• Гарем, #2

20

 У графини Гленкерк не нашлось времени, чтобы обдумать высочайшую угрозу. Она оказалась слишком занятой.

 Анну предстояло короновать прямо на днях. Спешно шились коронационные одежды, требовавшие множества утомительных примерок. Следовало затем подготовить королеву к торжественной церемонии. И какая же досада, что ее величество не отличалась сообразительностью! Красивая, невинная, очаровательная, великодушная — такой Анна была. Но ее также знали сумасбродной, пустоголовой, вспыльчивой и глупой.

 К счастью, Катрионе Лесли не занимать было терпения, чтобы муштровать королеву. У нее также хватило мудрости превратить эти занятия в игру, чтобы Анне не было скучно.

 — Если бы, — говорила Катрионе юная королева, — у меня в школе была учительница, подобная вам, то, возможно, я проявила бы большую склонность к учебе.

 Катриона засмеялась.

 — Чепуха, мадам. Вам не удастся меня провести. Вы же и сами уверены, что на коронации будете не просто хорошо смотреться — вы будете по-настоящему великолепны.

 Ваши подданные покорятся вашему обаянию.

 Это был хитрый комплимент, и малолетняя королева, прихорашиваясь перед зеркалом, снова подумала, как сильно она любит прелестную графиню Гленкерк. Такая приятная дама!

 17 мая 1590 года Анна Датская стала королевой Шотландии. В этот день она сыграла свою роль с очаровательной юношеской величавостью, которая тронула сердца даже провинциальных помещиков, спустившихся с высокогорий посмотреть на следующую мать династии Стюартов. Вечер в Скоуне после коронации прошел в безудержном веселье и удовольствиях роскошного пира, где подавались жареные кабаны, олени и овцы, а также говяжьи бока, беспрерывно поливаемые жиром во время приготовления их краснолицыми и потными поварятами. Была всевозможная птица — лебеди, утки, каплуны в сладком лимонно-имбирном соусе, фаршированные гуси, куропатки, тетерева, перепела. Были огромные миски сырых устриц и вареных креветок, мидий и других моллюсков с ароматными травами. Жареные лосось и камбала подносились на огромных золотых блюдах. Потчевали гостей и слоеной выпечкой с рубленым мясом, кроликом, плодами и орехами. Не забывали про копченые окорока и угрей. Серебряные чаши полнились артишоками в уксусе и молодым весенним салатом-латуком. Через равные промежутки на столах рядом со свежим хлебом стояли огромные горшки с маслом.

 А на закуску гостям предлагались сладкий крем из взбитых яиц с молоком, желе всяких форм и раскраски, апельсины, доставленные из Испании, пирожки с сушеными фруктами прошлогоднего урожая и ранние вишни из Франции.

 Эти лакомства шли к сырам, вафлям и маленьким бокалам гиппокраса с пряностями.

 Рекой текли вино и эли, и развлечения не останавливались ни на минуту. Выступали, конечно, менестрели и жонглеры, дрессированные собаки и акробаты. Несколько раз по танцевальному залу проходили волынщики. Однако у Катрионы, вкусившей от яств весьма умеренно, разболелась голова, и когда Патрик подошел, чтобы повести ее танцевать, она взмолилась:

 — Лучше выведи меня на воздух!

 Они отправились прогуляться по садам, дышавшим прохладой майской ночи.

 — С тех пор, голубка, как ты стала дамой при спальне королевы, я тебя совсем не вижу, — пожаловался граф.

 — Знаю, — вздохнула Катриона в ответ и добавила умоляюще:

 — Я хочу уехать домой, Патрик! Ты оказался прав.

 Нам не следовало связываться с двором. — Она прильнула к нему. — Увези меня домой, любимый! Сейчас же!

 Гленкерк прижал Катриону к себе и почувствовал прелестную сладость ее всегдашних духов. Он ласково погладил чудные волосы жены и остался в недоумении, не поняв, чем был вызван этот страстный, почти отчаянный порыв.

 Затем граф улыбнулся про себя. Хотя со времени его приезда прошло еще меньше месяца, возможно, Катриона уже зачала. Конечно, после рождения Мораг она решительно заявила, что больше детей иметь не намерена, однако женщины часто меняют свои планы. Граф снисходительно прижал к себе жену.

 — Ты же знаешь, голубка, мы не можем так просто уехать домой. Теперь мы состоим при дворе и должны получить разрешение от их величеств. А для этого нужен хороший предлог. У меня его нет, а у тебя?

 — Тоже, — печально отозвалась она.

 — А ты уверена? Может, ты понесла?

