Глава 19
Они были в пути уже пять дней. Теперь стало ясно, что Кэдерик, если даже и пришел в какое-нибудь извращенное состояние духа, не послал за ними погоню. Мейдок и Эйнион решили, что они спокойно могут принять свой прежний вид. Уилла, которой почти сразу открыли правду, смотрела на них широко раскрытыми глазами. Она с трудом скрывала свое восхищение Эйнионом. Уинн почувствовала, что ей надо сообщить о Меган.
— Неужели вы сказали ей о моей жене? — проворчал он.
— Нет необходимости, чтобы ты соблазнил няню моей дочери, — едко заметила Уинн. — Уверена, ты не чурался женского общества за все те месяцы, что был вдали от Скалы Ворона.
Брови Эйниона от удивления поднялись. Она стала зрелой женщиной. Ребенок, выросший в милую, красивую девушку, теперь превратился в цветущую женщину, с которой, как он подозревал, придется считаться. Ему было интересно, понял ли это Мейдок. Или принц будет продолжать обращаться с ней, как с возвращенной драгоценностью?
Эйнион усмехнулся про себя.
— Не скажу, что я хранил верность Меган только в своем сердце, но она достаточно умна, чтобы не задавать подобных вопросов, пока я верен ей в Скале Ворона, — просто ответил он.
— Странно, как тебя еще не убил какой-нибудь рассвирепевший отец или муж. Ты не изменился, Эйнион, и я рада этому Все остальное изменилось.
— Да, — согласился он. Они сидели перед небольшим костром в укромной долине, где огонь не сможет привлечь разбойников. — Вы изменились, — сказал он ей.
— У меня не было выбора. Это был вопрос выживания. Я думала не о себе, а о ребенке, которого носила в то время.
Он кивнул.
— Вы с Мейдоком все еще на ножах. Неужели никак нельзя залатать разрыв между вами?
Уинн улыбнулась ему — Я надеюсь, Эйнион, но Мейдок отказывается понимать, каково было мне. Еще нам надо отыскать сына.
— Каков он, мальчик? Аверел совсем на вас не похожа.
— Да, она, без сомнения, вылитый отец, — ответила Уинн, улыбнувшись, — а Арвел сын своего отца. Он — зеркальное отражение Мейдока. Мне достаточно было взглянуть на его сына, чтобы вспомнить Мейдока. Он здоровый, умный и сообразительный для мальчика своего возраста. Если б Эдвин был жив, он никогда бы не продал моего сына, он считал его своим.
— Если Брайсу понадобился мальчик, моя госпожа, он нашел бы способ украсть его, — заметил Эйнион.
— Но зачем ему мой сын?
— Он хочет нашего сына, — сказал присоединившийся к ним Мейдок, — потому что у него извращенный ум и у него есть какой-то гнусный план, который его терзает.
— Сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до Кей? — спросила Уинн.
— Мы не едем ни в Кей, ни в Скалу Ворона, дорогая Я отвезу тебя и Аверел в Гарнок Если мы вернемся с тобой домой, Брайс быстро узнает об этом.
Он поймет, что мы скоро явимся к нему за нашим сыном. На наше счастье, я не знаю случая, чтобы Брайс причинил когда-нибудь вред ребенку, а этот ребенок — его племянник, его кровь. Думаю, Арвел будет в безопасности, пока Брайс остается в неведении о нашем воссоединении. Если он все-таки узнает, наш сын может поплатиться жизнью. Нам надо все тщательно обдумать. У нас — только один шанс Я это чувствую сердцем.
— Надеюсь, ты не так долго будешь вызволять из беды нашего сына, как меня? — резко сказала Уинн.
— Ты несправедлива, — так же запальчиво ответил он. — Я тебе объяснял уже не один раз, что поначалу мы даже не знали, где ты. Ведь Брайс хотел заставить нас поверить в твою смерть. Я не поверил его уловке, но пока не убедился, я просто не знал, где искать. Потом мы потеряли месяцы, преследуя ирландского работорговца, чтобы выяснить лишь одно — что ты не покидала Англию. Нам мешала погода, и нам пришлось прочесывать огромную территорию. На своем пути мы встречались с сотнями танов и в сотнях залов искали тебя. Ты могла оказаться в любом из них, Уинн.
— Я почти потеряла надежду, что ты приедешь.
— Похоже, ты была в безопасности, — сухо заметил Мейдок. — Уилла разболтала Эйниону всю историю, как твой саксонец влюбился в тебя с первого взгляда. Ты тоже влюбилась в него?
