• Хроники границы, #6

Глава 4

 По дороге в замок он сделал ей комплимент:

 – Вы молодец, мадам. Все с благодарностью будут вспоминать, как вы обошлись с маленькой Уной. Вы прекрасно начали.

 Анабелла ощутила приятное тепло.

 – Я рада, если сумела угодить вам, милорд.

 – И мне нравится платье, которое вы надели. Оно идет вам больше, чем то унылое серое с черными бусами. Почему вы выбрали такой неподходящий цвет?

 – Это была единственная ткань, оставшаяся в отцовской кладовой. У па нет таких денег, как у вас, а две моих сестры скоро выходят замуж. Я не могла взять ткани, которые им нравились, но поскольку я выходила замуж за графа, ма разрешила вышить лиф и отделать его бусами. Их платья будут куда проще, поскольку шелковых ниток и бус больше нет. Да, цвет не слишком выигрышный, но в это серое платье было вложено так много любви!

 Он не привык к упрекам, да еще в такой мягкой манере. У его некрасивой жены есть характер, и она, очевидно, привыкла высказывать свое мнение.

 – В таком случае немедленно пошлите сестрам побольше таких пустячков. Ключи хозяйки замка отдадут вам сегодня, и Джин отведет вас в кладовую. Вам лучше знать, какие ткани выбрали бы сестры для себя.

 – Вы слишком добры! – восторженно воскликнула Анабелла. – Я знаю, что такие ничтожные вещи не слишком занимают мужчин, но очень важны для женщин! Спасибо!

 Они добрались до подъемного моста, но тут Анабелла попросила остановиться. Он не понял, в чем дело, но она смотрела поверх низкой каменной ограды, туда, где солнце садилось за темное море.

 – Вот как… – понимающе кивнул он. Улыбка коснулась чувственных губ. – Да, это прекрасно, правда? Я никогда не устаю любоваться закатами в Дуне.

 Осеннее небо расцвело яркими красками: густо-оранжевый, буйный алый и темно-фиолетовый с полосками сиреневого и желтого. Языки розовато-желтого цвета протянулись по голубому ковру, на котором розовели окаймленные золотом облака. Бледно-зеленая черта как раз над горизонтом почти скрывалась за огромным красным шаром заходящего солнца.

 – В жизни не видела подобного заката, – тихо призналась Анабелла.

 – Все дело в близости моря, – пояснил граф.

 Прошло минуты две, прежде чем она вспомнила, что вся деревня ждет свадебного пира, и снова встряхнула поводьями. А когда они оказались во дворе, муж снял ее с лошади. Прикосновение сильных рук послало румянец на ее бледные щеки. Он заметил это, но ничего не сказал.

 В четырех каминах зала с большими бронзовыми решетками, украшенными головами драконов, пылали целые бревна. Столы, накрытые белыми скатертями, уже были разложены. Для каждого гостя положили ложку и поставили оловянную чашу. Потом их унесут с собой в качестве дара.

 В зал входили приглашенные. В толпе весело суетились дети.

 Граф проводил невесту за высокий стол, накрытый вышитой белой полотняной скатертью, отороченной тонким кружевом. Стол украшали высокие резные золотые подсвечники со свечами из чистого пчелиного воска, а также серебряная позолоченная солонка в форме чертополоха. У каждого прибора лежали тонкая льняная салфетка, золотая ложка и еще какое-то приспособление, назначения которого она не поняла: от позолоченной ручки отходило некое подобие трезубца.

 Ангус Фергюссон усадил жену по правую руку. Рядом с ней сидела Джин. Ее соседом был граф Босуэлл. По левую руку Ангуса сидели Мэтью и Джеймс. Пастор Блейн оказался рядом с Мэтью. Человек скромный, он немного растерялся, оказавшись за высоким столом. Он не был родичем Фергюссонов и не ожидал приглашения.

 Теперь же, когда его попросили, он встал и благословил присутствующих голосом, разносившимся по всему залу.

 – Этих протестантов слышат даже на небесах, когда они открывают рты, чтобы помолиться, – тихо прошептала Джин Анабелле. Та хихикнула.

