- Наследницы Фрайарсгейта, #3
Глава 11
Назавтра Филиппа отпраздновала свой шестнадцатый день рождения. В Болтон-Хаус с утра пораньше приехала со своими пожитками и Бэнон, уволенная со службы у королевы. Ее голубые глаза блестели, и, судя по виду, она приобрела тот лоск, которого не было несколько месяцев назад. Первого марта ей исполнилось четырнадцать.
— Жаль, что не смогла быть здесь вчера, — вздохнула она, отшвыривая элегантные замшевые перчатки, — но камер-фрейлина сказала, что, поскольку я все равно появлюсь на твоей свадьбе, это значения не имеет. Старая корова! — И, обняв Филиппу, добавила: — Королева разрешила мне уехать сегодня утром, и, поверь, я убралась из дворца еще до первой мессы. Там творится такое! Все перебираются в Гринвич, и никому нет никакого покоя! Честно говоря, не пойму, что ты находишь в такой жизни! Вся эта суета и суматоха, не говоря уже о постоянных переездах! Ой, совсем забыла! С днем рождения тебя, сестричка!
Она расцеловала Филиппу и, отступив, вдруг нахмурилась:
— Ты очень бледна. Не заболела?
— Дядя Том утверждает, что я страдаю от приступа болезни, называемой невестиными страхами, — вздохнула Филиппа. — Я очень рада тебя видеть, Бэнон. Пойдем позавтракаем, прежде чем мои золовки спустятся в зал. У них рты не закрываются, и они так провинциальны! Милые дамы, но какое счастье, что живут довольно далеко от нас!
Она взяла Бэнон за руку, и сестры дружно пошли к столу. Слуги поспешили принести им завтрак и поставили кубки с утренним элем.
— О, наконец настоящая еда! — обрадовалась Бэнон. — Боюсь, то, что подают при дворе, почти несъедобно!
Она отломила кусок от горячего каравая, щедро намазала маслом и откусила. По лицу разлилось настоящее блаженство. С подбородка капало растопленное масло, но Бэнон ничего не замечала.
— Истинный рай, — пробормотала она.
— Ты когда-нибудь растолстеешь, — поддела Филиппа.
— А мне все равно! — отмахнулась Бэнон. — У меня будет Оттерли, мои дети и Роберт. Это все, что я хочу от жизни, сестричка. А Роберту тоже все равно. Он твердит, что чем меня больше, тем сильнее его любовь.
Филиппа покачала головой:
— Как это получается, что вы успели так освоиться друг с другом? Ты знаешь его чуть дольше, чем я — графа.
Филиппа, ты моя любимая сестра и без всяких уверений знаешь это. Но на тебя слишком повлияла королева. Не хочу сказать ничего неуважительного, но ты должна брать пример с мамы. Вот в ком кипит жизнь, и дьявол побери все остальное! Она не боится отдаться страсти. Она легла в постель Гленкирка после первой встречи и, как говорят, по доброй воле.
Бэнон окунула ложку в корку каравая, наполненную теплой сладкой овсянкой, и поднесла ко рту. В каше плавали кусочки яблок, корица и островки сливок.
— Откуда ты знаешь подобные веши? — удивилась Филиппа.
— Дядюшка сказал. Я жила в его доме с двенадцати лет и многое проведала. Кроме того, хотя мама и сопротивлялась отчиму, все же втайне желала его. А вот ты держишь Криспина на расстоянии, то ли из стыдливости, то ли из ханжества. Но результат тот же самый. Пойми, завтра ты выйдешь за него и должна будешь исполнить супружеский долг. Ты уже больше не сможешь ему отказать!
— Знаю, — кивнула Филиппа. — Но я сбита с толку и очень боюсь.
— Чего? — удивилась Бэнон.
— Кого. Графа, конечно. Он очень упрям.
— Не меньше, чем ты? — засмеялась Бэнон.
— Вчера после церемонии он повел меня в сад и стал целовать.
— И?..
— Ослабил шнуровку! Ласкал мои груди! Сказал, что он научит меня страсти, а через два дня я стану его женой и исполню свой долг по отношению к нему! — выпалила Филиппа. — Я убежала в дом и просидела остаток дня в своей комнате.
Бэнон покачала головой:
— Вижу, ты исполнена решимости остаться несчастной. Что это с тобой, сестрица? Граф — очаровательный мужчина. И хотя не слишком известен при дворе, те, кто его знает, хвалят его порядочность и доброту. Никто не принуждал тебя к этому браку. По-моему, ты ведешь себя как глупая, чопорная ханжа и робеющая девственница.
