Глава 17

 Случилось невозможное. За одну-единственную ночь Вивиана Бретонская разлюбила Хью Фоконье и безумно влюбилась в своего мужа, Симона де Бомона. Еще сама не в силах поверить в это, она, задыхаясь, рассказывала своему брату:

 — Он великолепен. Гай! В нем есть все, чем должен обладать мужчина! Неутомимый любовник! И совершенно не боится нас, братец! Он бил меня, — шепотом добавила она.

 — Что?! — Гай Бретонский вышел из себя. Должно быть, он ослышался. Ему нравилось порой подвергать женщин легким наказаниям, но он делал это с любовью, без всякой грубости. Только теперь он заметил синяки на белоснежной коже Вивианы. Гай Бретонский никогда не оставлял на женской коже подобных отметин. Никогда!

 — Я была очень непослушной, — глупо захихикав, сказала Вивиана.

 — Ты что, совсем спятила? — гневно обрушился на нее брат. — Ты — Вивиана Бретонская, а не глупая простолюдинка! Этот мужлан неровня тебе, у него даже нет своей земли! Как он осмелился поднять на тебя руку?

 — Мне это понравилось, — тихо проговорила Вивиана. — Ты что, не понимаешь, брат? Этот мужчина сильнее меня. Всю свою жизнь я была великой Вивианой Бретонской, опасной колдуньей из колдовского рода. Все мои любовники боялись меня. Возможно, кроме Хью: потеряв память, Хью забыл и о том, что такое страх. Но я должна сказать тебе кое-что, о чем я не осмеливалась признаться даже самой себе, хотя и знала в глубине души. Хью в прошлом уже любил женщину. И кто бы она ни была, даже не помня о ней, он все еще любит ее. Он никогда не отдавался мне целиком, хотя и никогда не изменял. Я любила его, но не смела целиком довериться ему: я боялась, что однажды к нему вернется память и он будет презирать меня.

 С Симоном же все по-другому. Он вовсе не любит меня, но обязательно полюбит, брат! Я люблю его, как еще не любила ни одного мужчину. Он получит меня всю! Мое тело, мой разум, самую мою душу; или же он убьет меня.

 Он так сказал. И я с радостью отдаюсь ему! Гай Бретонский пришел в ужас.

 — Виви, — самым нежным голосом произнес он, — ты ведешь себя как глупая маленькая девочка. Такие люди, как мы с тобой, не могут позволить себе подобной любви.

 Из-за нее мы можем лишиться сил. — Он взял сестру за руку. — Сестренка, развлекайся со своим похотливым жеребцом, но не люби его с такой глубокой страстью. Иначе ты погубишь себя.

 — А ты, братец? — не менее нежно спросила Вивиана. — Разве ты не любишь свою прелестную Белли столь же сильно? Только не лги мае. Я видела, как ты на нее смотришь.

 — Да, — сознался Гай, — я действительно люблю ее, Виви, но никогда не позволю ей взять надо мной верх. А ты позволяешь это своему новому мужу. Я всегда держу под контролем свои страсти.

 — Я устала от контроля. Я устала от того, что меня боятся, — сказала Вивиана. — Я хочу быть такой, как все женщины. Гай.

 — Ты никогда не станешь такой, как другие женщины, — гневно возразил Гай, — и, мечтая об этом, ты позоришь наш род! Помни, что мы происходим от великих предков! Ты, сестренка, — благороднейшее на свете создание, прекрасная лань, — берешь себе в мужья грубого лесного кабана. От души надеюсь, что ты не раскаешься в этом.

 — Ты должен отослать Хью из замка, — сказала Вивиана, не обращая внимания на сердитые слова брата.

 — Нет, — ответил Гай. — Я этого не сделаю. Ты скажешь ему о своих чувствах к мужу. А потом, сестрица, ты предложишь ему на выбор либо остаться рыцарем в нашем замке, либо уехать. И лучше бы он остался, Виви: боюсь, он может нам понадобиться, когда твой муженек вздумает наполнить Ла-Ситадель своими дружками.