 — Слишком рано говорить об этом, Патрик. — Обвив шею мужа руками, Катриона подняла к нему лицо. — Подарить ли вам еще одного сына, милорд? Разве шести детей мало, чтобы обеспечить ваше бессмертие?

 — Сыновей только трое, — поддержал шутку граф, — и к тому же так приятно их делать.

 Он склонился и поцеловал ее жадные губы.

 — Проклятие, Кат! Мне надоело делить тебя со Стюартами. Давай сделаем еще одного ребенка и уедем к себе домой в Гленкерк.

 Снова найдя ее рот, Патрик принялся жадно целовать Катриону. Он так бы и продолжал это занятие, если бы за спиной его какой-то дерзкий голос не протянул:

 — Возмутительно, Гленкерк! Да еще вдобавок со своей собственной женой!

 Вздрогнув, Лесли разомкнули объятия и встретились с веселым взглядом Ботвелла.

 — Что за дьявол… — начал было Патрик, но Катриона сама набросилась на Ботвелла:

 — Френсис! Как ты мог?

 Поймав ее яростно колотившие кулачки, он засмеялся, склонив к ней лицо.

 — Жаль, что меня так не целует ни одна женщина.

 Повернувшись к Патрику, Френсис Хепберн протянул руку.

 — Гленкерк, я Ботвелл. Мы в некотором роде дальние кузены, и я завидую вам не только из-за вашей прелестной жены, но и из-за вашего чудесного выводка.

 Патрик Лесли пожал протянутую руку.

 — Так вы и есть граф-колдун. Рад наконец познакомиться. Должен поблагодарить вас за то, что вы проводили Катриону домой прошлой осенью.

 — Мне это было в удовольствие, — ответил Ботвелл и добавил:

 — Однако я неспроста прервал ваше свидание. Кат, королева вас требует. Лучше поспешите, дорогая. Там большая суматоха по причине какого-то разорванного шва или чего-то вроде этого. И только леди Лесли может все поправить.

 Вздохнув, Катриона поцеловала мужа. Дерзко показав Ботвеллу нос, она подобрала юбки и убежала. Френсис мрачно сказал Гленкерку:

 — Если бы она была моей женой, Лесли, то я бы увез ее подальше от Стюартов и от их проклятого двора. Она являет слишком большой соблазн.

 — Вы правы, — согласился Патрик. — Она и сама хочет уехать. В прошлом году я не смог принудить ее к этому, а тут вдруг она уже должна уехать. Не могу понять, что произошло. Но я рад.

 — Тогда отвезите ее домой, черт возьми, и как можно скорее.

 У Гленкерка не было времени обдумать совет Френсиса, ибо двор снова пришел в движение. Два дня спустя после коронации Анна Датская торжественно въехала в свою столицу, чтобы принять приветствие девяти Муз и четырех Добродетелей. Величественная процессия прошествовала по Хай-стрит и остановилась возле церкви Святого Деилеса, где королева со своим двором выслушала долгую нудную проповедь.

 В тот вечер двор насладился еще одним гаргантюанским пиршеством, а Анну привел в восторг театр масок, восхвалявший прелести весны. При этом каждой из придворных дам назначили особую роль: они были цветами, птицами, деревьями, животными, стихиями и всем остальным, что соответствовало этому времени года. Единственным мужчиной во всей этой постановке оказался граф Френсис Ботвелл, облаченный в великолепные серебристо-белые одежды, поскольку он изображал очень веселый Северный Ветер. Получивший воспитание в Европе и проведший долгое время при французском и английском дворах, Ботвелл давно привык к подобным представлениям и не видел в них ничего недостойного мужчины.

 Северному Ветру полагалась восхитительная обязанность — пытаться прогнать Весеннее Время, которое изображала сама королева Анна, порхавшая по залу в своих развевающихся розовых и нежно-зеленых одеждах. За ее величеством носилась еще целая стайка милых юных созданий, и все это вызывало буйную суматоху с беспрестанным весельем. Северный Ветер в конечном итоге оказался побежденным Южным Ветром, который был облачен в полупрозрачное бледно-голубое платье с серебряными блестками и который представляла графиня Гленкерк.

 Королю уже до чертиков надоело это представление, хотя он и соизволил заметить, что у Южного Ветра была самая прелестная пара сосков, какие ему доводилось видеть. Джеймс Стюарт считал подобные развлечения глупостью. Королева, однако, пришла в восторг и осталась крайне довольна успехом своих усилий. А младшие дворяне радовались, что пришел конец нудному псалмопению времен регентства и холостяцкой жизни короля.

 В ту ночь Катриона и Патрик спали вместе у себя в покоях. Доставляя радость друг другу, они старались зачать нового ребенка, однако не преуспели в этом.