— Я и есть робеющая девственница, — запротестовала Филиппа.
— Но прежде всего — глупышка. Меня так и подмывает отказаться от моей собственной помолвки, чтобы помочь тебе. Для этого и существуют сестры, но будь я проклята, если пущу на ветер собственное счастье только потому, что моя сестра ведет себя, как деревенская идиотка! Не будь я влюблена в Роберта Невилла, украла бы у тебя графа и сама вышла за него! — Она раздраженно схватила кубок и двумя глотками выпила едва не половину содержимого. — Такую партию еще надо поискать!
— Благодарю, мистрис Бэнон! — воскликнул граф, подходя к столу и тепло улыбаясь будущей свояченице. — А ты, малышка, надеюсь, чувствуешь себя лучше?
Он поцеловал Филиппу в лоб и сел рядом.
— Да, милорд, — пробормотала она, опуская глаза.
— Ну вот, я уже наелась, — объявила Бэнон, вставая. — Пойду вздремну. Фрейлинам никогда не удается выспаться. Увидимся позднее.
— Я пойду с тобой, — предложила Филиппа, пытаясь встать. Но граф положил ей руку на плечо. Она вопросительно посмотрела на него.
— Не хочу, чтобы ты шла со мной, тупица! — отрезала Бэнон и выбежала из зала.
— Пора прекратить эти глупости, — заявил граф.
— Знаю, — согласилась она. — И не понимаю, что со мной творится. Раньше я никогда не была трусихой!
Она наполнила кубок графа из кувшина и, намазав маслом хлеб, подала ему.
— Мы проведем день вместе, — сказал он. — Возьмем барку Тома и уплывем подальше от города. Захватим с собой корзинку и устроим пикник. Только вдвоем, никого больше. Ни моих болтушек-сестер, ни твоей очаровательной Бэнон, ни блестящего лорда Кембриджа. Только мы. Расскажешь о своей семье и объяснишь, почему не любишь овец. А я взамен поведаю о своем детстве.
— О, какая отличная мысль! — улыбнулась Филиппа.
— Ты устала, малышка. Я это вижу. Чересчур всерьез воспринимаешь жизнь. Иногда кажется, что ты никогда не была беззаботной, — вздохнул он, проводя пальцем по ее щеке.
Я жила во Фрайарсгейте, когда была маленькой, — тихо сказала она. — Мама заботилась о нас и следила, чтобы мы были счастливы и благополучны. Отец Мата давал нам уроки, и мы учились плавать в озере. Помню, как разглядывала новорожденных ягнят, только что появившихся из чрева матерей. Овцы не очень умны и ягнятся в самые холода.
— Настоящая идиллия, — заметил граф.
— Верно, — кивнула Филиппа, вставая. — Обещаю никуда не убегать, милорд. Просто пойду на кухню и попрошу повара дать нам корзинку с едой. Скоро вернусь, а вы пока завтракайте.
Граф поймал ее руку и поцеловал.
— Не задерживайся, малышка. Я обнаружил, что твое общество мне по душе.
Филиппа расцвела от радости. Что за прекрасный комплимент! Бэнон права. Она ведет себя как дурочка. Но королева требовала от фрейлин пристойного поведения. И разве жена короля не была образцом и примером добродетели для всех женщин королевства? И хотя Филиппа время от времени видела, как король целует жену, с некоторыми придворными дамами он был знаком куда ближе! Ни для кого не секрет, что разврат, царивший при дворе, временами переходил все границы. Бедняжка окончательно запуталась и не знала, что хорошо, а что плохо и как себя вести, чтобы угодить и королеве, и будущему мужу.
Добравшись до кухни, она попросила повара наполнить корзинку хлебом, сыром, ветчиной и не забыть кувшин с вином.
— Да, и немного этих восхитительных пирожков с мясом, только что вынутых из печи, — добавила она, — и… да, я вижу раннюю землянику. Не скупитесь, мастер повар, ибо граф любит поесть.
— Когда вам нужна корзинка? — вежливо осведомился повар.
— Через час. А может, и раньше. Я пришлю Люси.
— Вас только двое?
Филиппа кивнула, чувствуя, что слегка краснеет, и поскорее убралась прочь.
К ее приходу граф уже заканчивал завтракать. Он по-прежнему был один, поскольку лорд Кембридж редко вставал раньше десяти. Сестер графа тоже не было видно.