 — Можно по крайней мере попросить тебя, чтобы ты был рядом со мной, когда я буду говорить с Хью? — спросила Вивиана. — Если он рассердится, ты сможешь успокоить его, я знаю.

 — Хорошо. Где сейчас Симон?

 — Он спит, — покраснев, ответила Вивиана. — Я скоро вернусь к нему.

 Гай фыркнул от изумления. За всю свою жизнь он не видел, чтобы Вивиана краснела, как невинная девушка. Все это приводило его в замешательство и вызывало немалое отвращение.

 Хью вернулся от соколов в обществе Белли, но Гай и Вивиана были слишком расстроены, чтобы обратить на это внимание.

 — Садись к столу, Хью, — пригласил его Гай. — У Виви для тебя есть потрясающие новости. — Он наполнил кубки свежим сидром, отломил большой кусок хлеба и передал Хью свежую буханку. — Садись ко мне на колени. Белли, и я накормлю тебя, пока моя сестра будет говорить.

 Изабелла послушно устроилась в его уютных объятиях, раскрывая рот, словно птенец, когда Гай протягивал ей очередную порцию хлеба и сыра. Она уже привыкла есть таким способом.

 — Хью, — тихо проговорила Вивиана, — ты не должен говорить Симону, что был моим любовником. Ты не должен даже намекать на это. Ты понимаешь?

 — Если таково будет твое желание, то я к твоим услугам, — церемонно ответил Хью, удивляясь, что бы это значило. Обычно Виви не скрытничала по поводу своих любовников. А сейчас стала смущаться, как неопытная девушка. Забавно.

 Тихим взволнованным голосом Вивиана Бретонская изложила Хью причины своей просьбы. Напоследок она сказала:

 — Ты можешь оставаться в Ла-Ситадель на правах рыцаря, а можешь уйти со своими людьми, но знай: между нами все кончено, Хью. Ты понимаешь?

 Хью был ошеломлен. Еще вчера она клялась ему в бессмертной любви, возмущалась решением графа Алена, навязавшего ей в мужья незнакомца. И вот внезапно оказалось, что все, что связывало ее с Хью до сих пор, не стоит ни гроша в свете ее новой великой любви. Хью, конечно, очень обрадовался, но все же испытывал легкую обиду. На мгновение он встретился взглядом с Белли и сглотнул комок в горле.

 Увидев, каким весельем засверкали ее золотисто-зеленые глаза, он едва сумел сохранить самообладание.

 — Ты ничего не можешь сказать мне? — сердито спросила Вивиана. Она ожидала протеста, ожидала признаний в любви, но никак не молчания.

 — Госпожа, я потрясен этими словами, — начал он.

 — Ты не скажешь Симону? — В голосе ее послышалось отчаяние.

 Хью покачал головой:

 — Ты меня выходила, когда я был болен, и вернула мне здоровье. Я благодарен тебе. У меня нет никакого желания воевать за тебя с этим грубым животным, которого ты взяла в мужья, Виви. Со временем твоя новая страсть угаснет, и ты снова захочешь, чтобы я был с тобой, дорогая.

 — Ты останешься или уйдешь? — раздраженно спросила она.

 «Насколько ей было бы легче, если бы я скрылся с ее глаз», — подумал Хью. Но он не мог покинуть Ла-Ситадель до тех пор, пока не придумает способ увести с собой свою жену. Свою жену, о которой они даже не подозревают. Он хрипло рассмеялся:

 — Я знаю, что ты сейчас хотела бы, чтоб я ушел, но я пока что останусь. Мне больше некуда идти.

 — Да! — с энтузиазмом подхватил Гай. — И меня это радует!

 Вивиана поглядела на них с обидой, и Хью решил, что надо ее чем-нибудь отвлечь.