 Неделя проходила за неделей, и Катриона уже совсем обезумела от отчаяния. Ей становилось ясно, что свежесть новой любви у короля проходила и этот серьезный молодой человек не обнаруживал со своей юной и ветреной женой ничего общего, кроме разве что страсти к охоте. Все чаще и чаще Катриона ловила на себе пристальный взгляд Джеймса и пугалась.

 Какую бы ненависть она ни испытывала к этому похотливцу, ему нельзя отказать. Он — король Затем Патрик объявил, что Джеймс Стюарт посылает его в Эрмитаж — готовить вместе с графом Ботвеллом пиршество на Двенадцатую ночь. Королева изъявила желание увидеть знаменитый замок пограничного лорда. Услышав о том, что мужу предстоит отлучка, Катриона поспешила к своей госпоже.

 — Можно мне отправиться с ним, ваше величество? — любезно попросила она. — Что знают мужчины о необходимых женщинам удобствах? А раз леди Ботвелл никогда не покидает Кричтен, то помощи от нее ждать не приходится.

 Королева засмеялась.

 — Прямо неприлично, до чего ты любишь мужа, дорогая Кат. Конечно же — да! Да! Поезжай со своим красавцем Гленкерком. Я не стану тебя винить за то, что хочешь быть с ним. Теперь Кристина снова оправилась, и несколько дней я вполне обойдусь без тебя.

 — Спасибо, мадам, — сказала Катриона, целуя руку королевы.

 — Спасибо, что ты так хорошо позаботилась о моей давней подруге, когда она заболела, — произнесла королева со скрытым значением.

 Катриона сделала реверанс и удалилась. А за дверьми радостно про себя посмеялась. Скандал с госпожой Кристиной Андерс удалось-таки приглушить. В октябре фрейлина разрешилась от бремени дочерью. Маленькую Анну Фиц-Лесли вверили молодой и здоровой крестьянской семье, жившей неподалеку от города. Теперь Анна Датская отплатила за великодушие графини Гленкерк, дав высочайшее позволение отправиться ей вместе с мужем по королевским делам.

 Катриона и Патрик выехали верхом одновременно с Френсисом Хепберном, возглавлявшим ботвелловский отряд. Вечер был ясный и холодный. Небо, полное звезд, сияло яркой луной. Пустившись в путь вечером, всадники двигались всю ночь, лишь несколько раз ненадолго останавливаясь у безымянных таверн, чтобы напитаться теплом и грезами от дымного виски. Где бы они ни появлялись, графа Ботвелла и его людей ожидал сердечный прием. А в Холлируде тем временем, что-то мурлыкая в предвкушении удовольствия, Джеймс Стюарт пробирался по тайному ходу, соединявшему его спальню с покоями, отведенными Катрионе Лесли. В течение нескольких дней, по своим женским причинам, королева не сможет ему услужить. Патрика Лесли он услал вместе с Ботвеллом. И теперь король предвкушал, как заново откроет для себя графиню Гленкерк.

 Дойдя до конца тайного хода, король распахнул дверь и вошел в комнату, где наткнулся на перепуганную Эллен, опустившуюся в низком реверансе.

 — Где твоя госпожа?

 — Уехала в Эрмитаж, ваше величество, — пробормотала, заикаясь, служанка.

 — Я не давал ей разрешения уезжать со двора! За свое непослушание она будет наказана!

 — Ее послала королева, сир.

 — Что?!

 — Королева послала миледи в Эрмитаж вместе с милордом Гленкерком и милордом Ботвеллом, — повторила Эллен. — Ее величество посчитала, что в приготовлениях к Двенадцатой ночи потребуется женская рука.

 Джеймс сумел укротить свой нарастающий гнев. Сунув руку в карман халата, он нехотя вытащил золотой. Протянув его Эллен, король тихо сказал:

 — Передай своей госпоже, что я ее не оставлю.

 Он вошел в свой коридор, и потайная дверь за ним закрылась.

 С облегчением вздохнув, служанка уселась на кровать.

 Теперь-то она понимала, почему ее госпожа уехала столь поспешно. Эллен ужасно не понравилось двуличие короля. На людях он строил из себя добродетельного мужчину и верного супруга, а сам потихоньку похотливо приставал к другой женщине. Ах, если бы только им уехать домой!

 Это, однако, оказалось не так просто. Словно кот у мышиной норы, король внимательно следил за своей жертвой и выжидал возможность ее схватить. Джеймса мало волновало, что содеянное им Катрионе противоречило законам той самой церкви, которой он присягал. Ибо одно понятие не смогли стереть в королевском мозгу все суровые церковники, воспитывавшие Стюарта, и это было абсолютное понятие божественного права королей. Подобно пяти Джеймсам, правившим до него, этот монарх поддерживал законы страны и церкви лишь после того, как его собственные запросы были удовлетворены.

