• Наследие Скай О`Малли, #5

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГОСПОЖА МАРКИЗА. 1656-1662 ГОДЫ

Глава 13

 — Ты не можешь скрываться здесь вечно! — упрекнула Жасмин дочь. — Себастьян уже год как в могиле. Ты должна вернуться домой, в Шермон. Мадлен следует воспитывать в родном доме!

 — Будь я мертва, разве ты не воспитала бы ее, мама? — заплакала скорбящая вдова.

 — Да, но переехала бы для этого в Шермон, — твердо ответила Жасмин.

 — Но ты не могла жить в Гленкирке после смерти папы, — напомнила Отем.

 — Я прожила в Гленкирке свыше тридцати лет, Отем.

 Все дети от Лесли, если не считать тебя, рождены там. Но будь они еще малы, я осталась бы в Гленкирке после гибели Джемми. Они — Лесли и уже поэтому заслуживают жизни в родном доме. Семья Себастьяна жила в этих краях столько веков, что и сосчитать трудно. Мадлен последняя из д'Орвилей. Разве пристало ей жить в чужом доме, хотя бы в доме бабки?

 — У меня в глазах все еще стоят эти сцены — как его несут на досках. Как он лежит на постели, едва дыша. Как он признается мне в любви, прежде чем уйти навеки.

 Слезы лились по ее бледным щекам. Вот уже год, как никто не видел ее улыбки.

 "Иисусе, — раздраженно подумала Жасмин. — Она все больше и больше погружается в собственное горе. Не думала, что Отем так слаба духом, но, нужно признать, что потеря отца, мужа и ребенка — это уж чересчур!

 Неужели и я так же убивалась, когда убили Джамала и у меня случился выкидыш? Не помню… это было так давно… Но она вгонит себя в гроб, если немедленно не сделать что-то".

 Жасмин глубоко вздохнула, готовясь к словесному поединку.

 — Завтра ты возвращаешься в Шермон, Отем, — объявила она. — Если твоя спальня навевает грустные воспоминания, закрой ее и выбери другую. Слава Богу, там немало комнат. Я поеду с тобой и останусь до тех пор, пока не придешь в себя.

 — Не могу, — всхлипнула Отем.

 — Кровь Христова, я уже целый год слышу твое нытье и стоны! С меня довольно, дочь моя! Воображаешь, будто слезами поможешь горю? Вернешь Себастьяна? Думаешь, что, глядя на тебя с небес, он доволен таким поведением и тем, что ты совершенно не обращаешь внимания на дочь, занятая собой и жалостью к себе? Ты не первая молодая женщина, лишившаяся мужа после четырех лет брака, и, уж конечно, не последняя, не говоря уже о том, что тысячи матерей каждый день теряют детей! Моя бабка похоронила шестерых мужей и все же каждый раз умела выжить и найти новую любовь.

 И с тобой будет то же. Я не прошу тебя забыть Себастьяна и то счастье, которое ты с ним обрела, но эта часть твоей жизни кончена. Ты должна идти дальше.

 — Разве ты можешь меня понять! — трагически воскликнула Отем и тут же отшатнулась от пощечины. — Да как ты смеешь? — вскричала она.

 — А по-твоему, моя жизнь началась только с появлением твоего отца? — рассердилась Жасмин. — Джеймс Лесли был моим третьим мужем. Первые два были предательски убиты! Я потеряла нерожденным одного ребенка, а другой умер как раз в тот момент, когда научился говорить «мама». У моей малышки была такая чудесная улыбка, что каждый раз, когда я это вспоминаю, сердце разрывается. Ты родилась, когда моя молодость была далеко позади, но ты стала радостью для нас с отцом, упокой Господи его светлую душу. К тому времени твои сестры и братья были уже совсем взрослыми, и ты воспитывалась, как единственный ребенок в семье. Поэтому до сих пор и не знала, что такое настоящая беда. Но пойми, такова жизнь. Жизнь, а не романтическая волшебная сказка. Ты должна принимать не только благословения, но и удары судьбы. Если же не можешь, значит, лучше, если в самом деле отправишься за Себастьяном, осиротив дочь.

 — Мама! — охнула Отем, потрясенная непривычной резкостью.

 — И нечего удивляться, дочь моя! Иди и прикажи Лили, Оран и Мари складывать вещи. Мы уезжаем завтра.

 При виде замкнутого лица матери Отем поняла, что спорить бесполезно. Оставалось лишь удалиться.

 — Давно пора было высказать ей правду, — кивнула Торамалли. — Мы все безбожно избаловали ее, последнее, младшее дитя! Ах, уж эта молодежь! Не такими мы были в юности.

 Никакой силы характера.

 — Отем еще молода, — усмехнулась Жасмин. — Думаю, она оправится, если мы перестанем с ней нянчиться. Ну а теперь и нам пора собираться. Рохана поедет со мной. Вы же останетесь здесь. Не стоит всем срываться с места. Я пробуду там не больше месяца. Как раз достаточно для того, чтобы она освоилась с нынешним положением.

 — Вы не отправитесь в путь без Рыжего Хью, — твердо объявила Торамалли. — Две женщины в замке без надежной защиты? Хозяин не позволил бы такого, моя принцесса! Я не верю, что эти французишки присмотрят за вами!