— Я полюбила его постепенно, потому что он был хорошим и добрым человеком. Разве я должна была погибнуть только потому, что ты опять исчез из моей жизни, Мейдок? — резко спросила Уинн. — Мне надо было думать об Арвеле, его безопасности — вот что прежде всего занимало мои мысли. Думаю, я умерла бы в те первые месяцы, если б не терпение и доброта Эдвина и сознание того, что я должна продолжать жить ради ребенка, если не ради себя самой. Ну, ты доволен? Хрупкая память о потерянной любви? Последуешь ли за мной еще раз в другой миг времени, чтобы мы вновь соединились? Любовь, я поняла, — это не только благородство и чистота чувств, Мейдок Любовь — это смех и слезы. Печаль и боль. Отдавать и жаждать чего-то. Ты должен научиться всему этому, если мы хотим быть счастливыми.
— Ты так изменилась, — проговорил он и улыбнулся, упиваясь ее красотой. Его синие глаза потеплели. — Ты всегда была взрослее меня, Уинн, а я на шаг отставал от тебя. Учи меня, дорогая, чтобы я по крайней мере в этой жизни мог идти в ногу с тобой.
— Я буду тебя учить, мой господин, но ты должен догонять меня, петому что я не буду тебя ждать. — Потом она взяла его руку и потерлась о нее щекой. — Я соскучилась по тебе, мой господин. Я рада, что мы вместе.
Повернув к ней голову, он поцеловал руку, ласкавшую его лицо, и с отчаянием произнес:
— Господи! Как я мечтаю хоть о небольшом уединении! Не помню, чтобы я когда-нибудь так хотел тебя, как сейчас.
Уинн тихо рассмеялась.
— У нас еще будет на это достаточно времени, мой господин. — И, подавшись вперед, нежно поцеловала его. — Но прежде давай отыщем нашего ребенка.
Мейдок выглядел удивленным.
— Ты хочешь сказать, что не примешь меня, пока мой сын Не будет в безопасности?
Улыбка мгновенно сошла с лица Уинн.
— Для тебя, мой господин, — ледяным тоном произнесла она, — Арвел просто плод воображения, для меня же он плоть и кровь. Ты говоришь как собственник, «мой сын», но он твой лишь по рождению.
Пока еще не твой! До тех пор, пока не вернешь его домой, не увидишь его дорогое милое личико, которое так похоже на твое, не прижмешь его крепко к себе, не завоюешь его любовь и доверие. Неужели твое плотское желание не исчезнет, зная все это? От моего ничего не осталось! — Она отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Мейдок поднялся от костра и пошел в темноту.
— Вы слишком суровы с ним, Уинн из Гарнока, — строго сказал Эйнион, — и вы не правы. — И это говоришь мне ты, который с детства был моим щитом? — Уинн заплакала, она выглядела такой жалкой, но Эйнион не утешал ее.
— Ради вас, моя госпожа, он многим пожертвовал.
— Чем? — фыркнула она.
— Своей волшебной силой.
— Что? — Слезы Уинн мгновенно высохли.
— Да. Только я знаю об этом, потому что если другие узнают о его жертве, они используют это против него. Он понимает, что могущественное положение, которое всегда занимали принцы Венвинвина, было связано с их репутацией волшебников. Мы живем в трудное время, моя госпожа. Если силой Мейдока считают его волшебство, тогда потеря его будет огромной, если не роковой, слабостью. Скалу Ворона всегда оберегала от алчных соседей именно эта волшебная сила.
Даже Брайс боится принца.
— Не настолько, чтобы не похитить меня и выкрасть моего сына.
— Брайс не так умен, как думает. Он играет на любви принца к своей семье и его уважении к жизни, — мудро заметил Эйнион.
— Ты говоришь, Мейдок отказался от своей волшебной силы. Расскажи мне об этом.
— До моего отъезда на поиски работорговца Рори Бэна, — начал Эйнион, — принц вызвал меня к себе. Он так отчаянно искал вас своим мысленным оком, но не мог обнаружить и был в полном недоумении, почему В облике старины Дью он рыскал по стране, но опять не нашел вашего следа. Волшебство в этом деле оказалось бессильно. Его осенило, сказал он мне, что Творец, вероятно, дает ему понять, что время волшебства прошло. С каждым уходящим днем он все больше убеждался в этом. Поэтому после долгих душевных поисков он решил, что для того, чтобы отыскать вас и вашего ребенка, он должен сделать окончательную уступку Творцу, равно как и вы когда-то, так он мне сказал, отказались от своей волшебной силы ради любви к нему в другом месте и другом времени. «Как, — спросил он меня, — может он сделать для вас меньше, чем вы когда-то для него?» Я не понял, когда он мне это сказал, моя госпожа, но, думаю, для вас понятно.
Уинн молча кивнула, беззвучные слезы текли по лицу от сознания того, на какую жертву пошел Мейдок ради нее и ребенка.
— Мы вместе отправились в церковь, и я был свидетелем, как принц Мейдок перед алтарем Господа Бога отказался от своей силы. И теперь он не передаст ее вашим детям, моя госпожа.