— Подождем, пока дядя Томас проснется, — предложила Филиппа, — чтобы сказать, куда мы отправимся. Не хочешь погулять по саду? Солнышко уже светит вовсю.
— Согласен, но сначала у меня для тебя небольшой сюрприз, — объявил граф. — Сегодня твой день рождения. Верно? Я принес тебе маленький подарок в честь твоего шестнадцатилетия.
Он протянул ей бархатный мешочек.
— Как мило с твоей стороны! — воскликнула она. — Что это?
— Открой и увидишь.
Филиппа вытряхнула содержимое на ладонь и охнула, любуясь изящной золотой цепочкой с прикрепленным к ней круглым золотым кулоном, усеянным сапфировыми звездочками.
— О, какое чудо, милорд! Огромное спасибо! Никто, кроме дяди Томаса, раньше не дарил мне драгоценностей.
Она подняла руку, восхищаясь игрой солнечного света на ювелирном изделии.
— А теперь это мое право! — улыбнулся граф, взяв цепочку и повернув невесту спиной к себе, чтобы надеть украшение ей на шею. — Это принадлежало моей матушке, Филиппа, а до нее — бабке. Фамильная драгоценность, переходящая от одной графини Уиттон к другой. Один из моих предков, сражавшихся с королем Ричардом Львиное Сердце, привез это из Святой земли.
Он обнял ее за талию и поцеловал в плечо. Пальцы, поправлявшие кулон, на миг скользнули между ее грудями, словно по случайности. Но оба знали, что это не случайность.
Сердце Филиппы забилось сильнее. Однако она не упрекнула его. И не попыталась отстраниться. Завтра она станет его женой. Что бы ни твердила королева о добродетели и чистоте в браке, нет ничего дурного в невинной игре между супругами. По закону этой страны подписание брачного контракта уже сделало их мужем и женой, осталось только получить благословение церкви. Если главная цель брака — дети, она должна покориться желаниям мужа. И почему бы не поддаться зову собственных желаний? Еще осталось столько вопросов, на которые она хочет получить ответы!
Впервые за три года Филиппа Мередит захотела, чтобы рядом оказалась мать.
— О чем ты думаешь? — спросил он. — Ты очень молчалива, малышка.
— Скучаю по матери. Мне так много нужно у нее спросить, — призналась Филиппа.
— Я ожидаю от тебя незнания и неопытности, — кивнул граф, верно угадав, о чем она думает.
Но Филиппа, к его удивлению, засмеялась.
— Вы не должны читать мои мысли, милорд! — прошептала она и, повернувшись, привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. Сама! Без всяких уговоров! — Еще раз спасибо. И цепочка, и кулон прелестны. Я всегда буду их хранить.
Они вышли в сад и увидели, что на реке полно барок, двигавшихся от Ричмонда вниз по Темзе, очевидно, в Гринвич. Филиппа узнавала не только многие из суденышек, украшенных разноцветными флагами, но и пассажиров: весело махала им рукой и окликала по имени. Наконец появилась королевская барка. Как только она поравнялась с причалом Томаса, Филиппа почтительно присела, а граф низко поклонился.
— Филиппа! Филиппа!
Маленькая фигурка в ярком алом платьице неистово махала рукой с борта королевской барки. Филиппа помахала в ответ, и граф снова поклонился.
— Это принцесса Мария, — пояснила она. — Счастливого путешествия, ваше высочество!
Барка величаво проплыла мимо, и Филиппа направилась к скамье.
— Теперь мы можем сесть.
— Разве все переправляются в Гринвич по воде? — спросил он. — И почему мы видим столько судов? Ведь Ричмонд находится вниз по реке от Болтон-Хауса!
— Весной все предпочитают плыть барками. И поскольку у каждого есть собственное судно, очень важно иметь богатого друга или знакомого. Двор отправляется в путь, когда велит король, и иногда в этот момент начинается отлив. Тогда приходится подниматься вверх по реке, поворачивать вместе с приливом и потом возвращаться. Король вполне мог бы подождать, но не желает, — с улыбкой разъяснила Филиппа. — Если прислушаться, можно различить грохот багажных телег, катящихся по дороге мимо наших ворот. А те, кому не посчастливилось найти место на барке, притворяются, будто с самого начала мечтали проехаться верхом. Для того чтобы пробиться при дворе, нужно иметь либо состоятельных, либо знатных родственников. Мне очень повезло. Впервые попав ко двору, я сразу поняла, где мое истинное место. Не представляю себе другой жизни.