 — Ах, дорогая Торамалли, ты так заботишься обо мне, — улыбнулась Жасмин.

 — Мы были рождены, чтобы служить вам, госпожа, — и так будет до самой нашей смерти.

 Слуги Шермона едва не плакали от радости, приветствуя Отем и маленькую Мадлен. Только сейчас Отем поняла, как эгоистична была в своей печали. Они остро ощущали потерю господина, но понимали, что только от нее зависит будущее Шермона. И это будущее, дочь Себастьяна, она оторвала от родного дома, увезла, осиротив людей.

 Жасмин сразу увидела перемены в дочери и облегченно вздохнула.

 Едва они распаковали вещи, как Лафит объявил, что прибыл Мишель Дюпон, главный винодел.

 — Но я ничего не понимаю в виноделии, — всполошилась Отем.

 — Мишель хороший человек, и ему вполне можно довериться, — без обиняков заявил Лафит. — Если пожелаете разобраться в тонкостях, Мишель будет счастлив научить госпожу маркизу. Да и маленькая мадемуазель должна знать свои корни. Дюпоны живут в Шермоне больше тысячи лет, мадам.

 — Пусть войдет, — кивнула Отем.

 Мишель Дюпон оказался настоящим великаном с загорелым, испещренным морщинками лицом, свидетельствующим о многих часах, проведенных на жаре и солнце. В каштановых волосах проглядывает седина, голубые глаза светятся добротой.

 Комкая шляпу в руках, он поклонился.

 — Здравствуйте, месье Дюпон. Как идет сбор урожая? осведомилась она, приняв заинтересованный вид.

 — Прекрасно, госпожа маркиза, — с улыбкой ответил он.

 — А вино? Будет хорошим?

 — Очень, госпожа маркиза.

 Последовало долгое молчание.

 — Я ничего не знаю о виноградниках, — начала Отем, — но понимаю, что должна учиться, как и мадемуазель, когда станет старше. Ты поможешь нам, Мишель?

 — С радостью, госпожа маркиза, — кивнул Дюпон.

 — Зачем ты хотел видеть меня?

 — Урожай выдался на редкость обильный, госпожа маркиза. Мы не сможем переработать все. Владелец Аршамбо просил нас продать излишки, но без вашего разрешения я не смею ничего предпринять.

 — Значит, наша винокурня настолько мала? — уже с неподдельным интересом стала расспрашивать Отем.

 — Совершенно верно, госпожа маркиза. Мы часто продаем виноград. Господин маркиз подумывал расширить винокурню, но потом…

 Он вдруг осекся, уставясь на свои поношенные башмаки, словно пытался загладить непростительный промах.

 — У него были какие-то планы? — тихо спросила Отем.

 — Да, госпожа маркиза.

 — Значит, мы должны исполнить желание моего мужа, — медленно выговорила Отем. — Продайте часть винограда моему кузену, как он и просил. Потом мы начнем строительство новой винокурни, пока не начались морозы и земля не затвердела. Таким образом, мужчины могут работать в зимние месяцы, а к следующему урожаю винокурня будет готова. Если не хватит рабочих, наймем сколько потребуется. Немало людей будут рады лишнему заработку.

 Я не слишком разбираюсь в виноделии, Мишель, зато не такой уж новичок в делах. Мы должны сделать наше вино лучшим в округе и получать большие доходы.

 На лице главного винодела появилась восторженная, почти детская улыбка.

 — Все будет, как прикажет госпожа маркиза, — с поклоном объявил он. — Я буду сообщать, как идет постройка.

 — Тогда можешь идти, Мишель, — кивнула довольная собой Отем, разглаживая фиолетовый шелк юбки. Кажется, она все сделала как надо.

 — Еще одно, госпожа маркиза. Если бы вы только соблаговолили проехать по виноградникам вместе с мадемуазель!

 Вот сборщики обрадовались бы! Они тоже скорбят, если осмелюсь заметить, и ваше появление будет как нельзя кстати Слезы брызнули из глаз Отем. Господи, она и в самом деле думала только о себе и в своем эгоизме забыла об окружающих!

 Она поспешно заморгала, но одна огромная капля медленно поползла по щеке. Пришлось ее смахнуть.

 — Я приеду завтра, Мишель Дюпон, — пообещала она.

 Винодел снова поклонился.

 — Спасибо, госпожа маркиза, — пробормотал он, попятившись к двери.

 Отем поднялась и подошла к окну. Виноградники отливали желто-зеленым в тумане раннего октябрьского утра.

 «О, Себастьян! — думала она. — Как ни любила я тебя, но мама права. Ты ушел навсегда и больше никогда не вернешься. Отныне мне придется жить без тебя хотя бы ради Мадлен. — Она закрыла глаза и снова ощутила, как слезы жгут веки. — Прощай, сердце мое. Пришло время отпустить тебя. Прощай!»

 Отем отвернулась от окна, но, как ни странно, на сердце стало легче.

 Жасмин увидела это, но ничего не сказала.

 Планы Себастьяна по перестройке винокурни отыскались в библиотеке, и началась подготовка к кладке фундамента.

