- Дочери торговца шелком, #3
Глава 7
Генрих VII, первый представитель династии Тюдоров на английском престоле, был человеком крайне осторожным. Твердых оснований на корону он не имел. Сын Эдмунда Тюдора, рожденного вдовой Генриха V Катериной Французской, обладал единственным поводом претендовать на власть: его матушка, Маргарет Бофорт, была праправнучкой сына Эдуарда III Джона Гонта. Дедом Маргарет был Джон Бофорт Первый – сын Гонта от любовницы, а впоследствии и третьей жены Кэтрин Суинфорд. После заключения брака все четверо ее детей получили статус законных. Отец ее, Джон Бофорт Второй, носил титул герцога Сомерсета. Маргарет стала его первым ребенком и унаследовала огромное состояние.
В первый раз она вышла замуж в двенадцать лет, но брак вскоре распался. Вторым супругом стал Эдмунд Тюдор, граф Ричмонд. Маргарет вышла за него замуж в двенадцать с половиной лет, а к четырнадцати уже успела родить сына Генриха и овдоветь. Поначалу ребенок считался всего лишь сыном незначительного придворного, но смерть нескольких родственников коренным образом изменила ситуацию, и мальчик неожиданно оказался прямым наследником рода Ланкастеров.
Во время правления Йорков Генриха поручили заботам лорда Герберта, обращавшего пристальное внимание на образование подопечного, а как только Ланкастеры вновь пришли к власти, наставником мальчика стал дядя Джаспер Тюдор, граф Пемброк. Правда, вскоре Йорки вернули себе престол, и Джасперу не оставалось ничего иного, как забрать племянника, который к этому времени уже стал главным наследником династии Ланкастеров, и вместе с ним бежать подальше от опасности, в Бретань. Следующие двенадцать лет будущий король провел в глухой французской провинции под покровительством герцога Бретанского, в то время как Эдуард IV не отказывался от попыток получить право опекунства.
Мать Генриха оставалась в Англии, где упорно продолжала защищать интересы сына, за что едва не поплатилась жизнью, вызвав раздражение брата Эдуарда IV – Ричарда III, – претендовавшего на престол после смерти короля. Родственникам удалось спасти Маргарет, однако ее честолюбие стало тяжким испытанием для третьего и четвертого мужей. Умная, энергичная, искушенная в придворных интригах женщина считала брак необходимым условием существования в тех жестких обстоятельствах, в которых оказалась по воле судьбы.
Когда Ричард III погиб в битве при Босворте, Генриху уже исполнилось двадцать восемь лет, и только сейчас настал его черед взойти на вожделенный престол. Маргарет Бофорт стала незаменимой, хотя и тайной советницей сына. Утвердившись во власти, новый монарх разрешил матушке подписываться Маргарет Р. Сокращение означало «Маргарет Регина», то есть «королева». Чтобы обеспечить Генриху спокойное и безопасное правление, Маргарет договорилась с вдовой Эдуарда IV о его женитьбе на старшей дочери, Елизавете. После таинственного исчезновения – а скорее всего трагической гибели – двух младших братьев Елизавета стала наследницей династии Йорков. Таким образом, Ланкастеры и Йорки объединились, и многолетняя кровопролитная война закончилась. Вскоре у молодых супругов родился сын Артур, в венах которого смешалась кровь обеих славных династий.
Роберт Минтон, граф Лайл, был ровесником короля. Семья его тихо, но твердо поддерживала Ланкастеров, а когда наследнику – будущему Генриху VII – пришлось бежать в Бретань, отцу Роберта удалось отправить сына вместе с ним. В то время трудно было предположить исход событий, однако прозорливый батюшка посоветовал юноше добиться расположения высокопоставленного изгнанника.
– Не поступай так же, как другие, и не ищи дружбы ради выгод для себя и своей семьи, – советовал мудрый Ричард Минтон. – Сумей стать наследнику лучшим, самым близким и искренним другом, а потом свято храни заслуженное доверие. Когда-нибудь оно может оказаться бесценным. Оставь власть другим. Дружба с тобой станет для нашего будущего короля огромным подспорьем.
