- Наследие Скай О`Малли, #5
Глава 11
Все вышло так, как обещал Себастьян. По приезде их встретил Лафит.
— Добро пожаловать в новый дом, госпожа маркиза, — приветствовал он. — Лили и Марк немедленно будут устроены.
— Спасибо, — тихо поблагодарила Отем.
Муж, взяв ее за локоть, нежно, но решительно увлекал к широкой лестнице. Войдя в покои маркизы, Себастьян приказал молоденькой девушке, выступившей вперед, взять у госпожи плащ.
— Можешь идти. Оран. Поздоровайся с Лили. Она объяснит, в чем будут состоять твои обязанности.
В больших темных глазах девушки появилась растерянность. Оран присела в реверансе и выбежала из гостиной, прижимая к груди плащ своей хозяйки.
— Отойди и дай мне наглядеться на тебя, — попросил маркиз. — Ах, дорогая, ты так прекрасна! Я еще не говорил тебе об этом сегодня? Платье от месье Рено просто изумительно.
Горячая краска залила щеки Отем.
— Помни, — предупредила она, — ты дал слово не рвать его.
— И не порву, — кивнул маркиз. — Ты голодна? На буфете стоит ужин.
— Нет… то есть голодна… только мой голод совсем другого рода, — дерзко призналась она.
— Повернись, — велел Себастьян, расшнуровывая ее корсаж. — Рукава пришиты или надеваются отдельно?
— Пришиты, — ответила она, и через несколько минут корсаж сполз с ее плеч и лег на стул. Верхние юбки, приметанные к корсажу несколькими стежками, повисли на нижних. Маркиз, нахмурившись, окинул их взглядом и принялся развязывать одну за другой, а когда ему это надоело, рванул короткую шелковую сорочку, швырнув лохмотья на пол.
— Я пообещал оставить твое платье в целости, но что касается белья… — пробормотал он, поднимая Отем из груды шелка. При виде обнаженной жены у него перехватило дыхание. Такая красота встречается раз в сто лет!
На ней оставались только чулки из кремового шелка, вышитые нежно-золотистыми бабочками, и подвязки, украшенные жемчужинами. Ноги были обуты в узкие кремовые туфельки, обтянутые шелком, с каблучками, украшенными бриллиантами. Себастьян знал, что ее восхитительные круглые груди со временем станут великолепными. Округлые бедра, длинные стройные ноги, плоский живот, внизу которого чернел треугольник курчавых волос.
Кажется, подумала Отем, полагалось бы смутиться под столь откровенным взглядом! Но она ничуть не сконфузилась и вместо этого смело сделала пируэт, приняв дерзкую позу и поставив ногу на диванчик.
— Ну как? — осведомилась она, поворачивая голову. — Доволен тем, что видишь?
Руки Себастьяна так и тянулись погладить манящую округлость ягодиц.
— Да, госпожа маркиза, и даже больше, — объявил он.
— В таком случае, — решила она, — моя очередь раздевать вас, месье.
Ее пальцы удивительно ловко расстегивали пуговицы, и камзол вскоре оказался на стуле. Ее руки скользнули к черным бархатным панталонам, и Себастьян, чтобы помочь ей, скинул туфли.
— Ты так быстро справилась…
— Хотя делаю это впервые, — заверила Отем, принимаясь расшнуровывать его сорочку.
Распутав последнюю завязку, она сунула руки ему за пазуху и провела ладонями по теплой коже. Сорочка сползла с его плеч. Отем отступила, чтобы оглядеть мужа так же откровенно, как раньше он — ее.
«Ах, как же он прекрасен… нет, это слово вряд ли подходит мужчине», — подумала она. Но лучшего определения для него просто не найти. Длинные руки и ноги, покрытые волосами, хотя широкая грудь совсем гладкая. Широкие плечи, узкие талия и бедра.
Не в силах сдерживаться, Отем протянула руку и погладила восставшую, невероятно большую плоть. Она невольно посмотрела на ступни Себастьяна, тоже длинные и изящные. Значит, это правда! Братья не посмеялись над ней, утверждая, что мужские стулья указывают на размер мужского достоинства.
Их взгляды встретились, и она заметила, что его глаза смеются.
— Что тут забавного, месье? — осведомилась Отем.
— Я знаю, о чем ты подумала, дорогая, и заверяю, что ступни не имеют к этому никакого отношения. Все это бабушкины сказки, — пояснил маркиз. — Кроме того, ты еще не все осмотрела. Мне не раз говорили, что женщинам нравятся мои бока и зад, а как по-твоему?
— Тот, кто говорил это, не солгал, — согласилась Отем, одобрительно хлопнув его по ягодицам.
— А теперь, госпожа маркиза, садитесь, и я сниму с вас туфли и чулки. Каждое прикосновение будит во мне нестерпимое желание поскорее уложить вас в постель, ласкать эти милые груди, взять твою невинность и научить — . истинной страсти.
У Отем все внутри задрожало. Ноги подогнулись, и она бессильно опустилась на маленький, обтянутый голубым бархатом стул, чинно поджав ноги.