— А что стало с его искусством изменять облик? Думаю не отрекся от него.
Эйнион кивнул.
— Он не может так легко расстаться с этим даром, потому что это знание было передано его семье по наследству их дальним предком от древнего кельтского божества, Кенунноса. Принц, однако, поклялся никогда не пользоваться им и не передавать своим потомкам. Хотя все они будут обладать способностью изменять облик, без необходимого волшебства эта сила будет все время оставаться спящей. Итак, вы видите, моя леди Уинн, что принц многое отдал за то, чтобы вернуть вас, когда он мог просто смириться с вашей потерей и найти другую жену. — Эйнион поднялся со своего места рядом с ней у пылающего костра. — Поищу теперь себе постель, госпожа.
Оставшись одна, Уинн всматривалась в танцующие языки пламени.
Как она могла позволить себе быть настолько погруженной в свою праведность и не вспомнить о чувствах Мейдока? Она, может быть, и изменилась, но повзрослела ли она на самом деле, думала Уинн. Возможно, это не имело бы большого значения, если бы она не любила его. И никогда не переставала любить, даже когда позволила себе любить и Эдвина. Она глубоко вздохнула. Почему жизнь не может быть проще? Потом она нежно засмеялась, когда ощутила, что он вернулся к ней.
Он сел рядом.
— Почему ты ничего мне не рассказал?
— Чтобы ты могла пожалеть меня?
— Почему я должна жалеть тебя? Когда Рианон все отдала ради Пауэла, он испытывал жалость? — Уинн повернулась, чтобы видеть его лицо в свете костра. — То, что ты сделал, это самый прекрасный поступок любви, который один может сделать для другого. Мои чувства к Эдвину Этельхарду никогда не уменьшали моей любви к тебе, Мейдок Пауиса. С самого начала бытия мы оба почему-то стали единым существом, хотя внешне остались разными людьми. Не знаю, пойму ли я это когда-нибудь?! — Протянув руку, она дотронулась до него и нежно спросила:
— Не поцелуешь ли ты меня, мой господин?
— Если я поцелую, дорогая, то захочу большего. — Лицо его исказилось, словно от боли.
— Но не больше того, что я хочу дать тебе, Мейдок, — тихо ответила она.
От ее слов на его точеном лице появилось удивление. Он поднялся, увлекая ее за собой. Уинн коснулась его щеки. Нежными пальцами она провела по его гордому лицу, словно изучая его заново. Густые брови, которые поднимались над его затуманенными темно-синими глазами.
Длинный нос и тонкие губы, сурово лежащие над глубокой впадиной в его подбородке. С легкой улыбкой она сказала:
— Ты похож на разбойника.
Улыбнувшись ей в ответ, он схватил ее руку и, перевернув ее, поцеловал в ладонь.
— Мне придется сейчас показаться еще более свирепым, чтобы уберечь нас от опасности, — проговорил он, привлекая Уинн к себе.
Она обняла его шею и крепко прижалась к его худому сильному телу — Неужели мне надо бояться, мой дорогой господин? — Ее губы были в дразнящей близости от его.
Со стоном он закрыл ее рот неистовым поцелуем. Уинн почувствовала, как от его прикосновения радостно запрыгало в груди ее сердце, и в то же время у нее было ощущение, что она вся охвачена огнем. Казалось, словно это первый их поцелуй, но только лучше Она лучше, чем прежде, знала свое тело, и с интересом вопрошала себя, что вызвало это открытие. Груди ее набухли и стали твердыми, а ноги ослабли. Кровь будто превратилась в поток горячего меда, который не спеша струился по телу лишая ее спокойствия.
Мейдок, казалось, переживал то же самое. Его тело безошибочно реагировало на чувственное возбуждение, исходящее от тела его жены.
Он вновь застонал.
— Увы, дорогая, мне придется овладеть тобой прямо здесь, ведь нам .с тобой негде уединиться!
Уинн тихо засмеялась и ответила:
— Ты не найдешь ни Эйниона, ни Уиллы на полмили отсюда, мой господин, поскольку он знает иногда меня лучше, чем я сама. Аверел спит в повозке. А Эйнион увел Уиллу в какое-нибудь укромное место, чтобы уговорить ее, хотя она едва ли откажет ему, потому что похотлива. Если ты хочешь меня, Мейдок Пауиса, мы можем предаться нашей страсти без помех — Сказав это, Уинн начала раздеваться перед ним.
Он расстелил на земле перед костром свой плащ и последовал ее примеру Наконец они встали обнаженные, лицом друг к другу, равные, как могут только быть мужчина и женщина. Он протянул руку и нежно сжал ее грудь. Уинн улыбнулась ему и ласковыми пальцами стала ласкать его мускулистое плечо.
