- Блейз Уиндхем, #1
Глава 13
В середине марта неожиданно наступила весна, и дороги, которые всего две недели назад были завалены снегом, вдруг покрыла вязкая грязь. Лорд Морган прибыл из Эшби, чтобы увезти Дилайт домой. Ему не терпелось выдать ее замуж за некоего ирландского лорда, который пожелал заполучить жену-англичанку. Ирландский лорд и его сын в мае должны были приехать и познакомиться с Дилайт. Больше оттягивать свадьбу было невозможно. Дилайт предстояло выйти замуж этим же летом, и если не за ирландца, то за другого претендента на ее руку. Седьмого июня Дилайт исполнялось восемнадцать лет, и в таком возрасте ее детские капризы казались отцу неуместными.
Но, узнав о его решении, Дилайт мило надула губки и попросила:
— Папа, пожалуйста, позволь мне остаться в Риверс-Эдже до Пасхи. — Она не возражала против предложенного брака. Зачем раздражать бедного отца, ведь все равно этот брак никогда не осуществится?
— Пожалуйста, милорд Морган, — подхватила Генриетта. — Пусть Дилайт останется здесь до Пасхи! Без нее мне будет так одиноко!
Роберт Морган не одобрял дружбы его милой Дилайт с этой француженкой. Что-то в Генриетте Уиндхем тревожило его, хотя он и не понимал, что именно. Но Дилайт не пришла в ярость, узнав о скором браке. Если ее прежняя дружба с Блейз прекратилась и со старшей сестрой она поддерживала более чем прохладные отношения, то общение с кузиной, несомненно, помогло ей повзрослеть. Зимний визит в Риверс-Эдж не прошел для Дилайт даром.
— Если ты согласна, Блейз, — сказал лорд Морган, — я разрешу Дилайт погостить у вас еще несколько недель.
— О, прошу вас, мадам Блейз! — взмолилась Генриетта.
— Разумеется, Дилайт может остаться у нас, — отозвалась Блейз, которой на самом-то деле не терпелось как можно скорее отослать домой младшую сестру. — Возможно, когда придет время уезжать, Генриетта сможет побывать в Эшби.
— Ну конечно! — с притворным воодушевлением воскликнул Роберт Морган. — Как только брак Дилайт будет улажен, мы с радостью пригласим к себе мистрис Генриетту! — «А до тех пор — ни за что, — молча поклялся он. — Не хватало еще, чтобы эта пронырливая девчонка утащила ирландского лорда прямо из-под носа у моей дочери!»
Едва Роберт Морган уехал, Дилайт спросила у подруги:
— Так что ты задумала, Генриетта? У меня осталось всего несколько недель, а затем мне придется выйти замуж за какого-то незнакомого ирландца. На этот раз отец не отстанет от меня. Он твердо намерен выдать меня замуж. — В ее глазах появилось затравленное выражение.
— Успокойся, милочка. — Генриетта взяла Дилайт под руку и повела ее в конюшню. — Незачем так беспокоиться.
Давай разыщем Джонни, и он утешит нас обеих.
— Не знаю, стоит ли… — с сомнением произнесла Дилайт.
— Ты говоришь так каждый раз — с тех пор, как он впервые поиграл с твоими грудками. Ну зачем так волноваться, милочка? Твоя девственность останется нетронутой, как в день твоего рождения. Разумеется, стоит тебе только пожелать… Джонни — славный жеребец, его хватит и на нескольких кобыл, и он по-прежнему останется неутомимым.
— Нет, — покачала головой Дилайт. — Я не настолько уверена в своей способности изображать девственность, которой не существует. Я сохраню свою невинность до дня нашей свадьбы с Тони.
Они достигли уединенного денника в глубине конюшни и увидели, что конюх уже поджидает их.
— Я видел, как вы направились сюда, — объяснил он и, схватив Дилайт, сунул руку ей за вырез платья.
Опомнившись, она оттолкнула его с восклицанием:
— Ты порвешь мне платье, грубиян! От тебя воняет луком, и ты делаешь мне больно! — Повернувшись к Генриетте, она произнесла:
— Я буду ждать тебя в саду. Ты немедленно расскажешь мне, что задумала, иначе я сообщу сестре о том, чем ты тут занимаешься. — И она ушла.
Конюх ухмыльнулся, глядя ей вслед. Аппетитная девчонка, пусть даже немного не в себе. Он с удовольствием бы насадил ее на свой вертел, но знал: если только она закричит, его ждет веревка палача. Ни одна женщина не стоит того, чтобы ради нее расставаться с жизнью.
— Куда это ты уставился, негодяй? — сердито спросила его француженка.
— Никуда, детка, — отозвался он и со смелом повалил ее в солому.
Дилайт бродила по саду, где среди первой травы уже мелькали розовые и желтые примулы. Лужайки покрылись свежей зеленью, а река Уай сбросила ледяные оковы. Сколько она еще сможет выдержать? Сколько времени ей еще придется наблюдать за Блейз и Энтони? В последнее время Блейз заметно переменилась — она стала спокойнее и все чаще задумчиво поглядывала на Тони.
Бедный Тони! Его заставили жениться на женщине, которую он не любит! Его принудили выполнить приказ короля! Но ничего, скоро она избавит его от этой шлюхи, которая встала между ними. Вскоре она, Дилайт, будет сидеть рядом с Энтони за обеденным столом. Она будет спать в покоях графини и вынашивать долгожданных наследников. Она подарит ему свою девственность, и вместе они произведут на свет новое поколение Уиндхемов…
— Напрасно ты так хмуришься, Дилайт, — заметила Генриетта, подходя к подруге.