 Через неделю Отем навестил старый друг граф де Монруа. Как всегда, жизнерадостный, с лукаво поблескивающими голубыми глазами, он приветствовал Отем улыбкой и веселыми шутками, и та почти против воли развеселилась.

 — Ги Клод, вы совсем не изменились, — покачала она головой. — Что привело вас в Шермон?

 — Приехал передать приглашение, красавица моя. Король только что прибыл в Шамбор поохотиться и желает, чтобы вы присоединились к его свите. Дорогая, как вы ухитрились привлечь внимание монарха, все время оставаясь в глуши? — осведомился он, принимая из рук слуги кубок с вином.

 — Пожалуй, это слишком сильно сказано. Я видела его несколько лет назад. Тогда он был совсем ребенком, хотя и довольно дерзким.

 — И по-прежнему остался таким во всем, что касается дам, — заверил граф. — Вот только он давно уже не ребенок.

 В восемнадцать лет стал настоящим мужчиной. Женщины сами бросаются ему на шею. Королева-мать с кардиналом день и ночь трудятся, чтобы женить его. Правда, это не удерживает его от бесчисленных похождений. Не зря в нем течет кровь Генриха Четвертого и Франциска Первого. Горячая кровь. Кстати, вино превосходное. Ваше или из Аршамбо?

 — Наше.

 — Я с горечью узнал о вашей потере, — вздохнул граф.

 — Мы выжили, — сухо обронила она.

 — Что передать королю? Когда вы приедете?

 — Скажите его величеству, что я умоляю извинить меня, но все еще нахожусь в трауре по мужу. Я покорнейше благодарю его за великодушное приглашение и добрую память, однако собеседница из меня плохая. Едва ли королю захочется видеть вокруг себя грустные лица.

 Граф встревоженно нахмурился:

 — Вряд ли стоит отказывать королю, красавица моя.

 — Вряд ли король может пренебречь трауром по усопшему супругу, — отпарировала она.

 — Но маркиз скончался больше года назад, не так ли? — возразил граф. — Думаю, даже самые строгие блюстители нравственности сочтут этот срок достаточным для любого траура. Во всяком случае, король будет того же мнения.

 — Это дело короля. Я не поеду в Шамбор, Ги Клод. Это немыслимо!

 — Я передам ваши слова, дорогая, — неохотно ответил Ги де Монруа. — Однако вряд ли король будет доволен.

 — Неужели отказ какой-то провинциалки заденет его? — рассмеялась Отем. — Весьма сомневаюсь. Уверена, что такие приглашения разосланы по всей округе. Бьюсь об заклад, мое отсутствие даже не будет замечено!

 Граф Монруа, не скрывая беспокойства, поспешно откланялся. Пусть король встречался с Отем всего раз в жизни, очевидно, она произвела на него глубокое впечатление. По дороге в Шамбор он только и говорил, что о прекрасной вдове маркиза д'Орвиля. Он помнил каждую ее черту. Разноцветные глаза. Необычайно свежий запах.

 Граф понимал, что Людовик отнюдь не жаждет выразить соболезнование молодой женщине. Он хотел Отем. Хотел видеть ее в своей постели. А она, наивная душа, не имела ни малейшего понятия о его намерениях. Граф отлично представлял, как воспримет король его слова. Людовик наверняка разгневается.

 Так и случилось.

 — Она сказала, что не приедет? — потрясенно переспросил король. Женщины не отказывали королю Людовику.

 — Маркиза благодарит ваше величество, но просит ее извинить, поскольку она все еще в трауре по мужу. Она не могла поверить, что вы все еще помните ее.

 — Как она выглядит, Ги Клод? — допрашивал король.

 — Еще прекраснее, сир, — откровенно ответил граф. — Кожа как белоснежный шелк, а глаза словно драгоценные камни и все так же завораживают.

 — А туалет? Что на ней было?

 — Платье из темно-синего шелка, совсем простое, без всякой отделки. Никаких драгоценностей. Волосы, как всегда, уложены в узел.

 Людовик глубоко вздохнул.

 — Можешь не поверить, но я все еще ощущаю ее запах, — тихо признался он. — Жимолость и скошенная трава. Это так по-английски! Ни одна француженка не выбрала бы столь незатейливые духи, и все же этот аромат до сих пор меня преследует!

 — Сожалею, ваше величество, — пробормотал граф.

 — Не стоит. Мы отправимся в Шермон завтра же и объясним несговорчивой вдовушке, что нельзя отвечать отказом на зов короля, — усмехнулся Людовик. — Я хочу ее, Монруа.

 Хочу и возьму. Кстати, разве ты не ухаживал за ней? Вы целовались? Ты ласкал ее прелестные грудки?

 — Увы, ваше величество, Отем никогда не принимала меня всерьез, а я, в свою очередь, никогда не допускал никаких вольностей. Такое казалось немыслимым. Что ни говори, а она была девушкой безупречной репутации и из хорошей семьи. Кроме того, когда она увидела Себастьяна д'Олерона, ни у кого из ее поклонников не осталось ни единого шанса, — заверил граф.

 Пусть лучше король не увидит в нем соперника, пусть и неудачливого! — Кстати, — продолжал он, — мы с Отем всего лишь друзья. Она утверждает, что я ее смешу. Ни одна девушка не влюбится в человека, который ее смешит.

