• Гарем, #2

40

 Джеймс Стюарт нежно улыбнулся жене.

 — Нет, нет, Анни! Об этом не стоит и думать. На свадьбу юного Джеймса Лесли тебе в Гленкерк ехать никак нельзя. — И он ласково похлопал ее по округлившемуся животу. — Нет, мы не должны подвергать опасности нашего ребенка.

 — Но это же перед самым Рождеством! — застонала королева. — Я не хочу оставаться без тебя на праздники.

 — Я вернусь на Рождество и отпраздную его с тобой, Анни.

 — У тебя не получится, если только ты не выедешь сразу после свадьбы, а это будет выглядеть весьма грубо!

 — Тогда я не вернусь, — рассердился король. — Какая разница? Приеду на Новый год и на Двенадцатую ночь.

 — Но в Дании мы всегда празднуем Рождество всей семьей!

 Джеймсу это начинало надоедать.

 — Ты не в Дании, Анни! Ты — королева Шотландии! — взревел он, и ее величество заплакала.

 «О небо, — подумал король, — не могу же я позволить ей догадаться, почему не хочу ее брать с собой».

 — Ну успокойся, успокойся, дорогая, — сказал он с выражением. — Не могу же я обидеть гленкеркских Лесли. Надо поехать на свадьбу молодого графа, особенно когда он женится на девчонке моего кузена Хантли. Эти Гордоны попортили мне немало крови, но я не дам им повода начать новую смуту и почту своим присутствием свадьбу их дочери. Однако сейчас зима, и дороги плохи.

 Прояви благоразумие, дорогая. Нельзя же тебе в твоем нынешнем положении трястись в экипаже по всей Шотландии.

 — Ребенок, — только и фыркнула королева. — Это все, что тебе от меня нужно, Джеми. А я — королевская племенная кобыла.

 — Пусть у нас будет много детей, Анни, — сказал Джеймс, — но где я еще найду такую, как ты?

 Небесно-голубые глаза королевы заблестели от слез.

 — Ох, Джеми, — сказала она сдавленным голоском.

 Король обнял супругу.

 — Давай больше не будем говорить об этих глупостях.

 — Хорошо, Джеми, — уступила королева, счастливо вздыхая.

 Но едва ли король услышал, потому что весь был поглощен мыслями об очаровательной Катрионе Лесли, которая скоро станет его.

 С того дня, когда он в последний раз видел Кат, прошло уже больше четырех лет, и последняя их встреча вышла не совсем такой, какую мужчина ждет от желанной женщины. Но теперь графиня — вдова, и без защиты она должна стать более покладистой.

 А Кат, ожидая прибытия короля, уже знала, чего ей ждать. Понимая, что ухаживаний Джеймса ей не избежать даже в собственном доме, она готовилась быть с ним ласковой и нежной. Настырному любовнику и в голову не должно прийти, что она собирается бежать. Так что даже с сыном нельзя будет говорить в открытую.

 Свадьба меж тем приближалась, и Кат убрала свои вещи из покоев графа и графини Гленкерк. Нелегко было оставлять комнаты, которые принадлежали ей все эти годы, но уже через несколько недель их владелицей по праву станет юная Белла. Чтобы еще лучше замаскировать свои намерения, Кат решила потратиться и переделать будто бы для себя несколько комнат в покоях западной башни, где ее прабабка Джанет жила до того, как построила собственный замок в Сайтене. С тех пор башня не использовалась, и графине казалось, что она ощущает присутствие той, другой женщины.

 — Итак, Мэм, — вздохнула она вслух, — вот я снова попала в переделку. Ты всегда предупреждала нас держаться подальше от Стюартов. Мое своеволие стоило нам всего, и теперь я должна либо бежать из дома, либо покориться вожделению короля. Что бы ты подумала обо мне, окажись сегодня здесь?

 Она прошла к окнам спальни и окинула взором Гленкеркские горы вплоть до озера Сайтен и до Грейхевена, дома ее детства. Тут Кат представила, как прабабка ждала своего возлюбленного Колина Хэя, хозяина Грейхевена.

