- Дочери торговца шелком, #1
Глава 8
Горячие губы ласкали, дразнили и провоцировали робкий, но искренний ответ. Голова кружилась от восторга и возбуждения. До этой минуты Бьянку никто никогда по-настоящему не целовал. Покойный муж не был склонен к романтическим ласкам. Его грубые поцелуи больше напоминали укусы и служили одной цели: доказать свое превосходство. И вот сейчас, доверчиво следуя за Амиром и отвечая на чувственные призывы, она внезапно открыла для себя неведомое ранее тонкое искусство.
Вот кончик языка прошелся по влажным губам, и от неожиданности Бьянка приоткрыла рот. Не медля ни мгновения, язык проник внутрь и принялся играть с ее языком. Подобные манипуляции со стороны Ровере вызывали отвращение, ибо он использовал их ради одной-единственной цели: самоутверждения. Язык Амира ласкал, танцевал и любовно дразнил, а ароматное дыхание завораживало и пьянило. От избытка ощущений Бьянка едва держалась на ногах.
Амир сгорал от вожделения. Пытаясь хоть немного охладить пыл, прервал поцелуй и на миг выпустил любимую из объятий. Учитывая печальное прошлое, он не желал торопить первый опыт истинной страсти, однако и остановиться уже не мог. Ощущение близости доставляло физическую боль, но все же он твердо решил не спешить и в первый раз овладеть любимой неторопливо и бережно.
И вдруг услышал неожиданные слова:
— Знаю, милый, знаю. Ты готов обращаться со мной, как с хрупким цветком, но я вовсе не хрупкий цветок. Ждала тебя всю свою жизнь. Ты не сможешь сделать ничего, что напомнило бы мне о Ровере. Желаю тебя так же страстно, как ты желаешь меня. Понимаешь, что я хочу сказать? — Она взяла принца за руку и повела в дом. Вместе с ним поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в свою спальню и плотно закрыла дверь.
— Любимая, ты не познала страсти того, кто пылает истинным чувством, — прошептал Амир, пока она расстегивала на нем рубашку. Теплые ладони скользнули по груди, и он не смог сдержать стон. Бьянка слегка наклонилась и поцеловала плоские твердые соски.
— Хорошо, что ты не надел куртку. — Руки занялись тесемками широких шаровар.
Амир рассмеялся.
— Ах, милая, ты сама не знаешь, какого зверя будишь. Он жаждет проглотить тебя целиком.
Бьянка приподнялась на цыпочки и жарко зашептала на ухо:
— Хочу увидеть тебя обнаженным, любимый. Так долго ждала и боялась, что придется ждать вечно. Но вот Ровере мертв, а я на свободе и могу поступать по собственной воле. Было бы приятно созерцать тебя во всей красе, мой принц. Очень приятно, если говорить честно. Неужели считаешь, что порядочная женщина не способна испытывать вожделение, томиться от нетерпеливого желания?
Сказать по правде, именно так он и думал. Амир действительно полагал, что должен разбудить дремлющую страсть, а неожиданно узнав, что страсть уже проснулась, не счел нужным скрывать радость.
— Мне тоже не терпится тебя раздеть, — прорычал он и, не теряя ни мгновения, занялся шнуровкой на корсаже. Медленно спустил платье и обнажил прикрытую тонкой сорочкой прелестную грудь. Наклонился, провел губами по округлым холмам. Бьянка вздрогнула, и вершинки набухли, словно нежные бутоны.
— Готов бесконечно поклоняться твоему телу, любимая, — страстно прошептал Амир. Они продолжали по очереди раздевать друг друга до тех пор, пока оба не предстали в великолепии своей красоты.
Амир опустился на колени. Закрыв глаза, потерся щекой о теплую шелковистую кожу. Ощущение оказалось изысканным почти до боли: любимая была совершенна, безупречна во всех отношениях. Желание сделать ее своей стремительно росло, однако Амир проявил редкую выдержку. Нет, время еще не пришло.
У Бьянки закружилась голова: простая радость от прикосновения возлюбленного стала неожиданным, а оттого еще более дорогим подарком. Супружеский опыт оставил кошмарные воспоминания, однако та страсть, которая до сих пор не покидала родителей, подсказывала, что так быть не должно. И вот с Амиром все оказалось сказочно красиво: так, как представлялось в девических грезах. Он встал, взял любимую на руки и отнес на постель.
Бьянка заметила убедительное доказательство его вожделения и улыбнулась.
— Не тяни. У нас еще будет время для всего остального. Ты желаешь меня прямо сейчас, так не томись, возьми — и я познаю вкус истинной страсти, а не грубого животного обладания. — Она легла и раскрыла объятия, приглашая.
Амир с радостью уступил. Он любил эту восхитительную женщину, а она призналась, что любит его.
— Позволь еще мгновение, — попросил он. Покрыл поцелуями грудь, скользнул губами вниз. Бьянка тихо, восторженно вздохнула. И вот, наконец, он накрыл ее собой.
— Все, больше не могу. — Расположился в развилке бедер и медленно, очень медленно вошел. Она давно не знала мужчины, а потому, как он и предполагал, оказалась очень узкой и тугой, однако встретила горячей влагой. Внутренние мышцы крепко его сжали, будто обняли, и Амир застонал от наслаждения. Жадно поцеловал в губы и ощутил искренний, жаркий ответ.
