• Сага о Скай О`Малли, #2

Глава 5

 Никола Сент-Адриан появился в замке Бомон де Жаспра неожиданно, поэтому, как предупредила его хозяйка, не мог рассчитывать на слишком изысканный ужин. И теперь, глядя на то, что представлял собой этот «простой» ужин, он забавлялся мыслью о том, что в его замке пиром считался кусок оленины и краюха черного хлеба. Так как Робби ненадолго уплыл на восток по торговым делам, за высоким столом в этот вечер собрались трое: Никола, Эдмон и прекрасная герцогиня. Барон полагал, что она постарается избегнуть совместного ужина, но нет, к его величайшему изумлению, она явилась, холодная и изысканная, но избегающая его взгляда. Теперь он был уверен, что она чувствовала именно то, что и он!

 Тяжелые серебряные кубки были наполнены ароматным темным красным вином. Последовало три перемены блюд. Первая состояла из паровых мидий в своих черных раковинах с дижонским горчичным соусом и кусочков молодого осьминога в оливковом масле с чесноком, сладким укропом и редькой, серебряного блюда с вареными яйцами, покрытыми листьями молодой летней перечной мяты. Затем — цельная ножка ягненка с тонкими побегами розмарина, зажаренная с луком и морковью; большой пирог с крольчатиной, жаворонки, запеченные в тесте до золотистого оттенка. Каждый жаворонок был набит смесью нарезанных апельсинов и зеленого винограда. Кроме того, был подан жирный каплун, политый густым коричневым полынным соусом, с салатом из молодой капусты, редиса, черных оливок и кочерыжек артишоков, политых оливковым маслом и красным винным уксусом, а также большая миска риса. На десерт были предложены зажаренные в сливках листья мускатного шалфея, запиваемые апельсиновым соком. На столе стояла большая чаша со свежими фруктами, и кубки в процессе еды никогда не оставались пустыми.

 После того как все насытились, Эдмон заметил, что, несмотря на свой зверский аппетит, он так и не вырос, и начал поддразнивать Скай тем! что, несмотря на то что мадам герцогиня отдала должное всем блюдам, она не утратила стройности. Он отметил также, что его новый дядя — тоже отменный едок.

 Никола улыбнулся, признавая справедливость Эдмона.

 — Я — последний из Сент-Адрианов, — честно признался он, — и мой замок разваливается, пуста не только кладовая, но и кошелек. Ваш простой ужин, мадам, для меня — пир. И сам Бомон де Жаспр — тоже своего рода пир.

 — Вот почему вы так спешили к нам, — сказала Скай, — мы ожидали вас позднее и в сопровождении свиты.

 Никола хрюкнул — этот густой сочный звук вызвал ответную волну, прокатившуюся у нее по позвоночнику.

 — Увы, мадам, у меня нет свиты, ведь свитским нужно платить, а у меня нет денег. Даже мои крестьяне считают меня бедняком. Они все время упрекают меня в том, что я не восстанавливаю честь рода Сент-Адрианов. Они настаивают, чтобы я отправился ко двору. Как объяснить им, что при дворе нужно золото и просто титула барона Сент-Адриан недостаточно? Но они такие простые, добрые люди! Надеюсь, мне будет позволено использовать крохи от щедрот Бомон де Жаспра, чтобы восстановить замок в Пуату — это будет хорошее наследство для второго сына.

 — Итак, — спросила Скай, — вы решились принять предложение вашего сводного брата?

 — Да, но на определенных условиях, мадам. Во-первых, я против войны с Францией, вассалом которой я являюсь.

 — В этом нет нужды, — сказала Скай. — Прежде чем послать за вами в Сент-Адриан, месье барон, мы направили просьбу папе поддержать вас. Наш посланник вернулся за несколько дней до вашего прибытия. Папа одобрил решение моего мужа. Другой посол был направлен от папы в Париж.

 В день вашей инаугурации вы поклянетесь в верности Франции, как и все герцоги Бомон де Жаспра перед вами. Вы произнесете клятву перед представителем королевы Екатерины, который удерживается нами здесь с момента своего прибытия в герцогство. — Тут их взгляды наконец встретились.