— Говори, что ты задумала? — спросила Дилайт. Пусть только попробует ей не ответить, и, Бог свидетель, она расскажет Тони об отвратительных выходках его кузины! Как только они поженятся, она вышвырнет Генриетту отсюда, если той не посчастливится выйти замуж за какого-нибудь нищего сквайра.
— Сию минуту, милочка. Много недель подряд я обдумывала свой план и теперь готова привести его в исполнение, — ответила Генриетта, видя, что Дилайт вот-вот взорвется.
— Говори же!
— Ты сделаешь сестре особый подарок, Дилайт, чтобы поблагодарить ее за доброту.
— Что еще за подарок? — подозрительно спросила Дилайт. Неужели Генриетта задумала сыграть с ней шутку?
— Ночную рубашку из тончайшего шелка. В кладовых есть несколько мер такой ткани. Мы выберем цвет, который будет к лицу мадам Блейз, и я помогу тебе сшить рубашку. Придворные дамы во Франции ценили мое искусство вышивания. Как только рубашка будет готова, мы пропитаем ее особым ядом — я знаю, как его изготовить.
Когда твоя сестра наденет рубашку, яд впитается в ее кожу, и она умрет. Эта смерть будет выглядеть естественной. Милорд Энтони достанется тебе!
Первое, что поразило Дилайт в плане Генриетты, — его простота. Ее даже не потрясла мысль об убийстве родной сестры. Полубезумная страсть к Энтони перевешивала все доводы рассудка. Внезапно Дилайт задумалась.
— Если мы будем пропитывать рубашку твоим ядом, мы и сами можем погибнуть, — заметила она.
— Я приготовлю для нас особое снадобье для рук — засохнув, оно защитит нас от яда. Но сразу же после этого мы должны будем вымыть руки.
— Давай начнем сегодня же, — решила Дилайт. — Мне понадобится несколько недель, чтобы раскроить рубашку, сшить ее и вышить. Времени у нас мало, Генриетта.
— Потому-то я и помогу тебе, милочка, и ты успеешь вовремя. Ты сделаешь подарок мадам Блейз в день своего отъезда, и когда она умрет, ты будешь уже далеко. А уж я позабочусь, чтобы она надела рубашку в ту же ночь. Доверься мне, милочка, — так, как доверялась в остальном. — Генриетта заговорщически улыбнулась Дилайт, но та уже далеко унеслась в мечтах, представляя день своей свадьбы с Энтони Уиндхемом.
Дни сливались в недели, весна была в самом разгаре.
Прошло Вербное воскресенье, а за ним и Пасха. Весь пост Дилайт и Генриетта прилежно готовили подарок для Блейз.
Усевшись в гостиной и сблизив головы над шитьем, они аккуратно клали стежок к стежку, но никому не показывали свою работу.
— Это сюрприз! — говорила Генриетта.
— Сюрприз для моей сестры, — пояснила Дилайт леди Дороти. — Она была так добра ко мне, несмотря на мою грубость. Не знаю, смогу ли я простить ее за Энтони, но теперь я не питаю к ней вражды — ведь родители уже устроили мой брак с ирландским лордом. Выйдя замуж, я покину Англию и, возможно, больше никогда не увижусь с родными. Мне бы хотелось расстаться с Блейз по-хорошему.
Слова Дилайт звучали вполне разумно, но ее глаза говорили совсем иное. Леди Дороти не в чем было упрекнуть девушку, но она испытывала неловкость всякий раз, когда видела, как Дилайт и Генриетта хихикают, устроившись в уголке. Генриетта Уиндхем… она оказалась гораздо хитрее, чем думала леди Дороти поначалу. Блейз была права. Брак — единственное решение, и, как считала Доро, брак с достаточно пожилым человеком, который не пленится этой девчонкой так, чтобы не наказывать ее, если это понадобится. А леди Дороти подозревала, что Генриетте не повредит хорошая порка.
Прошла Пасха, приблизился день отъезда Дилайт, и за дочерью прибыл лорд Морган. Все было уже готово, сундуки Дилайт уложены и погружены в повозку. Что касается самой Дилайт, она предпочла отправиться домой верхом, в обществе отца. Все прощания завершились заблаговременно, и едва взошло солнце, отец и дочь были готовы отправиться в путь.
— У меня есть для тебя подарок, — сказала Дилайт, обращаясь к Блейз. — В последние месяцы мы не раз ссорились, но мой гнев уже утих, и мне бы не хотелось покидать Англию, помня о наших размолвках. За последние несколько недель я успела сшить тебе ночную рубашку, а Генриетта помогла мне украсить ее вышивкой. Она сегодня же принесет тебе мой подарок. Надевай ее и вспоминай обо мне, — заключила Дилайт, крепко обнимая сестру и улыбаясь. Однако ее глаза оставались серьезными.
Заговорщицы в последнюю минуту решили, что рубашку Блейз принесет Генриетта, поскольку Дилайт до смерти боялась прикоснуться к ней и погибнуть, отравившись Генриетта понимала: спорить с ней по этому поводу — значит только возбуждать подозрения. Дилайт опасалась, что и Тони может отравиться, но Генриетта заверила подругу, что сумеет подсыпать снотворное в вино, которое Энтони пил по вечерам, и он крепко заснет, словно перебрав лишнего. Его уложат в постель, а проснувшись утром, он узнает о скоропостижной кончине жены.