— Ну же, действуй! — с неожиданной настойчивостью прошептала Бьянка. — Не бойся, не испугаюсь. Все это время я тосковала ничуть не меньше, чем ты. Не береги меня: твоя нежная страсть совсем не похожа на грубое насилие Ровере. Овладей мной так, как мечтал! Покажи глубину своего чувства. Умоляю, милый!
Амир сгорал от нерастраченного вожделения, а потому не стал медлить и дал волю давно копившимся силам. Он чувствовал, как она трепещет в объятиях, и все же не останавливался ни на миг, будто пытался за один-единственный раз наверстать упущенное, хотя и сам отлично понимал, что это невозможно.
Стремясь оказаться ближе, Бьянка обвила ногами его бедра и теперь возносилась все выше и выше — до тех пор, пока не почувствовала себя на вершине блаженства. Она парила среди звезд и таяла от новой, еще не познанной страсти к единственному в мире человеку, без которого не представляла жизни. Наконец-то они соединились, стали единым целым! Она кричала, звала его, пока не запершило в горле.
— Амир, Амир! Любовь моя!
Он продолжал уверенно вести ее к высотам, и только почувствовав приближение второго пика экстаза, позволил себе выплеснуть напряжение, ибо больше сдерживаться не мог. Спрятал лицо в черных локонах и один-единственный раз благодарно произнес имя любимой:
— Бьянка!
Некоторое время они лежали неподвижно, не размыкая объятий, смешав воедино дыхание и неспешно возвращаясь к действительности. Потом он медленно, неохотно покинул восхитительный приют. Руки тут же встретились, пальцы переплелись, опасаясь расстаться хотя бы на мгновение. Бьянка склонила голову на плечо любимому, а он заставил ее придвинуться вплотную, чтобы почувствовать живительное тепло.
— Люблю тебя, — тихо произнес он.
— Люблю тебя, — повторила она. — И буду любить до конца своих дней.
Признание наполнило душу счастьем: сердце принадлежало ей, и только ей одной. Гарем деда был полон женщин, присланных в знак преданности султану. Большинство из них ни разу не разделили ложе с повелителем. Когда Мехмед хотел выразить кому-нибудь особое благоволение, он посылал в подарок одну из своих наложниц. В гареме их обучали искусству страсти, и потому каждая служила образцом женского совершенства.
Именно так Амир получил двух своих жен. Подаренные дедом, обе предварительно перенесли стерилизацию, чтобы не могли сделать принца отцом, а тем более родить мальчика, который обладал бы правом когда-нибудь претендовать на трон. Сам Амир, сын Джема, сына Мехмеда, практически не имел шансов унаследовать престол. Ну а если причудливая судьба все-таки распорядится иначе, он всегда сможет взять других, плодовитых, женщин и родить с ними сыновей и дочерей.
Обе жены отличались миловидностью, хотя красавицами он бы их не назвал. Мейсун была на три года старше мужа, а Шахди на год моложе. Амир испытывал к ним благодарность за умение поддерживать порядок и уют в доме. Время от времени он спал с каждой и к обеим относился очень хорошо, так что жены были вполне довольны жизнью. Но любить? Нет. Он никогда не любил ни одну из них. Не любил никого до той минуты, как встретил единственную в мире красавицу, которая сейчас умиротворенно лежала в его объятиях.
Принц Амир и Бьянка Пьетро д’Анджело утонули в своей долгожданной любви. Целый месяц они не расставались ни на мгновение и не замечали никого и ничего вокруг. Крикор ворчал: перемены в жизни господина ему не нравились. Он вообще не любил перемен. И все же время от времени преданный слуга с улыбкой смотрел на счастливую пару. Служанки с виллы Люче Стелларе приняли новый порядок с радостью: выстраданное счастье прекрасной госпожи и ее возлюбленного принца сделало счастливыми и этих добрых женщин.
И вот настал день, когда посыльный привез на виллу письмо от адвоката, в чье ведение перешло имущество покойного Себастиано Ровере. Он выражал желание встретиться со вдовой лично, а потому просил вернуться во Флоренцию. Бьянка подумала и написала ответ, в котором заявляла, что если синьору необходимо с ней поговорить, он может приехать в Люче Стелларе. Покидать свой дом она не намерена.
К огромному удивлению, адвокат приехал, а вместе с ним явились и сыновья Ровере, Стефано и Альберто. Поскольку рядом не было ни деревни, ни постоялого двора, Бьянке пришлось устроить посетителей на ночь.
— Думаю, тебе не стоит оставаться у меня во время их пребывания, — сказала она Амиру. — Молодые люди сразу решат, что я оставила их отца ради любовника.
— Но это невозможно! — горячо возразил принц. — Во-первых, как бы мы встретились? — Ему не хотелось оставлять Бьянку на произвол судьбы, да еще под одной крышей с адвокатом и сыновьями покойного мужа.
— Семейство Ровере не отличается здравомыслием. Теперь, когда Себастиано мертв, они будут действовать так же, как поступают все: попытаются представить его жертвой злой жены, чтобы сохранить хотя бы остатки благопристойности. Они бы со мной совсем не церемонились, если бы не наследство, положенное вдове по закону, — возразила Бьянка.