 — Неужели, мадам? — В его голосе прозвучало удивление. — Нужно быть чертовски отважной женщиной, чтобы так бросать вызов Франции!

 — Да, Никола, мы это сделали. — Впервые она назвала его ж» имени, к то бросило его в дрожь — впрочем, умело скрытую.

 — Он содержится со всеми удобствами, — заметил Эдмон. — У него не будет повода жаловаться на герцогиню. Мы даже снабдили его самыми привлекательными горничными.

 — Эдмон, не может быть! — Скай была шокирована. — Боже мой, что подумает Елизавета Тюдор, узнав, что Бомон снабжал шлюхами французского посла!

 — Cherie! Можете ли вы назвать лучший способ содержания взаперти здорового мужчины? Я — нет. У посла королевы Екатерины не будет поводов жаловаться на нас по возвращении в Париж.

 — Подозреваю, что этот вид бомонского гостеприимства удостоится высшей похвалы, — рассмеялся Никола, и в его зеленых глазах вспыхнули веселые огоньки.

 — Вы просто невозможны, — упрекнула их Скай, но и ее голубые глаза смеялись. Ее собеседники поняли, что она лишь притворяется.

 — Но есть ли какие-либо договоры, которые я должен соблюдать, мадам?

 Скай вопросительно взглянула на Эдмона и спросила:

 — Что-нибудь еще, кроме договора с Англией, Эдмон? Он покачал головой.

 — Что за договор с Англией, мадам?

 — Мой муж заключил договор с Англией, согласно которому английские суда могут заправляться в гавани Бомон де Жаспра провиантом и водой по пути на Левант и в Стамбул и обратно. — Его брови удивленно поднялись, и она пояснила:

 — Франция и Англия не воюют, барон. Я полагаю, что они даже обхаживают друг друга.

 — Вот зачем вас послали к моему сводному брату. Ваша королева использует красивых женщин так же, как и Екатерина Медичи: как шахматные фигуры на доске власти. И мой набожный брат с большой охотой принял жертву прекрасной английской пешки. — Его тон был слегка презрительным.

 В голубых глазах Скай вспыхнуло пламя гнева, и она ответила ледяным тоном:

 — Как смеете вы судить меня, барон? Что знаете вы об играх власти, вы, в вашем полуразвалившемся замке посреди пуатуских болот? Легко быть праведником, когда нечего терять! Но я научилась кое-чему: для того чтобы выжить в этих играх, нужно подчиняться тем, у кого власть.

 У меня шестеро детей, барон. Я похоронила четверых мужей. Я сама по себе богаче, чем вам могло бы присниться! Мне вовсе не был нужен ваш брат! Но богатство, барон, не может защитить вас от престола. Мне нужен был союзник, и Елизавета Тюдор была сильнейшим союзником в моей части света. Не полагаться же мне на Францию или Испанию! Французы и испанцы помогают ирландцам и шотландцам только для того, чтобы доставить неприятности англичанам. А потом они уходят, оставляя нас наедине с гневом Тюдоров — что кончается обычно утратой наших земель и золота.

 Я не пущу детей по миру из-за какой-то мечты! Идеалами их не накормишь и не обуешь, не защитишь от негодяев.

 А я могу защитить их, и я сделаю это! А теперь, барон, желаю вам спокойной ночи — у меня был слишком тяжелый день. — И с этими словами она величественно удалилась из комнаты, оставив обоих мужчин потрясенными этой внезапной вспышкой гнева. Наконец Никола перевел дух.

 — Она великолепна! — тихо сказал он, и его глаза, в которых еще стоял образ Скай, мечтательно загорелись.

 — Она не похожа на женщин, которых я знал, — подтвердил Эдмон. — Она не хотела приезжать в Бомон де Жаспр — у нее остались в Англии дети, но ее чувство долга сильнее, чем у любого мужчины. Она не могла поставить под удар имущество сына Бурка, а ценой защиты королевы стал брак, и так она оказалась здесь.

 — У нее были дети от других мужей?

 — Ото всех, — ответил Эдмон. — Поэтому-то мой дядя и остановил на ней выбор. Она родила семерых, но один умер, и то младенцем, во время эпидемии.

