- Наследие Скай О`Малли, #5
Глава 9
— Вы еще хуже меня, дорогой Гонди, — пожаловался принц. — Повсюду видите несуществующие заговоры!
— Лучше чрезмерная осторожность, чем глупая беспечность, — последовал сухой ответ. — У Мазарини везде полно шпионов и доносчиков, для этого он достаточно умен. Он был бы дураком, не имея осведомителей, а нам обоим известно, что дураком его не назовешь. Согласитесь, он прекрасно знает обо всем, что происходит в Париже.
К сожалению, на этом этапе игры слишком поздно уничтожать его сеть, зато есть один верный способ лишить его влияния на короля.
— Какой? — оживился Гастон Орлеанский.
— Королева. Власть сродни партии в шахматы. Стоит взять ферзя, и король в наших руках.
— Вы с ума сошли! — вскричал принц. — Убить королеву?! Невозможно! Даже я, ее враг, не посмел бы взять такой грех на свою бессмертную душу! Кстати, Гонди, вы когда-нибудь думаете о своей?
— Еще успею, когда получу обещанную кардинальскую шапку, — цинично ответил Гонди. — Кроме того, я вовсе не имел в виду убийство, мой бедный принц. Просто указываю на то, что если королевы не будет рядом с молодым Людовиком — а вы отлично знаете, кто стоит за ее спиной, — король может прислушаться к словам его верных защитников. Пусть по французским законам монарх может быть коронован в тринадцать лет, но все же он остается неопытным юнцом, нуждающимся в наставлениях и добрых советах.
— И что же вы предлагаете? — опасливо осведомился принц.
— Королева увидит коронацию сына в будущем месяце, даже если ей для этого придется собственноручно убивать драконов. Пусть Людовик официально утвердится на троне, это в наших интересах. Если мы попытаемся воспрепятствовать коронации, нас назовут изменниками. Но как только корона будет возложена на голову Людовика, мы становимся советниками и ближайшими наперсниками его величества.
— А моя невестка?
— Удалится на покой, дорогой мой Гастон, — усмехнулся архиепископ. — Придется ей жить вдали от Парижа и своего обожаемого сына, в почетном заточении и роскоши. Я не допущу, чтобы короля посчитали жестоким в отношении своей верной дорогой матушки. Где находится тот замок, что вы посещали после Пасхи? Тот, который на Луаре?
— Шенонсо на Шере, недалеко от Тура.
— Прелестное местечко, как мне говорили, — вкрадчиво пропел Гонди.
— Но если король узнает, что она там… — начал принц.
— Не узнает, Гастон, и тамошние дворянчики тоже останутся в неведении. Ей придется пребывать в строгой изоляции. Мы позволим ее духовнику последовать за ней, но всем слугам будет дана отставка. Я питаю величайшее уважение к ее статусу, но лучше, чтобы ей служили наши люди. Надеюсь, вы понимаете.
Принц молча кивнул.
— Всем, разумеется, захочется узнать причину столь внезапного исчезновения, поэтому мы объявим, что ее величество, выполнив долг перед покойным мужем, дает сыну свободу править государством, как тот считает нужным, поскольку находит его достаточно взрослым и гораздо более умным, чем обычные дети его возраста. Подобные напыщенные высказывания характерны для этой женщины, — ухмыльнулся Гонди, весьма довольный своим планом. — Теперь, когда мы избавились от Мазарини, поле битвы осталось за нами!
— Вы забываете, что мой племянник больше не дитя, — возразил принц.
— Но и не мужчина, к тому же весьма предан своей милой матушке. Он сделает все, что от него потребуется, ради ее безопасности, — самоуверенно бросил Гонди.
— А если нет? — настаивал принц.
— На этот случай у нас есть его брат, не забывайте!
— Иисусе! Ваши речи пахнут изменой! — пробормотал потрясенный Гастон Орлеанский. Прежде ему и в голову не приходило, насколько беспринципен его сообщник. И насколько он жесток.
— До этого не дойдет, дорогой Гастон, — вкрадчиво произнес Гонди. — Людовик, несмотря на свое положение, обычный мальчишка и будет рад избавиться от опеки матери и Мазарини. Поверит, что наконец-то стал настоящим главой государства. Кроме того, его следует постоянно развлекать.