Блейз радостно обняла младшую сестру.
— Милая Дилайт, мне никогда не хотелось причинять тебе боль. Мне жаль, что твоя жизнь складывается не так, как ты хотела бы. Дай этому ирландскому лорду хотя бы один шанс, Дилайт. Мне говорили, ирландцы — обаятельный народ.
Дилайт сердечно попрощалась с Генриеттой, и девушки расстались, обменявшись многозначительными взглядами, при виде которых леди Дороти встревожилась и принялась гадать, что они задумали.
Лорд Морган и Дилайт выехали из Риверс-Эджа, направляясь по дороге, ведущей через две деревни — Майклсчерч и Уэйтон. Перевозчик легко и быстро доставил их на другой берег реки, и они двинулись дальше неспешным шагом, а река вскоре скрылась из виду за холмами. Перед ними вытянулась дорога на Эшби: она бежала между полями ячменя и пшеницы, мимо садов с яблонями в бело-розовом цвету — пышное цветение предвещало обильный урожай, — мимо лугов, где резвые ягнята паслись, бодались и гонялись друг за другом, мимо прудов, где царили важные белые лебеди, гордо плывущие впереди своих выводков. День выдался на редкость ясным, над головами поднималось яркое и безоблачное небо.
Лорд Морган полагал, что, уезжая из Риверс-Эджа, его дочь будет грустна, но она выглядела довольной, даже почти веселой.
— Ты так рада вернуться домой, Дилайт, или улыбаешься потому, что узнала от Блейз хорошую весть? — полюбопытствовал он.
Дилайт повернулась к нему, и на ее лице отразились настороженность и любопытство.
— Что еще за хорошая весть? — спросила она.
— А я думал, Блейз сообщила тебе, — заметил отец. — Но наверное, она решила дождаться твоей помолвки, а я все испортил.
— Что это за хорошая весть? — повторила Дилайт, и в ее голосе послышались тревожные нотки.
— В конце осени у Блейз и Энтони должен появиться первенец. Блейз сказала мне, что чувствует себя точно так же, как в прошлый раз, когда носила сына, и уверена, что теперь родится мальчик. Разве это не хорошая весть? Энтони без ума от счастья!
Слова отца оказались для Дилайт подобны грому. За какие-нибудь несколько секунд вся се ненависть к Блейз исчезла, уступив место пониманию того, какую страшную месть она задумала. Вскрикнув, Дилайт расплакалась.
— Боже милостивый, что я натворила?
Лишившись чувств, она рухнула с седла на землю.
Лорд Морган, спрыгнув с лошади, приказал кавалькаде остановиться. Встав на колени рядом с дочерью, он убедился, что она не пострадала при падении, но по-прежнему пребывает в глубоком обмороке. Он отнес дочь в тень старого дерева. Только спустя час, Дилайт начала подавать признаки жизни. Лорд Морган заставил ее выпить крепкого вина из своей дорожной фляжки, и девушка с трудом сделала глоток. Постепенно кровь начала приливать к ее бледным щекам. Она открыла глаза.
— Что же ты натворила, Дилайт? — спокойно спросил отец. — Ты должна обо всем рассказать мне.
— Тони ее не любит, — прошептала Дилайт. — Этого не может быть! Он женился на ней только потому, что пообещал Эдмунду, и король заставил его, когда Блейз ему надоела.
— Энтони безумно любит Блейз, Дилайт, — возразил отец. — Неужели ты этого не понимаешь, детка? Я скажу тебе нечто, о чем не подозревает даже сам король. Эдмунд не брал с Тони никакого обещания, он умер мгновенно. Но Энтони любил Блейз с того момента, как впервые увидел ее. После смерти дяди он только и ждал случая, чтобы жениться на ней самому. Наконец в отчаянии он отправился к королю и рассказал ему всю эту выдуманную историю о желании умирающего дяди. Кто мог уличить его во лжи?
Вот почему он никогда не обращал внимания на других женщин, Дилайт. Даже на тебя.
Дилайт горько расплакалась.
— А теперь расскажи мне, что стряслось, детка, и не медли, тем более если в результате твоего проступка подвергнется опасности кто-нибудь из наших близких, — настаивал лорд Морган.
— Я решила убить сестру, — всхлипнула Дилайт. — Боже милостивый, я задумала убийство!
Роберт Морган почувствовал себя так, словно ледяная рука стиснула его сердце. Его дочь опасно приблизилась к грани между здравым рассудком и безумием. Стоит совершить неверный шаг, и он потеряет и Блейз, и Дилайт.
— Расскажи, Дилайт, — мягко попросил он, — расскажи, как ты намеревалась убить Блейз.
— С помощью ночной рубашки, которую я сшила, папа, — ответила Дилайт, и он понял, что эти слова причиняют ей нестерпимые муки. — Это мой прощальный подарок Блейз. Рубашка пропитана особым ядом, и если Блейз наденет ее, к утру она умрет.
— Где эта рубашка, Дилайт?
— У Генриетты в комнате. Сегодня вечером она отдаст рубашку Блейз. Помнишь, папа, что я сказала Блейз?
— Скажи, откуда у тебя этот яд, Дилайт? — попросил отец, уже догадываясь об ответе.