 В зал устремились слуги с мисками, блюдами и тарелками еды. Анабелла впервые видела такую роскошь. Сначала подали устриц, которых так любили мужчины. Открывая ножами раковины, они глотали скользких моллюсков. Анабелла посчитала, что они выглядят не слишком аппетитно. Зато потом появились свежая лососина и речная форель. Была даже миска с треской в сливках.

 Анабелла увидела говяжий бок, обвалянный в каменной соли, внесенный прямо на вертеле и еще не разрезанный. Жареный кабан с яблоком в пасти был подан на гигантском серебряном блюде. Его несли четверо дюжих слуг, которые промаршировали мимо раскладных столов, прежде чем поставить его на высокий стол. Здесь были также с полдюжины бараньих ног, несколько мисок с тушеной олениной и крольчатиной, с кусочками моркови, сельдерея и трав в винной подливке, а также каплуны в сливовом соусе, жареные утки и гуси с хрустящей корочкой, мягкие и сочные внутри, салат латук, сваренный в белом вине, крошечные луковки в сливочном соусе с укропом и поздние груши. На каждом столе лежали хлеб, масло и маленькие головки сыра.

 – Впервые вижу столько еды в одном месте в одно время! – воскликнула Анабелла.

 – Я посчитал, что наша свадьба достойна большого пира, – ответил граф.

 – О, лучше скажи правду, Ангус. Мы так едим каждый вечер, – пошутил Мэтью.

 Все, даже серьезный пастор Блейн, рассмеялись. Он считал графа человеком осторожным и добродетельным, хотя тот упорно придерживался старой веры. Лорд Дун был хорошим и милостивым хозяином. Пастор не видел в нем больших недостатков, хотя можно побиться об заклад, что Джон Нокс нашел бы немало. Впрочем, Джон Нокс далеко.

 В зале было шумно, но не слишком дымно, поскольку тяга в каминах была хорошая. Где-то сладостно играла арфа, но Анабелла была увлечена застольной беседой. Граф Босуэлл был вне себя от ярости.

 Он принес весть о свадьбе королевы в конце июля, и его мнение о муже Марии Стюарт было крайне нелестным.

 – Чертова дура воображает, что влюблена в смазливое создание, за которое вышла замуж. Фу! Меня от него тошнит! – прорычал Джеймс Хепберн.

 – За кого она вышла замуж, милорд? – спросила Анабелла, не понимая причины гнева Босуэлла.

 – За своего кузена Генри Стюарта, лорда Дарнли. Она даже получила специальное разрешение от папы, потому что степень родства слишком близкая. Ее бабушка Маргарита Тюдор, жена Якова IV, вышла замуж вторым браком. Дочь от этого брака, Маргарет Дуглас, вышла за Мэтью Стюарта, графа Леннокса. Этот безбородый юнец, лорд Дарнли, – их отпрыск.

 – Но что в нем дурного?

 – Он лгун, интриган и пустой щеголь. Вообразил себя королем, но она отказалась его короновать. От этого куска дерьма меня блевать тянет! – прорычал Босуэлл. – Да и церковники тоже против. Нокс так взбешен, что хоть связывай его, но он дурак, если воображал, что королева возьмет в мужья протестанта. А Елизавета Тюдор в ужасе от того, к чему привела ее проделка. Она никак не ожидала, что Мария Стюарт воспользуется ее советом в вопросах брака.

 – Но при чем тут английская королева? По-моему, у нее и без того много забот с поисками собственного мужа, – усмехнулся Ангус.

 – Наша королева посчитала благоразумным спросить совета своей царственной кузины в выборе мужа. И вряд ли английская королева заинтересована в замужестве, тем более что у нее перед глазами пример отца. Двух королев он казнил. С двумя развелся. Одна умерла от родильной горячки. Но она также не желала повторного брака Марии, поскольку последняя ближе всех стояла к ее трону. Кроме того, есть немало сомневавшихся в законности рождения Елизаветы и считавших, что именно Мария Стюарт и есть настоящая наследница Марии Тюдор, – докончил граф Босуэлл.

 – Но если у английской королевы нет ни мужа, ни детей, а у нашей появятся дети, кто унаследует троны Шотландии и Англии? – допытывалась Анабелла.