Роберт последовал совету отца и вскоре осознал его неоспоримую правоту. Генриха Тюдора осаждали честолюбивые, корыстные юнцы, а Минтон просто стал лучшим другом. Повзрослев, Генрих однажды спросил Роберта, почему тот никогда не просит за себя, как другие.
– Милорд, у меня есть все, что необходимо в жизни: титул, богатство, поместья, а главное, ваша дружба. Когда-нибудь, так же как и вы, женюсь и произведу на свет наследников. Чего же еще можно желать?
Генрих рассмеялся.
– Ты, Роб, умнее всех остальных, вместе взятых. Я написал о тебе матушке, и это ее слова. Поверь, моя мать – мудрейшая из женщин.
С годами дружба крепла, и впредь король никогда не ставил под сомнение побуждения Минтона. Роберт охотно выполнял тайные поручения – например, отправился во Флоренцию за лучшими шелками для молодой королевы, обожавшей роскошь. Бережливый по натуре, для любимой жены Генрих не жалел ничего. К чести Елизаветы, она никогда не злоупотребляла щедростью супруга, понимая, каково это – провести детство и юность в скудности и лишениях. В свою очередь, король позволял жене следовать примеру свекрови: Маргарет Бофорт строила новые колледжи в университете Кембриджа, покровительствовала искусствам, помогала церкви и всем, кто нуждался в поддержке.
Роберт Минтон никогда не проявлял острого интереса к дамам, но сейчас, когда Лучиана приехала в Лондон, скрывать увлечение не мог.
В конце концов он решил набраться храбрости и обратиться к матери короля с просьбой принять синьору Аллибаторе. Встреча обещала стать событием знаменательным для обеих сторон, поскольку Маргарет, хотя и гордилась своим происхождением и богатством, снобизмом вовсе не страдала. К тому же личность молодой иностранки, удостоенной высокой чести представлять столь важную гильдию, чрезвычайно ее заинтриговала.
Магазин синьоры Аллибаторе открылся к услугам лондонских купцов, заинтересованных в приобретении великолепного шелка для собственных богатых и благородных клиентов. Впрочем, прослышав о красоте хозяйки, многие молодые лорды являлись в салон лично и стремились познакомиться. Лучиана, однако, лишь смеялась и отсылала претендентов прочь. На следующий день многие из них самоуверенно возвращались и продолжали свои настойчивые и дерзкие попытки.
Нескромное внимание многочисленных поклонников затрудняло работу с серьезными купцами, и вскоре Лучиане даже пришлось расширить штат и принять на работу двух дюжих парней. В их служебные обязанности входило лишь одно: следить, чтобы восторженные обожатели не мешали бизнесу, ради которого хозяйка приехала в Англию. К сожалению, даже столь крайние меры не сломили упорства некоторых преследователей: юноши ждали на улице, в надежде проводить красавицу до дома. Не желая раскрывать тайну своего места жительства, Лучиана взяла за правило уходить из магазина через служебную дверь, а главный вход запирал ее сотрудник, Барак Кира.
– Ради сохранения ваших секретов пришлось отклонить несколько очень крупных взяток, – признался он однажды с нарочито серьезным видом.
Лучиана рассмеялась.
– Ценю вашу жертву. Поверьте, терпеть бесцеремонность этих людей невероятно утомительно.
– Их мотивы трудно назвать… – приказчик помолчал, подбирая нужные слова. – Короче говоря, благородства ждать не приходится. Я рассказал о назойливом внимании тетушке, миссис Йедде, и она ответила, что в данной ситуации вы ведете себя совершенно правильно.
– Постарайтесь понять, что до тринадцати лет я вообще не выходила из родительского дома, а с этого возраста мама начала брать меня с собой в церковь: каждое утро мы с ней дважды пересекали площадь. Когда то же самое делала старшая сестра, поклонники толпились возле дома ради возможности взглянуть на нее хотя бы издали. Матушку это чрезвычайно раздражало. В те годы круг знакомств замыкался в семье: общаться доводилось лишь с родственниками – родителями, братьями и сестрами, слугами, а потом, когда мы немного подросли, еще и с редкими гостями. Город я увидела, лишь достигнув брачного возраста, после того как мне разрешили выходить в магазин или на рынок – исключительно в сопровождении мамы или служанки. С этого же времени меня стали брать на торжественные приемы в дом Лоренцо Медичи, чтобы показать товар лицом. Увы, из-за стесненного материального положения приданое мое оказалось более чем скромным; в отличие от сестер, мною никто не интересовался, хотя Франческа сейчас – правящая герцогиня небольшого государства. Люди до сих пор не могут забыть о том, что старшая из нас убежала с турецким принцем.