— От Генриетты, папа. Она изготовила его с помощью своей служанки Сесиль. Генриетта — дурная девушка, папа.
Она занимается любовью с одним из конюхов, с Джонни.
— Откуда тебе это известно, детка? — Лорд Морган был ошеломлен рассказом о поведении француженки. Почему никто не застиг ее на месте преступления? Впрочем, она не так глупа.
— Генриетта позволяла мне наблюдать за ними. Она сказала, что в таком случае я узнаю, что сделает со мной Энтони, когда я стану его женой.
«Господи помилуй, — думал лорд Морган, — только бы эта мадемуазель Генриетта не совратила и саму Дилайт!» Он не удержался и спросил:
— Этот конюх когда-нибудь…
Он смутился, стыдясь того, что должен задавать дочери подобные вопросы, но Дилайт торопливо ответила:
— Нет, нет, папа! Я еще ни с кем не занималась любовью, клянусь тебе! Я берегла свою девственность для мужа, — гордо объявила она, не упоминая, как конюх ласкал ее груди, поскольку видела, какое отчаяние отразилось на лице отца. Бедный, какой же удар обрушился на этого доброго человека!
Лорд Морган заставил дочь выпить еще немного вина и заявил:
— Я вернусь в Риверс-Эдж, детка, и положу конец этому безобразию.
— Прошу тебя, папа! Я умру, если Блейз и Энтони узнают, что я наделала! Они возненавидят меня, никогда не простят, и я сама не прощу тебе! Я не хочу Блейз зла! Если бы я только знала, что Энтони искренне любит ее, клянусь, я не сделала бы ничего подобного!
— Не бойся, дочка. Я устрою все так, что сестра не узнает о твоем безрассудном поступке. Ты уже оправилась, чтобы ехать дальше?
Дилайт кивнула.
— Вот и хорошо, — заключил лорд Морган. — Отправляйся в Эшби. Мы, уже почти на полпути туда. А я вернусь обратно — но не по дороге, а напрямик, так быстрее. По пути я заеду к лорду Кингсли, ибо от переправы у его дома гораздо ближе до владений Тони. Николас поможет мне перебраться через Уай к Риверс-Эджу. Еще до темноты я буду на месте и все улажу. Только скажи, как выглядит эта ночная рубашка, — боюсь, как бы эта французская шлюха не сыграла со мной злую шутку.
— Она шелковая, розовато-лиловая, папа, а «на лифе и рукавах нитью лавандового оттенка вышиты фиалки. Я выбрала этот цвет потому, что в кладовой оказалось такой ткани в обрез. Как только Блейз наденет рубашку, яд начнет впитываться в ее кожу, а потом к ней вновь можно будет прикасаться. У Генриетты есть особая мазь, чтобы она сама не отравилась.
Лорд Морган кивнул.
— Садись в седло, детка, — велел он, подсаживая Дилайт. — У меня не так-то много времени, но не бойся, я успею!
За два часа, пока Дилайт приходила в себя, жеребец лорда Моргана успел как следует отдохнуть и теперь стрелой понесся к дому лорда Кингсли. Лорд Морган сдерживал коня, зная, как важно добраться до цели быстро и благополучно. Боже упаси его оступиться в какой-нибудь кроличьей норе! Завидев впереди Кирквуд, лорд Морган вздохнул с облегчением и вознес к небу благодарственную молитву. Он поспешил в дом и разыскал Николаса Кингсли. К его радости, Блайт не вышла к нему навстречу.
— Предупреди, чтобы слуги не упоминали о моем приезде, — велел он Николасу, когда тот вышел из библиотеки. — Никто не должен знать об этом, даже Блайт. — Быстро объяснив, в чем дело, лорд Морган добавил:
— Блейз ничего не должна заподозрить.
— А Энтони? — спросил Николас.
— У меня не остается выбора, кроме как признаться ему, ибо его французская кузина должна умереть — иначе она еще раз попытается прикончить мою дочь. Мне не верится, что она просто помогала Дилайт. Замысел принадлежит ей, и она умно воспользовалась пылкой любовью моей дочери к Тони. По-моему, Генриетта приберегала его для себя. Нельзя, чтобы она осталась в живых, и если мне придется убить ее, Энтони должен знать, в чем дело.
Николас Кингсли кивнул.
— Едем, — произнес он, — нельзя медлить, иначе солнце сядет и темнота поможет этой злодейке избежать наказания.
Двое мужчин выбежали из дома к берегу реки, где их ждала лодка лорда Кингсли. Они быстро переправились через спокойную, озаренную вечерним солнцем реку, бегом пересекли лужайку у Риверс-Эджа и вошли в дом.
— Найди эрла и приведи его в библиотеку, — велел лорд Морган слуге, — да смотри, чтобы никто не узнал о нашем приезде. Ты понял?
Слуга кивнул и вышел. Через несколько минут Энтони Уиндхем вошел в комнату с удивленным выражением на лице.
— В чем дело? — спросил он. — Роберт, почему ты вернулся? Что-нибудь случилось?
— Садись, Тони, — ответил ему лорд Морган, — но прежде скажи, где Блейз?
— Считает в кладовой белье вместе с моей матерью. А что такое?
— Сейчас ты узнаешь страшную весть, но не перебивай меня, пока я не закончу.
— Ладно, — согласился эрл. — Говори, Роб.