— И ты готова принять это наследство? — уточнил принц с нескрываемым беспокойством.
— Нет. Разумеется, не собираюсь ничего с ними делить. Намерена получить только собственное приданое с положенными процентами, и больше ничего. Не могу вечно жить на средства отца, да и не хочу, ведь это означает, что я по-прежнему должна ему подчиняться. Выкуплю у него виллу, а оставшиеся деньги вложу в банк Медичи. Добьюсь независимости. Лоренцо Великолепный, конечно, не ровня своему покойному деду Козимо, однако непременно позаботится о моем благополучии. Когда-то я считала Медичи другом. Надеюсь, что он все еще хорошо ко мне относится.
— Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — решительно произнес принц. — Тогда смогу сам заботиться о тебе и оберегать от всех неприятностей.
— Но ведь у тебя и так уже есть две жены, — спокойно возразила Бьянка. — И жениться на мне ты не можешь. Ты ведь неверный, мусульманин. Разве позволительно внуку султана перейти в христианство?
— Нет, — тяжело вздохнул Амир. — Подобный шаг был бы расценен как предательство.
— Значит, мы оказались в тупике, дорогой, — заключила Бьянка. — Но меня вполне устраивает положение твоей любовницы. Никаких обязательств перед своей семьей я не имею. Родные принесли меня в жертву Ровере ради собственного благополучия, и забыть об этом вряд ли когда-нибудь удастся. Я их люблю, но распоряжаться своей жизнью больше не позволю.
Амир взглянул с удивлением.
— Что с тобой случилось?
Бьянка улыбнулась.
— Твоя любовь придала мне силы. Не хочу оставаться слабой женщиной, зависимой от отца или мужа. Вполне могу сама о себе позаботиться. Мне нравится жить в собственном доме, нравится считать Амира ибн Джема своим любовником. Теперь, познав настоящую свободу, не хочу принадлежать ни одному мужчине на свете.
Пораженный услышанным, Амир растерянно спросил:
— А что же будет, когда тебе надоест считать меня своим любовником?
Бьянка заметила в синих глазах боль. Не стоило говорить так откровенно и ранить мужскую гордость. Она совершила ошибку и больше ее не повторит.
— О милый! — воскликнула она и бросилась в его объятия. — Никогда я не устану от твоей страсти. Скорее ты разочаруешься во мне, когда постарею и растолстею.
Амир прижал возлюбленную к груди. Только теперь он смог в полной мере осознать ее ум и расчетливость, и открытие стало настоящим шоком. Поцеловал в темную макушку и согласился:
— Хорошо, пойду домой и оставлю тебя разбираться с непрошеными гостями.
А про себя добавил, что заодно обдумает неожиданный поворот событий и решит, сможет ли совладать с любимой, но абсолютно независимой женщиной.
Бьянка уловила в голосе нотки напряженности и посмотрела снизу вверх.
— Прошу, милый, не сердись. Надеюсь, ты лучше всех сможешь понять мою потребность в истинной свободе.
Амир вздохнул.
— Понимаю, — признался он и неохотно подумал, что и в самом деле понимает и принимает. — Больше того, в полной мере разделяю твои чувства, потому и живу в Флорентийской республике, а не в родной Османской империи, во дворце на берегу Черного моря. И все же откровенный разговор о стремлении к независимости меня удивляет. Прежде ты никогда не рассуждала о подобных вещах.
— До смерти мужа я не могла думать ни о чем подобном, — пожала плечами Бьянка.
— Да, конечно, — кивнул Амир и быстро поцеловал. — Дай знать, как только гости уедут.
— Обязательно, — пообещала Бьянка.
Амир окликнул Крикора и ушел.
Бьянка проводила его грустным взглядом и отправилась дать распоряжения слугам.
— Поместите братьев в гостевую комнату с окнами на море, а адвокату предоставьте спальню с окнами в сад, — приказала она Филомене. — Приготовь самую простую еду, — проинструктировала Джемму, — и подай приличное, но не лучшее вино. Не хочу, чтобы они здесь прижились. День-другой — и достаточно: дольше я эту компанию не вынесу.
— Надо бы срочно вызвать вашего отца, — посоветовала Агата.
— Зачем? — удивилась Бьянка.
— Он сможет дать дельный совет. Негоже вам разговаривать с непонятными людьми одной, без поддержки, — покачала головой всезнающая горничная.
— Мне не нужно ничего, кроме собственного приданого, — твердо заявила Бьянка. — Не собираюсь извлекать выгоду из смерти мужа, пусть и заслуженной.
— Но вы потратили на него немалую часть своей драгоценной жизни, да еще и вытерпели неслыханные мучения! — возмущенно воскликнула Агата.
Бьянка улыбнулась и похлопала служанку по руке, чтобы та успокоилась.
— Все, что когда-то принадлежало Ровере, проклято для меня. Ни за что не впущу в свой дом его злую тень, — пояснила она, зная, что Агата сочтет причину убедительной.
— Ах, конечно! — энергично закивала головой преданная служанка. — Теперь понимаю, понимаю. Вы так мудры; синьора Орианна одобрила бы решение.