 Пытаясь наказать короля, представляясь сладострастнейшей из всех, каких он знал прежде, Катриона невольно пробудила в нем чувственный голод, который теперь, кроме нее, насытить не мог никто. Холодность любовницы приводила Джеймса в ярость. То, что он мог погубить ее семью и даже, возможно, искалечить всю ее жизнь, не играло для короля никакой роли. Графиня Гленкерк была его подданной. Она принадлежала ему. Она ему подчинится.

 Итак, подобно хорошему охотнику, каким он и в самом деле был, король осторожно подкрадывался к жертве и чувствовал ее страх. Когда двор находился в замке Эрмитаж, он сумел на несколько минут отделить Катриону от остальной толпы. Очутившись с королем наедине. Кат лихорадочно озиралась.

 — Как бы я хотел взять тебя прямо здесь, за эти несколько минут, но, увы, не успею.

 Она промолчала.

 — Ловко же у вас получилось, мадам, — насмешливо продолжил король, — только почему ты убежала от меня, Катриона? Прежде чем прийти к тебе, я нарочно отослал Патрика.

 И что же я вижу? Служанку, которая укладывает твои платья, и пустую холодную кровать.

 Сердце Катрионы неистово билось, и сама она побледнела от смеси страха и ярости. Собрав все свое мужество, графиня подняла глаза на короля.

 — Джеми, — твердо сказала она, — я не могу выразить это яснее. Я не хочу быть твоей любовницей. Пожалуйста, сир! Вы обещали, что, когда привезете королеву, освободите меня. Я люблю мужа, а он не такой, чтобы делить жену с кем-то другим. Даже со своим королем. Почему вы так со мной поступаете, Джеми? Ваша жена — прелестная свежая девушка, готовая учиться у вас искусству любви.

 Почему вы непременно хотите меня?

 Король не ответил на вопрос. Вместо этого он негромко сказал:

 — Я ожидаю, мадам, что, когда мы возвратимся в Эдинбург, вы примете меня без каких-либо дальнейших разговоров. Если же нет, то мне придется просить разрешения Патрика Лесли, которое, как вы знаете, он мне даст. Если, однако, вы придете добровольно, то мы по-прежнему сохраним нашу связь в тайне от остального света, включая вашего мужа.

 На ее прелестных глазах заблестели слезы.

 — Но почему, сир? Почему?

 — Потому что, мадам, я того желаю, а я — король, — сказал Джеймс холодно и отошел.

 Несколько минут она стояла без движения, вперив невидящий взор в горы Чевиот, синевшие за окном. Затем, почувствовав, что в комнате она уже не одна, Катриона мгновенно обернулась и обнаружила, что рядом стоит граф Ботвелл. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а затем граф, по-прежнему ни слова не говоря, протянул к ней руки. Бросившись в объятия Френсиса, Катриона горько расплакалась на его покрытой бархатом груди. Руки Ботвелла нежно обнимали несчастную леди, а по лицу его прошла судорога.

 Когда Катриона немного успокоилась, лорд отпустил ее. Подняв к себе ее прекрасное лицо, он спросил:

 — Что там с кузеном Джеми?

 — Либо я уступлю, либо он скажет Патрику, — тихо призналась Катриона.

 — Ублюдок! — прорычал Ботвелл. — Какая жалость, что он не вышел у королевы выкидышем!

 — Не шуми, Френсис! — Она прикрыла ему рот ладонью. — Даже думать такое — уже предательство.

 Ботвелл отвел ее руку и тихо выругался.

 — Как жаль, что Бог не сделал меня тем колдуном, каким они все меня считают. Я бы послал кузена Джеми к семи дьяволам! Ах, дорогая, я не могу помочь вам, и никогда в жизни не чувствовал я себя таким беспомощным! — Он взял графиню за плечи и склонил к ней лицо. — Если когда-нибудь я смогу помочь вам — приходите. Не забудете?

 После этого Френсис вынул из своего камзола шелковый платок и утер ей слезы. Тонкая рука Катрионы нежно тронула его лицо.

 — Ботвелл, — сказала она мягко, — вы — лучший друг из всех, какие у меня были.

 Катриона повернулась и ушла, а граф остался стоять в маленькой нише у окна.

 Френсис Хепберн смотрел на знакомый до боли Чевиот и вздыхал. Впервые в жизни граф встретил женщину, которую мог любить, и надо же — не только он сам женат, но и она замужем. Еще хуже было то, что ее вожделел король. Ирония такого положения дошла до Френсиса, и он резко засмеялся. Снова жизнь сдала ему плохие карты.