 Король рассмеялся.

 — Может быть. А может, и нет, Монруа, — задумчиво сказал он. — Завтра ты едешь со мной.

 Это был приказ, и графу ничего не оставалось делать, как поклониться.

 — Как пожелает ваше величество.

 — Придется научить маркизу такому же послушанию, — кивнул король. — Кстати, какова она? Огонь или лед? Я пытался соблазнить ее, когда еще не взошел на трон, но получил решительный отпор. Я так и не смог забыть это пламя, А теперь она подобна ледяной статуе.

 — Ее сердце разбито, ваше величество, — возразил граф.

 — В таком случае мне придется его склеить, — нашелся король.

 — Хорошо зная женщин, ваше величество, а я, смею похвастаться, был знаком не с одной, могу предположить, что Отем станет сопротивляться и рассердится, если вы станете домогаться ее.

 — Я завоюю ее, Монруа. Сумею раздуть едва тлеющий пепел в буйный огонь страсти, — уверенно воскликнул король. — Госпожа маркиза будет моей!

 Граф старался подавить угрызения совести. Как друг, он должен предупредить Отем о приезде его величества! Но что, если король разгневается?

 Поразмыслив, Ги решил быть осмотрительным. В конце концов, он стал конфидентом молодого короля, и тот ему доверяет. Какая разница, узнает ли Отем о визите короля заранее или нет? Людовик привык получать все, что пожелает. Даже если Отем отвергнет похоть короля, рано или поздно ей все равно придется сдаться. Возможно, под конец она даже станет наслаждаться тайными встречами. В восемнадцать лет Людовик уже имел репутацию восхитительного любовника.

 На рассвете они выехали из Шамбора, находившегося в нескольких часах езды от Шермона. День был солнечным, дул легкий ветерок. На виноградниках собирали урожай, и в воздухе стоял пьянящий аромат спелых ягод. Людовик, предвкушавший встречу с Отем, был в прекрасном настроении. В отличие от нее. Он сильно изменился. Маркизу ждет большой сюрприз!

 — Король?!

 Отем, бледнея, вскочила на ноги, но тут же покачнулась и схватилась за подлокотник дивана, чтобы не упасть.

 — Мама!

 — Пригласи его величество, Лафит, — спокойно велела Жасмин.

 — Сию минуту, госпожа герцогиня. — Мажордом бросился исполнять приказание.

 Отем машинально поднесла руки к голове, проверяя, в порядке ли прическа, расправила юбки и растерянно огляделась.

 — Что это может означать, мама? — прошептала она.

 — По-моему, ты знаешь не хуже меня. Держи свой нрав в узде, дочь моя. Помни, этот молодой человек — король.

 Дверь гостиной открылась. На пороге показался король.

 Глаза Отем широко раскрылись, но она, немедленно вспомнив о своих манерах, присела в реверансе и не вставала, пока король не поднял ее.

 — Добро пожаловать в Шермон, ваше величество, — выдохнула она, пытаясь говорить громче, но голос ей изменил.

 — Благодарю, маркиза, — отозвался Людовик и, не выпуская ее руки, обернулся к графу. — Вы не солгали, Монруа. Госпожа маркиза стала еще прекраснее, чем прежде. — Он положил руку Отем на сгиб локтя и улыбнулся Жасмин. — Легко заметить, госпожа герцогиня, от кого унаследовала красоту ваша дочь.

 — Благодарю вас, ваше величество, за столь галантную речь, — ответила Жасмин, кланяясь. — Прошу прощения за то, что дочь забыла свои манеры, сир, и правила этикета.

 Надеюсь, вы выпьете вина? — Улыбнувшись, она кивнула лакею.

 Король отвел Отем к диванчику, усадил и сам устроился рядом. Взял кубок, и не успела Отем опомниться, как он поднес вино к ее губам. Только после того, как она сделала глоток, король стал пить. Затем он повел себя так, словно, кроме них, в гостиной никого не было.

 — Я рад снова видеть вас, моя драгоценная, — ласково шепнул он.

 Граф де Монруа взял под руку герцогиню и поспешно вывел из гостиной, сделав по пути знак лакею следовать за ними. Отем услышала стук двери и в ужасе поняла, что ее оставили наедине с королем. Попыталась было вскочить, но он не позволил.

 — Почему ты боишься меня? — не унимался Людовик. — Я всего лишь хочу тебя любить, сокровище мое.

 — Как вы посмели сказать мне такое? — возмутилась Отем, но король прижал к ее губам два пальца, чтобы заглушить протесты.

 — Я ваш король, мадам, и вы обязаны беспрекословно подчиняться, — объявил он, погладив ее по щеке. — Монруа прав. Кожа у тебя как белый шелк.

 Он взял ее за подбородок и слегка прикоснулся губами к губам. Отем отпрянула, словно обжегшись, и широко распахнула глаза.

 — Вы были дерзким мальчишкой, — прошипела она. — Вижу, с тех пор мало что изменилось.

 — Если не считать того, что теперь я взрослый мужчина, мадам. Я хотел вас тогда и хочу теперь. Нет, страстно желаю, моя драгоценная.

 — Не ваша! — воскликнула Отем. — И ничья!