— Помещу свои деньги в банк Медичи под проценты, — заключила Бьянка. — А теперь давай подготовимся к встрече гостей: чем быстрее начнутся переговоры, тем быстрее они уедут.
Наконец адвокат прибыл — как и собирался — в обществе сыновей Себастиано Ровере. В знак траура все трое были одеты в черное. Бьянка встретила визитеров в красном платье, расшитом золотыми нитями и крохотными бусинками из черного янтаря.
— Вы не оплакиваете супруга, сударыня? — осуждающе осведомился Ренцо Гуардини — высокий худой человек с узким длинным лицом.
— Я не видела мужа почти два года, — ответила Бьянка. — До того печального дня, когда он явился на виллу с дурными намерениями. Пока негодяя не выгнали, он успел жестоко меня избить, а его сообщники пытались изнасиловать служанок. Дело в том, что я требовала развода, а ему это очень не нравилось. Ровере был извергом. Не собираюсь лицемерить и делать вид, что оплакиваю человека, которого презирала. Того, чей развратный образ жизни печально известен всему городу. Надеюсь, сейчас он горит в аду. — Она немного помолчала и продолжила совсем другим, светским, тоном:
— Но что же мы здесь стоим! Давайте устроимся в библиотеке и поговорим, там удобнее обсуждать деловые вопросы.
Вслед за хозяйкой гости прошли по коридору в небольшую, но уютную комнату.
— Вот поднос с вином и бокалами, синьоры. Прошу, угощайтесь. У меня в доме лишь несколько служанок; правда, в саду и на конюшне работают двое мужчин. — Она села за стол, а посетители расположились в креслах и на диване — впрочем, не забыв о вине.
— Супруг оставил вам огромное состояние, — Ренцо Гуардини безотлагательно приступил к делу.
— Мне не нужно ничего, кроме собственного приданого и тех процентов, которые начислил бы на него надежный банк с момента помолвки и до смерти Ровере, — возразила Бьянка.
— Синьора, вы, кажется, не поняли, — забеспокоился адвокат. — Себастиано Ровере оставил своей вдове половину состояния, дворец и всех рабов.
— Неужели? — Бьянка искренне удивилась, но вскоре поняла, что без влияния отца в этом вопросе не обошлось. С выдвинутым будущим тестем условием Ровере согласился лишь потому, что стремился любым путем заполучить в жены самую красивую девушку Флоренции и решительно не собирался умирать первым.
— Именно так, — недовольно подтвердил Гуардини, всем своим видом показывая, что собеседница не заслуживает подобной щедрости.
— И все же я возьму только приданое с процентами, — повторила Бьянка. — Дом, где пришлось испытать постыдные унижения и мучительные страдания, мне не нужен. Рабов и рабынь освобожу — всех, кроме одной. — Бьянка посмотрела на Стефано. — Возьми Нудару и продай вместе с ее проклятым ослом тому, кто назначит максимальную цену. Вырученные деньги отвези в монастырь Санта-Мария дель Фьоре — тот, что недалеко от городских ворот, и отдай преподобной матери Баптисте.
— Но Нудара стоит целого состояния! — возмущенно воскликнул Альберто Ровере. — И вы готовы пожертвовать захудалой обители колоссальную сумму? Напрасно! Монахини не примут денег, полученных таким путем.
— Во-первых, они бедны, а во-вторых, не узнают, откуда взялись деньги, а потому с радостью примут неожиданное подспорье, — невозмутимо ответила Бьянка и с ледяной улыбкой добавила: — Но если ты, Альберто, осмелишься открыть происхождение подарка, то, поверь, горько пожалеешь о предательстве. Моя горничная Агата нашлет на тебя порчу, а я прокляну самым страшным проклятием и навсегда лишу мужской силы. По крайней мере это грязное, низменное, порочное существо хотя бы раз в жизни, пусть и не по своей воле, но принесет пользу.
— Эта женщина способна озолотить! — не унимался Альберто. — Если бы вы видели, с каким наслаждением она совокупляется с ослом, как крутит своей толстой задницей, то поняли бы ее ценность. На такое зрелище публика будет валом валить. Отдайте ее мне! Обещаю платить половину дохода; можете отдавать свою долю кому хотите, даже монашкам. Никто не узнает, откуда прибыль потечет в наши карманы.
Бьянка взглянула на молодого человека с отвращением. Пресвятая Дева! К несчастью, Альберто унаследовал извращенный вкус отца. Внезапно вспомнилось его появление в спальне в брачную ночь, однако Бьянка тут же прогнала тягостное воспоминание, взяла себя в руки и глубоко вздохнула.
— Альберто, твой брат продаст Нудару за самую высокую цену и передаст всю сумму в монастырь Санта-Мария дель Фьоре. Если, как ты говоришь, мерзкое существо действительно пользуется спросом, то объявленный, но закрытый аукцион привлечет толпу богатых покупателей и принесет гору золота.
Младший из братьев посмотрел на мачеху пронзительными темными отцовскими глазами.