– И все-таки вы вышли замуж, не так ли? – уточнил Барак.
– Вышла. За доброго пожилого синьора, пожелавшего скрасить свои последние годы. А овдовев, стала состоятельной женщиной.
– Ах, – вздохнул Барак. – Богатая вдова привлекает всеобщее внимание. Не так ли, мадам?
– Совершенно верно, – подтвердила Лучиана. – Во Флоренции я отвергла всех претендентов, так как чувствовала, что в первую очередь их интересуют мои деньги. На сегодняшний день предпочитаю оставаться свободной, хотя и понимаю, что многих подобная позиция шокирует.
– На мой взгляд, решение очень мудрое, – одобрил мастер Кира.
В этот момент дверь открылась, и в магазин заглянул один из охранников.
– Госпожа, пришел лорд и уверяет, что он ваш друг. Роберт Минтон, граф Лайл. Прикажете впустить?
– Непременно и всегда, – уверенно ответила Лучиана. Разгладила невидимые морщинки на платье и пошла навстречу гостю.
Преодолев заслон, граф с улыбкой поклонился.
– Итак, вот до чего довели поклонники, моя флорентийская синьора? Пришлось выставлять у подъезда охрану? – Он поднес к губам ее тонкие пальцы.
– Молодые повесы осаждали магазин и мешали бизнесу, – пояснила Лучиана. – Вы, англичане, невероятно самоуверенны! Серьезным купцам с трудом удавалось пробиться сквозь праздную толпу. Гильдия вовсе не обрадовалась бы, узнав, что повышенный интерес джентльменов не позволяет мне должным образом выполнять свои обязанности.
– Ваша красота неумолимо их притягивает, – попытался найти оправдание граф.
– В Англии есть более красивые женщины, а истинная цель этих назойливых бездельников заключается в соблазнении, – прямо заявила Лучиана. – Вам это известно так же хорошо, как и мне. Здесь, в Лондоне, я представляю Арти ди Пор Санта-Мария, флорентийскую гильдию торговцев шелком, и ни за что на свете не уроню достоинство сомнительным поведением. Поверьте, как только в Англию приедет представитель миланской гильдии, первым делом он передаст все слухи обо мне и в Милан, и во Флоренцию.
– Непременно займусь этим вопросом. Обещаю, что впредь никто не осмелится мешать вашей работе, – заверил Роберт.
Он вышел на крыльцо, миновал охранников и остановился. Толпившиеся на улице повесы, все, как один, посмотрели на серьезного, внушительного человека; многие сразу его узнали.
– Я – граф Лайл, как, должно быть, вы уже поняли. Да и мне ваши лица знакомы. Прекратите беспокоить эту улицу своим нелепым поведением. Больше сюда не приходите. Надежды на встречу с миссис Аллибаторе пусты: респектабельная леди все равно вас не примет. Убирайтесь немедленно!
Юнцы долго стояли в молчании, а потом один из них дерзко произнес:
– С какой стати мы должны выполнять ваши распоряжения?
На лице Роберта Минтона появилась ледяная улыбка.
– С какой стати? С такой, что я – граф Лайл; выше вас по положению и старше. Но прежде всего потому, нахальный петух, что в ту самую минуту, когда несколько месяцев назад я встретил синьору Аллибаторе во Флоренции, твердо решил, что она будет моей. Неужели вы, сэр Эдмунд, настолько глупы, что надеетесь одержать надо мной верх?
Юноша с неохотой поклонился.
– Я отказываюсь от своих претензий, лорд Лайл, и желаю вам успеха в завоевании прелестной леди.
Роберт Минтон вежливо поклонился в ответ и повернулся к остальным.
– Ну, а что скажете вы?
Вместо ответа молодые люди понурили головы и с удрученным видом потянулись по улице, прочь от магазина прекрасной итальянки. Под восхищенными взглядами охранников граф вернулся в салон.