 — А что стало с мужьями?

 — Первый умер от ран при падении, — сказал Эдмон. — Второй и последний убиты женщинами. Третий муж умер от той же болезни, что и ребенок. Она не хотела выходить замуж, считая, что приносит мужьям несчастье, и вот она потеряла я моего дядю.

 — Она его любила? Эдмон покачал головой.

 — У них просто не было времени для того, чтобы зародилась любовь. Но она была добра к нему и исполнила долг перед ним. Она много сделала для нашей семьи даже за тот краткий срок, пока пробыла здесь.

 Некоторое время двое мужчин сидели молча. Никола обдумывал сказанное Эдмоном. Наконец он произнес:

 — Вам не следует опасаться того, что я брошу вас и маленького Гарнье после смерти дяди. Я выполню все свои обязательства, как и полагается настоящему герцогу Бомон де Жаспра.

 — Я в этом не сомневался, — ответил Эдмон, — но прежде всего вы должны жениться, Никола.

 — Что?! — воскликнул тот притворно строгим тоном. — Вы поучаете вашего старого дядюшку, племянничек?

 — Для безопасности герцогства нужен еще один наследник, дядя, — пояснил карлик. — Не могу же я заниматься этим.

 — Почему бы и нет? Карлики рождаются от обычных родителей, почему же обычный ребенок не может родиться у карлика?

 — Нет, — серьезно проговорил Эдмон, — нельзя передавать мое испорченное семя будущим поколениям. Я каждый раз со страхом жду рождения очередного ребенка у моих сестер. Нет, прямая линия герцогов Бомон де Жаспра должна быть безупречно чистой, дядя.

 — Разве вам не нравятся женщины? — с любопытством спросил Никола. Эдмон ухмыльнулся.

 — Разумеется, дядя! Кстати, — и он спрыгнул со стула, — вечером я собирался в город отпраздновать ваше прибытие. Я нравлюсь женщинам, они любят покачать меня на коленях, как ребенка. Затем, когда обнаруживается, что я могу быть и всадником, ничем не хуже любого высокого мужчины, их восторгу нет предела! Просто я не очень-то люблю разбрасывать семя там, где не след. — Он подмигнул Никола. — Идемте со мной, дядя? Гостеприимство кабаков Вилларозы известно далеко за пределами страны.

 — Только не сегодня вечером, племянничек, — сказал Никола, улыбнувшись. — Я устал, путешествие было долгим. Кроме того, не хочу мешать вам, — поддразнил он Эдмона. — Ведь придется демонстрировать для старших примерное поведение, а это испортит вам удовольствие. Эдмон хмыкнул:

 — Не бойтесь, дядя. Как скажет вам добрый отец Анри, я не обращаю на это внимание — к его неудовольствию, могу добавить. Хорошо, желаю вам доброй ночи. Не ждите меня. Возможно, это будет столь добрая ночь, что я не вернусь вовсе! — И он удалился из зала, оставив Никола в одиночестве.

 Так он сидел, потягивая остатки вина, довольно долго, но на дне кубка ему все чудилось ее прекрасное лицо. Нет, в жизни он еще не испытывал такого чувства при виде женщины. Он совершенно не знал ее, она была женой его брата, но стоило им встретиться, и он сразу понял, что любит Скай. Любит и хочет ее. Краем глаза он увидел, как зевает дежурящий в зале слуга, и вдруг почувствовал себя виноватым. Поднявшись из-за стола, он вышел из зала, бедняга слуга, чьи обязанности наконец-то закончились, тоже побрел к своей постели.

 В своей спальне он был рад увидеть приготовленную слугой ванну. Большая дубовая ванна была поставлена перед камином в передней комнате. В камине билось маленькое, но жаркое пламя — начался дождь, и воздух стал сырым и прохладным. Слуга, тощий парень по имени Поль, действовал молча и проворно, стараясь оставить довольным своего нового и столь важного хозяина. Он быстро раздел Никола, помог ему войти в ванну и начал собирать его одежду, цокая языком при виде того, какая она пыльная и потрепанная.

 — С разрешения месье барона, — заявил он, — я пришлю завтра портного.

