величество намерен даровать вам прощение, но только в том случае, если вы скажете нам правду!

 – Но это и есть правда, – настаивала Кэтрин. – Клянусь, Дерем взял меня силой!

 – И каждый раз брал насильно? – недоверчиво спросил архиепископ.

 Она с жаром закивала:

 – Да! Клянусь, я этого не хотела! Он сам! Я сопротивлялась!

 – Мадам, вам следует уповать единственно на то, что король вас простит. Я снова заклинаю вас – следите за своими словами и не пытайтесь лгать.

 Но Кэтрин Говард уже вбила себе в голову эту глупую мысль. Как можно обвинять ее в непристойном поведении, если ее просто-напросто изнасиловали? Почему бы им ей не поверить? Она стояла твердо, как скала, и Томас Кранмер не мог сбить ее с толку, как ни пытался. Она говорила, будто Дерем много раз предлагал ей выйти за него, но она отказывалась. Архиепископ ознакомил ее с показаниями горничной Мэри Холл, которая слышала, как Кэтрин клялась Дерему, что будет любить его вечно, до самой смерти, что любит его всем сердцем. Королева заявила, будто никогда не говорила ничего подобного. Теперь было слово Мэри Холл против ее слова, но ведь король ее любил. Кому, как не ей, он может поверить? Так убеждала себя Кэтрин, и разве Рогфорд не сказала то же самое… А Рогфорд умна и отлично знает придворные нравы.

 Герцог Норфолк жаловался внуку на упорство и детскую убежденность Кэт в том, что они ничего не докажут, если она не признается!

 – Неужели Кэтрин не понимает, что может спасти свою жизнь, только признав предварительный брачный сговор с Фрэнсисом Деремом?! Если она скажет, что сначала обещалась ему, тогда брак с Генрихом Тюдором будет признан недействительным и ее не обвинят в измене королю и государству!

 – У них нет доказательств ее супружеской неверности, – возразил граф Марч.

 – Кранмер подозревает именно это. Разумеется, он думает, будто у нее связь именно с Деремом. Вот почему он так на нее давит. Кэтрин и наше семейство – все мы сторонники старой религии. Архиепископ не фанатик, но он реформист. В роли супруги Генриха ему хотелось бы видеть единомышленницу. Ведь ты, разумеется, знаешь, что принца Эдуарда воспитывают в новой вере. Ходят слухи, что Генрих может вернуть на прежнее место Анну Клевскую, и народ, который ее очень любит, был бы только рад этому решению короля. Они ее всегда любили, и им непонятно, отчего король отказался от принцессы королевских кровей ради простой английской девицы. Да, Вариан, Кранмер и его сторонники добиваются казни королевы. Только в случае ее смерти они смогут вздохнуть спокойно – мертвая, она уже не сможет вернуть любовь короля! Она опасна для них даже как любовница, по крайней мере, они так думают.

 Но Вариан ответил:

 – Вам не стоит опасаться, что леди Анна может повторно выйти за короля, дедушка! Она его не хочет, по крайней мере, так говорит моя жена. Кроме того, мать леди Анны была католичкой, и принцесса Мария соблазнила ее вернуться к старой вере. Какой смысл реформаторам снова сажать ее на трон?

 – Завтра Тайный совет собирается на заседание. Завтра я буду знать больше. А пока будем осторожнее.

 Фрэнсис Дерем, Генрих Мэнокс и кое-кто еще из носящих ливрею дома вдовствующей герцогини были арестованы и помещены в Тауэр. Услышав новость, королева словно обезумела от ужаса – ведь они могли наговорить чего угодно. Она поняла, что должна признаться раньше, чем их начнут допрашивать. Она умоляла архиепископа снова прийти к ней. Томас Кранмер явился и выслушал ее признание. Да, действительно, она дарила подарки Дерему и даже принимала подарки от него. Она приготовила для него шелковую рубашку, но этого ему было мало, и он украл у нее серебряный браслет. В свою очередь, он заказал у одной женщины в Лондоне шелковые цветы для нее и преподнес ей лоскут шелковой ткани, из которой вышивальщица вдовствующей герцогини изготовила чепец, украшенный «узелками монаха», которые, как всем известно, являются символом истинной любви. И, когда Кэтрин впервые надела этот чепец, Дерем, по словам очевидицы Мэри Холл, будто бы воскликнул: «Неужели эти узелки для Фрэнсиса, женушка?» Для архиепископа все это было доказательством предварительного брачного сговора, каковой королева продолжала пылко отрицать.

 – Это было просто ради забавы, – убеждала она и далее принималась рассказывать архиепископу, что непристойное поведение Дерема ее очень смущало. – Я боялась, что слухи о его притязаниях дойдут до ушей моей сводной бабки, – твердила Кэтрин. – И тогда меня с позором отправят назад в Хоршем.