– Итак, только что вы во всеуслышание заявили, что с той минуты, как впервые меня увидели, решили сделать своей, – повторила Лучиана, еще не решив, стоит ли обижаться на подобное заявление. – Вы чрезвычайно самонадеянны, Роберт.
– А вы с первой минуты об этом знали, так что не притворяйтесь, – невозмутимо парировал лорд Лайл. – Вы слишком проницательны, чтобы не догадаться о моих намерениях.
– Да, знала, – согласилась Лучиана. – Затруднение, однако, заключается в том, что не могу понять, хочу ли кому-то принадлежать. Уверена лишь в том, милорд, что никогда не стану игрушкой. К тому же сомневаюсь, что моя родословная соответствует требованиям вашего знатного происхождения и высокого положения. Поэтому согласны ли вы на некоторое время остаться просто моим другом?
– На некоторое время согласен, – ответил граф. – Не забывайте, однако, что я уже имел беседу с вашим отцом. Ну, а что касается родословной… да, мои предки действительно занимали более высокое положение, чем ваши, но распоряжаться нашей судьбой я им не позволю. Время Тюдоров – новое время. Мне не нужна игрушка. Мне нужна жена, мать моих детей.
«Что ж, сказано прямо и сильно», – подумала Лучиана.
– Я не готова к новому замужеству, хотя ваше предложение весьма великодушно.
– А я еще не делал предложения, – возразил граф. – Когда соберусь сделать, то опущусь на колено и должным образом попрошу вашей руки. Пока же хочу дать понять, что не ставлю перед собой цели сделать вас своей любовницей.
Лучиана мило покраснела: слегка завуалированный упрек смутил.
– Теперь понимаю, – ответила она и тут же лукаво добавила: – Иными словами, хотите запретить другим мужчинам проявлять внимание, будь то благонравное или не очень, до тех пор пока сами не примете относительно меня окончательного решения. Правильно ли это, милорд?
Вместо того чтобы возразить, граф с серьезным видом подтвердил:
– Да, сударыня, именно так я и намерен поступить. Заметив это, вы проявили необыкновенную проницательность.
– Ах, до чего же трудно с вами общаться! – раздраженно воскликнула синьора Аллибаторе.
Лорд Лайл рассмеялся.
– Всего лишь отвечаю на ваш выпад. Чтобы одержать верх в словесной перепалке, придется постараться.
Невыносимая самоуверенность! Однако пришлось смириться и ограничиться сдержанной улыбкой.
– О, непременно постараюсь, милорд. В этом можете не сомневаться.
– Хорошо! – одобрил граф. – В ином случае я бы испытал глубокое разочарование. Разрешите проводить вас домой?
Лучиана немного помолчала, а потом, вместо того чтобы наказать запретом, согласилась:
– Разрешаю.
Она повернулась к помощнику.
– Барак, будьте добры, заприте магазин. Пора закрываться, на улице уже темно. И приготовьте факелы, чтобы охранники могли освещать путь носильщикам. Насколько мне известно, завтра пожалует главный лондонский торговец тканями. Вина у нас достаточно?
– Да, госпожа, – ответил мастер Кира и поспешил за факелами, по пути раздумывая о том, что обязательно расскажет тетушке Йедде о сцене, свидетелем которой невольно оказался. Отношения синьоры Аллибаторе и графа ее заинтересуют – конечно, если она до сих пор ничего не знает.
– Вы за этим пришли? – осведомилась Лучиана. – Чтобы проводить меня домой?
– Да. А еще чтобы вместе пообедать и побеседовать. В последние дни я был настолько занят делами короля, что не успевал вас навестить. И очень соскучился.
– Честно говоря, и я тоже, – призналась синьора Аллибаторе. – Кроме слуг и Барака, по вечерам поговорить не с кем. Иногда чувствую себя одинокой.
– Матушка короля, леди Маргарет, считает меня своим другом, – сообщил граф. – Ей было бы приятно с вами познакомиться, потому что прежде не доводилось встречать никого, кто приехал бы в нашу страну из Флоренции. А независимая леди, самостоятельно управляющая серьезным коммерческим предприятием, покажется вдвойне интересной. Не согласитесь ли как-нибудь навестить ее вместе со мной? Можно будет поздравить с Рождеством, ведь скоро декабрь.