Пусть начнет строить тот дворец, о котором он нам все уши прожужжал. Мы предоставим в его распоряжение лучших архитекторов. Они сделают макет дворца, и мечта оживет у него на глазах. На это уйдет много месяцев, а пока он будет забавляться игрушками, ми станем править от его имени. Есть и другие способы отвлечь его. Вы не заметили, какая у короля чувственная натура? Мне доносили, что ни одна хорошенькая служанка не ускользнула от его взгляда и из его постели. Мы позаботимся о том, чтобы короля окружали самые красивые девушки в стране, — заключил он с похотливым смешком. — И разумеется, вы найдете мальчику подходящую невесту, Гастон. Все, чтобы угодить нашему Людовику.
Лисья физиономия Гонди расплылась в улыбке. Он плотоядно потер руки, восхищаясь собой.
— Возможно, — задумчиво протянул принц, поглаживая подбородок длинным изящным пальцем, — вы достаточно ловки, чтобы осуществить этот план. — Голубые глаза чуть сощурились. — Однако мой племянник очень привязан к матушке и вряд ли так легко смирится с ее отсутствием. Рано или поздно вам придется открыть, где она находится. Что бы вы там ни воображали, Гонди, Людовик — король, и настанет день, когда никто не посмеет встать у него на пути. И что тогда, друг мой?
— Мать напишет сыну, что вполне довольна своей жизнью и не желает ее менять. Мы снабдим ее карточными партнерами. Вы же знаете, как она любит азартные игры! Дадим ей собственную балетную труппу для развлечений. Она попросит Людовика заниматься государственными делами и не отвлекаться на нее. Рано или поздно он поверит и не станет больше тревожиться.
— Но если вы желаете держать ее местонахождение в секрете, — рассудил принц, — разве разумно посылать в Шенонсо посторонних людей?
— О, мы сохраним тайну на год-другой, не больше, — заверил его собеседник. — К тому времени мальчишка окажется целиком в нашей власти.
— А Мазарини? — возразил принц. — Неужели вы всерьез воображаете, что он спокойно воспримет исчезновение королевы и нашу победу? В его распоряжении армия! Он вторгнется во Францию! И что будет тогда?
— Если он сделает это, его можно обвинить в измене.
Ведь он выслан из страны, вы не забыли, Гастон? Он окажется в том же положении, в котором были мы все эти годы. И разумеется, не посмеет похитить у нас короля. Кроме того, этим он подвергнет опасности жизнь королевы. Я позабочусь, чтобы он это понял. Его любовь к Анне Австрийской хорошо известна. Под кардинальскими ризами скрывается пылкое сердце. Итак, Гастон, вспомните, какой замок расположен рядом с Шенонсо. Я хочу знать, кому можно довериться.
— Тамошние дворяне, несмотря на древность родов, почти не отличаются от фермеров. Политика их не интересует, они заняты своими виноградниками, погодой и боятся лишь одного: что урожай окажется плохим, а вино — неважным, — презрительно усмехнулся принц. — Они явились в Шенонсо выразить венценосным особам свое почтение, так не поверите: их лучшие костюмы лет на пять отстали от моды. Приятным исключением оказалась только прелестная молодая шотландка, сбежавшая от Кромвеля. Она и ее овдовевшая матушка были в изящных элегантных нарядах. Мой племянник даже взял ее на прогулку по крытому мосту-галерее.
Людовик вернулся довольно быстро, а вот девушка и ее жених явились позже. Забавный случай, который я быстро запамятовал бы, не вернись жених несколько дней спустя. По его словам, в первый визит он забыл преподнести ее величеству маленький подарок. Кажется, надушенные перчатки. Моя невестка была в полном восторге. Я посчитал его приезд немного странным, но когда допросил маркиза, выяснил, что тот несколько туповат.
— Какой маркиз? — полюбопытствовал Гонди.
— Маркиз д'Орвиль.
— Никогда о нем не слышал, — немного подумав, изрек Гонди.
— Немудрено, — махнул рукой принц. — Какой-то провинциальный дворянчик, немногим лучше обычного фермера. Да кто он такой, чтобы влиятельные особы знали его?
Сзади раздалось деликатное покашливание. Гастон Орлеанский повернул голову.
— Да, Лешаль, в чем дело?
— Ваше высочество просили напомнить об ужине с королевой-матерью. Вашему высочеству пора переодеться, времени почти не остается, — с поклоном сообщил камердинер.
— Откуда он возник, черт подери? — выпалил растерявшийся Гонди.
— Покажи ему, — велел принц.
Лешаль коснулся стены, в которой открылась небольшая дверь.
— Он, должно быть, подслушивал! — воскликнул Гонди, нахмурившись.
— Ты подслушивал, Лешаль? — лениво поинтересовался принц.
— Нет, ваше высочество. Я готовил ваш костюм и воду для умывания, — спокойно ответил камердинер.