 — Я не хотел говорить тебе, поскольку знал, что ты очень этого боишься, — с покаянным видом произнес он, — но несколько дней назад ко мне вернулась память. Я выяснил, кто я такой, и мои люди подтвердили это. Прежде они не осмеливались помочь мне из страха перед твоим гневом.

 — Я так и знала! — торжествующе воскликнула Вивиана, на удивление приободрившись.

 — Я Хью Фоконье, простой рыцарь из Уорсестера. Я младший сын в семье. Я путешествовал со своими людьми в поисках подходящего места. Сэр де Манвиль пообещал принять меня на службу, но когда мы с ним не сошлись во мнениях, он швырнул меня в свою темницу, где вы меня и нашли.

 — У тебя нет жены? — спросила она.

 — Нет. Правда, у меня в Англии осталась возлюбленная, но сейчас она, должно быть, уже вышла замуж за другого, — на ходу придумал Хью. — Возможно, когда-нибудь я вернусь домой и найду себе другую девушку, но пока что мне нечего предложить ей.

 Вивиана почувствовала гигантское облегчение. То, что к нему вернулась память, оказалось ей на руку. Теперь он наверняка не предаст ее. И она сказала:

 — Я рада, что ты останешься у меня на службе, Хью Фоконье. — Она улыбнулась и, собрав немного еды на блюдо, добавила:

 — А сейчас я должна вернуться к моему супругу. Он проснется очень голодным. — С этими словами она поспешно удалилась.

 — Она совсем одурела! — сердито воскликнул Гай, когда его сестра вышла из Большого зала. — Ведет себя как девственница со своим первым мужчиной. Я очень рад, что ты остаешься, Хью. Мне может понадобиться твоя помощь, чтобы защитить наши владения от этого болвана, которого навязал нам граф Ален. Мою сестру словно околдовали. — Глаза его внезапно блеснули. — Подумать только! Колдунью — околдовали!

 — Нет, — мягко возразила Белли, — просто она верит, что по-настоящему влюбилась, милорд. Не мешайте ее счастью.

 — Прежде я никогда не мешал ей, — сказал Гай, — но Симон де Бомон опасен, как раненый кабан в подлеске. Мне он не нравится. Я ему не доверяю. В первую очередь он — человек графа и только во вторую — муж моей сестры.

 — Когда человек приносит присягу, для него на первом месте должна стоять верность своему сеньору, — рассудительно сказал Хью, — а уж на втором — верность жене.

 Посмотрим, как этот человек будет вести себя с Виви.

 Гай угрюмо кивнул. Сейчас он ничего не мог поделать.

 Если Симон де Бомон действительно окажется таким, каким показался Гаю, то рано или поздно он выдаст себя, и тогда они смогут действовать.

 Изабелла раздумывала, как отвлечь Гая от неприятных мыслей. Наклонившись к нему, она прошептала ему на ухо:

 — Могу представить себе, чем сейчас занимается ваша сестра со своим мужем, милорд Гай. А вы представляете? — Она тихонько дунула ему в ухо. — Почему бы нам тоже не провести время подобным образом? Хью сможет сам позаботиться о делах! Ах, как мне жарко в этих нарядах!

 Гай Бретонский поднялся, подхватив Белли на руки.

 Не говоря ни слова, он вышел из зала, оставив своего товарища сидеть за столом в одиночестве. Хью смотрел им вслед, прекрасно понимая тактический ход Изабеллы, но все же сгорая от ревности. Он не мог отвлечься от того, что Белли была любовницей Гая, и это доставляло ему ужасные страдания. Раньше, когда он сам был любовником Вивианы, это не казалось ему столь уж дурным. Но теперь все изменилось, его сбросили со счетов. Может быть, он сглупил, не уехав из Ла-Ситадель, когда Вивиана сама ему это предложила? Но как бы он смог увезти с собой Изабеллу? Если бы она исчезла, то за ними пустились бы в погоню. Нет, надо найти способ тайно похитить ее из замка.