 — Увы, — забавляясь, сказал Никола, — у меня нет денег, Поль. Как я уплачу ему?

 — Мадам герцогиня устроит это, — был простой ответ. — Вы, месье барон, наш новый герцог, и ваш вид не должен позорить Бомон де Жаспр. Позволительно ли будет мне заметить, месье барон: у вас прекрасная фигура. Мы будем гордиться вами, когда вы оденетесь должным образом!

 Никола скрыл веселье, с изящным кивком принимая эти комплименты. Избавившись от злополучной одежды нового хозяина, Поль вернулся и начал мыть его. Умелые и быстрые руки слуги намыливали и скребли тело Никола от груди до ног, при этом Поль все приговаривал, какая, мол, жалость, что герцогиня не вышла замуж за такого молодого красавца, с такой фигурой, как у месье барона. Такая прекрасная дама заслуживала большего, чем герцог Фаброн, храни Господи его бедную душу. Все в герцогстве рады, что месье барон так быстро прибыл, чтобы получить свое наследство, и теперь ему надо только найти себе красивую жену — такую же, как герцогиня.

 — Это нелегко, Поль, — ответил тут Никола, — я не думаю, что это возможно.

 — Месье барон прав, конечно, — чопорно заметил Поль. — В Бомон де Жаспре нет никого, кто сравнился бы по красоте с мадам герцогиней. Она ухаживает за герцогом Фаброном просто как ангел, и ее благой пример вернул герцога к истинной церкви. Как жалко, что ей не удалось родить до начала болезни герцога ребенка. — Поль помог хозяину выбраться из ванны и принялся рьяно вытирать его.

 Никола с удовольствием принюхался:

 — Что это за мыло ты использовал?

 — Его приготовила мадам герцогиня, месье барон. У него гвоздичная отдушка — мадам Говорит, что мужчина не должен пахнуть, как роза в цвету.

 Никола расхохотался, и Поль позволил себе слегка улыбнуться, вытирая волосы господина сначала льняным полотенцем, затем расчесав их щеткой из медвежьего волоса, а потом тонким шелком. Волосы Никола стали мягкими и блестящими, что вызвало замечание Поля о том, что у месье барона великолепная шевелюра. Никола понравился этот разговорчивый, вышколенный слуга. Затем Поль принес шелковую ночную рубашку, но Никола отказался от нее, сказав:

 — Я сплю в своей собственной коже, если, конечно, не слишком холодно.

 Слуга был шокирован, хотя старался скрыть это. Никола вошел в спальню, и Поль поспешил отвернуть покрывало. Закрыв им устроившегося поудобнее в постели хозяина, он пожелал ему спокойной ночи и вышел.

 В комнате наступила тишина. Никола растянулся на постели, наслаждаясь мягким прикосновением льняных простыней, надушенных лавандой. Закрыв глаза, он попытался уснуть, но сон так и не приходил к нему этой ночью. Наконец, ругнувшись, он выбрался из постели и подошел к раскрытому высокому окну посмотреть на море. Он вышел на балкон.

 И тут во вспышке молнии он увидел ее, стоящую к нему спиной на соседнем балконе. Ее лицо было поднято вверх, навстречу наполнявшему воздух дождю, подобному туману. Ее длинные черные волосы были распущены, и ему была видна только изящная линия ее шеи. С внезапной стремительностью, которой и не подозревал в себе, он решил, что должен получить ее прямо сейчас!

 Вернувшись в комнату, он нашел маленькую дверь у своей постели и понял, что она ведет в ее комнату. Конечно, она могла быть закрыта, но он с замиранием сердца повернул ручку, и она распахнулась. Перед ним был узкий проход, по спирали подходивший к следующей двери башни. Оставив свою дверь открытой, он вошел в него и обогнул стену. Перед ним была другая дверь, которая уж точно должна была быть закрытой, но нет! Она распахнулась с легким скрипом.