 «Что ж, — подумала графиня, — если Мэм могла нарушать приличия ради того, чтобы быть с любимым, то могу и я!»

 Она вздохнула. «Ах, Ботвелл! Прошло уже почти три года с того ужасного дня: я стояла на мысе Рэттрей и смотрела, как тебя увозит от меня тот проклятый корабль. И за все это время мы не осмеливались даже написать друг другу. Не сомневаюсь, что в твоей постели перебывало много женщин, но нашлась ли среди них такая, чья любовь заставила бы тебя забыть Катриону Лесли? Боже! Пожалуйста! Нет!»

 И когда в мучительном сомнении Кат закрыла глаза, то его лицо проплыло перед ней по ее темным векам.

 Это суровое лицо, любимое и дорогое. Темные сапфировые глаза, чувственный рот, прекрасные каштановые волосы и изящно подстриженная бородка…

 Прислонившись к холодному камню, она представила бархатную твердость его широкого плеча, большую руку, ласково поглаживающую ее длинные волосы. Внезапно, впервые за все эти долгие месяцы, Кат заплакала.

 Плакала о Патрике Лесли и о тех счастливых годах, что они прожили, прежде чем Джеймс погубил их жизни.

 Плакала по потерянной невинности — и своей, и Патрика. Но более всего она плакала по лорду Ботвеллу, по мужчине, которого любила, безжалостно изгнанному с родной земли и ставшему бедняком из-за ревности сиятельного кузена. По Френсису, который любил свой замок Эрмитаж и свое пограничье и который вынужден теперь бродить из страны в страну — один и без друзей.

 Но скоро, поклялась графиня, скоро она будет искать его по всей Европе и, когда найдет… А что, если он снова женился? В конце концов даже Френсис может поступиться честью, чтобы прожить. Нет! Он не женился. Но когда она найдет его, то они поженятся, и тогда Джеми пришлет детей, и начнется спокойная жизнь до самой старости, вдали от придворных интриг.

 Но прежде ей еще придется побороться с кузеном Джеми. Когда он прибудет на свадьбу, то немедленно приползет к ней в постель. Что ж — и тут графиня засмеялась сквозь слезы — король встретит пылкую любовницу. Она, так привыкшая к любовным утехам, не имела мужчины с тех пор, как уехал муж, а прошло уже столько долгих месяцев. При всем ее презрении к Джеймсу, тело ее иссыхало по мужской ласке. Что ж, теперь это уж она попользуется мерзавцем!

 Отыскав старшего сына. Кат предупредила:

 — Не позволяй королю догадаться, что ты знаешь о его ночных визитах ко мне в башню.

 Юный граф поразился.

 — Господи, мама! Неужели он осмелится, под самой нашей крышей?

 Графиня только посмеялась:

 — Осмелится? Он же король. Боже мой, Джеми, когда речь идет о его желаниях, Джеймс Стюарт осмелится на все! Не обманывайся насчет этого показного благочестия и образованности. Он блюдет внешний пиетет, потому что ублажает протестантскую церковь, и та не лезет в его дела. Образован, это да, но и суеверен, жесток и капризен. Никогда не доверяй ему, какие бы прекрасные речи он с тобой ни вел. Учись на моих ошибках, Джеми. Не связывайся ни с королем, ни со двором.

 — Но как же нам вести себя со Стюартами, мама?

 — Проявляйте верность в дни, когда королю или стране грозит опасность. Все остальное время держитесь на расстоянии. Когда вас заставят находиться при короле, выказывайте восхищение и любовь. Будьте любезны, но не льстивы. Джеми умеет быть весьма обворожительным, а его юмор даже забавен. Он не собирается играть злодея. Вы просто не должны с ним слишком связываться.

 Джеми кивнул, но его лоб наморщился.

 — Жаль, что он будет на свадьбе. Как ты думаешь, королева тоже приедет? Это по крайней мере могло бы его сдерживать.