Лорд Морган быстро поведал причины своего возвращения в Риверс-Эдж, и, пока он говорил, лицо эрла мрачнело с каждой минутой. На нем отражались смешанные чувства — гнев, скорбь, сочувствие. Когда Роберт Морган наконец передал ему все, что услышал от раскаявшейся Дилайт, эрл только покачал головой.
— Эту французскую шлюху надо уничтожить, Тони, — заявил лорд Морган. — Нельзя допустить, чтобы она навредила Блейз или твоему ребенку. И потом вспомни про Ниссу. Разве не пыталась она развратить мою внучку, пока вы с Блейз не вернулись домой прошлой осенью? Она опасная тварь. Тони. Нельзя позволить ей ускользнуть.
— Что ты хочешь с ней сделать?
— Заставлю ее надеть ту самую ночную рубашку, которую она припасла для Блейз. Если она не солгала Дилайт, яд впитается в ее кожу и убьет ее, и все будет выглядеть так, словно она умерла внезапной, но своей смертью.
— А ее служанка?
— Она тоже участвовала в заговоре, но убить ее я не могу. Отошлем ее во Францию, назначив небольшую пенсию. Она не осмелится болтать, чтобы не сделать хуже самой себе.
Энтони Уиндхем кивнул.
— Тогда идем, — предложил он. — Генриетта у себя в комнате. Будем надеяться, в суматохе после ее смерти никто, в том числе и Блейз, не вспомнит про подарок Дилайт.
Оба его спутника согласно кивнули, и все трое, убедившись, что их никто не видит, поспешили из библиотеки вверх по черной лестнице к этажу, на котором размещались спальни. Широкий коридор, залитый вечерним светом из окон, был пуст. Блейз и Доро хозяйничали в другой части дома, Нисса во дворе училась ездить верхом на своем новом пони. Эрл провел лорда Моргана и лорда Кингсли к комнате своей кузины, и все трое вошли туда без стука.
Генриетта Уиндхем не сразу услышала за спиной шаги — она деловито растирала в ступке мелкий порошок и была увлечена своим занятием. Внезапно почувствовав чье-то присутствие, она обернулась, и удивление исказило ее хорошенькое лицо.
— Тони? — произнесла она, а затем при виде лорда Моргана и незнакомого джентльмена ее лицо ожесточилось. — Значит, эта помешанная все-таки проболталась, — презрительно процедила сквозь зубы Генриетта.
— Выходит, план принадлежит не Дилайт? — спросил лорд Морган.
— Разумеется, нет, — последовал дерзкий ответ. — Вы думаете, эта тупица способна на такое?
Роберт Морган холодно улыбнулся.
— Да, Дилайт не слишком умна, ибо она следует велениям сердца. А у вас, похоже, сердца нет, верно, мадемуазель Генриетта?
Француженка с вызовом рассмеялась, словно польщенная его открытием.
— И очевидно, выгоду от этого убийства должна была извлечь отнюдь не моя дочь, — продолжал лорд Морган. — Вы нашли бы способ избавиться и от нее, а затем — утешить скорбящего вдовца, не правда ли, мадемуазель?
— Странно, — пожала плечами Генриетта, — вы так умны, тогда почему же обе ваши дочери глупы, как гусыни?
— Потому, что они чисты душой, мадемуазель, — объяснил лорд Морган.
— Полагаю, вам нужна рубашка? — спросила Генриетта.
Лорд Морган хищно улыбнулся.
— Нет, — ответил он, — мне она не нужна. Видите ли, мадемуазель, мне кажется, вы слишком опасны, чтобы оставлять вас в живых. Если запереть вас в монастырь, вы найдете способ улизнуть оттуда. Если отправить вас во Францию, вы наверняка вернетесь. Едва ли нам удастся выдать вас замуж за достойного человека — учитывая вашу привязанность к конюхам. И кроме того, вы вполне способны сделать себя вдовой — точно так же, как собирались избавиться от моей дочери. Следовательно, мы решили, что вас постигнет та участь, которую вы уготовили для нее.
— Нет! — прошипела Генриетта, словно рассерженная кошка. — Этого не будет! Энтони, — попыталась воззвать она к родственнику, — ведь я ваша кузина!
— Какая жалость, мадам, что вы не вспомнили об этом, замышляя ваш дьявольский план убийства моей жены и еще не родившегося ребенка, — холодно отозвался он. — Принесите рубашку, Генриетта, и наденьте ее.
От страха у Генриетты округлились глаза.
— Бабушка Сесиль, на помощь! — по-французски позвала она.
Из угла за камином, из своего укромного места, откуда она все видела и слышала, поднялась старуха и заговорила на том же французском диалекте, что и ее внучка:
— Делай, что они скажут, детка, и не сопротивляйся.
Для твоего яда есть противоядие, просто я никогда не говорила о нем. Я уже приготовила его — на случай, если кто-нибудь по ошибке наденет рубашку, ибо этого мы не могли допустить, верно? Как только они уйдут, я дам тебе снадобье, и мы сбежим отсюда. Мадам Блейз считает белье вместе с мадам Дороти и Геартой, похитить ее драгоценности не составит труда. А их нам хватит до конца жизни. Мы вернемся во Францию, детка. А теперь — живее! Делай как приказано.
Пока старуха говорила, лорд Морган и его зятья обменялись взглядами. Ни Генриетта, ни ее бабушка не подозревали, что все трое достаточно хорошо знают французский, чтобы понять даже ломаный выговор Сесиль. И теперь они наблюдали, как эта мнимая служанка натирает руки особой мазью, чтобы без опасений взяться за смертельную рубашку. Роберт Морган с удовлетворением отметил, что Дилайт рассказала ему правду.