 – Но почему вы не поведали леди Агнес о том, что этот человек вас преследует и позволяет себе вольности? – задал Томас Кранмер следующий вопрос.

 – Наверное, мне следовало это сделать, – грустно признала королева. – Но нам было так весело! Я не хотела портить удовольствие остальным. Узнай леди Агнес о наших проделках, сидеть бы нам всем под замком. Когда бы еще вышел случай порезвиться?

 – Неужели вы не понимали, мадам, что ваше поведение шло вразрез с правилами, которые внушают всякой приличной женщине-христианке? – изумился архиепископ.

 – Я не знала, насколько далеко зайдет. – Кэтрин надула губки. – Я была тогда всего-навсего наивной сельской девушкой.

 – Но этот мужчина познал вашу плоть, – сказал архиепископ. – Расскажите мне об этом.

 Королева снова залилась слезами:

 – Мне так стыдно.

 Нужно было стыдиться тогда, а сейчас уж лучше не увиливать, раздраженно подумал архиепископ. Эта дурочка наделала бед, которым не видно конца. Тем не менее, устремив на нее благожелательный взгляд, он со всей убедительностью сказал:

 – Исповедуйтесь, дочь моя Кэтрин! Расскажите мне все, снимите ношу со своих плеч, и снова станете свободной.

 – Почти всегда он был в камзоле и лосинах, но иногда голый. То есть без лосин, – начала королева. – Он приходил ко мне после того, как вдовствующая герцогиня отходила ко сну. И всегда приносил какое-нибудь лакомство. Иногда вино, иногда сахарные вафли. А однажды такое красивое яблоко, каких я прежде не видывала.

 – Но что, если бы в разгар ваших игр вошла герцогиня? – спросил архиепископ. – Что бы вы стали делать, дитя мое?

 – Она действительно вошла однажды, – Кэтрин невольно хихикнула. – Мне пришлось спрятать господина Дерема, чтобы она его не застукала.

 Этими словами она подписала себе приговор, подумал Томас Кранмер. Она обвиняла его в насилии, но спрятала любовника, когда ее чуть было не застигли с ним.

 – Когда мы узнали, что мне предстоит отправиться ко двору, – продолжала королева, – я так радовалась! Дядя заплатил кучу денег, чтобы мне сшили новый гардероб. У меня было целых три перемены платья! До этого у меня никогда не было новых платьев.

 – А что Дерем? – не отставал Томас Кранмер. – Он расстроился, когда узнал, что вы вскоре уедете?

 – Да, но меня это не волновало. Я сказала ему, что ему стоит отправиться в Ирландию и заработать состояние, если хочет просить у дяди моей руки. Я не питала намерений выйти за этого парня, однако это был самый простой путь от него отделаться. Он видел, что мне не терпится уехать, и стал меня бранить. И тогда я сказала, что отныне мне безразлично, что он станет делать. Что я поеду ко двору и что дядя подыщет мне хорошую партию. Тогда Дерем заявил, будто слышал, что я должна выйти за кузена, Тома Калпепера. И он очень ревновал, – хихикая, закончила она.

 – Как вы отреагировали, мадам, когда он сказал это?

 – Я сказала, что он знает куда больше моего, раз говорит такое, – ответила Кэтрин. – Полагаю, Том Калпепер стал бы для меня хорошей партией, но потом в меня влюбился король.

 Архиепископ знал, что королева и ее кузен были знакомы с детства. И они всегда нравились друг другу. Король тоже весьма отличал Калпепера. Возможно ли?… Могло ли так случиться?… Неужели красавец Том Калпепер состоял в связи с королевой? У него была возможность. Неужели осмелился? Покинув апартаменты королевы, архиепископ отдал приказ об аресте Тома Калпепера. Доказательств у него пока не было, но он очень хотел побеседовать с этим молодым человеком.

 Калпепер был честолюбив. Он, можно сказать, вырос при дворе. Он был красив, весьма умен и очень нравился королю. У архиепископа были все основания предполагать, что ради спасения своей шкуры этот парень расскажет всю правду. Но кто знает, какую именно правду, размышлял архиепископ. Изменяла ли Кэтрин королю? И с кем – с Деремом? Знал ли Калпепер? Решилась бы Кэтрин довериться кузену?

 – Том Калпепер арестован и заключен в Тауэр, – сообщил граф Марч жене, едва войдя в апартаменты герцога Норфолкского. Он играл в теннис с лордом Мелтоном, когда услышал новость. Хэмптон-Корт бурлил, потому что Калпепер был всеобщим любимцем.

 – В чем его обвиняют? – побледнев, спросила Нисса.