— Вот видите, Гонди, я же говорил, что вы вечно тревожитесь по пустякам, — ухмыльнулся принц, вставая. — До свидания. Мне нужно идти. Племянник и невестка скоро спустятся. Проводите монсеньера, Лешаль. Потом вернитесь и помогите мне.
— Давно ты на службе у принца? — поинтересовался Гонди, выходя из апартаментов принца в Пале-Рояль.
— Вот уже два года, монсеньор. До этого камердинером его высочества почти сорок лет был мой дядя, Пьер Лешаль.
Мой дед служил отцу принца, королю Генриху IV.
— А что же делал твой отец? — полюбопытствовал Гонди.
— Умер, монсеньор, еще до моего рождения, — коротко ответил слуга. — Эта дверь ведет во двор, где уже ждет ваш экипаж, монсеньор, — объяснил Лешаль, поклонился и повернул обратно.
Гонди, пожав плечами, вышел из дворца. Принц, похоже, прав: он чересчур осторожничает. Обычный камердинер, очередной из длинной череды потомственных верных слуг.
Священник уселся в карету и отбыл.
Лешаль поспешил в покои хозяина и, закрыв за собой дверь, шепнул сыну, исполнявшему обязанности его помощника:
— Как можно скорее найди д'Альбера, Рене.
Сам он отправился в гардеробную принца и сообщил, что проводил его гостя. Молодой человек тем временем накинул плащ, выбежал из Пале-Рояль и, пройдя лабиринтом улочек, оказался у гостиницы «Золотой петух», которую часто посещал д'Альбер, бывая в столице. К его радости, агент кардинала мирно ужинал за дальним столиком.
— Вина! — приказал Рене, бросая монету на стойку, взял оловянный кубок и встал у большого очага спиной к д'Альберу.
— Мой отец просит о встрече, — пробормотал он.
— Вечером, — последовал ответ.
— Но это может быть поздно, — предупредил Рене.
— Я буду здесь.
Рене наспех допил вино и, помчался во дворец, опасаясь, что его хватятся.
Далеко за полночь в «Золотом петухе» появился Робер Лешаль. Он сразу же увидел агента кардинала, который незаметно подал ему знак пробраться к черному ходу. Там, подальше от суматохи и шума, камердинер поведал о разговоре между хозяином и Гонди, который ему удалось подслушать.
— Нужно немедленно предупредить его преосвященство, — закончив рассказ, сказал Лешаль. — Что, если они замышляют измену, маскируя ее пышными фразами?
— Они сказали когда? — спросил д'Альбер.
Слуга покачал головой.
— Не знаю, что и делать, кроме как предупредить королеву, — медленно выговорил д'Альбер. — Но думаю, заговорщики не собираются покушаться на ее жизнь. Вблизи Шенонсо у нас есть свои люди, и мы знаем, что там по крайней мере она будет в безопасности. Оттуда мы без труда сумеем ее спасти.
— Но я мог бы сказать ей! — вскричал Лешаль.
— В этом случае вы станете для нас бесполезным, Робер.
Мало того, подвергнете опасности жизнь, причем не только свою, но и сына, — возразил агент. — Его преосвященство нуждается в вас. Борьба не закончится, пока король не призовет его обратно и мы не уничтожим этих смутьянов. Пообещайте, что не наделаете глупостей. Вы доверяете мне, Робер?
— Разумеется, — кивнул слуга, — хотя даже не знаю вашего имени.
— Франсуа; — усмехнулся д'Альбер. — Я немедленно отправлюсь к кардиналу. Возвращайтесь в Пале-Рояль и будьте начеку.
Мужчины обменялись рукопожатием, и Лешаль, пожелав удачи собеседнику, отправился восвояси. Оставшись один, д'Альбер тяжело вздохнул. Он ненавидел ночные поездки, но дело не терпело отлагательства. До рассвета еще несколько часов, а он должен проделать немалый путь.
Еще до восхода солнца он будет в нескольких милях от столицы. До герцогства Колонь довольно далеко, но в таком важном деле он может рассчитывать только на себя.
В конце августа агент наконец появился в резиденции кардинала.
Джулио Мазарини, услышав новости, покачал головой:
— Ничего не поделаешь, придется возвращаться в Париж.
— Умоляю, не делайте этого! — взмолился Франсуа. — Они убьют вас! Я не подозревал, что Гонди настолько жесток!
— Кто там есть у нас вблизи Шенонсо? Что-то не припомню, — задумчиво произнес кардинал, не слушая заклинания слуги.