 – Не думаю, чтобы Елизавету Тюдор это заботило. Для нее важнее всего – спокойное единоличное правление, – ответил Джеймс.

 «Как интересно, – подумал он. – Жена Ангуса, похоже, понимает сложности политической ситуации».

 – Но каким образом Дарнли привлек внимание королевы? – спросил граф Дун.

 – Мария просила кузину посоветовать ей подходящего для брака джентльмена. Елизавета, я уверен, посовещавшись с этим умным дьяволом Уильямом Сесилом, предложила двоих. Первым был Роберт Дадли, граф Лестер, ее конюший и, по слухам, любовник, хотя я считаю это всего лишь сплетнями. Елизавета слишком умна, чтобы позволить себя скомпрометировать. Вторым мужчиной был Дарнли, поскольку он тоже кузен Елизаветы и стоит к ее трону так же близко, как наша королева. Обе кандидатуры были явно неподходящими, а Дадли даже не пожелал ехать в Шотландию на смотрины. А вот Генри Стюарт поехал. Стоило королеве взглянуть на парнишку, и она вообразила себя влюбленной. Ты не видел ее, Ангус. Но она высокая женщина, чуть не шести футов роста. Это только прибавляет ей царственной осанки, но очень немногие мужчины могут заглянуть ей в глаза, – усмехнулся он. – Вот Нокс ненавидит встречи с ней, поскольку она считает необходимым всегда стоять в его присутствии и он вынужден смотреть на нее снизу вверх.

 Дарнли очень высок и строен. Золотистые локоны и глаза синие, как небо. Розово-белая кожа, больше похож на девушку. Он жеманится. Картавит. Но его французский абсолютно безупречен, а этот язык она изучала с детства, хотя прекрасно говорит по-английски и на шотландском диалекте. Он пишет для королевы стихи и читает перед всем двором в ее честь. Та очень романтична в душе, и Дарнли очаровал ее. Она не видела его пьяным или с похмелья, как видела меня. Он дуется, когда не получает того, что хочет. Она вышла за него, не слушая советников. Теперь молодой глупец требует королевских почестей. Я не мог оставаться при дворе и наблюдать за этим.

 Королева не дура и когда обретает здравый смысл, понимает, что вышла замуж за глупца и шута, но уже слишком поздно. В отличие от ее двоюродного деда Генриха она не избавится от нежеланного мужа, к которому прикована цепями брака, а будет терпеть его и его наглое поведение, пока не случится, Богу одному известно, что именно, что избавит ее от этой ошибки…

 Рассуждения и мнения лорда Босуэлла завораживали, но на Анабеллу вновь навалилась усталость. Она поникла, как цветок, и едва могла держать глаза открытыми, когда покусывала сладкую сахарную вафлю. Ела она мало, потому что количество поданных блюд ошеломляло. Она слишком утомилась, чтобы затрудняться с выбором. Кроме того, ее одолевала тоска по дому. Как жаль, что семья не могла разделить с ней этот день!

 Но тут граф неожиданно прошептал ей на ухо:

 – Вы должны собраться с силами для одного танца. Потом можете удалиться к себе.

 Она не смела взглянуть на него: слишком близко его лицо было к ее уху. Но знала, что гости ожидают танца новобрачных и будут разочарованы, если его не увидят.

 – Это будет скоро? – тихо спросила она.

 – Это будет сейчас, – ответил он, вставая и увлекая ее за собой.

 Раздались приветственные крики, после чего в зале стало тихо, когда Ангус Фергюссон повел новобрачную на свободное место между высоким и раскладными столами. Заиграла музыка: арфа, барабан, флейта. Анабелла взглянула на мужа с нервной улыбкой. Тот ответил своей обычной – ослепительной.

 Они начали танец. Сначала двигались медленно, выплясывая сложный рисунок на каменном полу. Ее левая рука и его правая были подняты ладонями вверх, но не соприкасались, когда они наступали и отступали. Потом мелодия стала веселее, когда к трио присоединился волынщик. Танец стал более быстрым под аккомпанемент аплодисментов. Ангус оторвал ее от пола и закружил так, что желтая юбка раздулась. Потом вдруг поставил, нагнулся и поцеловал в губы. Музыка смолкла. Гости громко вопили.