Муж встал перед ней на колени, провел ладонями по ногам до самых коленок. Потом осторожно снял туфли, поставил под стул, медленно отстегнул подвязку и скатал чулок, осыпая поцелуями изящную ножку. Сняв чулок, он сжал крохотную ступню, погладил и поцеловал. Затем настала очередь второго чулка, и все повторилось сначала. У Отем кружилась голова.
Стянув второй чулок, Себастьян припал губами к ее коленям и бережно раздвинул бедра. Отем уже почти теряла сознание, не в силах противостоять объявшей ее дрожи.
— Не бойся, — прошептал он. — Я хочу видеть твои сокровища.
Себастьян нежно разделил складки плоти и пристально вгляделся в открывшиеся его взору глубины.
— Боже, дорогая, ты так совершенна… там… — прохрипел он, целуя ее плоть.
Это оказалось последней каплей. Отем упала вперед, как сломанная кукла, но Себастьян быстро поймал ее и прижал к себе, бормоча что-то утешительное.
— О, моя маленькая девственница, все хорошо, все хорошо. Разве ты не знаешь, что всякая часть женского тела предназначена для обожания? — повторял он, целуя ее в лоб. — Я не могу устоять перед тобой, дорогая. Разве твоя мама не объясняла, что происходит между мужем и женой?
— М-мама говорила… — пробормотала она и, обнаружив, что снова способна дышать, продолжала:
— И жена Чарли тоже, но есть огромная разница между словами и реальностью. Сделай это снова! Это так волнующе!
Себастьян тихо рассмеялся.
— Поверь, будет еще лучше, — пообещал он. — Хочешь, моя маленькая женушка?
— Да!
— Тогда повинуйся мне, Отем, — велел Себастьян, усаживая ее на стул. — Положи свои хорошенькие ножки мне на плечи. А теперь я дам тебе наслаждение.
Отем зачарованно наблюдала, как темная голова протискивается между ее бедрами. Он снова раздвинул нежные створки. И тут она ощутила… его язык, лижущий ее чувствительную плоть. Ласкающий. Дразнящий. Она словно таяла от нестерпимого жара, вспыхивавшего в крови. Потом язык Себастьяна нашел крошечный бутон любви и принялся неустанно обводить его. Отем ахнула, сжимаясь от растущего внутри напряжения. Невольный стон сорвался с ее губ. Стон удовольствия. О, это куда приятнее, чем в тот раз, когда он ласкал ее пальцами!
Давление все усиливалось, пока не взорвалось с силой, лишившей ее способности соображать. Волна скоро отхлынула, оставив Отем обмякшей и задыхающейся от только что испытанного блаженства.
Почувствовав конвульсии ее разрядки, Себастьян застонал от всепоглощающего желания. Он вдыхал запах жены, сладостный и пряный. Во рту все еще оставался ее медовый вкус.
Просунув руки под ягодицы Отем, Себастьян осторожно стянул ее на пол и подмял под себя.
— Я больше не могу ждать, — прошептал он.
— И не надо, — обронила она, широко разводя ноги и ощущая, как его могучее копье легко входит в готовое для любви тело. Короткий момент острой боли вызвал невольные слезы, которые Себастьян принялся осушать поцелуями, бормоча извинения и нежные слова. Отем обвила ногами его талию, вбирая в себя глубже, и отдалась на волю головокружительного исступления.
Он пил ее сладость, не в силах насытиться. Тесный горячий грот то открывался навстречу его выпадам, то плотно смыкался вокруг его плоти. Его грудь сминала теплые мягкие полушария. Шелковистые бедра плотно стискивали его, как бока скакуна. Себастьян начал двигаться, сначала осторожно, боясь причинить Отем боль, наступал и отступал, пока не почувствовал, какую бурю эмоций пробудил в ней. И когда понял, что больше не в силах сдержаться, Отем вскрикнула, и он излил свои любовные соки, наполнив ее тело.
— Сладко… как сладко, — выдохнула Отем. Голова ее лихорадочно металась из стороны в сторону, ногти впились в спину мужа. — О, мне этого не вынести! Боже! Боже!
Она извивалась и билась в судорогах экстаза. Себастьян прижал ее к себе и, дождавшись, пока она успокоится, лег рядом. Прошло немало времени, прежде чем он смог отдышаться и, подняв жену, понес в спальню, где уложил на кровать. На ковре остались неоспоримые следы ее потерянной невинности, бедра были окроплены алой кровью, оставившей следы и на мужской плоти. Себастьян снова обнял жену, и Отем довольно вздохнула.
— Я тебя люблю, — пробормотала она, прежде чем погрузиться в сон.
— Я тоже тебя люблю, дорогая, — тихо ответил он и закрыл глаза. Но заснуть не мог.
Воспоминания унесли его в прошлое, к первой брачной ночи с Элиз. Какой скромной и застенчивой она казалась! "
Почти неделя ушла на то, чтобы сделать ее женщиной, потому что она рыдала, сжималась и уверяла, что боится. Ему самому было всего семнадцать, и отец говорил, что благородный мужчина никогда не возьмет даму силой. Поэтому он помыслить не мог, чтобы принудить жену, и когда все же получил то, чего добивался, не испытал ничего, кроме разочарования. Тогда на простынях не было крови, но он попросту не знал об этом доказательстве целомудрия женщины.