— Но ты же понимаешь, что я не могу позволить тебе проводить при дворе столько времени, сколько хотелось бы, — напомнил он. — Если получится, будем приезжать на Рождество и в мае.
— Разумеется, — покорно согласилась она, подумав, что если королева призовет ее, муж не посмеет противиться. А королева уже намекала, что время от времени будет призывать Филиппу. Ничего. Главное — выждать.
Вышедшая в сад Люси заметила их и объявила:
— Повар говорит, что ваша корзинка готова, госпожа. Доброе утро, милорд.
— Нужно предупредить дядюшку, что мы возьмем барку, — встрепенулась Филиппа. — Люси, отнеси корзину на причал, пожалуйста.
Она поднялась и ушла.
— Мои сестры уже встали? — осведомился граф.
— Я не видела ни их, ни служанок, милорд.
— Люси, как по-твоему, ты будешь счастлива в Брайарвуде? — допытывался он.
— Я счастлива быть с моей госпожой, куда бы она ни поехала, — учтиво заверила Люси. — Мне пора. Нужно поставить корзину в барку.
Граф поднялся.
— Я сам поставлю, — кивнул он, беря у нее корзину. — Какая барка?
— Та, что поменьше. С занавесками цветов Фрайарсгейта, белыми с серебром. Лорд Кембридж велел изготовить ее для матери госпожи, когда она приехала ко двору после смерти сэра Оуэна. Моя сестра служит у нее.
— Как ты думаешь, я понравлюсь хозяйке Фрайарсгейта? — задумчиво спросил граф.
— Да, если будете добры к ее девочке, — не задумываясь ответила служанка.
— Я всеми силами постараюсь быть хорошим мужем твоей госпоже, — кивнул Криспин, слегка улыбаясь Люси.
— Она слишком близко к сердцу принимает все, что ни скажет королева, милорд. Но помните, я этого не говорила, — прошептала Люси, лукаво подмигнув. — Надеюсь, вы меня понимаете?
Граф рассмеялся.
— Понимаю и постараюсь как можно скорее справиться с этой бедой, — пообещал он и, подхватив корзинку, направился к барке, мирно покачивавшейся у причала лорда Кембриджа.
Тем временем Филиппа вернулась в дом и поспешила в покои дядюшки. На тихий стук вышел личный камердинер Томаса Болтона.
— Доброе утро, мистрис Филиппа, — приветствовал он.
— Дядя уже проснулся?
— Примерно с час и диктует приказы мастеру Смайту. Доложить о вас?
Девушка кивнула. Не прошло и минуты, как слуга провел ее к лорду.
— Дорогая, с днем рождения тебя. И желаю счастья! — воскликнул тот при виде Филиппы.
— Могу я присоединиться к пожеланиям его милости? — спросил стоявший у кровати Уильям Смайт, низко кланяясь.
— Благодарю, — кивнула именинница.
— Дорогая! Что это на тебе за украшение? Раньше я его не видел и уж, конечно, не дарил. Подойди поближе, чтобы я мог рассмотреть, — попросил Том.
— Правда, красивое? Граф подарил его мне на день рождения. Сказал, что это принадлежало его матери, бабушке и всем графиням Уиттон. Один из предков, сражавшийся с Ричардом Львиное Сердце, привез его из Святой земли.
Она сняла цепочку с кулоном и протянула лорду Кембриджу. Тот внимательно изучил украшение.
— Превосходно! Надеюсь, его вкус так же хорош, как и у далекого предка.
— Я пришла сказать, что мы берем мамину барку и покатаемся по реке. Двор только сейчас проследовал в Гринвич.
— Не пойму, почему король не может отправляться в путь вместе с приливом? Вот упрямец! Но ты, дорогая моя, поезжай, насладись теплым солнышком. А я постараюсь развлечь сестриц графа. Скорее всего отвезу их в Тауэр показать львов. Готов побиться об заклад, ничего подобного они не видели. А где Бэнон? Она уже приехала?
Филиппа кивнула:
— Мы позавтракали вместе, и она ушла наверх немного поспать. Бедняжка так счастлива снова быть рядом с тобой и не может дождаться, когда поедет домой. Роберт Невилл будет сопровождать вас или уже отправился на север?
— Нет, он еще здесь. Присоединится к нам, ибо мы должны заехать в имение его отца, составить брачный контракт и назначить дату свадьбы. Я жду его в гости еще до вечера. Так ведь, Уилл?
— Совершенно верно, милорд, — с поклоном ответил секретарь.