 Скай услышала этот скрип и, вернувшись в комнату с балкона, увидела, как открывается дверь в стене у камина. Прежде чем она успела вскрикнуть, в ее спальню шагнул Никола Сент-Адриан. Когда ее испуганные глаза скользнули по его высокой обнаженной фигуре, она почувствовала, как ее сердце возбужденно забилось, она ощутила внутри огонь желания и поняла, зачем он пришел. И тут в ней проснулся рассудок, пришедший на подмогу слабеющей морали, и, отвернувшись от него, она прошептала:

 — Нет!

 — Да! — тихо сказал он. Шагнув к ней, он крепко прижал ее к себе. — Да! — сказал он снова и повернул ее лицо к себе, его рука скрылась в массе ее мягких черных волос, и его голова склонилась, прижимая к ее холодным губам свои — раскаленные. — Да! — выдохнул он сквозь прижатые губы, крепко целуя ее, не обращая внимания на отталкивающие его руки, упершиеся в его грудь. Его вторая рука, охватившая ее талию, плотно притягивала ее к нему.

 Скай чувствовала, что от его поцелуя ее охватывает и уносит за собой почти первобытное наслаждение. Его сначала нежные губы, добившись от нее мягкого ответа, теперь заставили раскрыться ее рот, чтобы позволить его языку проникнуть в него. Пока они сражались, их языки превратились в наконечники чистого пламени, горячего пламени их необузданной страсти. Внезапно она содрогнулась и нечеловеческим усилием оторвала свои губы от его, простонав:

 — Это нечестно, барон! Нечестно! Остановитесь, прошу вас! Вы должны!

 — Никола! — резко добавил он, и в его глазах плясали золотистые огоньки. — Меня зовут Никола! Я хочу слышать мое имя от вас! Пусть оно будет на ваших устах! Скажите!

 — Никола! — Имя прозвучало как просьба. — Никола, я прошу вас — остановитесь! — Каждая клетка ее плоти тянулась к этому незнакомцу. Ослабев, она откинулась на его руку. Ее груди вздымались и опускались, движимые страстью, которую она так отчаянно стремилась скрыть от него. Ей не следовало делать этого! Она не должна этого делать!

 Он покачал ее на локте своей сильной руки. Он гипнотизировал ее взглядом своих зеленых глаз.

 — Я хочу вас, — сказал он просто, и его рука скользнула в вырез ее ночной рубашки, легко разорвав ее пополам, обнажив маленькие круглые груди, их розовые соски торчали, выдавал горевшую в ней страсть. — О, вы прекрасны! — с восхищением пробормотал он. Его свободная рука охватила одну из них, лаская сосок большим пальцем.

 Скай, сознание которой боролось с внезапно вспыхнувшей страстью к этому чужаку, беспомощно всхлипнула:

 — Никола… Никола, я замужняя женщина! — О Боже, он должен перестать ласкать ее груди! Каждое прикосновение к ним разъедало ее волю, заставляя ее жаждать новых прикосновений. Но она никогда не изменяла мужу. — Никола! — Ее голос срывался, а внутренний голос говорил совсем другое: «Не останавливайся! Не останавливайся! Не останавливайся!»

 Но он, видимо, не слышал ее. Он наклонился и начал целовать нежные соски, заставляя ее содрогаться от наслаждения при каждом поцелуе. Он принял решение за них обоих — подхватив ее на руки, он отнес ее на кровать, стянул с нее разорванную ночную рубашку, положил на кровать и, оказавшись рядом с ней, привлек в объятия.

 — Я без ума от вас, Скай, — сказал он нежно, — и верю, что и вы неравнодушны ко мне, хотя мужественно сражаетесь с желанием из преданности моему брату.

 Когда его губы и руки оставили ее в покое, не парализуя ее волю, разговаривать оказалось легче.

 — Я вас совсем не знаю, — сказала она, — до этого вечера мы даже не встречались. Как вы осмелились проникнуть в мою спальню и обращаться со мной, как с проституткой? Немедленно убирайтесь! Еще раз напоминаю вам, что я — жена вашего брата! — Ее слова говорили о возмущении, но Никола знал — не нужно верить им.

 — Милая лгунья, — произнес он, — в тот момент, когда наши взгляды встретились, вы ощутили ту же страсть. Зачем вы боретесь со мной, Скай? Вы же не любите моего брата.