 Возможно, он сумеет убедить Симона де Бомона повезти Вивиану ко двору графа Алена. Но затем Хью покачал головой. Он не сомневался, что Симон де Бомон захочет покрасоваться со своей великолепной женой и похвастаться тем, какую власть он над ней обрел, но дело было не в этом. Дело в том, что они не захотят взять с собой Хью, а Гай не захочет оставлять Изабеллу. Хью прекрасно видел, что Гай до безумия влюблен в его жену. И он молча продолжал размышлять.

 Симон де Бомон привез с собой в Ла-Ситадель новости из большого мира. Вечером он сидел за высоким столом в зале, старательно играя роль хозяина поместья, а Гай Бретонский молча раздувался от гнева. Гай придумал ему хорошее прозвище — «Кабан». Симон был одного роста с Хью, но очень коренастым и крепко сбитым. Его маленькие поросячьи глазки посверкивали и бегали туда-сюда, редко на чем-либо задерживаясь надолго. Он ухитрялся замечать все и в то же время ничего не понимать до конца.

 — Щенки Завоевателя снова грызутся между собой, — произнес он, сжимая кубок в могучем кулаке. — Граф Ален мудрее. Он ждет и наблюдает, но в войну не вмешивается.

 — Как бы он мог вмешаться? — отозвался Хью. — Он женат на их сестре и не может выказать предпочтение кому-либо из братьев, разве что это принесет ему какие-нибудь неисчислимые выгоды.

 — Да-да! — воскликнул Симон, с грохотом опуская кубок на стол. — А вмешиваться ему вовсе не выгодно, хотя оба брата так и подначивают его вступить в войну. — Он отхлебнул глоток вина.

 — Что же заставило братьев снова перессориться, милорд Симон? — тихо спросила Белли. Им необходимо было получить всю возможную информацию: ведь чтобы добраться до Англии, им предстояло пересечь Нормандию.

 — Все дело в этих проклятых Монтгомери, — ответил Симон. — Герцог Роберт принял Роберта де Беллема при своем дворе с распростертыми объятиями — после того как король Генрих выслал его из Англии за мятеж! Английский король был весьма оскорблен таким поступком своего брата.

 — О да, — произнесла Белли, — я вполне могу понять почему.

 — Неужели Генриху было достаточно для войны того, что его брат радушно принял Роберта де Беллема? Наверняка есть еще какая-то причина! — предположил Хью.

 — Да, — со знанием дела откликнулся Симон. — Де Беллем грабил нормандские земли, принадлежащие английскому королю. Герцог не мог или не хотел усмирить его. А затем герцог Роберт принял де Беллема при дворе.

 Естественно, Генри Боклерк обиделся. — Симон взял с блюда кусок оленины, вонзил зубы в мясо и принялся энергично жевать. Он довольно ухмыльнулся, когда Вивиана собственноручно наполнила его опустевший серебряный кубок густым красным вином, и одобрительно подмигнул своей супруге.

 — Интересно, англичане прислали в Нормандию войско? — полюбопытствовал Хью.

 — Небольшое, — ответил Симон. — Ох уж эти нормандцы! Ну и народ! Доверять им просто невозможно. Впрочем, вы коренной англичанин и хорошо это понимаете.

 Самые крупные сеньоры герцога радушно приняли английских рыцарей и сдружились с ними. Однако это ничего не изменило. Потом еще один высокородный нормандец, некий Уильям из Мортэна, покинул Англию и вместе с герцогом затеял заговор против короля. Король же в отместку захватил земли Мортэна. Ф-ф-у! Нормандцы! В Бретани по крайней мере всегда точно знаешь, кто твой враг. — Де Бомон отхлебнул еще глоток вина. — В Бретани враги всегда остаются врагами. Если у тебя появился враг, то ты враждуешь с ним, пока один из вас не сдохнет. Так гораздо проще.

 Хью не сдержал улыбки.

 — Да, — согласился он. — Похоже, в Нормандии сейчас путешествовать небезопасно. Хорошо, что Ла-Ситадель далеко от всех этих заварушек, верно?