— В таком случае я прощаюсь! — пропела Филиппа. — Надеюсь удрать в сад, не столкнувшись с одной из своих золовок.
Она выскользнула за дверь. В коридоре было тихо. Филиппа быстро сбежала по лестнице и выглянула в зал. Никого, если не считать служанки, полирующей мебель воском. Выбежав в сад, Филиппа вприпрыжку помчалась к причалу, где уже ждал граф. Он галантно помог ей сесть в барку и сам устроился рядом.
— Мы готовы! — крикнул он гребцам.
Двое дюжих мужчин взялись за весла. Суденышко стрелой полетело вверх по реке, борясь с приливом и держась ближе к береговой линии, где течение было не таким коварным.
— Куда мы плывем? — спросила Филиппа.
— Понятия не имею. Я не знаком с этой частью реки. Однако узнаю нужное место, когда увижу, — ответил он, обнимая ее.
Но как ты сможешь его увидеть, когда целуешь меня? — шепотом поинтересовалась Филиппа. Она никак не могла понять, что светится в этих серых глазах, но почему-то совсем не боялась.
— Сомневаюсь, что лучшее местечко находится так близко к дому лорда Кембриджа, — поспешно ответил граф, — так что приятнее всего провести время ожидания за поцелуями, дорогая. Как мне говорили, всякое искусство требует практики. — Он коснулся ее губ губами. — А ты, малышка, была крайне небрежна в учебе.
Он поцеловал ее нежно и медленно.
— Дожидалась достойного наставника, милорд, — кокетливо призналась она, когда он поднял голову. — Вы, случайно, не таковы?
Он приподнял ее подбородок, глядя в огромные глаза, застенчиво смотревшие на него.
— Именно таков, Филиппа. И научу тебя всему, что знаю, не только поцелуям, но и подлинной страсти. Ты поняла, малышка?
— Да, — пробормотала она и вдруг храбро выпалила: — Я сегодня не надела камизы, и мой корсаж зашнурован спереди, милорд.
Бедняжка немедленно залилась краской. Но глаз не отвела.
— Филиппа, — потрясенно воскликнул граф, — ты оказываешь мне огромную честь!
— Но… но завтра мы должны пожениться… и уже официально помолвлены, — рассудила она. — Ты благородный человек, и если я сегодня даром отдам сливки, все равно купишь корову. В этом я уверена.
— Куплю, — согласился он, улыбаясь.
— Ты не был раньше женат? И даже не помолвлен?
— Нет. Пока был жив отец, не видел необходимости, а у моих сестер есть сыновья, к которым всегда может перейти титул, случись что со мной, — объяснил он.
— Но ты не остался в Брайарвуде.
— Что мне там было делать? Отцу не требовалась помощь в управлении хозяйством, и, кроме того, у него был наш старый управляющий, Роалд. Отец не желал делить власть даже с сыном и наследником. А ничего не делать я не привык. Поэтому и отправился ко двору, где привлек внимание кардинала Вулзи. И не успел оглянуться, как оказался на дипломатической службе. Сначала поручения были незначительными, потом — все более важными. Однажды меня послали в Сан-Лоренцо, одно из маленьких герцогств, расположенных между Францией и Италией. Посол короля умудрился разгневать герцога, и тот его прогнал. Меня назначили на его место, но герцог не желал больше видеть ни одного англичанина. Мне удалось пригладить его встопорщенные перья, но все равно пришлось вернуться домой. Далее меня послали в герцогство Клевское. Там я пробыл до смерти отца и только тогда вернулся в Брайарвуд. Пока я служил королю, не было времени искать невесту.
— Но ты моложе сестер, — заметила Филиппа.
— Да. Мне — тридцать, Марджори — тридцать семь, а Сюзанне — тридцать пять. Матушка была не очень здорова, но полна решимости дать мужу крепкого сына. Роды истощили ее силы. Она умерла, как только мне исполнилось два года. Сестры вынянчили меня и заботились, пока не вышли замуж, но к тому времени я был достаточно взрослым, чтобы обойтись без женской руки.
— Мой отец умер, когда мне едва исполнилось шесть лет, — сказала Филиппа. — Я почти его не помню, а сестры не знают совсем. Говорят, моя младшая сестра Бесси похожа на него в отличие от меня и Бэнон, которые пошли в мать. А мои единокровные братья больше напоминают отчима, Логана Херберна.