 – Пока ему никаких обвинений не предъявили. Просто привезли для допроса.

 – Если узнала я, тогда, возможно, смог узнать кто-нибудь еще. Господи, помоги Кэтрин Говард!

 Вариан крепко обнял жену.

 – Может быть, это ничего не значит. Вы же знаете, дорогая, что Кранмер роет землю, хотя до сих пор не нарыл ничего серьезного. В чем он может обвинить Кэтрин? В том, что она плохо разбирается в мужчинах? Или что у нее свербит в одном месте?

 Нисса засмеялась.

 – Вы говорите непристойности, а ведь все это очень серьезно, Вариан! Вы и сами знаете.

 Вариан улыбнулся, касаясь губами ее темных волос.

 – Нисса, что бы ни случилось, судьба уже привела в движение свои жернова. Я ничего не могу изменить. Поэтому, если в нашем положении я не попытаюсь увидеть хоть что-то смешное, мне грозит депрессия, из которой мне будет не так-то просто выйти. Интриги моего деда, кажется, потерпели провал – раз и навсегда. Мне очень жаль его, но у нас с вами своя жизнь! Кажется, нам уже давно не выпадала счастливая возможность побыть наедине? Думаю, время пришло, не так ли, дорогая?

 – Я так боялась за Кэт и за нас с вами, что вообще не думала об этом, – честно призналась Нисса.

 – Знаю, – граф едва сдерживал смех. – Однако, мадам, боюсь, что у меня, как и у моей кузины, тоже кое-где чешется. – Он поцеловал ее в макушку. – Не хотите ли мне помочь?

 Он чувствовал, как сотрясается от смеха ее податливое тело.

 – Какой вы испорченный, сэр, – сказала она, но ее пальцы уже проворно расстегивали его камзол, тянулись к завязкам рубахи. Ладони Ниссы гладили его обнаженную грудь. Она потерлась о него щекой, вдыхая такой знакомый мужской аромат. Распахнув рубаху у него на груди, игриво лизнула языком сосок. Затем, опустившись перед ним на колени, занялась пуговицами брюк, а он тем временем избавлялся от верхней одежды, которую Нисса уже расстегнула.

 – Сапоги, – сказала она.

 Он поднял ее с колен, подвел к стоящему возле камина стулу и сел. Стоя к мужу спиной, Нисса обхватила ногами его ногу в сапоге.

 – Толкайте! – приказала она, сдергивая сапог. То же самое проделала она и со вторым сапогом. Затем, обернувшись к Вариану, она стала медленно раздеваться. Сначала корсаж, потом юбки. Кончик язычка проворно облизнул губы. Нисса сбрасывала с себя нижние юбки, шелковую, шерстяную и льняную. Подняла руку и сняла с волос сетку, выпущенные на свободу, ее темные шелковистые пряди рассыпались по плечам.

 Развалясь на стуле, он одобрительно наблюдал за ней.

 – Что, если кто-нибудь войдет? – спросил он вдруг.

 Нисса сняла с себя последнюю сорочку. Обняла ладонями груди, лаская их у него на глазах. Сейчас на Ниссе оставались лишь чулки, подхваченные подвязками в шелковых розочках, да усыпанные драгоценными камнями изящные туфельки. Она не спеша направилась к двери и повернула ключ в замке. Вариан молча восхищался длинной линией ее стройной спины и круглыми ягодицами, над которыми играли ямочки. Но вот она повернулась к нему, и вид возбужденных, торчащих сосков ее юных прекрасных грудей заставил вскипеть его кровь. Снова опустившись на колени, Нисса начала покрывать поцелуями его обнаженный торс и живот. С каждой минутой его возбуждение становилось все более очевидным. Она положила ладонь на его набухшую ноющую плоть.

 – Я тоже тебя хочу, – прошептала она и легла на спину перед камином, раздвинув ноги.

 При виде такой смелости он едва мог дышать. Как зачарованный, наблюдал он за тем, как она забавляется сама с собой, не сводя с него пристального взгляда своих фиалковых глаз. С трудом поднявшись на ноги, он кое-как избавился от последней одежды и некоторое время стоял над Ниссой и просто смотрел, как она ласкает себя, наливаясь готовностью. Потом опустился рядом с нею на пол, обнимая ее обнаженное тело. Ее кожа горела от возбуждения, когда их губы встретились, она глубоко вздохнула. Он целовал ее медленно, наслаждаясь ее податливостью, ловя их ответные движения. Покрывал легкими поцелуями лицо. Нисса закрыла глаза, упиваясь лаской его губ. Густые темные ресницы трепетали, как крылья бабочки. Он куснул мочку уха, лизнул ушную раковину, пощекотал языком…

 Выгнув спину дугой, Нисса протянула руку к его напряженному мужскому достоинству.