— Хочу получить Нудару, а если не отдадите ее мне, то…
— То что, жалкий извращенец? Говорят, ты собираешься выгодно жениться. Интересно, что скажут родители невесты, когда узнают, кому готовы вручить свою дочь-девственницу? А уж ты-то сумеешь убедиться, что она девственница, не так ли, Альберто? — Бьянка говорила тихо, однако голубые глаза обдавали ледяным холодом. — Разумеется, если твой дорогой папочка шантажировал отца невесты так же, как когда-то моего, то теперь свадьба может вообще не состояться. Говорят, молодая синьора — очень богатая наследница и хороша собой, а потому ничто не мешает ей выбирать среди самых достойных женихов. Удивительно, что предпочли тебя.
— Но мы любим друг друга! — воскликнул Альберто.
— В таком случае радуйся, что получишь половину наследства, разделив его только с братом, а не четверть, как сказано в завещании. Да, и еще не забывай, что мне известно немало пикантных подробностей, которые ваше семейство не хотело бы разглашать. Понимаешь, к чему я это говорю?
Молодой человек кивнул, однако после долгого молчания задал главный вопрос:
— Когда вы успели стать такой жесткой, Бьянка?
Она рассмеялась.
— Нет, Альберто, я вовсе не жесткая, кроме тех случаев, когда это жизненно необходимо. Если удалось вынести грязные издевательства супруга, то теперь смогу пережить все на свете, включая твои жалкие попытки подчинить меня своей воле.
— Так дела не делаются, — подал голос крайне недовольный адвокат Гуардини.
— Стефано, ты старший. Что скажешь? — спросила Бьянка.
— Прослежу, чтобы все ваши пожелания были исполнены в точности, — ответил молодой человек и повернулся к адвокату. — Передайте синьоре все, о чем она говорила: приданое плюс проценты. Деньги от продажи рабыни Нудары будут отправлены в монастырь Санта-Мария дель Фьоре. Всех остальных рабов отца следует немедленно отпустить. Как свободным людям, им полагается жалованье за год.
— Банк Медичи рассчитает положенные проценты, — с милой улыбкой заключила Бьянка. — Стефано, благодарю за щедрость.
— Я полностью согласен с вашими условиями, — официально заявил старший из братьев. — А ты, Альберто?
— Тоже согласен, — неохотно проговорил младший.
— В таком случае деловая беседа окончена? — уточнила Бьянка.
— Мне еще предстоит записать все столь неожиданные изменения, — мрачно ответил Гуардини.
— Прошу вас, располагайтесь за столом. В верхнем ящике лежат листы пергамента, чернила и перья там же. Когда закончите, я прочитаю документы и, если они меня удовлетворят, собственноручно подпишу. Надеюсь, синьоры, вы останетесь на ночь.
«Она умеет читать; почему же это обстоятельство не удивляет?» — спросил себя адвокат. Доводилось слышать, что вдова Ровере — прекрасно воспитанная, скромная и покорная женщина. И вот перед ним сидит молодая особа, совсем не соответствующая этому описанию. До смерти клиента адвокат не слышал, что жена его покинула. Он не принадлежал к кругу друзей Ровере, да и, говоря по правде, совсем не стремился сблизиться с клиентом. Сам опытный юрист, Ровере выбирал поверенного в делах исключительно по деловым качествам: компетентного, скучного профессионала. Гуардини полностью соответствовал самым строгим требованиям, понимал это и меняться не собирался.
И вот внезапно оказалось, что молодая вдова чрезвычайно похожа на своего отца. Трудно было удержаться от восхищения. Адвокат отлично помнил, как торговец шелком сидел в кабинете вместе с женихом дочери и диктовал условия брачного контракта. Именно он добился внесения этого пункта: если Ровере скончается первым, то половина его состояния отойдет к вдове. В то время требование шокировало, а еще больше поразило неожиданное согласие Ровере. Клиент засмеялся и сказал:
— Что же, если сумеет меня пережить, то заслужит награду.
Купец лишь молча угрюмо кивнул.
Синьора пережила мужа, но воспользоваться правом на наследство отказалась. Адвокат задумчиво покачал головой: встретившись с Бьянкой Пьетро д’Анджело лицом к лицу, трудно было усомниться в том, что красавица не имеет отношения к смерти мужа. Впрочем, она оказалась бы далеко не первой женщиной, заплатившей за убийство неугодного или отчаянно надоевшего супруга. Вопрос заключался в том, откуда взялись деньги на оплату преступления. Два года она скрывалась от Ровере и искренне удивилась, услышав о наследстве. Удивилась и сразу решительно отказалась. Предположить с ее стороны злой умысел было невозможно. Нет, сбежавшей жене всего-навсего повезло: муж обладал редкой способностью наживать врагов и при этом самоуверенно считал, что стоит выше правосудия.
Гуардини приступил к работе: предстояло составить подробный документ о разделе имущества покойного, чтобы представить его на подпись вдове и двум сыновьям, каждый из которых внезапно оказался в два раза богаче, чем предполагал. Процесс осложнялся отсутствием привычки: как правило, всю бумажную волокиту адвокат поручал секретарю. И все же через несколько часов удалось написать четыре копии соглашения: одну для вдовы, две для сыновей и одну для суда. Договор утверждал, что Бьянка Пьетро д’Анджело отклонила наследство покойного мужа с двумя исключениями.
Первое: ее приданое с процентами, начисленными банком Медичи, должно вернуться лично к ней, а не к ее отцу.