 — Не приедет, Джеми. Я слышала, что она снова понесла, и под этим предлогом король непременно оставит ее в Эдинбурге. Не тревожься, сын мой. Если я хочу бежать от Джеймса, то он должен увериться в моей покорности. Визит сюда успокоит его вполне. Вдова Гленкерка встретит гостя не без колебаний, но будет нежна. Я начну беспокоиться о моем положении, а он станет утешать меня и предложит полностью ему довериться. И как только развеет мои страхи, то уедет, ощущая себя очень мужественным и самоуверенным.

 Джеми Лесли взглянул на мать с искренним изумлением.

 — Вы самая хитроумная женщина, какую я знал, — ухмыльнулся он. — Не хотел бы я иметь вас врагом, мадам.

 Кат тоже засмеялась.

 — Странно, но однажды твой отец сказал мне то же самое.

 За пять дней до свадьбы в Гленкерк прибыл Джеймс Стюарт. Короля приветствовали его дальние кузены Лесли и более близкие — Гордоны. Янтарные глаза на миг задержались на графине Гленкерк, облаченной в черное, и под этим взглядом Кат зарделась. Вместе с Мэг она провела его величество в покои, отводившиеся как раз на такой случай.

 Взгляд Джеймса скользнул по огромным комнатам, каждую из которых согревало пламя отдельного камина.

 — Весьма уютно, дорогая кузина Маргарет. Вы, Лесли, как-то умеете создать мужчине домашнюю обстановку. Надеюсь, что и остальные комнаты у вас столь же приятны.

 — О да, Джеймс, — ответила Мэг. — Можно мне называть вас так? В конце концов, я гожусь вам в матери.

 Легонько ухватив короля за локоть, почтенная леди подняла к монарху свое улыбающееся лицо. Ее глаза ласково засверкали, и Кат подумалось даже, не сходит ли старая с ума. С чего это она вдруг так разворковалась?

 — Мне полагается, — продолжила Мэг, — жить во вдовьем доме, но почти все время я обитаю здесь, в замке. В южном крыле, где солнце греет мои старые кости. А покои графа — в восточном, чтобы солнце — такой обычай — будило его поутру и посылало исполнять свои обязанности.

 «Христос на небесах! — подумала Кат. — И откуда только она выдумала такую чепуху?»

 — Королевские же покои всегда располагались в западном крыле, чтобы не будить сиятельных гостей слишком рано, но после утренней охоты они находили свои комнаты залитыми теплым послеполуденным солнцем, — торжествующе закончила Мэг.

 — Какой чарующий, какой тонкий обычай, — сказал король. Он повернулся к Кат, которая все это время не проронила ни слова. — Ты больше не живешь в покоях графа?

 — Нет, сир. — Кат скромно смотрела в пол.

 А Мэг все щебетала:

 — Ох нет, Джеймс! Мы их переделали для маленькой Беллы. Покои Кат находятся как раз здесь, в западном крыле, — в башне! Она была любимой правнучкой своей прабабушки, а дражайшая Мэм жила как раз там. И вот когда Кат пришлось выбирать себе новые комнаты, она выбрала те, что принадлежали Мэм. И отсюда туда есть даже тайный ход.

 — Мэг! Это же семейная тайна, — тихо возмутилась Кат.

 — Ах, — манерно выдохнул король, — но ведь я член семьи, дорогая Кат. Скажи мне, тетушка Мэг, что это за тайный ход?

 Мэг захихикала.

 — Я не совсем уверена, — пропела она, — однако Кат должна знать. Послушай, дорогая, я ведь помню, как Мэм все смеялась насчет этой лестницы, она пускала по ней Колина Хэя, когда тот приходил на свидание.

 Уверена, ты знаешь, где вход, а выход как раз в те самые покои, так ведь?

 Молодая вдова поколебалась, а затем негромко признала:

 — Да. Так и есть.