 — Но он мой муж, Никола. И если я не сохраню ему верность — грош мне цена. В моей жизни меня называли по-разному, но никогда — изменницей.

 — Вы любите его?

 — Нет, — честно ответила она, — это просто политический союз.

 — Он выздоровеет или скоро умрет?

 — Умрет, — прошептала она. — Никола! О, Никола, зачем это вам?

 — Потому что я хочу связать вас, Скай! Связать так, чтобы, когда Фаброй умрет, вы не умчались от меня назад в Англию или Ирландию. Вы стали моей в тот момент, когда наши глаза встретились. Я это знаю, и вы тоже!

 И прежде, чем она ответила, протестуя против этого присвоения, он, шепча ей нежные признания, уже целовал ее, целовал ее губы, которые не могли противиться ему.

 Он покрыл ее лицо легкими поцелуями, тычась носом в ямочку за ухом, медленно целуя ее шею, его целующие губы скользили от ее шеи вдоль по плечу к руке.

 Она была парализована страстью, которую он возбудил в ней. Он пленил ее так же, как когда-то Найл. Мгновенно.

 Он пробуждал в ней тот же чувственный голод, как когда-то Джеффри. А ведь в соседней комнате, совершенно беспомощный, лежал ее умирающий муж Фаброн де Бомон. Ее рассудок сражался с ее чувствами, а губы Никола уже ласкали напряженные соски ее упругих грудей. Его теплые влажные губы раскрывались и смыкались на каждом из них, дергая их, как губы голодного ребенка. Прилив страсти заставил ее тело изогнуться, когда они сместились вниз, к центру ее женского естества. И рассудок, пораженный, оставил поле брани, когда ее пальцы вцепились в его волосы, прижимая его голову теснее к ее телу.

 — Никола! Никола! — прошептала она, задыхаясь, теперь уже моля о ласке, а не умоляя о пощаде.

 Он развернулся и уселся на ее длинных, стройных ногах. Его руки начали ласкать ее тело, мягко массируя низ живота, охватывая ее груди, поглаживая плечи и снова скользя вниз, к извилинам талии и бедер. Страсть пожирала ее, но он не останавливался. Его руки были теплы и нежны, пальцы, отыскивавшие самые чувствительные местечки, невероятно искусны. Наконец он взял ее руки и провел ими по своему телу до его восставшей мужественности. Она робко погладила его пенис, оказавшийся длинным и толстым. Ей удалось приоткрыть свои отяжелевшие от страсти ресницы, чтобы рассмотреть его поближе — размеры потрясли ее.

 — Я хочу, чтобы вы сами ввели меня, Скай, — мягко приказал он ей. — Сделайте это, моя любовь. Введите мою плоть в сладостную нежность вашего прекрасного тела.

 Ее тело ослабло от страсти, ее воля была порабощена его настойчивым голосом, и она подчинилась его приказу. Восхитительное чувство наслаждения охватило ее, когда, ведомое ее руками, его пульсирующее орудие скользнуло в нее. Со стоном Никола вдвинулся настолько глубоко, насколько мог, остановившись на мгновение, чтобы ее тесные ножны смогли приспособиться к нему.

 — О, любимая, — прошептал он ей на ухо и начал медленно и ритмично двигаться в ней, то выдвигаясь почти на всю длину, то погружаясь в нее снова до предела, пока она не потеряла сознание.

 Он оживил ее поцелуями и нежными словами. Она вскрикнула:

 — Боже, вы еще во мне! — И судорога страсти снова пронзила ее.

 — Вы моя, — возбужденно шептал он ей, — все, что было раньше, прошло, и теперь существуем только мы, мы вдвоем! — Его стройные бедра опускались снова и снова, и Скай оказалась в мире, где царило наслаждение, только наслаждение без предела. Он полностью подчинил ее себе. Она извивалась под ним, стеная от страсти, ее голова моталась из стороны в сторону, она торопила наслаждение, но он чувствовал все оттенки ее состояния и контролировал его до тех пор, пока не решил, что пора дать ей это наслаждение. Адепт страсти, Никола Сент-Адриан был создан повелителем этой прекрасной женщины. Увидев наконец, что она уже не в состоянии выдержать его пытку, он наклонился к ее губам, и его язык, ворвавшись в ее рот, стал повторять ритм движений нижней части его тела.