Второе: рабыня, известная под именем Нудара, должна быть продана с аукциона, а вырученные деньги переданы в монастырь Санта-Мария дель Фьоре в качестве благотворительного взноса.
— Документ достаточно простой, но вполне исчерпывающий, — заверил Гуардини. — В качестве вдовы Себастиано Ровере вы, синьора, вольны действовать по собственному усмотрению. Подпишите, пожалуйста, вот здесь.
Бьянка поставила подпись на каждом из четырех экземпляров и передала их Стефано, а он в свою очередь подвинул листки младшему брату. Когда все три стороны расписались, Гуардини скрепил документы собственным уверенным росчерком и поставил печать, после чего раздал три копии участникам договора, а четвертую оставил себе. Хозяйка пригласила гостей к обеду, а потом Филомена проводила их в спальни. Наутро, после немудреного завтрака из хлеба, сыра и вина, все трое отправились в обратный путь.
— Вернетесь во Флоренцию? — поинтересовался Стефано, пока слуги седлали коней.
— Нет, теперь мой дом здесь, в Люче Стелларе, — просто ответила Бьянка. — Меня он вполне устраивает.
— Отец непременно захочет снова выдать вас замуж. Надеюсь, второй брак окажется более удачным.
— Нет, муж мне больше не нужен. — Бьянка решительно покачала головой. — Но скажи, Стефано, тебе известно, каким образом твоему отцу удалось меня разыскать? Почти никто не знал, где я прячусь.
Стефано Ровере коротко кивнул.
— Известно, но сказать стыдно. — Он слегка покраснел.
— И все-таки ты скажешь, — решительно возразила Бьянка.
Молодой человек снова кивнул.
— Он похитил на улице вашего брата Джорджио, притащил к себе домой и показал, как проклятый осел насилует шлюху. От мерзкого зрелища ваш брат лишился чувств, а когда пришел в себя, отец пригрозил, что если парень не разузнает, где вы находитесь, и не расскажет ему, то осел обслужит и его. Джорджио пришел в ужас и выполнил приказ. Мне эта история известна потому, что отец заставил присутствовать при этом и следить, чтобы пленник не сбежал. А потом мне пришлось отвезти его домой. Мне очень жалко, что так вышло, и очень стыдно.
— Считай, что получил прощение. Твой отец действительно был страшным человеком и не бросал обещаний на ветер. Исполнял все, о чем говорил, — успокоила его Бьянка. — Я достаточно настрадалась и хорошо это знаю.
— Спасибо. — Стефано Ровере благодарно поцеловал обе руки юной мачехи.
— Больше мы не встретимся, — предупредила Бьянка на прощание.
— Понимаю. — Молодой человек вскочил в седло, догнал своих спутников, и все трое уехали.
Бьянка вздохнула с облегчением. Наконец-то с Ровере покончено раз и навсегда. Она посмотрела на Уго: садовник стоял в ожидании распоряжения, которое должно было немедленно последовать.
— Сейчас же отправляйся к принцу Амиру и передай, что посетители уехали.
— Сию секунду, синьора, — с улыбкой заверил слуга.
Бьянка рассмеялась и радостно закружилась. Она чувствовала себя счастливой. Счастливой! Наконец-то тьма, наполнявшая ее существование три долгих года, рассеялась. Она любила принца, а тот любил ее. Жизнь обещала стать сплошным праздником.
Амир приехал в тот же вечер, и идиллия продолжилась в пеших и верховых прогулках, интересных разговорах. А ночи пролетали в блаженстве бесконечной страсти. Один взгляд — и она мгновенно вспыхивала. Одно прикосновение, и его желание разгоралось с неутолимой силой. Трудно было представить, что такая любовь существует на свете. Они боготворили друг друга и дорожили каждой проведенной вместе минутой.
Джованни Пьетро д’Анджело прислал письмо с просьбой вернуться во Флоренцию, поскольку опасность миновала. Бьянка ответила, что предпочитает жить у моря. Мастер Пьетро д’Анджело написал снова и в этот раз указал старшей дочери на необходимость повиноваться отцу. Бьянка заявила, что вдова обладает правом принимать собственные решения. Она решила остаться в Люче Стелларе. Джованни напомнил, что вилла, на которой она живет, принадлежит ему. Бьянка сообщила, что хотела бы купить ее. Отец написал, что не собирается ничего продавать. Она ответила, что в таком случае найдет другой дом на берегу, купит и переселится туда.
Через две недели приехала Орианна. Мать и дочь встретились с искренней радостью и устроились на террасе, откуда открывался великолепный вид на море. Агата принесла сладкое вино и вафли, а сама удалилась, но с неким умыслом: так, чтобы ее не видели, а она все слышала.
Одного взгляда матери оказалось достаточно, чтобы понять главное: у Бьянки появился любовник. Она сияла от счастья. Разумеется, это турецкий принц. Больше поблизости никого не было, а для того, чтобы делить постель со слугой, девочка была слишком разборчива. Орианна видела Примо и Уго. Оба простые крестьяне и вряд ли смогли бы покорить сердце дочери торговца шелком. Нет. Только принц.
— Твое непослушание очень расстроило отца, — начала Орианна, с удовольствием потягивая вино. Букет оказался на редкость богатым; ничего подобного пробовать еще не доводилось.