После той ночи Элиз всегда было мало, и он никак не мог ее удовлетворить. Потом Себастьян вдруг заметил, что окружающие, особенно дворяне его круга, начали с сожалением поглядывать на него. В один прекрасный день подруга его покойной матери, госпожа Сен-Омер, пересказала ему слухи. Он не поленился проверить и убедился, что на этот раз злые языки не лгали. Правда, Себастьян рассердился на пожилую даму, но тут обнаружилось, что Элиз беременна и не может точно назвать отца ребенка. Судьба распорядилась так, что она умерла, пытаясь избавиться от плода. Только сейчас Себастьян понял, как обязан мадам Сен-Омер за то, что она познакомила его с Отем Лесли, которая — он это чувствовал — станет его последней и самой сильной любовью.
Проснувшись несколько часов спустя, Себастьян обнаружил, что Отем сидит у него на груди и тщательно обтирает мокрой салфеткой его мужское достоинство.
— Мадам, — сонно пробормотал он, — что вы делаете?
— Мою его, — отмахнулась она, не потрудившись обернуться. — Меня учили каждый раз после страсти обмывать интимные места. Это делает следующую любовную схватку гораздо приятнее. Так мама сказала.
— А вы уже готовы к следующей схватке, госпожа маркиза? — осведомился он.
Отем швырнула салфетку в стоявший у постели тазик.
— А вы нет, месье? — усмехнулась она, наклоняясь так, что ее соски скользнули по его груди. Разноцветные глаза искрились смехом.
Себастьян накрыл ладонями ее груди. Его серебристые глаза задумчиво щурились.
— Итак, мадам, одного раза вам недостаточно?
— Мои братья — неутомимые любовники, так по крайней мере утверждают их жены. Мама считает, что для здоровья полезно предаваться страсти не менее двух раз за ночь, — серьезно объявила она.
Себастьяну показалось, что она дразнит его, поэтому он осторожно ответил:
— Что же, мысль не лишена приятности, и признаюсь, что после нескольких часов отдыха подумываю о том, чтобы снова соединиться с вами, мадам.
— Всего лишь подумываете, месье? — пробормотала она, призывно вильнув ягодицами.
Себастьян чуть сильнее сжал ее соски и с ленивой улыбкой перевернулся, увлекая Отем за собой.
— Чего мне хочется, мадам, — прорычал он, — так это придавить вас к перине и вонзиться так глубоко, чтобы вы запросили пощады.
Он нашел ее губы и впился со всем жаром желания, возбуждая ее силой своего вожделения, требуя такого же самозабвения от нее.
Забыв обо всем, Отем отвечала на его исступленные поцелуи.
— Я хотела ощутить тебя внутри с того самого дня, когда мы встретились, — прошептала она, дерзко обводя языком влажные губы. — Ты невероятно меня возбуждал! Я была тогда совсем наивна и все же предавалась бесстыдным мечтам о тебе. Пришлось скрываться ото всех, даже от мамы! Я так боялась, что она что-то заподозрит. Братья просили меня выходить замуж только по любви, но скажи, Себастьян, эта восхитительная похоть и есть любовь?
— По крайней мере отчасти, дорогая. Знаешь ли ты, как я ревновал к остальным поклонникам? — Он снова принялся целовать ее шею и плечи. — Сама мысль о том, что эти щеголи посмеют коснуться тебя, сводила с ума. — Его зубы впились в ее плечо, но он тут же загладил свою вину, зализав укус. — Если ты когда-нибудь посмотришь на другого мужчину, я тебя убью!
— Я не она! — оскорбилась Отем, отказываясь называть по имени первую жену Себастьяна. — И хочу только тебя, сердце мое! Только тебя. Ты один мне нужен.
Себастьян внезапно вскочил.
— Мы должны выпить за нашу любовь! — воскликнул он, выходя в гостиную, и почти сразу вернулся с графином и серебряными кубками, на которых красовался узор из виноградных листьев и гроздьев.
— За нас! За Себастьяна и Отем д'Олерон! За их вечную любовь!
— М-м-м, восхитительно, — протянула Отем, пригубив золотистое вино.
— А так еще вкуснее, — заверил он, наливая несколько капель ей на грудь и принимаясь их слизывать — Я тоже хочу, — потребовала она, "и Себастьян со смехом лег на спину, дав ей возможность последовать его примеру.
— О, как хорошо… — протянула Отем, спеша догнать тонкую струйку вина, скользящую вниз по его торсу.
Слизав вино, она аппетитно причмокнула и уже хотела приподняться, но краем глаза уловила какое-то движение и с криком отпрянула. Его плоть восстала и теперь чуть покачивалась, гордая и прямая, перед ее лицом. До сих пор у Отем не было времени по достоинству оценить ее размеры, и сейчас она боязливо протянула руку и погладила пронизанную синими венами, твердую, как мрамор, колонну. Она оттянула кожу и стала любоваться блестящей рубиновой головкой одноглазого зверя, не в силах вымолвить ни слова.
Себастьян толкнул ее на подушки и принялся целовать груди, пока крошечные горошинки сосков не затвердели. Разведя колени Отем, он медленно вошел в нее второй раз.