 Раскрасневшаяся Анабелла взглянула в красивое лицо и ощутила взрыв странных эмоций, хотя не могла понять, что они означают и откуда возникли. Зеленые глаза встретились с серыми. Только сейчас она осознала, какую прекрасную партию сделала.

 Девушка опустила взгляд. Темные ресницы легли на щеки.

 В этот момент Ангус Фергюссон внезапно понял, что ему совершенно не важна некрасивость невесты. К его удивлению, он вдруг ощутил, что по какому-то странному капризу судьбы они созданы друг для друга. Она так же вдумчива и осторожна, как он сам.

 Она казалась доброй. Понимала свой долг и была готова принять свое положение хозяйки замка, со всеми его обязанностями. Они прекрасно начали. Вряд ли какие-то новобрачные могли сказать о себе то же самое.

 Что же до любви, он даже не был уверен, что нечто подобное существует на самом деле. Мужчину не должны занимать подобные глупости. Уважение. Долг. Вот что составляет крепкий брак.

 Но потом он вспомнил, как умирала мать. Он сидел у ее кровати, когда она в бреду несколько раз позвала какого-то Жиля. Он стал расспрашивать Жанну, но та лишь пожала плечами и сказала, что не знает никакого Жиля. Но Ангус слышал страсть и желание в голосе матери. Неужели она вышла замуж за его отца по расчету, хотя любила другого? Но она тем не менее была верна отцу.

 Сообразив, что они все еще стоят перед гостями, граф прошептал:

 – Прекрасно, мадам. Теперь, если хотите, можете идти к себе.

 Анабелла подошла к высокому столу, пожелала гостям спокойной ночи, поблагодарила священников и особенно пастора Блейна за благословение, которое тот произнес перед обедом, после чего вместе с Джин вышла. Женщины поспешили в новые покои Анабеллы. Теперь она, не скрываясь, зевала, пока Джин снимала с нее одежду. Невеста наскоро умылась, прополоскала рот мятной водой, и Джин надела на нее шелковую с кружевом ночную сорочку.

 Она почти заснула, пока Джин расчесывала ее длинные волосы, распутывая колтуны, которые успели образоваться за день и вечер.

 – Заплести их? – спросила она.

 Хозяйка кивнула, и ловкие пальцы Джин быстро сплели пряди в длинную косу. Потом она уложила Анабеллу в большую кровать, на пахнувшие лавандой простыни и пуховые подушки.

 – Не бойтесь, Анабелла, – предупредила она. – Говорят, что Ангус умелый и заботливый любовник. Он будет обращаться с вами мягко, особенно зная, что вы девственница. Оставить горящую свечу или достаточно огня из камина?

 – Задуй свечу, – ответила Анабелла, стараясь не заснуть. Сегодня ей нужно исполнить еще один долг, от которого отказаться невозможно.

 – Доброй ночи, – пожелала Джин, закрывая за собой дверь.

 Такая большая кровать… здесь поместились бы все ее сестры.

 Она сонно оглядела комнату, раза в четыре-пять больше той маленькой комнатки, которую все они занимали в Рэте.

 Джин не задернула полог кровати. Огонь в камине горел ярко, согревая комнату. Напротив камина стоял большой стул в чехле. Пол, как в дневной комнате, был покрыт шерстяным ковром, на этот раз кремовым с голубым. По крайней мере так казалось при свете камина. А какие цвета окажутся днем?

 Комната была чудесной.

 Услышав щелканье замка, она повернула голову на звук. В спальню через маленькую дверь, скрытую в панелях стены, вошел граф. Он переоделся в парчовый халат, но ноги были босы. Анабелла вдруг поняла, что под парчой он, несомненно, голый. Должно быть, надел халат ради нее, посчитав, что вид обнаженного мужского тела может ее испугать. Ее пальцы судорожно вцепились в пуховое одеяло. Он сел на край кровати.

 – Нам осталось выполнить еще один долг, мадам, – напомнил он.

 – Знаю, – прошептала Анабелла.

 – И вы готовы это сделать?