— Ну что же, — заявила Генриетта притворно-робким голоском, — я надену рубашку, но, может, вы позволите мне прежде прочитать молитву? Если мне суждено умереть, то по крайней мере дайте мне время примириться с Богом.
— Сначала наденьте рубашку, — непреклонно заявил лорд Морган, — а потом молитесь сколько угодно, но подозреваю, вы будете призывать на помощь дьявола, а не Бога.
Генриетта окинула его злобным взглядом.
— Тогда оставьте меня, — велела она.
— Нет, — возразил Энтони, — мы никуда не уйдем, пока все не будет кончено.
Равнодушно пожав плечами, Генриетта расстегнула лиф и сняла его, затем развязала пояс юбки и спустила ее с бедер вместе с нижними юбками, переступив через ворох материи. Небрежно скрутив на ногах чулки, она сбросила туфли.
Последней пришла очередь нижней кофточки — Генриетта стащила ее через голову и отшвырнула прочь, а затем повернулась к мужчинам, выставив вперед крупные груди с торчащими сосками, поглаживая их, пока соски не превратились в подобия острых наконечников стрел. Трое мужчин ошеломленно наблюдали, как ее руки скользят по телу вниз, как кончики пальцев перебирают темные кудри внизу живота. Генриетта на мгновение прикрыла глаза, и сквозь ее выпяченные губки вырвался звук, напоминающий мурлыканье.
Затем, оглядев мужчин широко открытыми янтарными глазами, она пропела:
— Неужели вы и вправду готовы уничтожить такую прелесть? Скажите, вам никогда не приходилось делить одну женщину на троих? О, я многое умею! Можете взять меня поодиночке, а если нет, я сумею ублажить сразу всех троих — одного принять в пылающие ножны, которым уже давно не терпится впустить в себя такое большое орудие, каким обладает каждый из вас. Второму достанется еще одно отверстие, ибо мои любовники, итальянцы и французы, обучили меня особой любви. Третий завладеет моим ртом — но не огорчайтесь, я могу принять еще и не такое огромное копье, как следует обласкав его языком. Неужели вы способны отказаться от такого предложения? Вы не хотите меня? Знаете, мужчины дрались за право обладать мною, — и ее острый язычок быстро обвел верхнюю губу.
Мужчины уставились на нее так, как смотрели бы на особенно омерзительную земную или морскую тварь. Каждый из них ощутил взрыв похоти от ее слов, но никому и в голову не приходило принять ее предложение. Генриетта была самой скверной из женщин, с какими им доводилось встречаться, и каждый из мужчин решил, что, избавив мир от такого существа, они принесут этому миру только пользу.
— Надевай рубашку, мерзкая тварь! — рявкнул Энтони. — Стоит мне подумать, что я впустил тебя в свой дом и позволил находиться рядом с моей женой и матерью, я содрогаюсь от раскаяния!
С помощью Сесиль Генриетта надела рубашку, и, увидев ее, лорд Морган не мог не восхититься изящной вышивкой. Это была прекрасная, но смертельная ловушка.
— А теперь молитесь, мадемуазель, — приказал он, и Генриетта с благочестивым видом опустилась на колени и провела в такой позе столько времени, сколько осмелилась.
— Ложитесь в постель, — велел ей Энтони и, повернувшись к изумленной Сесиль, которая ждала, пока мужчины покинут комнату, сказал:
— Привяжите свою госпожу к кровати этими веревками. — И он протянул старухе четыре крепкие веревки.
Охваченная внезапным испугом, Сесиль повиновалась, не смея даже возразить, а Энтони собственноручно проверил крепость завязанных ею узлов. Покончив с этим делом, старуха собралась вернуться в свой угол и дождаться, пока мужчины наконец уйдут, чтобы дать внучке противоядие.
Но лорд Морган и не собирался уходить.
— Я останусь здесь, пока эта тварь не умрет, — заявил он. — А вы уведите старуху куда-нибудь подальше и заприте ее, пока мадемуазель не испустит дух.
— Роб… — начал эрл Лэнгфордский, но тесть перебил его:
— Нет, Тони, вы с Ником уже достаточно помогли мне.
Остальное я завершу сам. Уходите!
— Энтони, умоляю вас! — воскликнула Генриетта, пытаясь приподняться на постели. — Пусть служанка останется со мной, пусть утешит меня в минуту гибели! Не будь так жесток, не оставляй меня с этим безжалостным чудовищем!
Энтони Уиндхем подошел к постели и холодно уставился на Генриетту.
— Послушайте меня, кузина, и послушайте внимательно: все мы поняли, что сказала ваша бабушка несколько минут назад. У меня нет ни малейшего намерения оставлять ее здесь, чтобы она дала вам противоядие, освободила вас, похитила украшения моей жены и помогла вам сбежать, так и не поплатившись за свои преступления. Если вы еще не успели помолиться, если это ваше бормотание было не более чем игрой, тогда попытайтесь хотя бы сейчас воззвать к Богу, — и, повернувшись, он покинул комнату вместе с лордом Кингсли, таща за собой отбивающуюся старуху и слыша, как Генриетта провожает их пронзительными проклятиями.
— Роб — смелый человек, — негромко заметил Николас Кингсли.
— Да, я ни за что не решился бы остаться наедине с этой дьяволицей во время ее предсмертных мук, — признался Тони.