— Мне сказали, что он шотландец…
— Да. Его дом находится как раз через границу, напротив Фрайарсгейта. Если его послушать, он любил маму едва ли не с детства. Впервые увидел ее, когда она вместе с дядей Эдмундом приехала на ярмарку скота, и сразу же захотел получить в жены. Он и его братья привезли на свадьбу моих родителей лососину и виски и сыграли на волынках. Мама вспоминает, что сама она рассердилась, а отец только смеялся.
— Твоя мать много времени провела при дворе? — расспрашивал граф.
— Нет, мама ненавидела двор. Когда умер ее второй муж, опекуном, по его завещанию, был назначен король Генрих VII. Мама уехала в столицу. Тогда ей было только пятнадцать, и дядя Генри хотел выдать ее за своего сына, чтобы сохранить Фрайарсгейт в семье Болтонов. Король послал моего отца проводить маму ко двору, где она познакомилась сразу с двумя королевами: Маргаритой Шотландской и Екатериной. Тогда они были совсем еще девочками, порученными заботам Достопочтенной Маргарет. Мои родители обручились и вернулись на север вместе со свадебным поездом шотландской королевы. После смерти папы матушка навестила королеву Маргариту и королеву Екатерину, но все равно рвалась домой. Она и Логан постоянно переезжают из Фрайарсгейта в Клевенз-Карн и живут на два дома.
— Зато ты любишь двор, — констатировал граф.
— С первого же дня, когда приехала сюда с мамой и дядей Томасом, — кивнула Филиппа.
— Что ж, по крайней мере в этом мы едины. Я тоже люблю придворную жизнь. Но прежде чем проводить здесь большую часть времени, мы должны сделать наследника.
— Разумеется, милорд, — согласно кивнула Филиппа. — Я знаю свой долг и обещаю его исполнить.
— Только сначала мы должны стать более близки, малышка. Полагаю, тебе известно, что детей не приносят феи?
Большая ладонь чуть сжала ее лицо.
— Известно, милорд, но не совсем уверена, как это происходит, — чистосердечно призналась она.
— Я довольно терпеливый человек, Филиппа, что ты уже успела понять, — начал он, медленно расшнуровывая ее корсаж. — Мы достигнем цели, одновременно подарив друг другу наслаждение.
Края корсажа разошлись, и он восхищенно уставился на маленькие округлые грудки.
— Ах, как ты прелестна, — прошептал он, проводя кончиком пальца по ложбинке между грудями.
Филиппа нервно прикусила губы и прошептала так тихо, что ему пришлось наклониться ближе:
— Гребцы, милорд…
Теплое благоухание ударило ему в ноздри.
— …не имеют глаз на затылках, как я уже говорил, малышка, — докончил он, сжимая ее грудь. Она лежала в его ладони, мягкая и подрагивающая, как только что пойманная голубка. Он коснулся соска кончиком пальца, и крошечный бугорок мгновенно затвердел. Криспин наклонил голову и медленно лизнул его. Раз. Другой. Третий.
Филиппа не сознавала, что не дышит. Наконец, прерывисто вздохнув, опомнилась и тихо, потрясенно вскрикнула.
— Тебе нравится? — спросил он, поднимая голову. Девушка молча кивнула, широко раскрыв изумленные глаза, и хотела что-то сказать, но язык не повиновался.
— Еще? — коротко спросил он.
— Д-да, — выдавила она. В горле пересохло, как в пустыне.
Он обнял ее крепче и вжался лицом в теплую плоть, покрывая груди поцелуями, губами ощущая трепетное биение сердца. Лизнул второй сосок и, вобрав его в рот, принялся нежно сосать.
Филиппа задрожала от удовольствия. Тихий стон сорвался с ее губ. Но он стал сосать сильнее и сильнее, пока внизу живота не разлилось странное ощущение… вроде щекотки… нет, легкой пульсации. И она была мокрой, но не потому, что описалась, как маленькая!
Но тут Криспин вдруг снова поднял голову, и Филиппа встретила его пораженный взгляд. Не успела она опомниться, как он принялся неуклюже зашнуровывать ее корсаж.
— Ты ведьма? — тихо спросил он.
— Н-не понимаю. Почему ты остановился? Мне понравилось.
— Мне тоже, — признался он. — Возможно, даже слишком, малышка. Я никогда не считал себя сладострастным, и все же, если мы будем и дальше продолжать в том же духе, я могу похитить твою невинность еще до того, как церковь благословит наш союз. Ты возненавидишь меня, дорогая Филиппа, а я этого не желаю.