— Вы, госпожа маркиза, моя, и только моя, — пророкотал он, вонзаясь глубже. — Моя! Моя!
— А ты — мой, — ответила Отем мужу и отдалась наслаждению, которое он пробуждал в ней.
В последующие месяцы всем стало очевидно, что маркиз и маркиза д'Орвиль безумно влюблены друг в друга. Даже Чарлз Стюарт сказал об этом матери, радуясь, что сестра нашла свое счастье.
Английский король все-таки сумел ускользнуть от людей Кромвеля и прибыл во Францию. Из уст в уста передавались рассказы о его приключениях. Бедняге пришлось прятаться на дубе, перед самым носом у круглоголовых, и путешествовать в дамском седле переодетым служанкой. Но теперь это уже не играло роли. К огромному облегчению английских дворян, последовавших в ссылку за королевой-матерью, король был жив, и это самое главное.
Обо всем этом известил Чарлза письмом его друг лорд Карстерз. Значит, настало время ехать к своему кузену-королю и развязывать кошелек. Король Карл сошел на берег в Руане без единого фартинга. Сначала его приняли за бродягу. Даже его старый наставник доктор Эрл не узнал в этом исхудавшем, изможденном человеке своего монарха. После битвы при Вустере он шесть недель скитался по стране, убегая от Кромвеля и его людей. Молодой король был угнетен и расстроен, но, несмотря на все случившееся, дух его не был сломлен. Лорд Карстерз писал, что король изо всех сил старается казаться жизнерадостным и бодрым, но положение сложилось настолько серьезное, что тут уже не до веселья.
Карл не мог открыть имена тех, кто помог ему в эти бесконечные шесть недель. Большинство по-прежнему оставались в Англии, и он не мог «отблагодарить» их, выдав круглоголовым.
Его друга графа Дерби, с которым Карл ушел от преследования через северные ворота Вустера, в последний раз видели в монастыре Белых монахинь, изловили и казнили. Теперь король был вынужден жить за счет своей матери, которая, в свою очередь, существовала на подачки архиепископа Гонди. Худшее унижение трудно было представить. Родная тетка короля Франции, Генриетта Мария, была так бедна, что предъявляла счет сыну за все, что он съел за ее столом. К тому времени, как французское правительство решило, какую сумму они могут выделить кузену своего короля, тот выплатил матери все долги и оказался нищ как церковная мышь.
— Мы по крайней мере можем в любой момент получить свои деньги, — напомнил Чарлз матери.
— Только потому, что у нас хватило ума вести дела с банкирским домом Кира и мы не гнушались их верой, — резко возразила Жасмин. — Но твои родственники королевской крови в жизни не предполагали, что их могут выгнать из Англии. Почему Карл I не позаботился о жене и детях, когда отправлял их во Францию? Королева уже несколько лет не живет в Англии. Людовик тогда еще не правил, да и сейчас не приобрел всю полноту власти. Разумеется, рано или поздно он утвердится на троне, но кто знает, что случится за это время? И что теперь делать нашему королю? Как получить обратно государство? Он все отдал мастеру Кромвелю и его круглоголовым.
— Но народ его любит, мама, — увещевал герцог.
— Возможно, только король не понимает и не любит свой народ, иначе не пришел бы с севера во главе армии. Остается надеяться, что он хотя бы учится на собственных ошибках, — сухо ответила Жасмин.
Сын со смехом кивнул.
— Учится, мама. Теперь Стюарт отправится прямо в Англию. Ноги его больше не будет в Шотландии. О, как же все было ужасно! Ханжи и лицемеры повсюду одинаковы. Каждый раз, когда войско короля терпело очередное поражение, сторонники ковенанта винили Карла, потому что тот не принял их веры. Утверждали, что Господь наказывает его за нетерпимость, но на деле оказалось, что твердолобыми были шотландцы. Король всегда готов идти на уступки. Я не виню Патрика, отказавшегося принять чью-либо сторону. Знаешь, мама, ему так недостает отца!
— Как и мне, — кивнула Жасмин.
— Прости, мама, — поспешно извинился герцог, целуя ее руку.
Герцогиня отстранилась и погладила его по щеке.
— О, Чарли, знаю, ты не хотел меня ранить. Просто я все еще сердита на твоего отца за то, что он позволил себя убить.
Он не имел права мчаться в Данбар! Никогда не смогу понять, как это честь и чувство долга подвигли его на глупость!
Наверное, он не ожидал такого конца. Смотри, дорогой, не последуй его примеру. Кстати, если в ближайшее время мы не дождемся перемен, я пошлю за твоими детьми. Они не должны воспитываться в глуши Гленкирка твоим братом и его невежественной женой. Кроме того, здесь намного безопаснее. У мастера Кромвеля длинные руки. Если он узнает, где спрятаны дети, наверняка попытается использовать их в игре против тебя. Я сумела запугать отца Бесс, когда тот попытался узнать местонахождение детей. Но теперь, зная, что я уехала из Англии, граф может обратиться к своим друзьям-пуританам в поисках того, что считает правосудием. Сначала приедут к Генри и, ничего не обнаружив, отправятся к Патрику. Думаю, чем скорее мы привезем детей во Францию, тем лучше.