Они ввели пленницу в крохотную каморку под самой крышей дома.
— Месье, месье, — скулила Сесиль, — а что же будет со мной? Не станете же вы убивать невинную старуху! — Ее морщинистое лицо превратилось в застывшую маску ужаса.
Энтони хрипло рассмеялся:
— Невинную? Ошибаетесь, мадам! Кто научил эту тварь готовить яды? Разве не вы поддерживали ее, пока она плела вокруг моей бедной золовки паутину обмана? Вы виновны не меньше, чем она, но вам повезло — никто из нас не желает брать на себя грех и убивать вас. Ваше преступление было менее тяжким. Сколько пройдет времени, прежде чем яд убьет ее?
— Самое большее — три , часа, милорд, — пробормотала Сесиль.
— Когда мы убедимся, что она мертва, вы покинете эту комнату. Вы найдете Генриетту и разнесете печальную весть по всему дому. Ее похоронят в фамильном склепе, о ее преступлениях против рода Уиндхемов никто не узнает. А вы, мадам, вернетесь во Францию и будете получать небольшую пенсию. Но если вы хоть словом обмолвитесь о том, что случилось сегодня в Риверс-Эдже, я сам убью вас. Я найду вас везде, куда бы вы ни сбежали. Насколько вам известно, моя жена пользуется благосклонностью короля Генриха, а наш король поддерживает дружеские связи с Франциском французским. Посмейте только проболтаться — даже во Франции, и вас приговорят к казни, как ведьму. Вы все поняли, мадам?
Она кивнула.
— Будь ваш дядя Генри таким же, как вы, месье, он многого сумел бы добиться! Тогда у нас было бы все. Увы, он всю жизнь был мечтателем и глупцом. Я все поняла, месье, и я выполню вашу волю.
— Расчетливая старуха, — заметил Николас Кингсли, когда они заперли за собой тяжелую дубовую дверь и вернулись в библиотеку. — Вряд ли она станет оплакивать Генриетту. Как думаете, она и вправду приходится ей бабушкой?
— Вероятно, да. Сесиль — мать ее матери. Генриетта показывала нам миниатюрные портреты дяди Генри и своей матери. Теперь я вижу: между старухой и матерью Генриетты есть заметное сходство.
Они дожидались, когда лорд Морган спустится к ним и объявит, что француженка мертва. В ожидании они играли в шахматы, потягивая отличное бургундское. Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла Блейз.
— Ник! Почему никто не сказал мне, что ты здесь? В Кирквуде все хорошо?
— Я приехал только сыграть в шахматы и выпить в компании Тони, — объяснил лорд Кингсли.
— А как здоровье моей сестры?
— Блайт совершенно здорова — беременность ей только на пользу.
Блейз рассмеялась.» Должно быть, Бог благословил мужчин, — подумала она, — все кажется им таким простым!»
— А как поживает наш младший племянник? — продолжала она расспросы.
Эдмунд-Джон Кингсли родился двадцать пятого февраля и был назван в честь своего покойного дяди, эрла Лэнгфордского.
— Если бы не доброта и щедрость Эдмунда, — заявила Блайт, — у меня никогда не появилось бы приданого, и хуже всего, я не встретилась бы с Николасом!
— Дорогая, — галантно отозвался ее супруг, — я женился бы на тебе безо всякого приданого!
— Он поживает превосходно, — ответил лорд Кингсли на вопрос Блейз. Он безумно гордился дочерью и двумя сыновьями.
— Раз уж я узнала у тебя все новости. Ник, я вас покину — чтобы не мешать наслаждаться игрой и этим чудесным бургундским. Тони, а где Генриетта? Я не видела ее с тех пор, как уехала Дилайт.
— Когда приехал Ник, мне повстречалась Сесиль и сказала, что у моей кузины разболелась голова и она прилегла отдохнуть.
— Генриетта всегда ухитряется заболеть или скрыться, когда в доме полно работы, — проворчала Блейз. — Сомневаюсь, что она занимала такое видное положение при французском дворе, как уверяет нас. Нам с твоей матерью нужна помощь, но Генриетта начнет только хныкать и жаловаться, если я подниму ее, пусть уж лучше остается в постели.
— Не переутомляйся, мой ангел, — попросил жену Тони.
— Ни за что, — пообещала Блейз и, улыбнувшись мужчинам, удалилась, закрыв за собой дверь.
— Как, по-твоему, она не передумает и не зайдет к кузине? — тревожно спросил Николас Кингсли.
— Вряд ли, — отозвался Энтони. — От Генриетты больше хлопот, чем помощи, когда ей поручают какую-нибудь работу. У Блейз не хватает на нес терпения, и потому она предпочитает не обращаться к ней.
Они продолжали игру, а полчаса спустя в библиотеку вошел лорд Морган, быстро и плотно закрыв за собой дверь.
Энтони и Николас вопросительно уставились на него.
— Она мертва, — объявил Роберт Морган. — Чтобы убедиться в этом, я дождался, когда дыхание прекратится, и уколол ее в пятку, но она не шевельнулась. Господи, как она проклинала нас! Таких ругательств я еще никогда не слышал. А потом, похоже, она смирилась со своей участью и замолчала, и это молчание показалось мне еще страшнее.
Перед уходом я развязал ее и сжег веревки в камине, а затем укрыл ее одеялом так, чтобы смерть выглядела естественнее. Откровенно говоря, я боялся прикоснуться к ней — чтобы не отравиться самому.