— Распусти для меня свои волосы, — попросил он, и она расплела толстую, тяжелую косу, расчесав черные волосы пальцами. Они заструились по ее изящной спине роскошными волнами. Он поймал одну небольшую прядь между пальцев и поцеловал ее, вдыхая тонкий аромат. — Ты так прекрасна. Никогда не было женщины, похожей на тебя, Уинн из Гарнока.
— И ни одного мужчины, как ты, Мейдок, — отозвалась она, ее глаза переполняла вновь любовь к нему Их губы слились в страстном поцелуе, когда Уинн обвила руками его тело. Мейдок привлек ее к себе еще раз, сжав ее круглые ягодицы. Они неистово целовались, прижимаясь влажными устами друг к другу, жарко касаясь шеей, грудью, плечами; языки бешено сражались, лаская друг друга, когда они опустились на колени на плащ. Его голова склонилась, покрывая обжигающими поцелуями ее трепещущие груди, он чувственно облизал ее соски и посасывал их так сильно, что почувствовал у себя во рту молоко и, полувсхлипывая, не мог несколько минут остановиться, так возбудил его этот явный признак ее плодовитости.
Голова Уинн кружилась от избытка чувств, когда он, словно лев, ласкал ее. Она забыла глубину его страсти и, вероятно, просто не осмеливалась вспомнить ее. Его рот обжигал ей кожу, словно угольки костра.
Он доставлял ей такое наслаждение, что она не представляла, как ей отплатить ему тем же, но тем не менее с радостью принимала его, как никогда раньше. Он всегда так восхитительно действовал на нее. Один только его взгляд превращал ее в нераскаявшуюся блудницу.
— Посмотри на меня, дорогая, — тихо попросил он Уинн, и та поняла, что глаза ее от восторга закрыты.
Она с трудом подняла веки и взглянула прямо в его любящее лицо, наполовину утонув в темно-синих глазах.
— Ты сомневалась в моей любви к тебе, моя драгоценная жена?
— Я никогда не сомневалась в твоей любви, мой муж.
Удовлетворенный ответом, он опустил голову и начал осыпать поцелуями ее жаждущее тело. Уинн радостно вздохнула, Мейдок молча улыбнулся, его тело двигалось, согласуясь с его действиями. Она была открыта ему, и он проскользнул между атласными бедрами, покрывая каждое из них горячими поцелуями. Он просунул под нее руки, обхватил округлости ее ягодиц, напоминающие персик, чтобы удержать ее в одном положении, так как она начала хныкать в возбужденном ожидании. Он вдыхал свойственный только ей женский аромат. Затем поцеловал теплую, нежную плоть ее чувствительного бугорка.
— Ох-х-х! Да! — поощряла она его и, опустив руки, широко раскрыла для него нижние губы.
Он слегка коснулся ее только кончиком языка, и она задрожала от этой ласки. Он подождал минуту, другую, потом еще раз нежно дотронулся до нее, на этот раз она затрепетала сильнее. Маленький сочный бугорок ее женского начала, казалось, жил своей собственной жизнью под его трепещущим языком. Набухнув, он стал темнее, передавая свое наслаждение всему ее телу трепетными волнами восторга. Она задыхалась и вновь начинала дышать, когда порыв сменялся порывом, пульсируя по телу Осторожно он посасывал ее маленькую драгоценность, и Уинн нежно вскрикивала, едва перенося наслаждение, которое он ей доставлял.
— Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Я не могу больше выдержать эту сладостную пытку, Мейдок! Дай мне всего себя!
Его рот вновь закрыл ее губы. Он прикрыл ее своим крепким телом, и она обхватила его руками. Подняв ее ноги, он вошел в нее и начал медленно накачивать ее глубокими, томительными ударами своего могучего естества. С криком восторженного блаженства Уинн обвила ногами его торс, бедра неистово бросались ему навстречу — Ах-х-х, приятно! Так приятно! — почти стонала она, а он крепко держал ее, потому что она бешено металась в экстазе. Она отчетливо ощущала в своем теле его пульсирующий и трепещущий член. Каждый новый бросок поднимал ее еще на одну ступеньку блаженства. Их желание обладать друг другом было взаимным. Она была ему глубоко созвучна, поэтому и он откликался на глубинные толчки, нарастающие в недрах ее существа, которое дрожало и вибрировало, когда Уинн с откинутой назад головой ловила ртом воздух Ее полностью охватило вздымающееся, трепетное чувство, которое, стремясь вверх, могло сокрушить ее.
Мейдок застонал, словно от боли, когда его собственная поднявшаяся страсть угрожала затопить его.
— Я не могу больше ждать! — закричал он, и Уинн ощутила, как в ее томимый жаждой укромный сад хлынула теплая жизненная сила.