 Король старался не показать голосом свое нетерпение. Старая дама явно полюбила его и лукаво пыталась ему посодействовать.

 — Ладно же. Кат, не стесняйся! Что это за тайный ход?! Есть здесь такой?

 Катриона прошла к огню и нажала на розу, вырезанную слева от каминной доски. Отворилась небольшая дверца. Вынув из бра горящую свечу, графиня знаком показала следовать за ней. Кружа по холодной шахте, мерцающий огонек поднялся на два с половиной лестничных пролета. Затем Кат остановилась. Подняв руку, она ощупала лепнину на стене. Разом открылся проем.

 Шагнув через порог, они оказались в какой-то комнате, судя по всему в женской спальне.

 — Как мило! — только и выдохнула Мэг. А король просто улыбнулся.

 — Если идти по ходу вниз, — пояснила Кат, — то вы выйдете в маленький дворик у подножия башни.

 — Очаровательно, — молвил Джеймс. — А теперь, — и он взял у Кат свечу, — я посмотрю, смогу ли сам найти дорогу вниз.

 — Мы оставим нашу дверь открытой, — сказала Мэг, — пока вы не выйдете в целости и сохранности.

 Тогда крикните, дорогой мой.

 Король скользнул в дверь и начал спускаться.

 Огонек пропал из виду. Наконец леди услышали крик:

 — У меня все в порядке, тетушка Мэг, — и послышался щелчок закрывшейся двери.

 Кат закрыла тогда и другую дверь, а затем, повернувшись к свекрови, воскликнула:

 — Господи, мадам! Несомненно, вы всю жизнь занимались не своим делом. Вам надо было продавать девственниц в Хайгейте.

 Мэг рассмеялась.

 — По-твоему, он не подозревает?

 — Нет. Единственное, что он понял, — это что вы на его стороне. Держите меня, Мэг! Теперь уж, когда я уеду, Джеми ничего не грозит! Король подумает, что все Лесли его обожают.

 — А тебе и в самом деле надо ехать, дорогая. Как же он на тебя смотрит! О небеса! У меня от этого даже кровь стынет в жилах! Так тебя бы и сожрал! Тебе здесь с ним не страшно?

 — Нет, Мэг, я уже привыкла и знаю, как с ним обращаться. На этот раз, однако, придется играть застенчивую и очень раскаивающуюся любовницу. Будет нелегко, но ничем нельзя показать, что я просто выжидаю время.

 Кат прошла к гардеробу и вытащила темно-фиолетовое бархатное платье.

 — Не думаю, что Патрик бы возразил, если на свадьбу Джеми я сниму с себя траур. — Она обернулась. — Проклятие, Мэг! Где же он? Не могу поверить, что он погиб, и, однако, если его корабль не прибыл в Новый Свет, то куда же он делся? Или я дура? Я просто чувствую за собой вину за его отъезд.

 Мэг кивнула.

 — И у меня то же самое. Конечно, я бы что-то ощутила, если б мой сын умер. Его как бы нет, и все-таки он есть. Но ты поезжай, Кат. Как ты думаешь, он когда-нибудь вернется?

 — Не ко мне, Мэг. Я чувствую, что Патрик как-то ушел из моей жизни. Иначе я бы не смогла уехать, даже при том, что король ко мне липнет.

 — Отдохни, дорогая, — ласково посоветовала Мэг, — Боюсь, что вечер у тебя будет долгим.

 И прежде чем уйти, старая вдова обняла невестку.

 Кат даже не стала звать служанку. Она сняла свою темную одежду, легла на кровать и уснула беспокойным сном.

 А когда проснулась, то Сюзан уже деловито наполняла новую фарфоровую ванну.

 — Как надушить, мадам?

 — Сирень, — велела Кат, лениво потягиваясь. — Я надену фиолетовое бархатное, Сюзан. Когда ты там закончишь, то принесешь мою шкатулку с драгоценностями.