— Пусть старуха приготовит ее к похоронам, — решил Энтони.
Остальные кивнули, а лорд Морган спохватился:
— Мне пора в путь, джентльмены. До заката еще целый час, а сегодня наступает полнолуние, так что дорогу будет хорошо видно. Я поскорее доберусь домой и успокою Дилайт, скажу, что с ее сестрой все обошлось. Сейчас она изводится от беспокойства.
— Ты по-прежнему намерен выдать ее замуж за ирландца? — спросил Тони.
— Конечно. Как только Дилайт убедится, что Блейз не пострадала и никто не знает о ее проступке, кроме нас троих, как только я заверю ее, что ты, Энтони, ее простил, уверен, ей сразу станет легче. Этот ирландец — хорошая партия для моей дочери. Я почти уверен, что их брак осуществится, если только парень не окажется слабоумным или жестоким. Пусть Дилайт уедет подальше от тебя и Блейз, Энтони. Ей будет нелегко видеть вас и мучиться угрызениями совести. Чем дальше она окажется, тем скорее забудет всех нас, избавится от чувства вины и исцелится.
— Ты мудрый отец, Роб, — заметил Энтони, и они обнялись. Затем эрл прикоснулся к одной из стенных панелей библиотеки, и, к величайшему удивлению его спутников, в стене открылась дверь. — Этим ходом вы выйдете незамеченными прямо к пристани, — объяснил он. — Пожалуй, так будет лучше.
Лорд Кингели и лорд Морган кивнули и без лишних слов заспешили по потайному ходу со свечами в руках. Эрл быстро закрыл за ними дверь и подойдя к окну, стал смотреть в сторону реки, пока несколько минут спустя не увидел, как лодка его свояка отплывает от пристани к противоположному берегу. Энтони Уиндхем повернулся и поспешил в комнату, где запер старую француженку. Отперев дверь, он вывел Сесиль в коридор, вместе с ней спустился по лестнице и вошел в комнату Генриетты.
Девушка вытянулась на постели, обманчиво-невинная после смерти. Ее глаза были широко раскрыты и неподвижны. Эрл вытащил из кармана камзола две медные монеты, старуха закрыла внучке глаза и положила монеты на веки.
На уже остывшем теле не осталось никаких следов насильственной смерти. Сесиль с трудом согнула внучке руки и скрестила их на груди.
— Снимите с нее эту чертову рубашку и сожгите немедленно, — велел Энтони. — Я хочу убедиться, что она уничтожена.
Старуха молча сняла с покойницы рубашку и бросила ее в камин. Пламя мгновенно охватило шелк, и спустя несколько минут от рубашки остался лишь ворох пепла.
— Приготовьте ее к похоронам, — велел эрл. — Не хочу, чтобы к ней прикасался кто-нибудь еще.
Сесиль кивнула.
— Вам нечего опасаться, месье. Как только яд впитался в ее кожу, он стал безопасным для всех, кроме жертвы.
Энтони наблюдал, как старуха переодевает Генриетту в другую рубашку, а затем произнес:
— Я вернусь в библиотеку, Сесиль. Через пять минут вы с криками выбежите в коридор и объявите, что моя кузина умерла. Сыграйте свою роль как следует, и после похорон Генриетты с почестями, которых она не заслужила, вы сможете вернуться во Францию и безбедно существовать до конца своей грешной жизни. Вы поняли меня или повторить вам это по-французски?
Сесиль улыбнулась, обнажая беззубые десны.
— Я все поняла, милорд эрл, — с тех пор, как мы прибыли сюда, я стала лучше понимать по-английски. Незачем обращаться ко мне на родном языке. Я как следует сыграю свою роль. Моя дочь, ее муж и моя внучка мертвы. Обо мне некому позаботиться. На деньги милорда эрла я куплю домик в Бретани, и мне не придется голодать.
Энтони вышел и вернулся в библиотеку, ожидая, когда весть разнесется по дому. Напряжение последних нескольких часов постепенно покидало его, сменяясь слабостью.
Он едва не потерял Блейз, и это сознание причиняло ему острую боль. Только искренняя любовь Дилайт к сестре и честность, которую с детства привили ей родители, спасли жизнь его жены — и не только жены, но и ребенка. Он чуть не потерял их обоих, но об этом Блейз никогда не узнает.
Она не должна знать, во что оказалась втянутой ее младшая сестра. Она не будет даже предполагать, что на свете существуют женщины, подобные Генриетте, способные ради своих прихотей с легкостью отнимать жизнь у других людей.
Как жаль, что на свете есть мужчины и женщины, которые не понимают, что семья — это все. Что без семьи они ничтожны — у них не остается ни любви, ни дружбы, ни спокойного сознания того, что они не одиноки. Их жизнь лишена смысла, им не к чему стремиться.» Человек может иной раз и мечтать об одиночестве, — думал Энтони Уиндхем, — но когда такие времена проходят, как приятно войти в свой дом навстречу родным и близким! Генриетта стремилась к другим целям, не подозревая, что величайшее богатство человека — его семья «.
И вот по прихоти судьбы он, Энтони, мог потерять своих родных, и теперь молча возблагодарил Бога за то, что этого не произошло. В этот момент по дому разнесся пронзительный вопль. Вскочив с кресла, эрл приготовился изобразить удивление и потрясение, услышав печальную, но уже известную ему новость.