— Отцу придется признать, что отныне я сама распоряжаюсь своей жизнью, — невозмутимо ответила Бьянка. — Я вдова, а не девственница, нуждающаяся в опеке и защите.
— Нужно снова выйти замуж, — отрезала Орианна.
— Зачем? Замужество мне совсем не понравилось.
— Тебе не понравился Ровере, — поправила матушка. — Но с любовником ты отнюдь не несчастна. — Она прямо посмотрела на дочь.
Бьянка слегка порозовела, однако выдержала взгляд.
— Да, с любовником я действительно не чувствую себя несчастной. Но ведь он не в состоянии похвалиться той безмерной властью надо мной, какой обладал бы муж. Мы любим друг друга и дарим друг другу наслаждение.
— Это принц? Да, конечно, он. Очень красивый мужчина и, подозреваю, в высшей степени настойчивый, — продолжала Орианна. — А ты вовсе не настолько искушена в делах любви, как думаешь.
Бьянка рассмеялась.
— Да, Амир красив и настойчив. Но тебя удивит, что я тоже умею проявлять настойчивость.
Теперь уже засмеялась Орианна. Внезапно мать и дочь куда-то делись, и теперь вместо них на террасе беседовали о любви две подруги.
— И все же, — повторила старшая синьора, — ради приличия тебе следует или выйти замуж, или поселиться в монастыре. Ты же не куртизанка.
— Нет, замуж я больше не выйду, — решительно покачала головой Бьянка. — Поэтому и хочу остаться здесь, у моря. Можешь рассказать всем, кто меня помнит, что брак ранил меня настолько глубоко, что я навсегда покинула общество. Разве так будет не лучше? Для монастыря я не гожусь. Советую на расспросы друзей отвечать шепотом.
— Не драматизируй, Бьянка. Для женщины из хорошей семьи замужество — единственный путь. Не обязательно возвращаться во Флоренцию. Найдем тебе супруга в другом месте, и начнешь жизнь заново. Поскольку ты вдова, отсутствие девственности не станет открытием для нового избранника, а вот унаследованное от Ровере богатство добавит тебе привлекательности.
— Я не приняла ничего, кроме своего приданого и процентов на него. Деньги положила в банк Медичи. А еще приказала пустить с молотка печально знаменитую рабыню Ровере, а деньги отдать твоей родственнице, которая прятала меня в монастыре несколько долгих недель. Так будет справедливо.
— Тебя жестоко обманули! — в ужасе воскликнула Орианна. — Точно знаю, что Джованни добился по брачному контракту половины состояния мужа в том случае, если ты его переживешь.
— Все правильно, — согласилась Бьянка. — Но мне не нужно его богатство. Не хочу ничего, что напоминало бы об этом страшном человеке. Уходя из палаццо, не взяла ровным счетом ничего — даже подаренных им драгоценностей. Все, к чему прикоснулись его руки, проклято. Не приму ни единой монеты!
Орианна побледнела: ожидать подобной опрометчивости от их с Джованни дочери было невозможно.
— Глупая, глупая, наивная девочка! — с горечью воскликнула она. — Могла бы стать очень богатой и найти благородного супруга. А теперь… — она вздохнула. — Теперь не знаю.
— Но мне не нужен никакой муж, даже самый благородный! — уже в который раз повторила Бьянка. — Почему ты никак не хочешь этого понять? Мне сейчас очень хорошо. Я счастлива. Разве это непозволительная роскошь?
— Сейчас муж тебе не нужен, но что случится, когда принц от тебя устанет или вернется на родину? Что будет тогда, дочь моя? Не пыталась подумать? Живешь одним днем, кратким моментом, простодушное дитя?
— Краткий момент — это единственное, что все мы имеем, — ответила Бьянка. — Я люблю Амира и не смогу полюбить никого другого. Если он меня покинет, буду жить одна. Мне никто не нужен.
Орианна вздохнула.
— Слышу слова той, которая влюбилась впервые в жизни. Поверь, полюбишь снова, как и все.
— И ты тоже? — тихо уточнила Бьянка.
Матушка покраснела.
— Да, — призналась она. — Твой отец — не первая моя любовь.
— Ты была примерной дочерью, — заметила Бьянка. — Поступила так, как должна была поступить, и вышла замуж за флорентийского купца, готового не обращать внимания на скудость приданого младшей дочери венецианского князя. Твои родители позволили тебе познакомиться с будущим мужем до свадьбы. Папа добр, он сумел понять твое положение. Относился к тебе с уважением, и потому ты подарила ему достаточно нежности, чтобы создать семью, и глубокое уважение, которого он достоин. Но ты никогда не любила отца так страстно, как я люблю Амира. Думаю, не будешь это отрицать, ведь ты честна и откровенна.
— Вижу, что недооценивала тебя, дочка, — грустно улыбнулась Орианна. — Ты оказалась намного умнее, чем я считала до этой минуты. И все же факт остается фактом: принц Амир не годится тебе в мужья, да никогда на тебе и не женится. Он неверный, мусульманин, а во Флоренции чужака терпят только потому, что он внук султана и честный купец. Но если бы молодой человек преступил черту законности, то был бы с позором изгнан.