– Когда напишу матушке, что побывала в гостях у матери английского короля, она придет в восторг, – с улыбкой заметила Лучиана. – Отъезд в Лондон она не одобряла.
– Госпожа, носильщики готовы, и охранники с факелами тоже, – сообщил Барак. – Всего доброго.
– До свидания, – попрощалась хозяйка магазина и вместе с графом вышла на улицу. Возле крыльца Лучиана села в паланкин, лорд Лайл поднялся в седло, и процессия тронулась. В окнах некоторых магазинов еще горел свет, бросая отсветы на мостовую, а когда свернули в жилой квартал, стало совсем темно, так что факелы оказались весьма кстати. Возвращаться домой во мраке Лучиана не любила, а потому дала себе слово заканчивать работу раньше, пока город не погрузился в темноту.
Ехали молча: отвлекаться на разговоры не хотелось. Каждый стремился сосредоточиться на дороге. К радости Лучианы, сегодня до дома добрались быстро; видимо, слуги тоже старались избегать трудностей, а потому спешили.
Балия ждала возвращения госпожи и распахнула дверь, едва процессия остановилась возле дома.
– Наконец-то! Слава богу, вы благополучно вернулись. Очень тревожусь, когда так рано темнеет, а вас еще нет.
– Пожалуй, в эти короткие дни лучше приезжать домой пораньше, – согласилась Лучиана.
– Барак прислал посыльного с запиской: предупредил, что граф вас провожает и останется к обеду. Стол уже накрыт: добро пожаловать в зал.
– Проследи, чтобы коня накрыли попоной и накормили, – распорядилась Лучиана.
– Сэм обязательно все сделает; ни за что не допустит, чтобы прекрасное животное осталось без ухода, – ответила Балия, однако отправилась исполнять поручение.
Хозяйка и гость прошли в небольшой парадный зал, где ярко пылал камин. Стену украшал яркий гобелен, а пол скрывался под толстым мягким ковром. Возле камина стояли два кожаных кресла с высокими спинками, а на возвышении красовался накрытый к обеду стол. Иной мебели в зале не было. Хозяйка пригласила гостя занять почетное место, и слуги тут же внесли подносы с закусками и горячими блюдами. Лучиана проголодалась, так как с утра ничего не ела, а граф, как и все мужчины, в любую минуту был готов к трапезе.
Алвина приготовила аппетитного каплуна, фаршированного хлебом, сельдереем и луком. В качестве первого блюда, однако, подали рыбу, купленную утром в любимой лавке поварихи. Явилось и традиционное английское кушанье – кроличье жаркое с морковью и луком, в сопровождении свежего хлеба, масла и сыра. Подобного изобилия на своем столе Лучиана не видела ни разу. Оставалось лишь удивляться проворству и невероятному мастерству Алвины: за короткое время ей удалось приготовить фантастический обед.
Роберт Минтон ел с аппетитом молодого деятельного человека и не скрывал удовольствия. Говорил он мало, поскольку все внимание сосредоточил на процессе. Сомнений не оставалось: граф был очень голоден.
– Разве при дворе вас не кормят? – не выдержав, поинтересовалась Лучиана.
– Только на официальных обедах, – ответил Роберт. – В остальное время приходится питаться как попало, особенно если имеешь много обязанностей. Король, его матушка и королева часто садятся за стол вместе. Им прислуживают придворные, которым, в свою очередь, помогают лакеи. Однако сами придворные не едят. Если король не пригласит разделить трапезу, остаешься голодным. Кажется, в последний раз я ел вчера вечером, точно не помню.
Лучиана пришла в ужас.
– Но это же безобразие! Приходите ко мне как можно чаще: будем обедать вместе.
– Благодарю за приглашение; непременно воспользуюсь им всякий раз, когда удастся вырваться из дворца. – Роберт потянулся к хлебу, маслу и сыру.
– Наверное, следует выйти за вас замуж прямо сейчас, – решила Лучиана. – Тогда можно будет переехать в ваш дом и следить за регулярным питанием.
Граф рассмеялся.
– Значит, мое благополучие все-таки вам небезразлично?