— Ах-х-х, моя дорогая любовь, — прошептала она ему, когда ее тело жадно принимало дань возлюбленного, и спустя некоторое время он вздрогнул от окончательного и полного облегчения в то время, как она парила над ним.
Они лежали вместе, раскинувшись. Потрескивал огонь в костре. Их удовлетворенные тела были влажными от усилий. Наконец Уинн произнесла:
— Мы умрем от простуды, если не оденемся, мой любимый господин.
Он нежно поцеловал ее в шею, пощипывая влажную кожу, и прилег рядом с ней на бедро. Его пальцы заскользили вниз между ее грудей, и он сказал:
— Только сейчас я осознал, как соскучился по тебе, дорогая.
Уинн нежно рассмеялась.
— Я тоже, — призналась она, садясь и доставая рубашку — Прикройся, Мейдок, а то если Уилла увидит тебя, она тут же захочет, как захотела Эйниона.
Он усмехнулся и начал одеваться. Когда они оба были одеты, подбросили дров в костер и уютно устроились рядом, держась за руки.
— Как мы вернем нашего сына? — спросила его Уинн.
— Пока не знаю, но, как я уже сказал, тебе лучше укрыться в Гарноке, чтобы Брайс не знал, что мы опять вместе.
— Я оставлю Уиллу и Аверел в Гарноке с бабушкой. Хотя Уилла не может кормить мою дочь. Думаю, там найдется кто-нибудь. Они будут в Гарноке в безопасности. А я отправлюсь с тобой. Мы можем рассчитывать на помощь Риза из Сант-Брайда?
— Риз, конечно, поможет нам, если я его попрошу, но я не стану этого делать. Кей нельзя брать силой, особенно когда дело касается Арвела.
Мы вернем нашего сына хитростью и ловкостью.
— На этот раз тебе придется убить Брайса, — сказала Уинн.
— Ты говоришь, как моя сестра.
— Ты не можешь заявиться в Кей, требуя своего ребенка, и ожидать, что Брайс покорится без борьбы. Ох, Мейдок, любовь моя! Ты давал брату столько возможностей измениться, но он не сделал ничего. Видно, его главная цель — уничтожить тебя и все, что с тобой связано. Но я убеждена, что, если он даже достигнет своего, то все равно не будет удовлетворен. Его ненависть к тебе — это глубокая болезнь души, которая началась не здесь и не сейчас Ты знаешь это, как и я Мы не можем жить, постоянно оглядываясь, что еще уготовил нам этот дьявол! Убей его! Положи этому конец! Не позволяй ему еще раз разлучить нас, как это он уже сделал однажды.
Мейдок глубоко вздохнул.
— А если я убью его, не буду ли я у него в долгу? Умрет ли окончательно ненависть, которая обитает в нем, или она вновь возродится в другом месте и в другое время, чтобы мы снова боролись с ней, Уинн?
Она покачала головой.
— Я не знаю, что тебе ответить, Мейдок. В одном я убеждена: чтобы мы жили в мире, с Брайсом надо поступить так, чтобы он не мог нам больше вредить.
— Он мой брат, — беспомощно ответил принц.
— Он использует эту родственную связь против тебя, Мейдок! нетерпеливо ответила Уинн. — Он стоил нам трех лет жизни. Он жестоко разлучил нас, желая уничтожить тебя, продал меня в рабство, хотя, благодаря Всевышнему, мне повезло в этом рабстве. Он украл нашего ребенка. Для чего, Мейдок? Зачем ему нужен наш сын? Какое злодеяние он сейчас замышляет? И к этому человеку ты испытываешь жалость? Твой брат не знает такого слова. Если ты сохранишь ему жизнь, все последующие несчастья, которые принесет нам Брайс, будут следствием твоей ошибки, мой господин, потому что именно ты позволишь ему вызвать новые разрушения.
— Я знаю, дорогая, что твои слова справедливы, но не надо бояться.
Хотя это и трудно, но я прослежу, чтобы Брайс больше никогда никого не обидел. — Потом Мейдок попытался пошутить:
— Думаю, мне лучше убить Брайса, чем слушать, как ты и Неста браните меня. Моя сестра так и не простила мне, что я не уберег тебя, Уинн.
Уинн улыбнулась.
— Как Неста? Я часто думала о ней, особенно вначале, когда она должна была родить. Кто у нее, сын или дочь?
— У Несты два сына. Старший Даффид, младший Тристан.
— Как мне хочется ее увидеть! — сказала Уинн, а потом нахмурилась. — Мы не можем сообщить Несте и Ризу о нашем возвращении, пока не вернем сына. Расскажи мне о бабушке, сестрах, Дьюи.
— Твоя бабушка здорова, хотя и горюет о тебе, даже зная, что ты жива.
Дьюи уже почти что мужчина, а Map становится красавицей. Она единственная из твоих сестер, кто может соперничать с тобой.