— Весной, — решил Чарли. — Скоро в горах начнутся метели, и дороги занесет. Кроме того, у отца Бесс нет никакого влияния, и пройдет немало времени, прежде чем он вспомнит о герцоге Гленкирке. И не забывай, мама, какая сейчас погода в Шотландии.
— Разве такое забудешь! — вздохнула Жасмин.
— Даже сейчас там идут непрерывные дожди и грязь стоит по колено, — добавил Чарли.
— Будем надеяться, что зима нас не разочарует. Ну а весной внуки приедут ко мне.
— Ты только сейчас поняла, как одиноко без Отем, — поддел он. — Не терпится кого-нибудь воспитывать.
— Кстати, неплохо бы тебе повидаться с сестрой перед отъездом в Париж, — напомнила мать.
— Я не уеду до Двенадцатой ночи, — успокоил Чарли, — Правда, я послал Карлу кошель и обещал присоединиться к нему в январе. А пока останусь с тобой. Пожалуй, впервые за все время мы остались вдвоем, и я могу без помех насладиться твоим обществом.
— Именно что-то в этом роде сказал бы Генрих Стюарт, — улыбнулась мать, любовно гладя его по руке.
— Ты любила его.
— Я любила их, — поправила Жасмин. — Но судьба оказалась жестока. Отняла каждого, кроме Джемми. Мы прожили долгую и счастливую жизнь. Надеюсь когда-нибудь простить его за то, что не послушался моих просьб и оставил меня Отем так нуждалась в нем!
— Но ты все сделала для нее, — запротестовал Чарли. — Она безумно влюблена в мужа, особенно с тех пор, как открыла для себя радости брачной постели.
— Не будь вульгарным, — упрекнула мать.
— С каких пор ты находишь страсть вульгарной? — ухмыльнулся сын.
— Что тут такого вульгарного? — поинтересовалась Отем, входя в зал. — Здравствуйте, мама и Чарли! Я приехала на два дня.
— Где же Себастьян? — удивилась Жасмин.
— Ах, — отмахнулась дочь, — все это так таинственно!
Вчера у нас был гость, месье д'Альбер. Утром Себастьян сказал, что должен уехать с этим человеком, а я могу наведаться сюда, если пожелаю. Кажется, речь идет о новом сорте винограда, который он вывел, или о чем-то в этом роде, короче говоря, о виноградниках. Лили убирает мою спальню. Ничего, мама?
— Разумеется, малышка. Кстати, ты не знаешь, куда отправился Себастьян? Не в Тур, случайно?
— Понятия не имею, — пожала плечами Отем. — Зачем ему Тур?
— Разве ты забыла, что там живет его бывшая любовница с дочерью? — напомнила мать.
Отем от души расхохоталась.
— Поверь, мама, мой муж не нуждается в других женщинах. Я, в конце концов, твоя дочь. Нет, все дело в виноградниках. Кроме того, у месье д'Альбера был вид привилегированного слуги, посланного с поручением.
— Я только что порадовался, что наконец остался наедине с мамой, — озорно подмигнул Чарли.
— А теперь придется поделиться, старший братец, — отрезала Отем. — По крайней мере следующие два дня. Ты останешься на Рождество? Вы с мамой должны приехать в Шермон!
Вернувшись домой, Отем обнаружила, что за время ее отсутствия гостей прибавилось. Кроме д'Альбера, ее приветствовал некий представительный господин, которого Себастьян представил как дальнего родственника, месье Робера Клари, так долго путешествовавшего по Востоку, что его давно сочли погибшим.
— Добро пожаловать в Шермон, месье Клари, — приветствовала Отем.
— Благодарю, госпожа маркиза, — вежливо ответил он с легким акцентом.
— Кто он такой? — спросила Отем позже, когда они уже лежали в постели.
Себастьян погладил ее пухлые груди и поцеловал в губы.
— О ком ты, дорогая?
— Я не дура, Себастьян. Месье Клари, если его действительно так зовут, поразительно хорошо осведомлен о последних событиях. Немного странно для человека, двадцать лет жившего вдали от Франции. Кто он на самом деле?
— Отем, есть дела, о которых тебе знать необязательно, — отговорился он, снова потянувшись к ней.
Но Отем отстранилась от него.
— Значит, ты в самом деле считаешь меня глупышкой, если отказываешься быть со мной откровенным?! Я твоя жена, а не какая-то хорошенькая игрушка для постели. Мои родители поверяли друг другу все, что случалось в их жизни. Если ты не можешь сделать того же, очевидно, я ошиблась в своем выборе.
— Это слишком опасно, — уговаривал он.
— Если это действительно опасно, мне тем более лучше все знать. Как я могу помочь, если не понимаю, в чем дело?
По лицу мужа было видно, что его одолевают тяжкие сомнения. Наконец он выдавил:
— Если я скажу тебе, ты не должна делиться ни с кем, даже с матерью. На карту поставлена жизнь человека, и не только его одного, но и многих других. Ты умеешь хранить секреты, дорогая?
— Да, Себастьян, — тихо заверила она.
— Наш гость — сам Мазарини.