— Маркиз д'Орвиль, но он собирается жениться и сказал, что больше не может быть нам полезен. Его замок Шермон расположен в нескольких милях от Шенонсо вверх по реке. Он хороший человек и верен королю, но влюблен и боится рисковать своей невестой.
— Если он так хорош, значит, будет по-прежнему выполнять приказы, пока его услуги больше не понадобятся, — спокойно возразил кардинал. — Возвращайтесь во Францию и договоритесь о моем визите в Шермон. Я буду путешествовать инкогнито.
Он дернул за шнур сонетки и приказал появившемуся слуге: , — Попросите моего кузена, синьора Карло, прийти сюда.
Сам он поднялся и, подойдя к сундуку с картами, разложил на столе самую большую.
— Сюда я добирался через герцогство Люксембург, но на этот раз выберу путь покороче. Никто не ожидает, что я вернусь во Францию. Но на тот случай, если на границах наблюдают за приезжающими, я спущусь по Рейну и проберусь в страну из Страсбурга. — Говоря это, он провел пальцем по карте извилистую линию. — Ну, дружище, что вы об этом думаете?
— Вас узнают, — сказал д'Альбер.
— Ничего подобного, — возразил кардинал. — Я буду путешествовать как простой дворянин, с эскортом из нескольких вооруженных всадников.
— Но ваше отсутствие в Колони будет замечено. За вашей резиденцией наверняка наблюдают. Шпионы принца наперегонки помчатся в Париж сообщить о том, что вы покинули Колонь. Что тогда начнется!
Дверь библиотеки открылась, и на пороге появился мужчина в маске.
— Вы посылали за мной, кузен? Чем могу служить?
— Сними маску, Карло, — попросил кардинал, и вошедший немедленно исполнил просьбу.
Д'Альбер завертел головой, глядя то на кардинала, то на его кузена.
— Боже мой! — воскликнул он наконец. — Вы похожи как близнецы, монсеньер! Будь вы одеты одинаково, даже я, ваш верный слуга, не мог бы отличить одного от другого! Кто еще знает об этом человеке и о том, что он здесь?
— Только мой слуга Луиджи, который служил у меня, когда я был еще ребенком. Мой кузен не выходит из своих покоев. Еду ему приносит Луиджи. Когда он гуляет в саду, я прячусь, так что никто не знает о существовании двойника.
Кардинал улыбнулся, видя, как потрясен его рассказом агент.
— Карло готовился стать священником, хотя так и не принял сан. Я могу оставить его здесь, в Колони, и никто ничего не заподозрит. Для пущего правдоподобия Луиджи останется с ним. Следовательно, я волен вернуться во Францию и защитить мою королеву от тех, кто стремится причинить ей зло. Думаю, это неплохой план.
— Но вам понадобится армия, господин мой, чтобы вернуться на свое законное место рядом с королем, — запротестовал д'Альбер, тревожась за кардинала.
— У меня полторы тысячи всадников и две тысячи пехотинцев, — сообщил кардинал. — В ближайшее время они пересекут границу Франции, а потом мы встретимся в заранее условленном месте. Ты же, Франсуа, отправляйся в Шермон и скажи маркизу, что я прибуду к Рождеству. Пусть представит меня как Робера Клари, дальнего родственника, много лет прожившего на Востоке. Скажет, что меня считали погибшим, поскольку давно ничего не слышали обо мне. Эта небольшая ложь покроет множество грехов, — усмехнулся кардинал.
Д'Альбер не верил своим глазам. За все сорок лет службы он никогда не видел улыбки кардинала, а сегодня Мазарини улыбнулся дважды!
— Месье, вы, кажется, искренне наслаждаетесь этой интригой, — откровенно заявил он. — Но молю, ради нашего короля, будьте осторожны! Гонди и его шайка уверены, что близки к цели. Они готовы на все, даже на убийство, чтобы не упустить власть, и помоги Боже тем, кто попытается им помешать.
Кардинал похлопал агента по плечу.
— Добрый Господь защитит нас, друг мой, ибо наши деяния праведны в его глазах. А теперь я распоряжусь, чтобы тебе дали возможность отдохнуть после трудного путешествия.
Сам я должен готовиться к отъезду.
— Я отправлюсь с вами. После того как мы пересечем границу и распрощаемся, я помчусь к маркизу с сообщением, что кузен Робер жив и скоро приедет погостить. Предупредить королеву?
— Ни в коем случае! Правду будем знать только мы и маркиз. Так безопаснее.
— Какое сегодня число? — внезапно спросил Д'Альбер.
— Тридцать первое августа.
— Маркиз, должно быть, уже женат.