 Симон де Бомон кивнул, соглашаясь с Хью.

 — За свою жизнь я сыт войнами по горло, — сказал он. — Я побывал с графом Аденом в Святой Земле. И теперь, думаю, мне пришла пора осесть и завести семью.

 Хью подумал про себя, что Симон де Бомон, конечно, груб и плохо воспитан, но вовсе не такой негодяй, каким его считает Гай Бретонский. Симон оказался честным, бесхитростным рыцарем, полностью преданным своему сеньору. Сколько людей, подобных ему, встречал Хью в своей жизни! Он постарается как можно лучше использовать представившуюся ему возможность и охранить Ла-Ситадель от любого врага. «Так же, как и я буду хранить Лэнгстон, если смогу добраться домой», — подумал Хью.

 В описании Симона де Бомона ситуация представлялась скверной. Хью понимал, что не рискнет ехать через Нормандию с Изабеллой. Это было слишком опасно, особенно для женщины в ее положении. Он сомневался, что даже он сам с лэнгстонцами сумел бы пробраться через охваченную войной страну без неприятностей. Кроме того, теперь путь ко двору герцога Роберта им заказан. Ведь Хью был слугой короля Генриха, и герцог это прекрасно знал. А Хью не предаст своего старого друга, товарища по детским играм. И если он поедет в Руан с Изабеллой, то наверняка попадет в беду, особенно если Ричарду де Манвилю удалось завоевать благосклонность герцога Роберта.

 Изабелла видела по лицу Хью, о чем он размышляет.

 Они оказались в ловушке, и в ближайшем будущем им нечего было рассчитывать на побег из Ла-Ситадель.

 — Забирай своих людей и беги отсюда, — с мольбой сказала она мужу, когда они на следующий день встретились у соколиных клеток. — Я буду лишь обузой для тебя, а без меня ты наверняка сумеешь прорваться. Я здесь в безопасности. Ты сможешь вернуться за мной, Хью.

 — Ты что, хочешь избавиться от меня, чтобы продолжать жить со своим любовником без угрызений совести? — Произнеся эти слова, Хью тут же возненавидел себя за это.

 Слезы покатились по щекам Белли, но она ни слова не сказала в упрек Хью. Она повернулась и направилась к выходу.

 — Она носит ребенка от другого мужчины, — сказал Алан. — Возможно, было бы лучше, если бы вы оставили ее здесь, милорд.

 Хью негромко выругался.

 — Она носит ребенка от меня! А вы суете нос не в свое дело! — сердито сказал он. Он понял, что доброе имя Изабеллы следует очистить от возможных подозрений, и рассказал Алану и Линду всю правду. Сокольничие были потрясены его рассказом.

 — Госпожа Вивиана и ее брат — настоящие слуги дьявола, — наконец проговорил Алан, побледнев от ужаса.

 Линд промолчал, но Хью мог себе представить его мысли, зная, что молодой сокольничий восхищается Изабеллой. Ведь она была его госпожой.

 Беременность Изабеллы стала более заметна, живот ее слегка округлился. Наступила осень: ясные, солнечные дни и прохладные долгие ночи. Темная любовная страсть, которой всегда была одержима душа Гая Бретонского, начинала смягчаться при виде Белли, носившей ребенка, которого он считал своим. То, каким образом этот ребенок был в действительности зачат, его не волновало: разве он не разделял с Хью Фоконье прелести Белли той ночью?

 Участие Хью в зачатии этого ребенка, которому предстояло весной появиться на свет, больше не имело никакого значения. Гай считал этого ребенка своим, и никто не посмел бы открыто противоречить ему. Симон де Бомон не знал правды. Вивиана не расскажет своему мужу ничего: иначе ей пришлось бы признаться и в том, что она сама была в этом замешана.