 Людовик рассмеялся:

 — Вы, кажется, отважились противиться своему королю, мадам? Но мне всегда претили легкие победы. Предпочитаю вызов!

 — По-моему, вы слишком много себе позволяете! — вспыхнула Отем. — Я вдова, сир! Не какая-то парижская шлюха, которую можно купить за пару монет и дешевые побрякушки. И не придворная дама, чья единственная цель — попасть в милость к королю, получить деньги или титул. Я отказалась от вашего предложения и хочу одного — жить спокойно. Но вы не постеснялись явиться в мой дом и обольщать меня!

 — Вижу, вы откровенны со мной, госпожа маркиза. Что ж, я отвечу тем же. Я король. Вы и ваша дочь — мои подданные, и хотя бы поэтому я требую повиновения. Надеюсь, вы меня поняли, госпожа маркиза? Вы покоритесь моей воле!

 Отем разразилась слезами, и король понял, что победил.

 Женщина всегда прибегает к слезам в качестве последнего средства.

 Он обнял ее за плечи и погладил по голове.

 — Ну успокойся, мое сокровище, я не намерен наказывать тебя. Обожаемая моя. Я мечтал о тебе с того самого дня в Шенонсо, пять лет назад. Жаждал целовать твои губы, гладить восхитительную грудь. Видел наяву, как ты бьешься подо мной, как я вхожу в твое тело, медленно-медленно… Слышал, как ты всхлипываешь от наслаждения. Не отталкивай меня, Отем. Позволь любить тебя, как ты того заслуживаешь.

 — Как вы можете заставлять меня предать мужа? — рыдала Отем.

 — Нельзя предать мертвого, сокровище мое, — пробормотал он, нежно целуя мочку ее уха. Язык осторожно проник внутрь, и Отем вздрогнула. — У тебя нет призвания к монашеству, — тихо заметил король, гладя ее грудь сквозь шелк платья.

 — Пожалуйста, не надо! — охнула Отем.

 В ответ он сжал ее подбородок, завладев губами, и, к своему величайшему изумлению, она обнаружила, что отвечает на поцелуй. Ее губы смягчились и чуть приоткрылись.

 Дыхание их смешалось. Языки сплелись, и она снова вздрогнула, когда они затеяли прихотливый танец. Отем едва не потеряла сознания и с тихим криком откинулась на руку короля.

 Людовик громко застонал. Похоже, время не угасило его желания к этой прелестной женщине. Он почувствовал, как его достоинство твердеет и вздымается, натягивая ткань панталон. Сдерживаться почти не было сил. Он мог бы взять ее здесь и сейчас, и она была бы бессильна помешать ему. Людовик замышлял обольщение с той минуты, как узнал о безвременной кончине Себастьяна д'Олерона. Но он мужчина и овладеет Отем в первый раз среди цветов и при мягком сиянии свечей. Положит ее на подушки и будет ласкать, пока она не станет молить о милости. Он не испортит удовольствия, грубо задрав пышные юбки и овладев ею прямо в гостиной на старинном скрипучем диванчике.

 Подавшись вперед, он снова наградил ее нежным поцелуем в губы и полуприкрытые веки.

 — Все будет хорошо, драгоценность моя. Ты поедешь со мной в Шамбор, и мы насладимся сладостной идиллией. Открой глаза, дорогая.

 Отем повиновалась, и Людовик, как всегда, поразился ее необычайным глазам. Лицо ее было серьезным, почти скорбным.

 — Вам угодно сделать меня своей шлюхой, ваше величество. Неужели я так и не смогу убедить вас отказаться от этой затеи? И что будет, когда вы насытитесь? Кто женится на такой, как я? Если, разумеется, мне захочется снова выйти замуж, хотя пока и подумать об этом страшно.

 — Пойми, дорогая, в том, чтобы стать королевской любовницей, нет позора, — деловито заметил Людовик. — Обычно такие женщины имеют невероятный успех. Их обожают.

 За ними ухаживают. Множество поклонников предлагают им руку и сердце, особенно если такие особы оказались достаточно мудры, чтобы сохранить дружбу монарха после того, как их роман закончился.

 — Вы меня утешили, — сухо процедила она, выпрямляясь, и король рассмеялся.

 — Мы сегодня же уедем в Шамбор, — решительно бросил он.

 — Нет, — покачала головой Отем. — Я приеду завтра, как подобает дамам моего положения. В экипаже, с горничными и вещами. Кто живет в Шамборе?

 — Несколько моих приятелей.

 — И ни одной женщины? — поразилась она.

 — Мы приехали поохотиться, моя драгоценность, — пояснил король.

 Отем покачала головой.

 — И теперь, когда вы загнали добычу, сир, она будет сидеть за вашим столом и выполнять обязанности хозяйки?

 К счастью, я привыкла к этим обязанностям в доме отца, где не было женщин, кроме матери и меня. Да, кстати, мама должна быть со мной, хотя бы для того, чтобы соблюсти приличия, сир. Если вы так упорно стараетесь затащить меня в постель, позвольте хотя бы сохранить декорум и видимость достоинства. Люди могут думать все, что угодно, но если мама будет с нами, никто не может сказать наверняка, ваша я любовница или нет.

 — Это так важно для тебя, драгоценность моя? — удивился он.