 Несколько минут спустя она уже сидела, перебирая многочисленные украшения, и решала, что наденет. Ее взор остановился на золотой филигранной цепочке, посверкивавшей крупными жемчужинами и аметистами. Кат приложила ее к фиолетовому платью и улыбнулась. Час спустя она уже была готова: искупана в надушенной воде, одета в фиолетовое платье с глубоким вырезом, и ее роскошные груди соблазнительно выпирали над кремовыми кружевами. Волосы цвета меди разделены пробором посередине, оттянуты назад над ушами и закручены в узел на затылке.

 Спереди эта прическа казалась очень строгой. Сзади же, охваченные розовато-лиловыми и белыми шелковыми цветками, волосы выглядели обворожительно женственными.

 В тот вечер в большом зале Гленкерка обедало больше двухсот человек, включая гленкеркских Лесли, ведомых молодым Джеймсом, сайтенских — со своим графом, двоюродным братом Катрионы Чарлзом, и Хэев с ее отцом во главе. Ближайшие родственники насчитывали около девяноста пяти персон, не считая Мор-Лесли, внебрачную линию семьи. Присутствовали также многочисленные Гордоны, поскольку Джордж Гордон, граф Хантли, был главой клана. И, наконец, прибыл король со своей несчетной свитой. За всю жизнь Кат не видела замок таким переполненным.

 За высоким столом король оказался между невестой и ее матерью. Какая досада — Кат сидела по другую руку от сына. Прекрасная графиня Гленкерк не испытывала недостатка в поклонниках. Но когда долгий ужин закончился и начались танцы, она отказывала всем кавалерам, говоря, что станет танцевать на свадьбе у сына, но не раньше. Ведь она все еще в трауре.

 Так и сидела Кат, скромно наблюдая за гостями с возвышения. Король сначала танцевал с Беллой, затем с Мэг и напоследок с Генриеттой. Выполнив свой долг, Джеймс вернулся на помост и сел рядом с графиней. Паж вложил ему в руку кубок с охлажденным вином, и он со смаком отпил. Наконец сиятельный гость сказал:

 — Как это возможно, мадам, что сейчас вы еще более красивы, чем четыре года назад? Я с ума схожу по тебе. Кат! И жажду остаться с тобой наедине!

 — Ваше величество очень добры.

 Он издал нетерпеливый возглас.

 — Почему ты держишься со мной так чопорно, любовь моя? С той минуты, как я приехал, ты не сказала мне ни единого ласкового слова.

 — У вашего величества надо мной преимущество, — тихо молвила Кат. — Мы расстались не самым лучшим образом.

 Король засмеялся, про себя торжествуя.

 — Разберемся со всем этим потом, любовь моя. А теперь улыбнись-ка мне. — И, протянув руку, Джеймс поднял ее лицо к своему.

 Изумрудно-зеленые глаза встретились с янтарными, и графиня робко улыбнулась. Король почувствовал, как им овладевает желание. Он хотел Катриону, как хотел всегда, но на этот раз главенство надо было установить немедленно. Кат — страстная маленькая лисичка, но если уж она примет его как своего повелителя, то останется ему верна.

 Примерно в полночь графиня, смеясь, объявила гостям, что желающие удалиться могут это сделать, а остающиеся пусть танцуют, пьют и играют до самого рассвета.

 Как и следовало ожидать, старшие по возрасту покинули залу. Однако король все сидел. Кат пришлось задержаться, чтобы пожелать гостям спокойной ночи, но наконец-то и она смогла уйти.

 В спальне горничная сняла с нее платье, туфли и украшения, и все убрала. Нагрузив Сюзан целой охапкой нижних юбок, графиня с задумчивым видом стянула с себя шелковую блузу и тоже отдала.

 Оставшись в одних чулках. Кат сказала:

 — Отправляйся в постель, Сюзан. Уже поздно, и я могу сама все закончить. Встану поздно, так что не беспокой меня до полудня.