— А Кейтлин и Дилис?
Мейдок рассмеялся.
— Они преуспели, хотя старшая теперь не разговаривает с младшей.
— С какой стати? Они всегда были друзьями, если их странные отношения можно назвать дружбой.
— Все верно, но вспомни: раньше Кейтлин была всегда впереди. Теперь, однако, события повернулись в пользу Дилис. За четыре года замужества она родила четырех детей. Троих мальчиков и одну девочку.
Девочка — одна из двойни. У Кейтлин всего один сын, которого она любит до безумия. Дважды у нее был выкидыш в очень маленький срок Хотя муж обращается с ней как с королевой и она единолично командует в Коуде, тем не менее Кейтлин недовольна и зла на младшую сестру, которая обошла ее.
— Артур жалуется на недостаток детей?
Мейдок усмехнулся.
— Нет, он просто не осмеливается.
Уинн рассмеялась. Она долго не вспоминала о Кейтлин, но сейчас ее вновь охватили воспоминания. Нет, Артур не будет жаловаться. Он уже узнал злопамятность Кейтлин и ее жуткую способность мстить тем, кто вызвал ее неудовольствие.
— Как жаль, что я не смогу пригласить сестер в Гарнок, — проговорила Уинн, и ее охватил приступ смеха.
Они добрались до Гарнока к концу непогожего дня.
Прижав к груди старшую внучку, Энид только могла выговорить:
— Я знала, что он привезет тебя домой невредимой, дитя мое! — Глаза ее переполняли слезы счастья, которые катились по измученному лицу.
Уинн обняла бабушку и поразилась переменам, произошедшим в ней. Энид постарела и двигалась медленнее, чем раньше. Ее милое лицо избороздили морщины.
— Я привезла тебе правнучку, бабушка, — сказала Уинн и протянула ей дочь. — Это Аверел Этельхардсдаттер.
Энид постаралась скрыть удивление и, наклонясь, улыбнулась малышке.
— Мне нравится твое имя, Аверел. — Потом она взяла ее на руки и поцеловала в щечку.
Аверел смотрела на Энид широко раскрытыми глазами, размышляя, готова ли она принять в свою жизнь нового человека. Сколько всего изменилось для нее за последние несколько недель! Она полюбила рыжего гиганта, который позволял ей ехать на козлах повозки и держать поводья. Уилле он тоже понравился. Однако она не была уверена в отношении того темного человека, который всегда, казалось, следил за ее матерью и мало обращал на нее внимания.
Аверел решила быстро. Обвив маленькими ручками шею Энид, она поцеловала прабабушку и произнесла: «Ба». Взрослые вокруг нее рассмеялись.
— Она прелестное дитя, — сказала Энид, очень довольная, — но она совсем не похожа на тебя, Уинн.
— Аверел копия отца. Его звали Эдвин Этельхард, он был таном поместья Элфдин, недалеко от города Бустер в Мерсии. Он считал меня своей женой, и ко мне относились, как к хозяйке.
— Уинн! — окликнул ее юношеский, но сильный голос.
Уинн обернулась и увидела высокого черноволосого молодого человека. На мгновение она не могла поверить своим глазам.
— Дьюи? Ох-х-х! Ты стал мужчиной! Почти, — добавила она и обняла брата.
— Я обручен, — объявил он гордо, — с Гвенвивар из Клидака. Через два года мы поженимся. Я сделал выбор сам.
— Ты правильно поступил, — сказала Уинн, вспоминая семью. — У них сильная порода молочных коров. Надеюсь, твоя Гвенвивар принесет тебе скот как часть приданого.
— Да, это для меня главное в ней, — произнес он с ухмылкой.
— Вот плут! — улыбаясь, воскликнула бабушка. — Только не говори мне, что ее нежные карие глаза не привлекли тебя. Она — восхитительное дитя с золотистыми волосами. Мне сказали, что ее бабушка по отцовской линии саксонка. — Потом Энид легонько шлепнула его. — Неужели у тебя нет приветливых слов для сестры, которая вернулась после трех лет рабства в Мерсии? Где твои манеры, Дьюи? — Она вздохнула и объяснила Мейдоку:
— Все они одинаковы. Гарнок прежде всего.
— Я рад, что ты благополучно вернулась домой, Уинн, — сказал Дьюи, а потом ответил бабушке:
— Если бы я не ставил Гарнок на первое место, как меня учила Уинн, где бы все были? — Его красивое лицо приняло оскорбленное выражение.
— Он прав, — согласилась Уинн, — я горжусь тобой, Дьюи!
— Кто этот ребенок? — спросил ее брат, переведя взгляд на дочку Уинн.
— Твоя племянница.