— Но каким образом ты с ним связан? — ахнула Отем.
— Несколько лет я был одним из его агентов. Д'Альбер — его личный курьер, хотя никто не знает о его отношениях с кардиналом.
— Но почему он во Франции? Я думала, он сейчас в Колони, — удивилась Отем.
— Король просил его вернуться, хотя многие этому противятся и сделают все, чтобы кардинал не увиделся с Людовиком.
Тут еще беда с королевой. Гастон Орлеанский и Гонди похитили ее и заточили в Шенонсо. Королю сказали, что его матушка пожелала удалиться на покой. Они пытаются занять Людовика всякими пустяками, чтобы править от его имени, но король достаточно умен и сумеет разгадать их замыслы. Д'Альбер должен вернуться в Париж и связаться с тамошними агентами. Нам нужно найти способ спасти королеву и вернуть к сыну. Мазарини приехал, потому что врагам в голову не придет искать его здесь. В Колони остался его двойник, двоюродный брат, поэтому принцы — Конде и Орлеанский — и Гонди уверены, что кардинал не трогался с места.
— Ты играешь в опасные игры, — предупредила Отем. — Каким образом ты предлагаешь увезти королеву из Шенонсо? Ее наверняка хорошо охраняют. И даже если это удастся, как ты переправишь ее в Париж?
— Пока мы еще не придумали. Она в безопасности, Отем, похитители не причинят ей зла. Они всего лишь хотели избавить короля от ее влияния. Наш план должен быть безупречен, ибо у нас всего один шанс. Если тюремщики что-то заподозрят, немедленно перевезут ее в другое место.
— Я знаю, что делать! — воскликнула Отем. — И знаю, как благополучно доставить ее в столицу. Все очень просто.
— Малышка, ты ошибаешься, не так это просто. Мы имеем дело с совершенно беспринципными людьми. Они не задумываясь прикончат спасителей королевы.
— Пребывание королевы в Шенонсо держится в тайне? — спросила Отем. Муж кивнул. — В таком случае тюремщики наверняка не ожидают потока гостей, верно? — продолжала Отем. — Так что если все дворянство соберется в Шенонсо в День святого Мартина[Одиннадцатого ноября, с корзинами дичи, сыров и яблок для королевы, вряд ли их откажутся впустить. Разумеется, королеве придется приветствовать соседей и благодарить за подарки. Несомненно, в замке поднимутся шум и суета, и среди всей этой суматохи мы незаметно выведем королеву. Вот и все.
Себастьян пораженно уставился на жену. Это и в самом деле просто. Очень просто и в то же время невероятно умно.
— Пожалуй, все может получиться, — медленно произнес он, словно говоря с собой. — Даже наверняка.
Себастьян с уважением взглянул на юную жену. Раньше он не задумывался о том, умна ли Отем, хотя знал, что за ответом в карман она не полезет и остроумия ей не занимать.
Однако эта поистине военная хитрость была достойна прожженного политикана.
— Думаю, мне следует бояться тебя, дорогая, — вздохнул он.
— Только если не сможешь утолить мои ненасытные желания, — милостиво объявила Отем и, проворно взобравшись на него, стала возбуждать мужскую плоть. Добившись своего, она «оседлала» Себастьяна и подалась вперед, довольно жмурясь, когда он стал ласкать ее груди. — О, милый, — стонала она, — о, милый…
Она раскачивалась взад-вперед, поднимаясь и опадая, подобно приливной волне, полузакрыв от наслаждения глаза.
Они обрели блаженство одновременно, и Отем бессильно обмякла на широкой груди мужа.
— Чудесно, — прошептала она ему на ухо, принимаясь лизать мочку. — Нельзя ли повторить?
Себастьян ответил слабым смешком.
— После того как глотну вина, ведьма ты этакая, — пообещал он, гладя ее разметавшиеся волосы.
— Я принесу, — вызвалась Отем и, спрыгнув с постели, налила в кубки своего любимого золотистого вина.
Дождавшись, пока Себастьян осушил кубок, она налила из своего несколько капель на его торс, снова оседлала его и принялась слизывать светлую жидкость. Он лениво наблюдал, как жадно она упивается живительным эликсиром. Язык прошелся по груди, обвел соски, спустился ниже, к животу, круговыми движениями осушая кожу. Себастьян закрыл глаза, отдаваясь чувственному наслаждению. Его плоть наливалась, по мере того как проворный язычок пробуждал ее к жизни. Не в силах выдержать пытки, Себастьян в мгновение ока перевернул ее на спину и одним рывком до конца погрузился в жаркие влажные глубины.
— О да, — прошептала Отем, едва он наполнил ее. — О да!
— Ты — мечта всякого мужчины, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Жена, наслаждающаяся ласками мужа и требующая большего.
Он начал двигаться, делая неспешные долгие выпады.
Отем с глубоким вздохом прижала к себе мужа, забыв обо всем в водовороте наслаждения. Она любила его и его страсть. Их губы встретились в жарком поцелуе, потом его рот коснулся ее шеи. Он лизнул солоноватую кожу, и Отем замурлыкала под ним. Они вместе устремились в вышину и с громким криком нашли нирвану.