 – Да, милорд.

 – Ваша мать сказала, что от вас требуется? – продолжал граф.

 – Я должна лежать на спине с раздвинутыми ногами, – ответила Анабелла.

 – Кровь Господня! – тихо выругался граф, но тут же рассмеялся. – Думаю, мадам, мы оставим этот долг до другого раза. Вы утомлены долгим путешествием, и соединение с мужем, которого вы знаете всего несколько часов, вряд ли будет вам приятно. У меня, со своей стороны, сегодня вечером нет желания иметь дело с уставшей маленькой девственницей. Мы оба понимаем, что цель нашего союза – рождение наследников для Дуна. Для этого у нас много времени, девушка, – докончил граф и нежно провел ладонью по ее щеке.

 Но вместо того чтобы ободриться, Анабелла была в ужасе и едва сдерживала слезы.

 – Вы находите меня настолько неприятной, милорд, что не можете заставить себя сделать то, что следует? – спросила она дрожащим голосом.

 – Нет-нет, мадам, – поспешил заверить он. – Я мужчина больших плотских аппетитов. Но никогда не принуждал женщин к соитию. А именно это я сделал бы, если бы настаивал на том, чтобы лишить вас девственности именно сейчас. Я хочу, чтоб мы узнали друг друга лучше, и тогда все придет к нам естественно. Вы поразили меня и восхитили. Вы обладаете обаянием, хорошими манерами, умом и остроумием. Что есть красота в сравнении с этими качествами?

 – Вы говорите о любви? – осведомилась она, не совсем понимая, куда он клонит.

 Она вышла за него. Сегодня их брачная ночь. Почему он отворачивается от нее? И все же…

 Она вдруг осознала, что испытывает облегчение оттого, что не придется сделать следующий шаг.

 – Я ничего не знаю о любви, мадам, – честно сказал он. – Я познал похоть, и вы скоро обнаружите, что это восхитительные ощущения, ибо я дам вам время привыкнуть к моему присутствию. Мы будем целоваться и ласкать друг друга, что возбудит в вас плотское желание. Это вы будете вести нас вперед тем, что станете искать все больше и больше знаний о природе страсти. Очень скоро мы сделаем то, чего от нас ожидают. Теперь вы поняли лучше и согласны со мной? Или будете настаивать, чтобы я оседлал вас сейчас? Я сделаю то, что предпочтете вы, мадам.

 – Да, я понимаю вас, – кивнула Анабелла, и это было правдой. Он странный человек. Но был бы другой жених так же заботлив?

 – Дайте мне руку, – попросил он. Анабелла, не колеблясь, повиновалась. Он взял ее руку и поцеловал. Потом теплые губы коснулись ее ладони и запястья.

 Она вздрогнула от восторга, но ничего не сказала.

 Темно-зеленые глаза весело блеснули.

 – Вижу, вы собираетесь быть покорной женой, мадам.

 – Я сделаю все, чтобы угодить вам, но иногда могу ошибаться, – искренне сказала Анабелла.

 Его губы на ее плоти так восхитительно тревожили… Она не поняла, какие эмоции обуревали ее в тот момент. Ангус заметил ее мгновенное смущение и изумился. Да, она, конечно, девственница. Но такая бесхитростная и неискушенная?! Ему все яснее становилась, что она не лгала, утверждая, что за ней никогда никто не ухаживал. Было ли время, когда он знавал такую чистую и идеальную невинность?

 Отпустив маленькую ручку, он сжал ладонями лицо Анабеллы.

 – Вы доверитесь мне, мадам?

 Анабелла снова ощутила, как внутри шевельнулось что-то незнакомое. Темно-зеленые глаза были озером в глубинах залитого солнцем леса. Она хотела погрузиться в это озеро, чтобы стать с ним одним целым. Его прикосновение согрело и возбудило ее.

 – Да, милорд. Я доверюсь вам.

 Ее называли некрасивой, и все же ему казалось, что серьезное маленькое личико с настороженными глазами обладает сладостной притягательностью, которая его тронула. Подавшись вперед, он коснулся ее губ губами, но нежность этих губ разбудила в нем жажду, которую было трудно контролировать. Он положил руку на ее затылок и стал целовать жестко, требовательно. К его невероятному удивлению, она стала отвечать на поцелуи с такой же страстью, пока он не отстранился.