 — Да, ваше величество, — настаивала Отем.

 — В таком случае будь по-твоему. А теперь поцелуй меня в благодарность, только приоткрой губы, чтобы я мог отсалютовать твоему шаловливому язычку своим. О, я многому могу научить тебя, дорогая. Вещам, которые твой добрый муж не считал возможными показать своей супруге. Уверен, что ты будешь прекрасной ученицей. Ты полна огня, Отем, и я с нетерпением жду, когда смогу согреться у этого огня.

 Они поцеловались, и король с улыбкой вскочил.

 — Я ведь изменился, верно?

 — Вы были совсем мальчиком, когда мы в последний раз виделись, — пролепетала Отем. — Но вы действительно изменились, ваше величество. Вы очень красивы. Но я все же на семь лет старше, и тут ничего не исправить.

 — Помнишь историю Дианы де Пуатье, первой владелицы Шенонсо? — спросил он.

 Теперь настала очередь Отем улыбнуться.

 — Да, ваше величество, помню. Так я стану вашей Дианой?

 — Поверь, ты будешь очень счастлива, — пообещал король и с грациозным поклоном покинул гостиную.

 Отем вздохнула, изумленно покачивая головой. Ничего не скажешь, Людовик действительно стал взрослым, и хотя не слишком высок, зато строен. Длинные темные волосы собраны сзади в косу. Янтарно-карие глаза светятся теплом. Овальное лицо с орлиным носом и пухлыми губами довольно красиво. Но он так отличается от Себастьяна!

 Что же ей делать?

 В гостиную стремительно вошла герцогиня.

 — Что здесь произошло? — требовательно спросила она.

 — Они ушли? — спросила вместо ответа Отем.

 — Да, и король улыбался во весь рот, — кивнула мать, садясь на диван. — Итак, чем все кончилось?

 — Король желает, чтобы я стала его любовницей, — честно призналась Отем. — Я поклялась приехать в Шамбор, но как мне быть, мама?

 — У тебя нет выбора, дочь моя, — пожала плечами Жасмин. — Если ты заявишь, что осталась англичанкой, значит, все зависит от милости короля. Только он может запретить или позволить тебе остаться в Шермоне. Но ты, выйдя замуж за Себастьяна, стала француженкой, а слово его величества — закон для подданных.

 — Мы могли бы уехать… — начала Отем, кусая губы.

 — Мы не сумеем вернуться домой, пока король Карл не займет трон, — мягко напомнила Жасмин. — Конечно, можно бы бежать в Голландию или Рим, но что будет с Мадлен?

 Она наследница Шермона. Неужели ты позволишь ей все потерять? Пойми, дочь моя, ты больше не девственница, оберегающая свою невинность. Ты стала женщиной. А женщинам иногда приходится выбирать путь, который им совсем не по нраву.

 — Так же было с тобой и принцем Генрихом, мама? — не выдержала Отем.

 Жасмин кивнула.

 — Пусть я считала его привлекательным и волнующим, все равно возмутилась, поняв, чего он хочет от меня. В моих ушах все еще звучат слова отчима, графа Броккерна, объявившего моей матери, что красивый знатный молодой человек возжелал меня и я должна отдаться ему, смирившись с неизбежным. Мало того, граф строго пожурил меня за неуместное жеманство, ибо, как он мудро указал, от меня не требовали ни жизни, ни кошелька. Все же я сбежала бы в Кэдби, не запри меня Алекс в моей спальне. — Жасмин, усмехнувшись, покачала головой. — О, как я злилась на него! В ярости швырнула ему в голову вазу с цветами… по-моему, розами. Потом приехал принц Генрих, и не успела я оглянуться, как он покорил меня. Ах, как он был очарователен! Твой брат Чарли весь в него.

 — Но ты любила его, мама? — допытывалась Отем.

 — Да, но так и не призналась в этом. Видишь ли, дитя мое, хотя я была дочерью великого монарха, мое рождение по английским меркам считалось незаконным. Не то что в Индии. Генрих был влюблен в меня, но ему никогда бы не позволили жениться. Скажи я ему о своей любви, он никогда не взял бы себе другую супругу, но теперь это уже не важно.

 Бедняга внезапно умер, почти сразу же после рождения Чарли, и его младший брат стал королем, самым несчастным повелителем Англии. Правда, Людовик действует более решительно, но на то он и король. Ты ни в чем не виновата, но только от тебя зависит решение проблемы.

 — Но что бы ты сделала, мама, на моем месте? — серьезно спросила Отем. — Неужели не стала бы противиться?

 — Да, — так же серьезно ответила Жасмин. — Пойми, все это недолго продлится. Королева и кардинал стараются устроить брак Людовика. Осталось выбрать между двумя кандидатками на трон королевы французской: испанская принцесса Мария Терезия и савойская принцесса Маргарита. После свадьбы ни о каких любовницах не может быть речи. Ничто не должно унизить новую королеву. Мои кузины утверждают, что племянница кардинала Мария Манчини также привлекла внимание короля.