Себастьян д'Олерон, к своему невероятному раздражению, все еще оставался холостым. Герцогиню Гленкирк вместе с дочерью призвала в Париж английская королева-мать в изгнании, Генриетта Мария. Ей хотелось, чтобы на официальной церемонии возведения короля на трон присутствовали ее подданные. Тринадцать лет королю исполнилось пятого сентября. Объявление о совершеннолетии Людовика должно было последовать седьмого сентября. К этому дню в столице собрались дворяне всего государства. Ожидались пышные празднества, ибо Анна Австрийская ждала этой минуты восемь долгих лет, с тех пор как Людовик унаследовал отцовский трон. Она победила тех, кто пытался отнять у нее сына, чтобы править от его имени. И теперь королева торжествовала. Печалило ее только отсутствие Джулио Мазарини, верного сподвижника и помощника.
Маркиз д'Орвиль, как и многие его соседи, не мог покинуть виноградники в пору сбора урожая.
Все гостиницы и постоялые дворы были переполнены, но Жасмин с дочерью и тетушкам повезло: семья де Севиль имела небольшой особняк на левом берегу Сены, на улице Преподобной сестры Селестины. У них даже не было времени известить о своем приезде, так что старая консьержка мадам Альма совершенно растерялась, когда во двор въехал тяжелый дорожный экипаж. Всплескивая руками, она поспешила навстречу.
— Мадам Сен-Омер! Мадам де Бельфор! Почему вы меня не предупредили? Вся мебель в чехлах! Ни крошки еды! Плохо я встречаю вас в Париже!
— Слуги, которых мы привезли, снимут чехлы и принесут продукты с рынка, — успокоила мадам де Бельфор, обнимая старушку. — Как приятно снова видеть тебя! Это наша кузина из Англии, герцогиня Гленкирк, и ее дочь, будущая маркиза д'Орвиль. Мы все приехали на церемонию. Ах, как все это волнующе!
— Прошу простить за дерзость, мадам, но для таких, как я, между одним королем и другим разница невелика.
Вынув из кармана передника большой железный ключ, служанка отворила дверь.
— Добро пожаловать!
Отем, ступив в полутемную переднюю, сморщила нос и чихнула.
— Здесь ужасно пыльно!
— Нужно открыть окна, — решила старушка и принялась раздвигать шторы.
Вбежали служанки, ехавшие в отдельной карете, и стали снимать чехлы с мебели. Скоро чихали уже все, ничего не видя сквозь клубы пыли. Женщины смеясь выскочили в переднюю и принялись отряхивать юбки.
— Господи, сколько же лет прошло с тех пор, как здесь кто-то жил? — полюбопытствовала Отем.
— Не менее десяти, мадемуазель, — ответила консьержка. — Не пойму, зачем де Севили содержат этот дом, если так редко бывают в Париже?
— Но сегодня мы приехали на торжества, и где бы приклонили головы, если бы не этот дом? — с улыбкой возразила мадам де Бельфор. — Конечно, не будь вас, пришлось бы придумать что-то другое.
— Я здесь и немедленно отправлю служанок на рынок, иначе вы останетесь без ужина. Ой! — При появлении Фергюса и Рыжего Хью старушка подскочила от страха. — Кто эти чудовища? — пролепетала она.
— Мои слуги, и они кротки как овечки, — заверила Жасмин.
Мадам Альма оглядела шотландцев и покачала головой.
— Пусть идут со мной на рынок. Ах, сколько лет прошло с тех пор, как меня видели в обществе мужчин! Представляю, как кумушки начнут судачить, — хихикнула она.
— И куда только смотрят эти парижане! Не обращать внимания на такую женщину, как мадам Альма! — притворно возмутился Рыжий Хью, целуя ее в морщинистую щеку. — Я пойду за вами на край земли, особенно если вы умеете готовить.
— Умею, — подмигнув, кивнула старушка. — За мной, храбрецы! Нужно раздобыть хлеба и сыра.
Веселая компания под общий хохот покинула дом. Когда же они вернулись со свежим хлебом, сырами, жирным ощипанным каплуном, фруктами и другими припасами, распряженные лошади стояли в стойлах, багаж был разгружен и из труб вился дым. Словом, все прекрасно устроилось.
Утром женщины оделись в лучшие платья: Жасмин — в темно-синее, Отем — в розовое, мадам де Бельфор — в серебристо-серое, а мадам Сен-Омер — в темно-красное. Все отправились в Пале-Рояль засвидетельствовать свое почтение королеве Генриетте Марии. Именно она послала приглашения на церемонию.
— Откуда она узнала, что мы во Франции? — удивилась Отем.