— Прекрасна. Умна и ненасытна, — пробормотал он, откатываясь от нее, но не выпуская из объятий.
— Я такая, какой хочет видеть меня мой господин, — тихо ответила она, и оба погрузились в сон.
На следующий день маркиз поговорил с кардиналом.
— Моя жена сказала, что вы не тот, за кого себя выдаете, — признался он. — Она проницательна не по возрасту. Я посчитал нужным сказать ей правду. Не волнуйтесь, ваше преосвященство, она умеет хранить секреты.
— Понимаю, — кивнул Джулио Мазарини.
— Отем, — продолжал Себастьян, — предложила поразительно простой план освобождения королевы.
Он подробно объяснил замысел жены и не забыл прибавить, что уверен в успехе.
Кардинал молча выслушал и задумался.
— Приведите ко мне маркизу, — вымолвил он наконец. — Я поговорю с ней.
Маркиз послал лакея за госпожой. Отем вошла и вежливо поклонилась, не отрывая глаз от могущественного гостя.
— Садитесь, мадам, — попросил он, показывая на стоявшее напротив кресло. — Кого вы попросите участвовать в этом маскараде?
— Моих родственников де Севилей из Аршамбо и других соседей, которым можно довериться, ваше преосвященство.
Мы все верны королю Людовику и не слишком любим принцев и Гонди.
— Никто не должен знать, что я в Шермоне или хотя бы во Франции, — предупредил он. — Скажите, мадам, откуда вы узнали, что королева в Шенонсо?
— Слуги! — воскликнула Отем, широко распахнув глаза. — Разве слуги не знают всего на свете? Нужно очень-очень постараться, чтобы сохранить тайну, иначе скоро вся округа загудит новостями! — Она весело пожала плечами.
Кардинал улыбнулся и кивнул:
— Превосходно, мадам. Вы должны казаться очаровательной, но не слишком умной провинциалкой. Надеюсь, когда все уляжется и власть окончательно перейдет в руки короля, вы с мужем приедете ко двору. Мне понадобятся столь острые глаза и чуткие уши, как у вас, мадам.
— Спасибо, ваше преосвященство, — кивнула Отем, — но я предпочту остаться в глуши и рожать детей.
— Равным образом превосходное занятие, — кивнул Мазарини. — Франции понадобятся образованные молодые дворяне, чтобы достойно служить родине. Ваш план превосходен, и, думаю, мы его примем. Как вы предлагаете замаскировать королеву?
— Только никаких изысканных нарядов, это слишком сложно, — заметила Отем. — Довольно и обычного домино — мы раздадим их всем женщинам с такой же фигурой, как у королевы. Устроим танцы, поднимем шум и среди всеобщего веселья выведем ее величество. Будем надеяться, что когда обнаружится исчезновение королевы, будет слишком поздно. Пусть даже стража пустится на поиски, мы на первое время спрячем ее величество в Шермоне, а сами разошлем с полдюжины экипажей по всем парижским дорогам. Даже если ее в конце концов найдут, никто не посмеет воспрепятствовать королеве Франции вернуться в сыновние объятия. Они побоятся людского осуждения.
— Насколько я слышал, мадам, вы воспитывались в горах Шотландии и никогда не были при дворе, — заметил кардинал.
— Совершенно верно, ваше преосвященство, — кивнула Отем.
— Вы чрезвычайно мудры для простой сельской девушки, — бросил он, пронзив ее подозрительным взглядом.
Отем рассмеялась.
— О, ваше преосвященство, знай вы мою родословную, все бы поняли. В каждом поколении нашего старинного рода были умные, образованные, хитрые и расчетливые дамы. Одна была матерью турецкого султана, другую, основательницу торговой компании, уважала сама королева Елизавета Уважала и завидовала. Моя мать — дочь Акбара, Великого Могола Индии. Женщины моей семьи живут по собственным правилам. Никто и никогда не называл нас простушками. По-моему, не обязательно воспитываться при дворе, чтобы обладать умом или способностью справляться с трудностями. Подозреваю даже, что воспитание при королевском дворе имеет определенные недостатки. Очень легко поддаться лести и погибнуть. Кроме того, моральные принципы придворных, согласитесь, не всегда высоки.
Кардинал медленно наклонил голову.
— Вы правы, мадам. Королевский двор кишит мужчинами и женщинами, рвущимися к власти и завидному положению. Это опасное место. Не так легко вырастить достойного короля, но мы с ее величеством добились своего. Гастон Орлеанский, бедный неразумный принц, не должен получить власть над государством. Остальные сообщники управляют им, как марионеткой. Короля нужно защитить от людей, которые способны развратить его. Следует как можно скорее вернуть сыну мать. Что ж, собирайте свое войско в юбках, маркиза, но прежде чем действовать, обязательно уведомите меня.
— Слушаюсь, ваше преосвященство, и пусть Господь благословит нас.
— Обязательно, — заверил кардинал, — обязательно благословит.