 Людовик не собирается делать тебя своей рабыней, дочь моя. Советую насладиться короткой, но восхитительной прелюдией к новой жизни. Ты не знала другого мужчины, кроме Себастьяна, упокой Господи его добрую душу. Теперь же появилась возможность завести красивого и опытного любовника. Вероятно, другой такой возможности не представится: скоро ты найдешь свою любовь и выйдешь замуж. Не возражай, дочь моя, время покажет. Но помяни мое слово, ты снова полюбишь, — заключила мать.

 — Мама, ты меня поражаешь! — воскликнула Отем. — В жизни не думала услышать от тебя подобный совет!

 Жасмин от души рассмеялась.

 — Почему дети всегда уверены, что до их появления на свет у родителей не было своей жизни? Ты родилась, когда мне был сорок один год и я испытала много приключений, о которых ты и понятия не имеешь! Согласна, что после твоего рождения жизнь была спокойной и даже скучноватой. Но эти последние годы не могут отнять у меня воспоминаний.

 Конечно, тебе известно, что твоя родина Ольстер. Поместье Магуайр-Форд. Но знаешь ли ты, что схватки начались преждевременно? Всего за несколько часов до того я стояла перед толпой злобных ханжей, охваченных жаждой убийства и разрушения.

 — Ты никогда мне не говорила, — выдохнула Отем, пораженная ее откровениями.

 — А зачем? Все это лучше бы забыть. Я говорю это сейчас, чтобы ты поняла, Отем, — жизнь непредсказуема и полна неожиданностей. Она все равно что длинная дорога с неожиданными поворотами, ухабами и рытвинами. До сих пор тебе везло, ты путешествовала по сравнительно прямому отрезку. Представь, что король Людовик — это крутой холм, по которому придется взобраться. Надо шагать очень осторожно, но ты моя дочь и ни разу не споткнешься, я в этом уверена. — Жасмин наклонилась и поцеловала Отем в щеку. — А когда между вами будет все кончено, дочь моя, постарайся удалиться со сцены с достоинством и не потерять дружеское расположение короля.

 Молодая женщина тяжело вздохнула.

 — Сейчас велю Лили и Оран складывать вещи, — смиренно пробормотала она. — Мадлен останется здесь. Думаю, за два-три дня с ней ничего не случится.

 — Ты права, — согласилась Жасмин в полной уверенности, что дочь вряд ли вернется раньше чем через несколько недель, если, разумеется, король останется доволен. Но это Отем поймет сама после встречи с Людовиком. Ах, какое счастье снова стать молодой и лежать в постели с неутомимым любовником!

 Жасмин невесело усмехнулась. Как бы Джемми посмеялся над ее мыслями! А может, и нет. У Джемми Лесли были свои, весьма твердые принципы и представления о чести. Из-за них он и погиб. А дочь — точная копия отца. Нужно позаботиться о том, чтобы она стала более гибкой, особенно если хочет выжить в мире мужчин.

 Перед отъездом их навестили тетушки. Отем и Жасмин удивились визиту почтенных дам, но прямодушная мадам Сен-Омер немедленно удовлетворила их любопытство.

 — Мы слышали, что король вчера приезжал сюда. В чем дело? Решил выразить соболезнования? Как он добр! Королева Анна и кардинал вырастили прекрасного воспитанника!

 Отем расхохоталась.

 — Ну как это удается слугам? — выпалила она. — Понимаю, что от них ничего не скроешь, но каким образом новости успели добраться до Аршамбо так быстро, что вы ухитрились заявиться с самого утра, дорогие тетушки?

 Мадам Сен-Омер растерянно огляделась.

 — Понятия не имею, малышка. Могу сказать только, что вчера вечером мне все рассказала горничная. Но это правда, не так ли? — Ее взгляд упал на сундуки в передней. — Куда это вы едете? — не выдержала она.

 — Король пригласил нас в Шамбор, — ответила Жасмин.

 — Бог мой! — воскликнула мадам де Бельфор, широко распахнув голубые глаза, но тут же осеклась.

 — Пока Жасмин будет с дочерью, никто не сможет сказать наверняка, — задумчиво протянула мадам Сен-Омер. — Ты, конечно, будешь все отрицать, малышка, — посоветовала она племяннице. — Но ты вернешься с ним в Париж?

 — В Париж? Зачем? — бросила Отем.

 — Если ты станешь любовницей короля… — начала тетка.

 — Король предложил мне всего-навсего «сладостную идиллию», — отмахнулась Отем, — и больше я ни на что не претендую, тетушки. Более того, не имею ни малейшего желания отправляться в Париж. Мой дом здесь, и мое место с дочерью. Больше я ничего не хочу знать.

 — Посмотрим, — возразила мадам Сен-Омер. — Ходят слухи, что он великолепный любовник, малышка. Когда ты вернешься из Шамбора, я потребую полного отчета.

 — О, сестра, как ты неделикатна! — прощебетала мадам де Бельфор, краснея от смущения.

 — Но разве ты не хочешь проверить, правдивы ли сплетни? — отпарировала мадам Сен-Омер.

 — Если король станет моим любовником, тетя, вряд ли я могу принижать его мужскую силу, не так ли? — чуть улыбнулась Отем.

 — Не на людях, разумеется, — согласилась тетка. — Но мне ты можешь все рассказать без утайки!