— Я каждый месяц посылаю королеве кошель с деньгами, — ответила Жасмин. — Она ужасно бедна, хотя приходится королю теткой. Ни он, ни его мать не слишком щедры.
Вряд ли они намеренно лишают ее средств к существованию, но королева привыкла жить по-королевски и не умеет экономить. Поэтому и наделала долгов. Вот почему я каждый месяц посылаю ей вспомоществование, не слишком большое, чтобы не конфузить ее. Так, подношение в знак моей верности. Вспомни, Отем, при других обстоятельствах эта женщина была бы моей невесткой. Кроме того, ей нужно воспитывать детей. Герцогу Глостеру всего одиннадцать, а принцессе Генриетте Анне — шесть. Бедняжка потеряла мужа и принцессу Элизабет. Печальная участь!
Отем удивилась такому заявлению, тем более что мать всегда твердила, будто Стюарты приносят Гленкиркам несчастье. Сегодня, в день возведения короля на престол, она приветствовала низложенную королеву, очевидно, хорошо знакомую с матерью. Это показалось Отем странным, но ведь и все разительно изменилось с тех пор, как они оказались во Франции.
— Ах, Жасмин, ваша дочь очаровательна. Она ведь скоро выходит замуж, не так ли?
Королева приподняла подбородок Отем и поцеловала девушку в щеку.
— Мы назначили день венчания на тридцать первое августа, но тут прибыло любезное приглашение вашего величества, — ответила Жасмин. — Теперь свадьба перенесена на тридцатое сентября.
— Он красив, малышка? — обратилась к Отем Генриетта Мария.
— Да, ваше величество, очень, — пробормотала та, заливаясь краской.
— И как же зовут этого красавца? — игриво поинтересовалась королева.
— Жан Себастьян д'Олерон, маркиз д'Орвиль, ваше величество.
— Пора, госпожа королева, — вмешалась одна из фрейлин. — Процессия вот-вот покинет дворец.
— Пойдемте, — предложила королева. — Вы, Жасмин, ваша дочь и кузины будете меня сопровождать. Почти как в старые времена, когда у меня был двор.
Она грустно вздохнула и поднялась.
Церемония проходила в здании парижского парламента, забитом людьми так, что яблоку негде было упасть. Справа, на верхних ярусах, сидели Анна Австрийская, принц Гастон Орлеанский, принц де Конде, маршалы Франции, высокородное дворянство и два самых влиятельных французских епископа — Санли и Тарба, напыщенные и до того самодовольные, словно только они, и никто другой, приблизили сегодняшний день. Слева находились высшие чины церкви, папский легат и посланники Португалии, Венеции, Мальты и Голландии вместе с членами парижского парламента и другими знатными гостями.
В одном крыле отвели места королеве Генриетте Марии Английской, двум ее сыновьям — Якову, герцогу Йорку, и Генриху, герцогу Глостеру, — и маленькой дочери, принцессе Генриетте Анне, дочери герцога Орлеанского и остальным знатным дамам, включая вдовствующую герцогиню Гленкирк и ее родственников. Отем не стесняясь озиралась вокруг, только сейчас осознав, какой скучной была ее жизнь все эти годы.
Такого великолепия ей еще не приходилось видеть.
Перед ней восседал король на специально устроенном «ложе правосудия», что при ближайшем рассмотрении оказалось просто грудой подушек. Вокруг него в строго определенном порядке расположились герцог Жуайез, камергер короля, и граф д'Аркур. Месье де Сен-Бриссон, парижский провоет6, вместе с королевской стражей обнажили головы и стояли на коленях перед королем. Провоет держал резную серебряную палицу. Рядом с ним преклонил колени канцлер Сегье в алом плаще. Церемониймейстер вводил в зал остальных правительственных чиновников, членов верховного суда и генерального прокурора, которые также должны были поклясться в верности королю.
Когда вошел последний, король поднялся и сказал:
— Господа, я явился в парламент объявить, что, следуя законам государства, принимаю на себя правление, власть над правительством и чиновниками. Надеюсь, что Господь поможет мне властвовать справедливо и честно. Господин канцлер подробно объяснит вам мои намерения7.
Повинуясь знаку Людовика, канцлер произнес речь.
За ним поднялась Анна Австрийская и, повернувшись к молодому королю, объявила:
— Пошел девятый год с тех пор, как, согласно пожеланиям покойного короля, моего супруга и повелителя, я взяла на себя ответственность за ваше образование и управление государством. Господь в неизреченной доброте своей благословил мой труд и охранил вас, того, кто дорог не только мне, но и всем подданным. Закон королевства призывает вас на трон, и я с огромной радостью передаю вам власть, доверенную мне ранее. Надеюсь, Господь даст вам свое благословение, наделит бодростью и мужеством, и ваше царствование будет счастливым!