 Девушка ответила реверансом и удалилась. Кат села на кровать. Сняв подвязки, отороченные кружевом, она скатала чулки. Расчесывая свои густые волосы, графиня вспоминала последнюю встречу с Джеймсом. Некоторое время спустя, изнуренная свадебными приготовлениями и мучимая воспоминаниями, она уснула. А проснулась от прикосновения чьего-то горячего рта к соску ее левой груди. Мигом проснувшись, Катриона увидела очень насмешливые глаза цвета янтаря. Затем вдруг взгляд короля посерьезнел, и Джеймс сказал:

 — Вставай, Кат. Прежде нам надо уладить кое-какие дела.

 Она в недоумении сбросила одеяла и встала с кровати совершенно голая. Глаза у короля сразу потеплели, но голос был холоден:

 — Я согласен простить вам ваше прошлое дурное поведение, мадам. Но весной вы вернетесь ко двору и будете открыто жить со мной как любовница. Станете исполнять мои малейшие прихоти. Я не потерплю неповиновения, Кат! Ты принадлежишь мне! Понимаешь?

 — Да, — прошептала она, ошеломленная его неожиданной яростью.

 — Тогда падай ниц как рабыня и проси у меня прощения.

 Ее чуть не вырвало.

 — Джеми, пожалуйста! Неужели тебе надо подвергать меня такому позору? Я знаю, что ты мой господин, но не заставляй меня делать это.

 — Кат, ты гордая женщина. И я не смогу поверить, что ты искренне мне покоришься, пока ты не сделаешь то, что я тебе приказал. Сколь бы тебе это ни было отвратительно. Если ты соглашаешься покориться, то надо начать с этого.

 Хотя внешне Кат оставалась смиренной, внутри у нее все кипело. Если она откажется, то король не будет ей доверять. Придется уступить, чтобы развеять его страхи.

 Проглотив комок в горле, графиня склонилась, и ее голова легла на туфлю монарха.

 — Простите меня, милорд король, — тихо сказала она.

 На какой-то ужасный миг Джеймс поставил свою ногу на ее тонкую шею. Одним нажимом он запросто переломил бы ее. Кат закусила губу до крови, пытаясь не показать ни страха, ни гнева. «Ты заплатишь за это, Джеймс Стюарт! — подумала она. — Боже милостивый! Как же, надеюсь, тебе будет больно, когда я тебя брошу! Пусть это терзает и мучает тебя всю оставшуюся жизнь и пусть не встретится тебе другой женщины, могущей ублажать тебя, как я!»

 Затем внезапно нога убралась, и Джеймс уже поднимал свою рабыню. Его улыбка была нежна.

 — Прости, любовь моя, но мне надо было увериться, что на этот раз ты сдашься без боя. Нет на свете другой женщины, ради которой я пошел бы на такие хлопоты, но ты стоишь того, Кат. Боже! Ты возбуждаешь меня!

 Он притянул графиню в свои объятия и, немедленно припав к ее устам, раздвинул ей губы и вторгся в рот языком.

 Только все самообладание Катрионы позволило ей не оттолкнуть короля. Она нашла утешение в слезах, опустив голову и рыдая ему в плечо. Довольный, что на этот раз покорил ее по-настоящему, Джеймс стал великодушным. Он опустил любовницу на кровать, взял ее лицо в свои ладони и снова поцеловал. Его пальцы прикоснулись к ее пышной груди. Сжав в руках мягкую плоть, король наклонился, и его губы принялись бродить по ее телу.

 С ужасной, ошеломляющей ясностью Кат осознала, что ничего не чувствует. Ее тело, которое всегда уступало сладостному напряжению любовных ласк, теперь не отвечало на них. В испуге она слабо брыкалась под королем. Джеймс же, приняв эти движения за проявления страсти, просунул колено ей между ног и вонзился в нее.

 И так был поглощен своим собственным желанием, что и не заметил, что она ничего не ощущала.

 Кат мутило от страха, что Джеймс угадает ее мысли, и она выгибала навстречу ему свои бедра, шептала на ухо ласковые слова. Судя по всему, король ничего не видел вокруг себя, а когда его страсть разразилась в ней дикой бурей, она обхватила его своими руками и, прикрыв глаза, тихо замурлыкала что-то нежное.