— Позволь мне, — прошептала она и, отстранив его, сама завязала шнурки маленьким бантиком. — Ни один мужчина, кроме тебя, не касался меня так нежно. Я боялась этого, и все же, когда ты стал меня ласкать, страшно не было. Мне было так хорошо… жаль, что ты остановился.
Когда это началось, — проговорил он, — я был готов на все ради земли, но теперь понял, как сильно желаю тебя. И одновременно почитаю как свою будущую жену. Я не возьму твою девственность на барке, посреди Темзы, хотя, не будь ты чиста, Филиппа, пять минут назад пронзил бы тебя своим любовным копьем.
И он стал жадно целовать ее свирепыми, жгучими поцелуями, раздвигая ее губы языком, проникая в теплые глубины рта, чтобы сплести ее язык со своим.
Филиппа растерялась от этих грубых ласк. Мужское мускулистое тело прижималось к ней так крепко, что она вскрикнула от боли.
— Прости, — извинился он. — Кровь Христова, какое волшебство ты сотворила со мной, малышка?
Иисусе! Его «петушок» был тверже камня! И это следствие вполне невинного свидания, цель которого — подготовить невесту к супружеской постели!
— Разве я волшебница, милорд? — поддразнила Филиппа и, к собственному изумлению, вдруг почувствовала прилив головокружительного счастья.
— Да, малышка, — засмеялся он, — ты меня зачаровала. Ты и понятия не имеешь о той власти, которую получила надо мной. Думаю, в один прекрасный день ты станешь очень опасной женщиной.
— Не понимаю, о чем вы, но должна признать, что мне нравятся ваши слова, милорд, — чопорно заметила она.
— Мне хотелось бы услышать, как ты произносишь мое имя, — попросил он.
— Криспин, — послушно выговорила Филиппа, — но у тебя, должно быть, не одно имя?
— Криспин Эдвард Генри Джон Сент-Клер. Эдвард и Генри — в честь королей, а Джон — по отцу.
— Почему Криспин? — не унималась она.
— Это семейное имя, и каждые несколько поколений один ребенок мужского пола благословен или проклят этим именем, в зависимости от точки зрения.
— А мне оно нравится! — возразила Филиппа — О, смотри! На правом берегу реки рощица ив! Какое чудесное место для пикника! Пожалуйста, вели гребцам причалить!
Граф откинул прозрачную занавеску и отдал приказ. Гребцы немедленно повиновались. Нос маленькой барки коснулся берега, и граф, выпрыгнув, помог Филиппе выйти. Один из гребцов передал ему корзинку, покрывало и несколько шелковых подушек.
— Чуть ниже по реке есть постоялый двор, милорд, — сказал он. — Не могли бы мы с Недом переждать там?
— Как долго до начала очередного прилива? — спросил граф.
— Часа четыре, и тогда наступит затишье между приливом и отливом, милорд.
— Возвращайтесь через три часа или раньше, если захотите, чтобы без приключений добраться домой, — решил Криспин.
— Спасибо, милорд, — с поклоном ответил гребец, прыгнув в барку. Мужчины развернули судно и направились вниз по реке к тому месту, где заметили постоялый двор.
Филиппа тем временем расстелила покрывало на земле под большой ивой, разбросала подушки и поставила корзинку.
— Ты не сядешь рядом со мной, Криспин? — проворковала она. Почему она так боялась близости между женщиной и мужчиной? От его ласк она таяла.
Прежде чем он повернулся к ней, она успела развязать шнурки корсажа и облизнуть губы.
При взгляде на нее Криспин затаил дыхание. Она ослепительна! Сегодня на ней не было ни чепца, ни вуали, и густые рыжеватые волосы были безыскусно разбросаны по плечам. Шелковые юбки зеленого цвета Тюдоров раскинулись вокруг пышными складками. Губы манили его в гибельную пропасть. Да что это с ним творится? Откуда это безумное вожделение?
Девушка глубоко вздохнула, выдохнула, и края корсажа немедленно разошлись, открывая кремовую плоть.
— Не хотите присоединиться ко мне, милорд? — зазывно улыбнулась она.
— Пожалуй, не стоит, — пробормотал он себе под нос.
— Стоит, стоит, — уверила она, услышав его. — Разве мы не должны узнать друг друга?!
И, протянув ему руку, кокетливо попросила:
— Иди сюда и садись рядом. Я соскучилась по твоим поцелуям. Мы одни. И никто не увидит нас в этой рощице.