Она тоже склонилась перед королем, который поцеловал ее.
И тут, ко всеобщему удивлению, Людовик снова заговорил, обращаясь к матери:
— Мадам, благодарю вас за все старания и прошу простить за доставленные мною огорчения. Вы немало потрудились, заботясь о моем образовании и управлении королевством. Молю и впредь не оставить меня своими советами и помощью. Я, со своей стороны, желаю, чтобы вы оставались главой королевского совета.
Настала очередь членов парламента выразить преданность королю Людовику XIV, отныне — правящему монарху. Произносились речи и клятвы. На суд короля были представлены три декрета. Один осуждал богохульников, другой подтверждал запрет дуэлей, третий провозглашал принца де Конде невиновным в государственной измене, хотя многие были уверены в противоположном. Но сегодня король решил проявить великодушие и протянуть принцу оливковую ветвь в надежде, что тот перестанет сеять смуту.
После церемонии начался праздник. Жасмин и ее спутницы были приглашены в Пале-Рояль, где, казалось, собрался весь Париж. Танцы открыл король, пригласив мать. Принц Яков, английский герцог Йорк, повел в круг Отем, поскольку его мать была в трауре, да и сам он предпочел потанцевать с хорошенькой девушкой. Отем была невероятно польщена и благодарна теткам, потратившим немало времени, чтобы обучить ее модному в те времена менуэту. Она при дворе! Наконец-то заняла место в подобающем ей обществе, как ее сестры, и веселится от души!
— Почему вы улыбаетесь, словно скрываете какую-то тайну, кузина? — спросил Яков Стюарт, когда танец кончился. — Впрочем, я не возражаю видеть столь прелестную улыбку хоть каждый день!
— Но мы не родственники, — удивилась она.
— Ваш брат — мой кузен по крови, следовательно, и вы мне родня, леди Отем, — с улыбкой пояснил принц.
— Вы флиртуете со мной, милорд?
— Хотите, чтобы я перестал, миледи? — Он усмехнулся, и Отем внезапно сообразила, что они сидят в уединенной нише, а занавеска задернута. Его янтарные глаза лукаво смотрели на нее.
— Да, — твердо ответила Отем. — Желаю, чтобы вы это прекратили, Джейми Стюарт. Я помолвлена и скоро выхожу замуж. Помните, что Лесли из Гленкирка — благородный клан.
— Но вы так прекрасны, — не уступал он.
— Да, мне много раз об этом твердили, — обронила Отем.
— Почему вы дали слово этому французу? — не унимался принц, оттесняя ее в угол.
— Потому что люблю его, а в Шотландии, где я провела всю жизнь, для меня не нашлось жениха. До него я никого не любила. А вы, милорд, были когда-нибудь влюблены? О, это чувство, не поддающееся ни определению, ни рассудку!
Моя старшая сестра влюбилась в мужчину, оказавшегося совсем не тем, за кого он себя выдавал. Средняя выбрала не того брата, какого следовало, и из-за этого была вынуждена уехать с ним в Новый Свет, где они создали для себя чудесную жизнь. Я приехала во Францию, чтобы не видеть того ада, в который вверг Англию Кромвель, и нашла Себастьяна.
Ну разве не странная это вещь — любовь?
Вместо ответа Стюарт схватил ее в объятия и принялся целовать со всем пылом восемнадцатилетнего юнца. Ощутив, как прижимаются к расшитому драгоценностями камзолу ее груди, он совершенно обезумел и сжал рукой соблазнительный холмик. Но Отем стремительно вырвалась и дала пощечину молодому повесе.
— О, все вы, Стюарты, одинаковы! — негодующе воскликнула она. — Думаете не головой, а тем, что у вас между ног! Стыдитесь, Джейми Стюарт! Немедленно извинитесь, и тогда мы еще можем стать друзьями.
Вскочив, она принялась брезгливо расправлять юбки.
— Но девушкам нравится, когда я их целую! — бесхитростно запротестовал принц.
Отем рассмеялась.
— Вы моложе меня и к тому же прекрасно знаете, что я помолвлена!
— Но ваша мать была старше моего дядюшки Генриха, — возразил Яков.
— Да, на несколько лет, — согласилась Отем, — но я не моя мать, которая к тому времени, как влюбилась в Стюарта, уже была взрослой женщиной, пережившей двух мужей и родившей троих детей. Я же — девица из благородной семьи, обрученная с мужчиной, которого люблю и с которым через три недели обвенчаюсь. С вашей стороны бесчестно вести себя подобным образом, а Стюартов при всех их недостатках бесчестными не назовешь.