 – Умоляю! – страстно прошептала она.

 – Еще рано, – прошептал он в ответ. Перевернув Ниссу на живот, он провел языком вдоль ее позвоночника. Снова уложил ее на спину и поцеловал между грудей, прислушиваясь к бешеному стуку ее сердца.

 Он сводил ее с ума своими медленными, изысканными ласками. Ему хотелось бы взять ее немедленно, но на сей раз он решил выждать, раздразнить ее этой чувственной игрой. Ей нравилось, но она сгорала от желания.

 – Сейчас! – потребовала она, яростно впиваясь зубами в его плечо.

 – Вот нетерпеливая бабенка, – проворчал он, легонько шлепнув ее по бедру. Потом обнял губами сосок, одновременно вонзая два пальца в жаркую промежность.

 Нисса застонала от наслаждения. Но быстро поняла, что этого недостаточно. Он должен войти в нее, заполнить собой целиком, насытить ее страсть до конца. Она сердито зашевелилась под ним.

 – Сейчас, черт возьми! Сейчас! – прошипела она сквозь зубы, молотя кулачками по его спине. В ответ на ее мольбу он пригвоздил ее спиной к полу, и она раздвинула ноги. Но, к ее изумлению, он закинул ее ноги себе на плечи, погрузив лицо в складках плоти, скрывавших ее маленькую жемчужину. Лизнул возбужденный розовый бугорок. Нисса не могла вздохнуть, все ее существо наливалось томительным жаром, который распускался внутри, как огненный цветок.

 – Вариан, – стонала она. – Ох, боже, вы меня убиваете!

 Но он продолжал жестокую пытку, пока она не оказалась на грани оргазма, и тут атаковал ее – медленно, размеренными ударами.

 – Да, вот теперь, – прошептал он ей на ухо. – Сейчас, моя любимая!

 Казалось, она вот-вот взорвется. Но он двигался в ней, и ее возбуждение начало нарастать снова, и скоро Нисса потеряла ощущение реальности. Она парила в небесах и в то же время таяла, растворяясь без следа. Царапала его ногтями, крепко обхватывая ногами его торс. Казалось, это будет длиться вечно, но он вдруг зарычал, изливая страсть в ее тайный сад. Их тела слаженно содрогались, сплетаясь в крепких объятиях, пока не остыл их жар. Теперь оба хватали ртом воздух, чтобы отдышаться.

 Не в силах выдержать эту бурю ощущений, Нисса начала рыдать как безумная.

 – Ох, боже! – кричала она. – У нас никогда такого не было, Вариан! Было чудесно, но не так, как сегодня! – Она уткнулась ему в плечо, горячие слезы обжигали его кожу.

 – Знаю, – прошептал он, его голос дрожал. То, что произошло сейчас между ними, было откровением для него не меньшим, чем для нее. Никогда еще не любил он Ниссу так сильно. Он крепко обнял жену, и ей стало так спокойно в его любящих руках.

 Несколько минут они лежали перед камином и молчали. Потом Нисса тихо заговорила:

 – Наверное, милорд, нам стоит одеться. Что, если кто-нибудь придет и обнаружит, что мы закрылись на ключ? Готова спорить, что здесь, в Хэмптон-Корте, в покоях вашего деда, никто никогда не делал подобных возмутительных вещей!

 Вариан засмеялся.

 – Вероятно, нет, – согласился он. – Сейчас мы что-нибудь наденем, чтобы только добраться до спальни, любовь моя!

 – Вот как? – Нисса устремила на мужа взгляд своих омытых слезами глаз. Они напомнили ему колокольчики под дождем.

 – Я еще не закончил с вами, женушка, – с улыбкой ответил он. – Кроме того, чем еще заняться, если король в отъезде, королева в заточении, а весь двор трясется от страха да гадает, что будет дальше? Я думаю, дорогая, что нам с вами очень повезло. У нас есть уютная спальня, а еще у меня есть вы, а у вас – я. И нам нужно поскорее сбежать в эту самую спальню, чтобы провести время в удовольствиях. Уехать мы все равно не можем. И я предпочел бы играть с вами в очень возбуждающие игры, нежели вместе с остальными слоняться по дворцу, выспрашивая, нет ли новостей.

 – Да многие ли захотят сейчас с нами разговаривать? – усмехнулась Нисса. – На нас проклятие Говардов. Боюсь, что нам с вами, мой дорогой супруг, остается только запереться в спальне. – Протянув руку, она схватила сорочку и натянула ее через голову. Потом, обернувшись, она поманила его за собой, обольстительно улыбаясь. – Так вы идете, милорд?