— Она похожа на саксонку, — ответил он, и Уинн пришлось еще раз объяснить происхождение Аверел. Дьюи взял малышку на руки и улыбнулся ей. — Здравствуй, бельчонок, — нежно сказал он и погладил ее по головке. — Она как маленький коричневый бельчонок — с такими же мягкими волосами и подозрительными глазками.
В зал вошла Map, и вновь Уинн была поражена. Ее младшая сестра подросла и выглядела, как игривая молодая женщина. Мейдок был прав.
Map быстро превращалась в красавицу. В длинных каштановых волосах мерцали золотистые огоньки, зеленые глаза были похожи на лесное озеро — такие же таинственные. Она застенчиво приветствовала сестру Но ее внимание привлекла Аверел, при виде которой она улыбнулась.
Map тотчас же взяла ее на руки, и Аверел ответила ей взаимностью, довольная тем, что нашла кого-то достаточно молодого, чтобы понять ее.
Они сели за вечернюю трапезу Мейдок рассказал родственникам Уинн, что она родила ему в рабстве сына и что недавно его брат Брайс послал за ним работорговца Рори Бэна.
— Я хочу оставить Уинн в Гарноке, пока я поеду в Кей, чтобы освободить нашего сына из рук Брайса. После этого мы вместе вернемся на Скалу Ворона, — закончил он. Потом добавил:
— Но никто не должен знать, что она здесь. Я не хочу, чтобы Брайс испробовал еще один из своих злых трюков!
— Все последние дни пути я думала и решила, что должна поехать в Кей с тобой, Мейдок Ты не сможешь заставить Брайса вернуть ребенка, а я, думаю, смогу. Он никак не ожидает, что я снова открыто выступлю против него в его зале. Я много думала над этим. Сначала мне казалось, что мы сами можем справиться, но теперь я поняла, что тебе надо ехать в Сант-Брайд и договариваться с Ризом о помощи. Брайс не посмеет отказаться вернуть нам Арвела, видя вооруженный отряд за нашей спиной и меня в его зале. У него просто не будет выбора.
— Он может закрыться в замке с тобой и вашим сыном в качестве заложников, — вступил в разговор Дьюи. — Ты подумала об этом, Уинн?
Не уверен, что твоя идея удастся.
— Я тоже не уверен, дорогая, — согласился Мейдок с Дьюи.
— Брайс на самом деле может выдержать осаду, — честно призналась Уинн, — но как долго? Кей — это не Скала Ворона. К нему можно легко подойти с одной стороны. У него есть источник воды внутри, как в Скале Ворона? Я знаю точно, что нет. Когда я была там, то видела, как слуги несли воду в ведрах через подъемный мост.
— Да, — задумчиво проговорил Мейдок, — они берут воду в ручье за стенами замка, но тем не менее, дорогая, неразумно тебе ехать в Кей.
— Подумай над этим, Мейдок! — упорствовала Уинн. — Разве ты не можешь представить удивление Брайса, когда я с уверенным видом появлюсь перед ним в своем лучшем наряде и драгоценностях? Когда я предстану перед ним и потребую вернуть моего сына, наследника Пауиса Венвинвина?
— Да, он будет поражен, но, зная своего брата, могу сказать, что он скоро оправится от потрясения и прикажет бросить тебя в темницу.
Нет, Уинн, это невозможно.
— Нет, возможно! — закричала она, и все сидящие за столом нервно заерзали на своих местах. Уинн редко выходила из себя, но когда это случалось… — Пусть Брайс знает, что я пришла не одна, за моей спиной армия. Он поймет, что у него нет выбора, кроме как вернуть мне Арвела. О да, он может сначала решить, что выдержит осаду, но, подумав, быстро сообразит, что у него нет другого выбора, Мейдок. Вспомни своего брата. Он никогда не совершает преступлений открыто. Он, как существо, живущее под камнем, не выносит дневного света. Для Брайса важно то, как он выглядит, какое впечатление производит. Он одинаково в восторге как от своей способности выглядеть обаятельным и простодушным, так и от собственной злобы.
— Это правда, — признал Мейдок, — но меня пугает мысль, что ты можешь оказаться внутри замка Кей. Мы не должны больше разлучаться.
— Мейдок, мой дорогой господин, нам удалось обрести мир, думаю, мы всегда будем вместе.
— Я все еще не убежден в мудрости твоего предложения, — честно признался Мейдок, — но я отправлюсь в Сант-Брайд за помощью моего шурина. Мы вернемся в Гарнок и еще раз все обсудим. Согласишься ли ты с решением, которое мы примем с Ризом?
— Да.
— А теперь поклянись, что ты не сорвешься в Кей, пока я буду в Сант-Брайде. Что ты подождешь нас. — Его темно-синие глаза были наполовину серьезны, наполовину смешливы. Просьба его была разумна, ибо, взглянув на лицо Уинн, было ясно, что она, словно ребенок, задумала какую-то шалость. — Обещай мне, моя леди из Скалы Ворона, или я попрошу твоего брата запереть тебя в хлеву до моего возвращения.