Назавтра Отем отправилась к де Севилям. В последующие дни она разъезжала по соседям и вела беседы с глазу на глаз с главами семей. Она, разумеется, не упоминала о Мазарини, но весьма убедительно расписывала, как слуги, услышав новость от челяди Шенонсо, донесли ей о заточении королевы. Оказалось, что королеву насильно оторвали от сына и тайно увезли в Шенонсо, сказав королю, что ее величество желает отдохнуть от государственных дел. Однако выяснилось, что королева страдает и плачет день и ночь в страхе за сына, потому что тот окружен людьми порочными и своекорыстными.
— Только мы можем спасти королеву, — твердила Отем. — Освободить из плена и помочь вернуться в Париж. Мы должны сделать это ради нашего богоданного короля Людовика! Господь поможет нам и защитит правое дело! Король еще молод и все же достаточно мудр, чтобы искать совета и поддержки у родной матери. Нельзя позволить злым людям развратить его!
Соседи дружно кивали, слушая страстные речи.
— Она великолепна! — воскликнул маркиз. — Настоящая Жанна д'Арк!
— Думаю, ваша жена в определенных обстоятельствах может быть весьма опасна, — задумчиво ответил кардинал. — Кстати, когда состоится праздник?
— Отем сказала, одиннадцатого ноября, в День святого Мартина. Это большой праздник в провинции. Мы узнали, что, кроме мушкетеров, сопровождавших королеву из столицы, все остальные слуги — местные уроженцы. Только камер-фрейлина тоже приехала из Парижа. Эта женщина, несомненно, служит принцам. Мушкетеры преданы королю, но их никто не посвятил в подробности предательского замысла. Все же они не поверят нам без доказательств, а какие доказательства мы можем им представить?
Кардинал слегка улыбнулся.
— Мушкетеры — народ упрямый, судя по нашим прежним столкновениям. Надеюсь, друг мой, вы знаете, кто их капитан?
— Пьер д'Омон; — ответил Себастьян.
— Хм-м, — протянул кардинал. — Если память мне не изменяет, крайне несговорчивая личность.
— Вы даете нам позволение продолжать? — нетерпеливо спросил маркиз. — Время не ждет.
— Пожалуй, можно попытаться, — со вздохом согласился Мазарини. — Защити Господь всех нас, особенно королеву.
Маркиз низко поклонился и оставил кардинала погруженным в глубокие раздумья. Несмотря на высокий церковный чин, Джулио Мазарини, родившийся на Сицилии сорок девять лет назад, был не священником, а скорее мирянином.
Он получал образование у отцов-иезуитов в Риме и Испании, но при всем своем благочестии не собирался отречься от плотской жизни. Все же церковь по достоинству оценила его таланты. Он служил и в папских войсках, и в папском дипломатическом корпусе.
В 1634 году папа назначил его вице-легатом в Авиньон, а меньше чем через год сделал папским нунцием при французском дворе. Его способности привлекли внимание кардинала Ришелье. Когда папа отозвал Мазарини, тот уволился со службы, немедленно вернулся во Францию и по рекомендации Ришелье поступил на дипломатическую службу к королю Людовику XIII. С тех пор он честно служил своему повелителю.
В 1641 году папа пожаловал Мазарини кардинальскую шапку, несмотря на то что тот не принял святые обеты. В следующем году Ришелье сделал его своим преемником на должность первого министра. Между Мазарини и королевой мгновенно вспыхнуло пламя взаимной страсти, хотя оба при этом проявляли крайнюю осмотрительность. После смерти короля кардинал стал главным союзником Анны Австрийской и ее правой рукой. Она полностью доверяла ему, а втайне обожала.
Жизнь королевы никогда не была легкой. Муж не любил ее, предпочитая общество мужчин. Враги королевы нашептывали ему, что жена верна родной Испании, ради которой предает Францию. Ей было почти тридцать восемь, когда родился сын, прозванный Богоданным. Через два года родился еще один, прозванный Маленьким Месье. Мазарини знал, как трудно ей приходится, и предложил Анне то, чего она никогда не видела от мужа: нежность, доброту, дружбу и любовь. И хотя многие считали, что он действует в корыстных целях, королева думала иначе. Недаром она с рождения воспитывалась при дворе, который немедленно сменила на другой после замужества. Такое существование научило ее безошибочно отличать фальшь от искренности. Она была куда умнее, чем считали ее враги. Только благодаря Анне Людовик дожил до совершеннолетия.
Но ему всего тринадцать! Людовик по-прежнему нуждается в материнских наставлениях и достаточно мудр, чтобы это понимать. Сколько времени еще пройдет, прежде чем молодой король поймет, что мать увезли обманом? И каким образом он, совсем еще ребенок, сумеет нанести ответный удар и освободить ее величество? Нет, это долг его, Мазарини, приемного отца мальчика! И тогда он, которого уже просили вернуться из ссылки, явится в Париж. Мазарини больше не будет снисходительным и не даст врагам времени опомниться. Уничтожит их раз и навсегда! И пусть ценой собственной жизни, но позаботится о том, чтобы больше ничто и никто не угрожали Людовику и его матери.
Кардинал усмехнулся и покачал головой. Ну нет, он слишком умен, чтобы дать себя прикончить. Он еще увидит взрослого короля! Устроит его женитьбу на инфанте Испанской.
Той, о которой давно мечтали он и Анна. Ему пока рано умирать. Впереди еще много работы.