 – Мадам, желаю вам доброй ночи, – сказал он и, поднявшись, ушел через маленькую дверь.

 Анабелла потрогала горящие губы и легла на пышные подушки. Она не знала, радоваться или плакать. Девушка очень мало знала о постельных играх, и все же не следовало бы ей узнать больше? Мать сказала, что невеста не должна проявлять чересчур большую осведомленность. Она очень мало что объяснила дочери. Неужели откровенные признания Мирры ближе к правде?

 Но когда она повторила их мужу, тот с сожалением рассмеялся. Почему?

 Однако нужно признать, что ей стало легче при мысли о том, что эту ночь она проведет одна. Хотя она не выказывала своих чувств, боясь, что ее сочтут слабой, все же очень боялась покидать Рэт и ехать через всю Шотландию к абсолютно незнакомому человеку, известному как колдун и первый красавец на границе. Какое счастье, что Ангус оказался добрым и внимательным.

 День был удивительный, и столько всего произошло сегодня! Замок Дун так прекрасен! По сравнению с ним замок, где она росла, казался бедным и убогим. И все же она никогда не испытывала ни в чем недостатка. И ее родной дом был полон любви и счастья. Она надеялась, что за недели, месяцы и годы, которые ждут впереди, она сумеет принести такое же тепло в Дун и передать мужу и детям.

 Наконец, избавившись от неуместных мыслей, Анабелла прочитала молитвы и заснула глубоким сном.

 Но по другую сторону маленькой двери, где располагалась комната графа Дуна, лежал без сна Ангус, которому не так повезло. Вернувшись в спальню, просторную, такую же, как у жены, комнату, он не переставал думать о выражении лица Анабеллы, когда он предложил получше узнать друг друга. Она явно испытывала облегчение. По правде говоря, он тоже был счастлив тем, что не придется лишать Анабеллу девственности в эту ночь. Она совсем чужая. Интригующая женщина. Но тем не менее совершенно ему не знакома. Он никогда не жалел времени, чтобы узнать женщину, прежде чем стать ее любовником. Его мать-француженка всегда считала, что охота и обольщение приносят больше наслаждения, если над ними хорошенько потрудиться. Быстрого соития необходимо избегать любой ценой, а насилие над женщиной непростительно.

 Его жена была воистину невинной. Кто, черт возьми, наговорил ей, что требуется только лечь на спину и раздвинуть ноги? Ее мать? Служанка? Пусть Анабелла не красавица, но заслуживает самого бережного обращения. Ее положение жены требует его величайшего уважения.

 Она не сознавала, что одеяло, в которое так судорожно вцепилась, сползло и он успел увидеть ложбинку между грудями под прозрачным шелком и кружевом сорочки. Груди были изящными, маленькими, идеально круглыми, с горошинами сосков. Он поспешно отвел глаза, чтобы она не заметила его интереса, но руки так и чесались сжать эти упругие округлости. Даже сейчас он представлял их вес в своих ладонях.

 Ангус отпустил слугу на ночь, чтобы никто не знал, что он не исполнил супружеский долг. Кроме Джин. Как все в Дуне, она с нетерпением ждала, когда на свет появится законный наследник Дуна. Она может расспрашивать его, но если узнает, наверняка поймет. Конечно, все в Дуне будут довольны, если в середине лета нового года родится первый из следующего поколения Фергюссонов. Однако он не станет торопить события. Анабеллу стоит медленно обольщать, чтобы, когда настанет нужный момент отдать ему девственность, она сделала это с радостью и без слез. Он хотел, чтобы она была полна страсти, которую пообещали сегодня ее губы.

 Ранним утром он нашел Джин в зале.

 – Передай госпоже, что сегодня мы поедем на прогулку.

 – Хватит ли у нее сил после вчерашней ночи? – удивилась Джин.

 – Хватит, – коротко ответил он, предупреждая взглядом, что не стоит задавать слишком много вопросов.