 Насытившийся Джеймс лежал на ней, тяжело дыша.

 — Христос! — воскликнул он. — Никогда не встречал подобной девки, Кат! Ни одна не удовлетворяла меня так, как ты!

 Король скатился на простыни, оперся на локоть и стал ее разглядывать.

 — Тебе тоже было хорошо, любовь моя? Знаю, у тебя уже много месяцев не было мужчины. — Играя, он покусывал ее грудь. — Ублажил ли я тебя, Кат?

 Графиня отвернулась, на какое-то время потеряв дар речи. Теперь она знала, что чувствуют все шлюхи мира.

 По лицу у нее катились безмолвные слезы. Но Джеймс снова перевернул ее на спину и нежно смахнул капельки с ее щек.

 — Меня называют мудрым монархом, — сказал он, — но с девками я глупец. Последним держал тебя в объятиях и ласкал Патрик. Вижу, что ты еще не смирилась с его смертью. — Руки короля обвились вокруг нее. — Я люблю вас, миледи Гленкерк. Мне страшно тебя не хватало, Кат. Страстно хотелось владеть тобой. Не плачь, милая.

 Патрик рад был бы узнать, что ты под моей защитой.

 Она отвечала каким-то сдавленным звуком, который был сочтен за новое проявление горя. Король притянул ее еще ближе и слегка сжал. А выпустив, встал с кровати и прошел по комнате.

 — Теперь, милая, я удаляюсь, ибо этот день изнурил тебя, я вижу. — Открыв тайный ход, он шагнул в него со словами:

 — Спи спокойно, моя прекрасная любовь.

 И дверь за ним закрылась.

 «Хоть один-то раз, — подумала Кат, — Джеймс ушел когда надо». Она лежала на спине, подложив руки под голову и разглядывая бархатный балдахин над кроватью. Что же с ней случилось? Она всегда считала свою чувственность каким-то проклятием, но теперь желала получить ее обратно! Только однажды в прошлом тело отказалось ей повиноваться, и это произошло после той ужасной ночи, когда Патрик с королем целую ночь насиловали ее разными способами. Но она в конце концов пережила. Что же случилось теперь? Было ли дело в Джеймсе? Или в ней самой? Королю оставаться здесь еще по крайней мере пять ночей, и что-то надо было предпринять.

 Но что она могла сделать? Придется изображать страсть и молить Бога, чтобы Джеймс обманулся. Хотелось поговорить с кем-нибудь, кто бы понял ее положение, и помочь ей мог только один человек.

 Хотя Адам Лесли поднимался рано, его жену пришлось будить горничной.

 — Сюзан говорит, что госпожа Кат хочет поговорить с вами. Так! Вставайте, госпожа Фиона! Я приготовила вам платье! Поспешите! — подгоняла сонную леди ее служанка Флора.

 С превеликими мучениями Фиону засунули в платье и повели по заброшенному коридору в западную башню.

 Там она обнаружила, что графиня ждет ее с большим нетерпением.

 — Оставь нас, Сюзан! Когда ты понадобишься, я позову. Если кто-то спросит, то скажи, что я еще сплю.

 Когда девушка закрыла за собой дверь, Фиона налила себе кубок разбавленного вина и сказала:

 — По твоему виду не скажешь, что ты сегодня спала.

 — Я и не спала.

 Фиона развалилась на кровати.

 — Дай угадать, — сказала она. — Снова король!.. Знаю, он все еще питает к тебе страсть. Прошлой ночью в зале едва взгляд мог от тебя оторвать. На этот раз ты от него не скроешься. Кат. Ясно как божий день, что он намерен тебя поиметь.