Лучиана на миг задумалась и серьезно ответила:
– Полагаю, что так. Меня учили, что конечная цель брака – это дети. Если у вас не хватит сил овладеть мной, то детей не будет. Так что придется кормить вас каждый день и как можно лучше. – Услышав собственные слова, она залилась румянцем.
Роберт слегка нагнулся и взял ее за руку, заставив посмотреть ему в лицо.
– Никогда не беспокойтесь о том, что у меня не хватит сил вами овладеть, – тихо произнес он; пылающий взгляд заставил ее покраснеть еще гуще.
Лучиана попыталась выдернуть руку, однако граф не отпустил, а принялся методично сжимать губами палец за пальцем. Неожиданная интимность ситуации поразила.
– Вы все еще голодны, – прошептала Лучиана. – Алвина наверняка приготовила что-нибудь сладкое. Бесси, ее помощница, отличается особым мастерством в сочинении десертов.
– Слаще вас нет ничего на свете, – глухо пробормотал Роберт; еще крепче сжал руку, а затем потянул, увлек ее к себе на колени и начал страстно, властно целовать.
Когда Лучиана снова смогла вздохнуть, из груди вырвался тихий возглас:
– Ах, господи!
В этот миг горячая рука легла на грудь и принялась дерзко ласкать.
– Роберт!
– Не могу удержаться, любовь моя, – прошептал граф. – Ты слишком соблазнительна!
– Но до сих пор никто и никогда не прикасался к моей груди, – призналась Лучиана. – Ощущение очень странное.
– Муж не касался груди? – удивился граф. – Но как же ему удалось устоять против твоих чар? Ты восхитительна!
– Наш брак был союзом не супружеским, а дружеским, – напомнила Лучиана.
Роберт задумался.
– Хочешь сказать, что даже в брачную ночь между вами не было близости?
– Конечно, нет! Мы простились, Альфредо ушел в свою спальню, а я в свою. – Внезапно Лучиана осознала, что означает простая на первый взгляд фраза.
– Значит, ты сохранила девственность? – вопрос прозвучал очень тихо и в то же время весомо. Слова обрели поразительный смысл. Да, она говорила об этом и раньше, но только сейчас Роберт понял, что означает безыскусное признание. Она чиста: ни один мужчина не познал ее прелести. Он будет первым… и последним.
– Да, – коротко подтвердила синьора Аллибаторе.
– Милая, несравненная, – простонал граф.
– Вас это огорчает?
– Огорчает? Конечно же нет! Разве подобное известие способно огорчить мужчину? Нежданный подарок лишь подчеркивает ваше совершенство. Я счастлив узнать о вашем целомудрии!
– Но почему? – удивилась Лучиана. – Вы и прежде вели себя так, словно желаете меня.
– Истинная правда, однако тщеславие мое взлетает до небес от одной лишь мысли о том, что будущий и единственный обладатель бесценного сокровища – это я! – Он накрыл ее губы страстным поцелуем. Забыв обо всем на свете, Лучиана погрузилась в неизведанные прежде ощущения, пока не вспомнила, что они все еще сидят в зале, за столом, и в любую секунду могут войти слуги. Она вырвалась из объятий и вскочила.
– Милорд! Это место совсем не подходит для столь восхитительных утех!
Мужское естество разрывалось от вожделения; меньше всего на свете в эту минуту Роберт думал о приличиях, но, едва взглянув в раскрасневшееся встревоженное личико, рассмеялся и тоже поднялся.
– Значит, мои поцелуи кажутся тебе восхитительными?
Лучиана залилась пунцовым румянцем.
– Я этого не говорила!
– Только что сказала, что зал – не место для восхитительных утех. Что же еще может означать эта фраза? – лукаво поддразнил Роберт и, смерив многозначительным взглядом, тут же добавил: – Но твои поцелуи тоже восхитительны.
Самообладание постепенно возвращалось.
– Имела в виду, что пылкие объятия нельзя выносить на всеобщее обозрение.
– Верно, – согласился Роберт. – Так где же можно спрятаться? Скажу честно, я еще не готов с тобой расстаться.
– Вы так… – начала Лучиана, и граф мгновенно закончил фразу.