 Гай ненавидел своего зятя. Симон был таким заурядным человеком. Он овладел прекрасной, неповторимой Вивианой и на глазах ее испуганного брата превратил ее в заурядную женщину. Она стала заплетать свои чудные темные волосы в косы и скромно покрывать голову белым платком. Теперь она больше походила на монашку, чем на волнующую женщину, живущую полнокровной жизнью. Когда однажды вечером Гай высказался по этому поводу, его зять тут же заговорил, не дав Вивиане вставить ни одного слова:

 — В старые времена саксонцы нередко заставляли своих молодых жен сбривать на голове все волосы в знак покорности, — со смешком произнес он. — Женщина должна выглядеть скромно. Вивиана была слишком вызывающей, но она не знала этого, поскольку всю жизнь провела в уединении. И мой долг мужа состоит в том, чтобы исправить эту ошибку. Разве я не прав, ангел мой?

 — О, конечно, мой дорогой, — поспешно согласилась Вивиана, целуя его большую волосатую руку. — Я принадлежу вам целиком, и вы можете распоряжаться мной.

 Гаю от этого спектакля чуть не стало дурно. Что же случилось с его гордой и независимой сестрой? Не в силах дольше терпеть это, он поднялся из-за стола и вышел из зала. «Я убью этого ублюдка, испортившего мою прекрасную Виви! — подумал он. — Если я не сделаю это как можно скорее, она так изменится, что обратного пути уже не будет».

 Гай показал Белли подземную лестницу, ведущую на пляж.

 Изучив движение приливов, она теперь каждый день выходила на прогулку. Чаще всего она гуляла в одиночестве, и это ее вполне устраивало. Ветер и туманы успокаивали ее, на нес снисходило удивительное умиротворение. А напряженность между Гаем и Симоном росла с каждым днем.

 Сначала Симон де Бомон попытался найти общий язык с Гаем Бретонским и успокоить его насчет Вивианы. Но когда стало очевидно, что это не возымеет успеха, Симон прекратил свои попытки, разъярив Гая еще сильнее тем, что твердо заявил ему: дескать, он, Симон де Бомон, — настоящий хозяин Ла-Ситадель. Если Гаю это не по душе, то он может найти для себя другой дом. Вивиана стояла рядом с мужем и чопорно улыбалась.

 — Вивиана знает, что я не могу покинуть Ла-Ситадель, — с деланной кротостью произнес Гай.

 Вивиана поняла, что ее брат дошел до опасной грани, и побледнела.

 — Замолчи, брат! — воскликнула она. — Ты знаешь, что мы рады видеть тебя здесь до тех пор, пока ты захочешь оставаться с нами и уважать авторитет моего супруга. — Она обернулась к мужу:

 — Ох, милорд, вы с Гаем должны постараться не портить отношения.

 — Почему он должен оставаться здесь? — требовательно спросил Симон. Терпение его уже готово было лопнуть.

 — Потому, что мой ребенок — ребенок, которого моя Белли носит сейчас под сердцем, — унаследует Ла-Ситадель и все наши владения, — ответил Гай. , — В вашем роду наследование происходит по женской линии, — сказал Симон.

 — Да, однако вы клялись дать моей сестре много сыновей, а я до сих пор не вижу у нее никаких признаков беременности, — сказал Гай. — Она еще не родила ни девочки, ни мальчика. И не собирается. Следовательно, моя дочь… Я уверен, что Белли родит мне дочь!.. Так вот, моя дочь унаследует этот замок. Едва ли было бы разумно воспитывать и растить мою девочку в чужом доме, милорд. — Гай улыбнулся. — Так-то вот.

 — Времена меняются, — проворчал Симон. — Я не позволю, чтобы эта девчонка украла наследство у моих сыновей!

 Гай снова улыбнулся. У него были на руках все козыри.

 — Когда ваша жена подарит вам сына, милорд, тогда мы обсудим дальнейшие вопросы. А до тех пор подобная беседа лишена смысла. — Он встретился взглядом с Вивианой, молча предлагая ей попытаться отвергнуть его, отвергнуть его дочь.