Криспин не взял ее руки, но все же сел. Он взрослый человек. Опытный мужчина. И разумеется, сумеет сдержать себя. Остался всего один день. Он не какой-то молокосос, изливающий семя в шоссы в лихорадке юного желания.
— Я голоден, — объявил он, упорно глядя на корзинку. Еда отвлечет его от страсти.
— Я тоже, — кивнула она, осматривая его как особенно соблазнительную конфету, которую должна получить. Немедленно.
Он едва сдержал улыбку. Господи, что он наделал своими поцелуями и ласками?! Выпустил на волю настоящее чудовище! Похоже, ее понятия о том, как должна себя вести настоящая леди, претерпели разительные перемены!
— Мадам, — начал он, как ему казалось, строго, — вы должны учиться держать себя в руках.
— Да почему? — возмутилась она, мило надув губки. — Я хочу целоваться.
— Но только вчера не хотела. Почему столь внезапно передумала? Сначала я не могу добиться поцелуя, а теперь ты сама об этом просишь!
— Мы обручены. Наша свадьба завтра, — терпеливо объяснила она. — Неужели ты не хочешь поцеловать меня? Или ты один из тех мужчин, которые добиваются только того, чего не могут получить, а получив, теряют всякий интерес к предмету своего влечения?
— Филиппа, я хочу тебя целовать. Ласкать твои сладкие грудки. Но к своему удивлению, обнаружил, что урок страсти, которым я хотел ободрить тебя, так сильно воспламенил мое желание, что я не смогу побороть его. Я хочу, чтобы нашу брачную ночь ты встретила девственницей. Пусть слуги сплетничают о кровавом пятне на простынях после нашего отъезда в Брайарвуд. И много лет спустя пусть помнят, что ты была чиста и непорочна, когда я впервые тебя взял. Что ты была порядочной женщиной.
— О, Криспин! — не унималась Филиппа. — Я бы поцеловала тебя, если бы ты не предупредил, что последствия могут быть роковыми. Вернувшись на службу, я с гордостью расскажу королеве о благородном мужчине, за которого я вышла замуж. Ты именно тот, кого она желала бы видеть моим мужем. Увы, похоже, что и ты разбудил во мне сладострастную натуру, и это, наверное, не слишком хорошо. Но я жажду твоего прикосновения.
— А я — твоего, малышка, но пока мы будем сдерживаться. Завтра все будет по-другому. Итак, ты считаешь, что королева одобрит мою галантность? И что именно такого человека госпожа Фрайарсгейта хотела бы видеть твоим мужем?
— Сомневаюсь, что для матушки это имеет какое-то значение, поскольку тебе не быть хозяином Фрайарсгейта, — откровенно ответила девушка. — Она будет довольна, видя, что счастлива я, потому что любит меня, хотя мы и редко бываем вместе. Она тебе понравится.
— Надеюсь, ты полюбишь Брайарвуд. Тамошняя земля совсем не похожа на твою дикую Камбрию. Холмы невысоки, а луга зелены.
— Там тоже протекает Темза? — оживилась она.
— Нет, имение расположено к западу от реки, но я договорился с твоим дядюшкой, что мы поплывем туда, взяв большую барку. Ему она не пригодится, потому что он возвращается в Оттерли вместе с твоей сестрой на следующий день после нашей свадьбы. Мы доберемся до Хенли, где уже ожидают лошади, поскачем верхом до Чолси, а потом снова пересядем на барку уже до Оксфордшира, после чего верхом направимся по дороге домой. Путешествие займет около недели. Твоя Люси и Питер поедут вместе с багажной телегой. Мы встретимся с ними сначала в Чолси, а потом в Оксфорде.
— Где же мы будем ночевать? — удивилась девушка.
— По дороге есть несколько очаровательных гостиниц, и лорд Кембридж уже обо всем договорился, — успокоил ее Криспин.
— И мы поплывем по реке одни, вместе, без всяких забот, — мечтательно вздохнула она.
— Я так и думал, что тебе будет приятно. И мы вдруг так чудесно поладили, а это даст нам время побыть вдвоем.
— И только? Мы не будем любить друг друга? — поддразнила девушка.
О, мадам, — ухмыльнулся он, — мне нужно многому вас научить, и я счастлив найти в вас способную ученицу! А теперь открой эту чертову корзинку, Филиппа, ибо хотя бы один из моих аппетитов должен быть удовлетворен, иначе я за себя не отвечаю.
— Да, милорд, — послушно пролепетала она, внезапно решив, что брак с этим человеком будет не так уж скучен.