— Но ведь мы в кровном родстве, — заметил принц, неуклюже меняя тему. — За прошедшие века Лесли из Гленкирка и Стюарты не раз вступали между собой в брак. Ваш дед, лорд Гордон, происходит от Якова Пятого Шотландского.
— В самом деле? — небрежно бросила Отем, не потрудившись объяснить, что муж ее бабки, Гордон из Броккерна, никоим образом не приходится ей родичем. — Я жду вашего извинения, кузен, — с улыбкой напомнила она.
— Считайте, что вы его получили, — с поклоном отозвался Яков, — но я не жалею, что поцеловал вас, Отем Лесли. Вы самая восхитительная плутовка на свете.
Они протанцевали еще один менуэт, но, когда музыканты сыграли последние ноты, герцог Йорк вдруг обнаружил, что его даму держит за руку другой кавалер, а именно — молодой король, лукаво улыбнувшийся кузену.
— Положение обязывает, сэр, — вздохнул принц и почтительно отступил.
Людовик коротко кивнул, но тут же забыл обо всем, занятый Отем. Не выпуская ее изящную руку, он повел Отем к трону и попросил сесть на стоящий у подножия табурет.
— Не думал увидеть вас так скоро, мадемуазель, — начал он. — Какой счастливый случай привел вас сюда в день моего праздника?
— Моя матушка — подруга вашей тетки, королевы Генриетты Марии. Она и пригласила нас, ваше величество. О, какая роскошь, какая пышность! Я всю жизнь прожила в провинции, но мечтала когда-нибудь попасть ко двору, хотя была уверена, что двор непременно будет английским.
— Где же ваш муж? — поинтересовался король.
— Когда пришло приглашение, нам пришлось отложить свадьбу, ваше величество. Мы решили обвенчаться в конце сентября, когда я вернусь домой, — объяснила Отем, подумав, что король, несмотря на молодость, очень красив.
— Почему же маркиз не пожелал вас сопровождать? — возмутился Людовик, очевидно, оскорбленный отсутствием Себастьяна.
— Его имя не значилось в приглашении, ваше величество. Королева Генриетта Мария не знала, что я помолвлена.
Кроме того, сейчас пора сбора винограда. Гроздья следует снимать в определенное время, иначе не получится хорошего вина. Только Себастьян и его винокур могут определить сроки. Не хотелось бы посылать вашему величеству обычное вино, когда в Шермоне производят лучшие сорта!
Карие глаза короля весело блеснули.
— Мадемуазель, вы умная девушка и превосходный адвокат. С таким защитником маркизу ничего не страшно. Надеюсь, когда-нибудь вы посетите Версаль.
— Вы в самом деле решили его строить?
— Мой дядя Гастон уже нанял лучших макетчиков. Они приедут и будут жить в Пале-Рояль, пока не закончат работу.
Как только я увижу свою мечту, за дело возьмутся архитекторы. Я еще молод, но к тому времени, как мне исполнится двадцать один год, строительство будет в самом разгаре!
— Не могу дождаться, когда увижу дворец, ваше величество! — воскликнула Отем.
— Вы с мужем обязательно посетите мое детище, — с энтузиазмом продолжал король. — Я хочу собрать вокруг себя всех красавиц королевства.
Отем мило покраснела.
— Я иногда забываю, как вы молоды, сир. В тринадцать лет у вас речь и манеры взрослого мужчины.
На миг маска величия исчезла, и Отем увидела перед собой мальчика.
— Я должен быть мужчиной, — тихо вымолвил он— Борьба за то, что по праву принадлежит мне, еще не закончена. Если я выкажу слабость, пусть и минутную, они набросятся на меня.
И снова вместо мальчика перед ней был король.
— О, сир, — грустно вздохнула Отем, — я буду молиться за вас и вашу добрую матушку.
— Помолитесь и за кардинала, красавица моя. Его враги повсюду, и пока он не вернется, мне грозит опасность.
— Но он в ссылке! — напомнила Отем.
— Зато теперь я король, — гордо объявил Людовик. Глаза его грозно сузились. — Возвращайтесь к вашему маркизу, Отем Лесли. Выходите за него замуж и живите мирной жизнью среди виноградников. Судьба была милостива к вам, подарив такое счастье.
Король протянул руку для поцелуя. Девушка дотронулась до нее губами, присела в реверансе и отправилась на розыски родных.
На следующий день они пустились в обратный путь.