 Хозяйки дома попрощались с гостьями и отправились в Шамбор, до которого было почти полдня пути. Отем объяснили, что Шамбор — это охотничий замок. И хотя Людовик посещал его каждую осень, владения были подарены его отцом Гастону Орлеанскому, который там почти не жил. Король хоть и великодушно простил дядю, не мог забыть, сколько неприятностей тот причинил ему в детстве, пытаясь разлучить с матерью. Кроме того, именно по настоянию принца кардинала выслали из страны.

 На закате солнца экипаж маркизы приблизился к замку.

 Отем и Жасмин только ахали от изумления при виде открывшегося их глазам зрелища, ибо носивший наименование скромного охотничьего угодья Шамбор оказался самым большим и роскошным замком во всей долине Луары. Сама постройка вместе с густыми лесами была огорожена каменными стенами, тянувшимися на добрых двадцать миль. Бесконечные крыши были украшены бесчисленными башенками, слуховыми оконцами, шпилями, дымовыми трубами и фонарями.

 — Весьма напоминает восточные дворцы, — заметила Жасмин. — Я невольно вспоминаю свою юность.

 — Чересчур велик! — объявила Отем. — Мы наверняка заблудимся. Я считала Шенонсо большим, но этот просто огромен: Напрасно я согласилась приехать.

 — Но разве могло быть по-другому? — возразила мать.

 Но Отем, не слушая, воззрилась на гигантское белое здание под крышей из голубоватой сланцевой черепицы. По четырем углам возвышались башни, а в середине их было еще несколько.

 Отем со вздохом покачала головой. Одно дело явиться ко двору сторонним наблюдателем, и совсем другое — стать частью этого избранного общества. И кто же тут гостит?;

 По словам короля, других женщин нет. И кем же ее посчитают окружающие? Ее репутация будет навеки погублена, несмотря на присутствие матери. А что, если Людовик потребует ее присутствия в Париже? Она не поедет! Просто не поедет, и все!

 Ров, окружавший замок, наполнялся водой из ближайшего ручья. Карета пересекла мостик и, въехав во двор, остановилась у главного входа. Из замка поспешили ливрейные лакеи, бросились открывать дверцу, помогая гостьям выйти.

 Дворецкий с поклоном объявил:

 — Госпожа герцогиня, госпожа маркиза, его величество приветствует вас в Шамборе. Прошу вас следовать за мной в ваши покои. Его величество все еще охотится, но должен скоро вернуться. — Он снова поклонился и, повернувшись, зашагал к замку.

 Женщины пошли за ним, а лакеи принялись разгружать карету.

 Отем старалась не озираться по сторонам, но при здешнем великолепии и это оказалось нелегко. Дворецкий повел их по широкой мраморной лестнице в центральную часть здания и дальше по коридору. Перед ними открылась вторая лестница с двойными спиральными пролетами, так что спускающийся по одному не мог видеть того, кто поднимался по другому.

 — Боже! — невольно вырвалось у Отем.

 — Поразительно, не так ли? — тихо спросил дворецкий. — Все, кто впервые приезжает в Шамбор, не могут сдержать изумления. Вот мы и пришли. Мадам, вы обе поселитесь в покоях короля. Вот ваша комната, госпожа маркиза. А вы, госпожа герцогиня, — здесь, чуть дальше по коридору. Сейчас принесут сундуки, и ваши служанки могут занять комнаты рядом с вашими спальнями. Я сообщу его величеству о вашем прибытии. — Он снова согнулся в низком поклоне.

 — Мне понадобится ванна! — воскликнула Отем, вдруг обретя голос.

 — Я позабочусь об этом, госпожа маркиза, — заверил он и быстро вышел.

 — Я не видела такого великолепия с тех пор, как жила в отцовском дворце, — заметила Жасмин. — Ошеломляет, но обстановка достаточно изысканна.

 — Это уж слишком, — запротестовала Отем.

 — А ты, моя маленькая шотландочка, считала, что на свете нет ничего лучше Гленкирка и Королевского Молверна? — поддела Жасмин. — Но у французских королей чувство прекрасного развито куда сильнее. Думаю, в них говорит итальянская кровь.

 — Где, по-твоему, спальня короля? — раздумывала Отем вслух.

 — Думаю, совсем рядом с твоей, — усмехнулась мать. — Он наверняка захочет уходить и приходить незаметно, дочь моя.

 — О, мама, я боюсь, — неожиданно призналась Отем.

 Жасмин пожала плечами.

 — Он всего-навсего мужчина, дорогая. Ты уже не девушка, и для тебя не осталось постельных тайн.

 — Но у меня был всего один мужчина! — заупрямилась Отем.

 — Себастьян давно в могиле, и пришла пора завести любовника, — спокойно ответила мать. — Не будь глупышкой, дорогая. Поскольку все равно придется пойти на это, лучше расположить к себе короля и разделить его страсть. Подумай о Мадлен и Шермоне! Твоя дочь должна получить богатое наследство, а ты будешь пользоваться милостями короля еще много лет после того, как наскучишь ему и навсегда исчезнешь из его жизни.

 — Ах, смогу ли я когда-нибудь стать столь же оптимистичной, как ты, мама? — воскликнула Отем.

 — Возможно, когда-нибудь… — вздохнула герцогиня. — Когда-нибудь…