— Очень хорошо! — произнесла она с плохо скрываемой досадой, и ее семья рассмеялась.
На следующее утро Мейдок один отправился в Сант-Брайд. Он доверял жене, но в то же время понимал, что ее нетерпение поскорее освободить их сына может привести к тому, что она ослушается его и нарушит данное слово. Эйнион остался, чтобы охранять свою госпожу, как делал это всегда. Если у Уинн появится мысль улизнуть из Гарнока, у нее не будет такой возможности, поскольку Эйнион не будет спускать с нее глаз.
— Ты мог бы поехать с ним, — ворчала на Эйниона Уинн.
— Один он доедет быстрее, — последовал вежливый ответ. — В этом деле время для нас очень важно. Мы должны осадить Кей до того, как выпадет зимний снег.
Уинн кивнула.
— Будем надеяться, что зима задержится или по крайней мере будет мягкой, если наступит рано, . — ответила она ему и посмотрела на сереющее небо с низкими дождевыми облаками.
— Погода все еще теплая. Время есть, — сказал Эйнион.
Прошла неделя. Неделя, за которую она возобновила свои связи с семьей. Без Мейдока она могла свободно говорить об Эдвине, что она и сделала.
— Ты любила его, мое дитя. Я сужу по тому, с какой нежностью ты вспоминаешь о нем. Что с ним случилось? — спросила Энид.
— Почти год назад Эдвин пошел на охоту на кабана. Слуги заметили его в его лесу. Это было незадолго до Рождества. Он хотел иметь к празднику кабанью голову Его старший сын, Кэдерик, несчастный человек, поехал с ним. Когда кабана выгнали из чащи, Кэдерик спрыгнул с лошади, стремясь убить зверя и блеснуть перед отцом. Он ранил кабана, но тот бросился на него. Эдвин встал между сыном и зверем и убил его, но сам был тяжело ранен подстреленным кабаном. Он спас Кэдерику жизнь. На следующий день ближе к заре, когда Эдвин был уже близок к смерти, Кэдерик отказался поклясться умирающему отцу, что будет заботиться обо мне. Мой бедный господин умер, зная, что оставляет меня в опасности.
Потом Уинн объяснила бабушке, как Кэдерик был одержим ею и непоколебимо уверен, что Уинн сможет принести ему детей, чего не сделали ни Эдит, ни другие женщины. Брат и сестра Уинн с широко раскрытыми глазами слушали рассказ старшей сестры. Они посмеялись, когда Уинн поведала им об уловке, благодаря которой женщины спасали ее от посягательств гостей Элфдина, когда Кэдерик сделал ее наложницей зала. Она рассказала им, как Кэдерик в гневе и расстройстве поклялся отдать ее первому, кто в его присутствии на высоком столе овладеет ею, и о Боде и его полудурке-сыне Тови.
— Как замечательно, что ты вырвалась от этого ужасного саксонца, — серьезно сказала Map, прижимая к себе Аверел, уютно устроившуюся у нее на коленях. — Как бы мне хотелось когда-нибудь встретить человека, который любил бы меня, как принц Мейдок любит тебя, дорогая сестра. — Ее зеленые глаза затуманились тайными мыслями и надеждой на будущее.
— Он будет здесь в нужное время, — сказала ей Уинн. — Тебе надо только подождать, а Дьюи, я знаю, будет относиться к тебе с той же любовью и почтительностью, что и ко мне. Выходи замуж только по любви.
— Да, — согласился Дьюи. — Если он подходит и если он доступен, Map, клянусь в том, что он будет твой!
С легкой улыбкой Map взяла свою племянницу, мурлыча что-то себе под нос. Дьюи, весело извинившись, отправился в поле приглядывать за работами.
— А что Мейдок? — поинтересовалась Энид. — Сможешь ли ты полюбить его вновь, Уинн?
— Я никогда не переставала его любить. Я сама считаю это странным, но так оно и есть на самом деле. И хотя я вновь и вновь ломаю над этим голову, но ответа так и не нахожу, как я могу любить двух мужчин одновременно. Они разные. Теперь, когда один из них потерян, я могу полностью отдать свое сердце другому.
— А что было бы, если б твой саксонец не был убит?
Уинн покачала головой.
— He знаю. Случись такое, думаю, я убежала бы от них куда глаза глядят и жила бы одна там, где они не могли бы меня найти. Страшно даже подумать об этом. Как я могла бы выбрать? Каждый дал мне по ребенку.
— Гм. — Энид вздохнула, лицо ее стало серьезным. У нее тоже не было ответа на такой возможный вопрос. Господь Бог лучше человека улаживает такие дела.