— Это угроза? — серьезно уточнила Бьянка. — Но ведь ты не можешь не знать, как высоко ценит Амира Лоренцо Медичи.
— Медичи умны и дальновидны, а потому ни за что не выступят против традиций и Церкви. Могущество клана держится на одобрении большинства флорентийцев. Утрата поддержки немедленно приведет к потере власти. Неужели веришь, что эти люди способны поставить дружбу выше благополучия? Нет, для этого ты слишком умна.
— И ты готова выдать меня замуж за незнакомца, зная, что я люблю другого? — упрямо уточнила Бьянка. — Ни во что не ставишь мое счастье? Разве брак с Себастиано Ровере не стал достаточной жертвой ради благополучия семьи? Неужели полагаешь, что я способна забыть брачную ночь с этим чудовищем, бесконечные извращения, в которые он втягивал меня изо дня в день, или побои в наказание за упрямство? И теперь пытаешься заставить меня в очередной раз отдать кому-то власть над собственной жизнью и смертью, когда я хочу жить свободно? Нет, ни за что! Скорее умру. Только попробуй применить силу, и придется хоронить меня в великолепной мраморной усыпальнице Пьетро д’Анджело!
Подобного поворота Орианна не ожидала.
— Бьянка! Не смей даже думать о самоубийстве! Церковь говорит, что одно лишь намерение свести счеты с жизнью — само по себе страшный грех.
— Ты сознательно разрушаешь мое счастье, и в глазах Господа это еще больший грех, — сердито парировала Бьянка. — Не выйду замуж, даже если прикажет сам папа Александр.
В этот критический момент в доме неожиданно появился принц Амир. В этот раз он приехал не по пляжу, а по узкой верхней тропинке, служившей дорогой обеим виллам и уходившей дальше, в деревню. Увидел притаившуюся Агату, которая с волнением слушала бурный спор, и быстро прошел мимо, так как в голосе Бьянки уже звенели истерические ноты. Он считал своим долгом узнать, кто ее расстроил, и немедленно прекратить ссору. Немало удивив горничную несвойственной ему бесцеремонностью, принц торопливо вышел на террасу.
— Любимая!
Бьянка порывисто бросилась навстречу, и Амир крепко ее обнял. Прошло несколько мгновений, прежде чем он встретился взглядом с той, в ком узнал Орианну Пьетро д’Анджело.
— Принц Амир, — холодно произнесла Орианна.
— Зачем вы расстроили Бьянку? — спросил он.
— Непозволительно вмешиваться в разговор матери и дочери, синьор, — заметила гостья вместо ответа, потянулась к кубку и с неудовольствием обнаружила, что он пуст.
— Я люблю вашу дочь, синьора, — признался Амир.
— Знаю. Как и то, что она отвечает взаимностью. Тем не менее ни для кого не секрет, что связь ваша невозможна. Бьянка неопытна, но в глубине души тоже это понимает, — ледяным тоном отчитала Орианна. — С Ровере наконец-то покончено. Как только подойдет к концу официальный срок траура, ей необходимо снова выйти замуж. С этим сообщением я и приехала, однако дочь ничего не хочет слушать. Возможно, если вы сам объясните ей неправомерность ваших отношений, она согласится и исполнит долг перед семьей. Мой отец уже подыскивает в Венеции подходящего жениха: мне всегда хотелось, чтобы она уехала из темной, мрачной, погрязшей в разврате Флоренции.
— Но я и сам мечтаю жениться на Бьянке, синьора. Родословная моя в полной мере соответствует самым строгим запросам: матушка была дочерью английского купца. От нее я унаследовал не только синие глаза, но и склонность к коммерции, благодаря которой сумел разбогатеть.
— Нет, это невозможно! — гневно воскликнула Орианна. — Вы иноверец, мусульманин, и исправить этот изъян способен только переход в христианскую веру. Знаю, что на подобный шаг вы не согласитесь, а потому надежды для вас нет. Сожалею, но надеюсь, что вы способны понять и принять твердую позицию семьи.
— Я увезу Бьянку в Турцию и не стану требовать отречения от христианства, — возразил Амир. — Она будет жить в сказочном дворце на берегу Черного моря, в неге и роскоши. Моя любовь никогда не угаснет. Не верю, что вы не способны оценить силу нашего чувства. Помогите нам, синьора! Умоляю, не пытайтесь нас разлучить. Но если все-таки пойдете против счастья дочери, предупреждаю: готов сражаться за Бьянку всеми силами и всеми возможными средствами. Никому не позволю отнять у меня любимую, не отдам даже матери.
— Пресвятая Дева! — возмущенно воскликнула Орианна. — Неужели действительно надеетесь жениться или продолжить связь вне священных уз? Никогда! Не позволю! Пойду на любой шаг, лишь бы предотвратить позор. Одной любви мало! Вы оба — романтически настроенные глупцы, но я не позволю дочери разрушить собственную жизнь, буду до конца защищать свое дитя! Предупреждаю, синьор, что тоже располагаю немалыми возможностями и без сомнения воспользуюсь ими, чтобы предотвратить недопустимый брак. Если действительно любите Бьянку, то помогите ей принять реальность ситуации и откажитесь от преступных намерений. Она никогда не будет вашей, синьор, помимо вот этой короткой сладострастной интерлюдии.