 Джин сделала, как было велено, и, разбудив Анабеллу, помогла ей одеться. Она увидела, что простыни чисты, и взглянула на покрасневшую молодую женщину. Именно в этот момент Джин сообразила, что Ангус не коснулся жены. Но ничего ему не сказала. Поняла, что брат дает жене возможность получше его узнать. Видимо, следует советам, данным ему и остальным детям леди Адриенной. Только Мэри убегала, не желая слушать.

 С этого дня Ангус и Анабелла почти каждое утро уезжали вдвоем, прогуливаясь в холмах над замком и на берегу. Они ездили без эскорта, поскольку только глупец мог осмелиться напасть на графа Дуна в его землях. Ангус Фергюссон хотел быть со своей женой. Хотел узнать о ней больше. Поняв его намерение, Анабелла свободно и без стеснения говорила с ним. При этом она узнавала о муже столько же, сколько он о ней. Они быстро становились друзьями.

 Мэтью было велено помочь Анабелле познакомиться с хозяйством, которым она отныне должна была управлять. Мэтью с радостью согласился, радуясь, что в Дуне наконец появилась госпожа.

 Анабелла неожиданно для себя обнаружила, что уже обсуждает с кухаркой меню обедов и распределяет обязанности между служанками. Как-то утром она увидела на кухне маленькую девочку и, узнав Уну, малышку, подарившую ей букет невесты, поздоровалась.

 Маленькое личико Уны осветилось радостью при виде леди. Она немедленно присела.

 – Что привело тебя на кухню, малышка? – спросила Анабелла.

 – Я принесла чистые тряпки, чтобы вытирать мебель. Моя ма – прачка в замке, миледи.

 Только сейчас Анабелла поняла, что постоянно видит деревенских детей за какими-то занятиями. Однако наступала зима, и скоро эти дети будут все время проводить взаперти, в маленьких деревенских коттеджах, в праздности и безделье. И тогда она решила научить их по крайней мере писать свои имена. С этим она подошла к Мэтью Фергюссону.

 – Есть ли в деревне место, где бы я могла учить детей зимой?

 – Учить? Чему? – удивился он.

 – Писать свои имена, а может, и читать, – пояснила Анабелла.

 – Но зачем вам учить их читать и писать? Им подобные вещи ни к чему. Вы говорили с братом о ваших планах, миледи?

 – Я не думала, что это необходимо, – пробормотала Анабелла, раздраженная словами Мэтью. Пусть он управитель Дуна. Но она была его госпожой! – Однако теперь, когда вы упомянули об этом, пойдемте спросим Ангуса, что он думает, – кивнула она.

 Мэтью был удивлен, что она заставляет его идти к Ангусу, а не склонилась перед властью управителя.

 – Ангус уехал проследить, чтобы скот и овец благополучно пригнали домой.

 – Значит, спросим его, когда вернется, – мило улыбнулась Анабелла.

 Мэтью удивился еще больше, когда его брат согласился с желаниями Анабеллы:

 – Зимой все равно работы нет. Почему бы не дать детям время учиться? Никакого вреда от этого не будет. Кроме того, возможно, среди этих детей найдется один умный, небольшие знания которого могут принести нам пользу. Весной они вернутся к своим обычным обязанностям и будут работать на полях, помогая старшим.

 Мэтью предложил леди маленький заброшенный коттедж, хозяин которого умер.

 – Я велю починить крышу и вымести полы. Что еще вам понадобится?

 – Дрова для очага, табуреты для детей и стол и стул для меня. И прикажите прочистить дымоход.

 Членам клана не слишком пришелся по душе план Анабеллы. Хотя новая хозяйка им нравилась, они не понимали, зачем детям читать и писать. Что хорошего дадут эти занятия простому народу?

 В первый день Анабелла пришла из замка и обнаружила, что в единственной комнате коттеджа полно мальчишек и девчонок. Но она быстро поняла, что они пришли скорее из любопытства, чем из желания учиться. Через несколько дней ученики стали расходиться, пока не остались двое: маленькая Уна и младший сын кузнеца Каллум.

 – Почему вы остались, хотя все ваши друзья ушли? – спросила она с любопытством.