 — Уже поимел, Фиона, — сухо молвила Кат, — и ушел счастливый. Только одна незадача. Я ничего не чувствую. Любовник он — лучше не надо, и Бог знает, мне это требовалось. Но я не сумела возбудить в себе никакой страсти. Прошлой ночью ему так не терпелось овладеть мной, что он не заметил. Но что будет сегодня? Боже, кузина! Что мне делать? Фиона, прости, но прежде чем ты вышла за Адама, у тебя было много любовников. Неужели ты испытывала страсть со всеми? Или с некоторыми притворялась? Я не умею притворяться!

 — Чепуха, — рассмеялась Фиона. — Надо просто дрыгать бедрами и немного вертеть головой. Потом ты стонешь и тяжело дышишь. Обычно мужчины настолько поглощены своей похотью, что и не замечают, испытывает ли женщина наслаждение. Послушай, Кат, это ведь всего несколько ночей. После свадьбы он уедет. Держи его крепче и шепчи, как он чудесен, как тебе нравится то, что он делает. Ты понимаешь, кузина?

 — Да, Фиона, но это совсем не на несколько ночей.

 Он приказал мне весной явиться ко двору.

 — Черт возьми, Кат! Зачем мне об этом рассказывать?

 Ведь ты же не собираешься ехать. Ты сделаешь то, что сделала бы я в твоем положении. Ты убежишь к Ботвеллу! А если нет, то ты величайшая дура, какую я знаю!

 Чего же удивляться, что ты ничего не чувствуешь с Джеймсом, если у тебя был Френсис Хепберн? Вот тог-то уж настоящий мужчина!

 Кат восторженно засмеялась.

 — Я рада, что мы с тобой подруги, Фиона! Ты так все чудесно понимаешь! Но Боже мой! Прошлой ночью я так перепугалась! Джеми был в такой охоте, а я ничего не чувствовала!

 Рот Фионы задергался, она развеселилась.

 — И что же ты сделала?

 — Я заплакала, а Джеми подумал, что это по Патрику. Он утешал меня тем, что Патрик бы обрадовался, увидев меня с ним! Ты можешь в такое поверить?

 Фиона поперхнулась вином.

 — Чудо еще, что дух Гленкерка не восстал и не пнул его по высочайшему заду! — Затем она сказала:

 — Что ж, начало неплохое. Если сейчас Джеми заметит у тебя какую-то неохоту, то подумает, что ты просто никак не можешь смириться с гибелью Патрика.

 Но с лица Кат не сходила озабоченность.

 — Действительно ли дело в Джеми, кузина, или что-то случилось со мной?

 — В Джеми, — без колебаний ответила Фиона. — Ты же никогда не была холодной. Женщины Лесли вообще такими не бывают. О, мы с тобой проявляем нашу чувственность весьма открыто. Но не думай, что если наши вареные кузины выглядят такими чопорными и приличными, то они холодны. Мой бедный братец Чарлз прямо изнурен запросами дорогой Джанет, и я полагаю, всем известно, как твой брат время от времени убегает от страстной Мэри. Да, и я знаю из самого верного источника, что нашему кузену Джеймсу приходится услуживать Эйлис ежедневно, а не то она заигрывает с конюшими!

 Обессилев от хохота, Кат повалилась на кровать.

 — Ох, Фиона, — только и вздохнула она, — как теперь я смогу смотреть в глаза Джанет, Мэри и Эйлис и при этом не смеяться? Какая же ты славная сука, кузина! И откуда ты только все это узнала?

 Фиона подняла свою изящно выщипанную бровь.

 — Я никогда не изменяла Адаму, если ты подумала об этом, — молвила она, а затем ее щеки покраснели. — Хорошо… только раз, — тихо поправилась она. — Я просто такая женщина, с которой мужчины откровенны, Кат.

 Какое-то время леди оставались в молчании, а потом графиня снова спросила:

 — Я смогу это, Фиона?

 — Если всякая может, — ответила кузина, — то и ты тоже! Отобрав у тебя одно счастье, Джеймс, не желая того, дал другое. Смелее, Кат Лесли! Пусть никто тебя теперь не остановит!