– Самоуверенны? Да, знаю. Таков английский характер. – Он улыбнулся. – А разве во Флоренции влюбленные джентльмены не целуют и не ласкают своих возлюбленных?
– Не знаю, – честно призналась Лучиана. – Мой опыт невелик и ограничивается общением с престарелым мужем, который лишь однажды – у алтаря – легко поцеловал в губы, а больше ни разу не прикоснулся. В нашем кругу дамы не позволяют мужчинам вольностей, особенно если не связаны с ними узами брака. Для этого существуют любовницы, милорд. Они созданы для удовольствия. А назначение жены – дарить супругу детей, если он хочет их иметь, и содержать в порядке дом. Больше ничего.
– Но супруга также может радовать и ублажать мужа, – возразил лорд Лайл, к немалому удивлению синьоры Аллибаторе.
Задумавшись, она вспомнила, что время от времени мама проводила ночь в спальне отца и тогда утром оба загадочно улыбались. Однако на людях родители не позволяли себе ничего, кроме быстрого поцелуя. Речь не шла даже о легком объятии, не говоря уже о пылком проявлении чувств.
– Англичане относятся к своим женам так же формально, как флорентинцы, милорд?
– Случается по-разному, – спокойно ответил граф. – Точно знаю одно: моя супруга не усомнится в свежести чувств, потому что я готов проявлять их постоянно – как наедине, так и прилюдно.
– Миледи, милорд, – неожиданно послышался голос Балии. – Думаю, графу придется остаться на ночь. Погода совсем испортилась: на улице проливной дождь и сильный ветер. В такую ночь по городу никто не ездит.
Граф на миг задумался и с сомнением произнес:
– Боюсь запятнать вашу репутацию, синьора. Если останусь и об этом узнают… – Он не договорил, предоставив ей самой закончить мысль.
– Погода действительно ужасна, так что советую вам принять приглашение, – заключила Лучиана. – Не забывайте, что я вдова. Кто бы что ни подумал, это все равно не будет так плохо, как если бы подразумевалось сохранение девственности. Да, оставайтесь.
– Сейчас же приготовлю графу комнату, – заторопилась Балия.
– Как можно дальше от комнаты вашей госпожи, – порекомендовал лорд Лайл.
– Могу лечь на сундуке в ее спальне, – предложила горничная. – Если, конечно…
Но договорить Лучиана не позволила.
– В этом нет необходимости. Моя репутация вне опасности.
– Конечно, миледи, – кивнула Балия и поспешила отдать распоряжения Клио и Велсе.
– Спасибо, вы необыкновенно добры, – поблагодарил граф. – У себя в поместье я в любую погоду вернулся бы в теплый дом, к горячей ванне, чистой одежде и удобной постели. А здесь, при дворе, пришлось бы лечь спать голодным, холодным и мокрым.
– Судя по вашим замечаниям, королевский дворец – не самое уютное место для приближенной особы, – заметила Лучиана.
– Совсем не уютное, – подтвердил лорд Лайл. – Те из нас, кто постоянно находится при короле или королеве, получают скромные комнаты – да и то лишь тогда, когда позволяют обстоятельства. А если нет, то спят где придется, в любом относительно теплом сухом углу. Некоторые высокопоставленные вельможи имеют в Лондоне собственные дома, а в путешествия отправляются со своими шатрами и слугами. Ну, а все остальные устраиваются как могут. У меня дома в Лондоне нет.
– В таком случае, милорд, можете останавливаться у меня всякий раз, когда приезжаете в город, – предложила синьора Аллибаторе. – Если не успеете к трапезе, то на кухне вас всегда накормят.
Приглашение поразило неслыханной смелостью и широтой души.
– Сомневаюсь, что ваша благонравная матушка одобрила бы подобный план. – Граф сокрушенно покачал головой.
Возражать Лучиана не стала.
– Нет, не одобрила бы. Но ведь это Лондон, а не Флоренция, и мы с вами друзья.
– Ага, – с улыбкой подытожил Роберт. – Значит, все-таки решили, что мы друзья?
Лучиана уверенно кивнула.
– Да, полагаю, что так оно и есть, милорд.
– Друзья, – подтвердил граф. – Будем считать, что это хорошее начало.