 – Двое моих старших братьев, – немедленно ответил Каллум, – уже работают в кузнице вместе с па, миледи. Когда-нибудь они унаследуют кузницу. Но мне не нравится такая работа. И я не хочу быть солдатом. Пастор Блейн сказал, что если я научусь читать и писать, у меня будет больше возможностей. Я смогу уйти в большой мир и заработать себе на хлеб.

 – Это правда, – кивнула Анабелла. – И когда ты сможешь читать и писать, я научу тебя еще и считать, и ты сможешь предложить своему хозяину сразу три умения.

 Мальчик был почтителен, и в его глазах светился ум. Если он окажется еще и способным, будет полезен Дуну.

 Она взглянула на Уну.

 Малышка, дождавшись своей очереди, заговорила.

 – Я не хочу быть прачкой, как мама, – призналась она. – Мне хочется поехать в Эдинбург и работать в хорошем магазине. Если я смогу читать, писать и считать, значит, сумею своего добиться.

 Поскольку в Дуне не было лавок и девочка вряд ли уезжала из своего дома дальше, чем на несколько миль, или пересекала границу, Анабелле захотелось понять, откуда девочка узнала о магазинах.

 – Кто рассказывал тебе об Эдинбурге?

 – В Дун иногда заходит старый бродячий торговец. Моя мама всегда разрешает ему ночевать у нас. Он рассказывал истории о городе и о прекрасных магазинах, где люди могут покупать чудесные товары из чужих земель. Я бы скорее зарабатывала себе на хлеб, продавая товары, чем стирая белье, – пояснила Уна, краснея. – Не хотелось бы обидеть вас, миледи, но я ненавижу стирку.

 У Анабеллы неожиданно возникла идея. Почему она должна приходить в деревню, когда можно учить детей в замке с гораздо большими удобствами?

 – Хотите жить в замке всю зиму, пока я буду вас учить? – спросила она. – Я найду для вас места, чтобы вы смогли отрабатывать свое содержание, зато зимние снега не помешают вам учиться, если будете жить в замке.

 – Да! – с широкими улыбками ответили двое будущих школяров.

 – Попрошу Мэтью Фергюссона поговорить с вашими родителями, – пообещала Анабелла.

 И снова Мэтью остался крайне недоволен просьбой хозяйки.

 – Я должен поговорить с графом, – почти сварливо ответил он.

 – Почему вы так против того, чтобы я учила детей? Я освободила маленький коттедж для того, кому нужен дом. Разве так не лучше будет?

 – Вы уже с ребенком? – прямо спросил Мэтью. – И это капризы беременной женщины?

 Анабелла, потрясенная вопросом, залилась краской. На бледных щеках выступили алые пятна.

 – Нет! – резко ответила она, прежде чем он успел что-то добавить.

 – А пора бы, – покачал головой Мэтью. – Плодовитость моего брата доказана рождением двух девочек от его любовниц. Третья, от которой он отказался до женитьбы, была беременна. Мне сказали, что она вот-вот разродится.

 От гнева Анабелла почти потеряла дар речи.

 – Я сама поговорю с мужем, – сказала она ледяным тоном.

 – Он женился на вас, чтобы получить законных наследников, – упорствовал Мэтью, хотя необходимости в этом не было. – Вам следует выполнять свой долг, вместо того чтобы обучать двух нищих детей читать и писать.

 – Можете идти, управитель! – отрезала Анабелла. Она была готова заплакать, но черта с два позволит Мэтью Фергюссону видеть ее слезы.

 Но тут она ощутила, как Джин, стоявшая рядом, сильно сжала ее руку.

 – Уходите! – повторила Анабелла с глубоким вздохом.

 Удивленный ее надменным тоном, Мэтью повернулся, но его остановил голос сестры:

 – Извинись перед госпожой, брат, за свои дерзкие слова. Она великодушна. Но все же твоя невежливость будет стоять между вами, и если ты немедленно не извинишься, я сама пойду к графу. Мало того, сам знаешь, что будет, если я все расскажу нашей матери.

 Поняв, что перешел все границы, Мэтью побагровел и поклонился Анабелле.

 – Прошу прощения, миледи, за неуместные слова, – сказал он и, еще раз поклонившись, ушел.