 Она изогнулась, и из ее губ вырвался тихий стон, который она не могла сдержать. Она почувствовала себя чайкой, набирающей высоту, ловя ветер, и поднимающейся все выше и выше по спирали, не имеющей начала и конца. Это ощущение не было похоже ни на что, с чем она сталкивалась раньше. И вдруг с легким криком она рванулась вниз с той же скоростью, что и поднималась. Ее прекрасное тело содрогнулось в цепочке спазмов, каждый из которых был сильнее предыдущих, пока она не почувствовала, что сейчас разлетится на куски… и она снова оказалась в обмороке, так и не почувствовав, как он достиг своей вершины.

 Он тоже был близок в этот раз к обмороку, как никогда раньше. Откатившись от нее, он лежал на спине, кожа блестела от пота, дыхание медленно выравнивалось. Когда его сознание окончательно прояснилось, он приподнялся на локте и посмотрел на нее. Она была без сознания. Он начал нежно гладить ее лицо ладонью, тихо шепча:

 — Радость моя, моя любовь!

 Она слышала его страстный шепот и знала, что он склонился над ней. «Смогу ли я посмотреть ему в глаза? — подумала Скай. — Как объяснить мое распутное поведение? Ни с одним мужчиной я еще не теряла контроль над своим телом, позволяя ему командовать рассудком».

 — Откройте глаза, doucette, — нежно сказал он, но она ощутила в его голосе нотки приказа.

 В обычной ситуации она бы восстала против этого, но сейчас она чувствовала себя такой слабой, опустошенной и беспомощной, что была не в состоянии сопротивляться. Никола обнял ее.

 — Плачьте! — приказал он ей, и в его объятиях Скай зарыдала, выплакивая всю горечь, которая накопилась в ней с момента отбытия из Англии. Ее жалобные всхлипывания пронзали его сердце как ножи, и он сильнее обнял ее, зарываясь лицом в ее шелковистые волосы, бормоча что-то неразборчивое, чтобы утешить ее.

 Скай плакала так сильно, что, казалось, слезы должны были уже кончиться, но рыдания продолжались, пока ее глаза не распухли от соленых слез. Она чувствовала его близость, биение его сердца у ее уха, его гладкую кожу и теплый мужской аромат. Наконец рыдания начали затихать и прекратились. Она продолжала лежать в его объятиях, не желая поднимать глаз на него, не желая видеть его, и он понял ее настроение.

 — Вам не следует стыдиться, doucette, — сказал он спокойно. — Когда я впервые увидел вас, я знал, что это будет.

 Его уверенность покоробила ее, но, прежде чем она успела что-нибудь ответить, в ее дверь заколотила Дейзи, крича:

 — Госпожа, госпожа!

 Никола Сент-Адриан выскользнул из постели и исчез из комнаты, затворив за собой маленькую дверцу. «Как раз вовремя», — подумала Скай, поправляя постель. И тут дверь в комнату приотворилась и появилась физиономия Дейзи:

 — Госпожа! Вы спите?

 — А? Что? — сонно пробормотала Скай, не откидывая покрывала и моля Бога о том, чтобы Дейзи не зашла в комнату слишком далеко и не увидела разорванную рубашку на полу и совершенно нагую госпожу под покрывалом.

 — Герцог, госпожа! С ним хуже.

 — Иди и разбуди месье барона, — приказала Скай, — а потом найди Эдмона.

 — Хорошо, госпожа. — Голова Дейзи исчезла, и дверь снова захлопнулась.

 Скай соскочила с постели и побежала к шкафу, чтобы достать другую ночную рубашку, заталкивая на ходу остатки старой под кровать. Она нашла свое легкое бархатное платье среди белья и надела его. Поспешив к столику, она схватила щетку и пробежалась по спутанным волосам, приводя их в порядок. Босоногая, она устремилась к двери у изголовья кровати, и вбежала в спальню мужа.

 Тут уже были отец Анри и врач Матье Дюпон. Священник читал последние молитвы Фаброну, и она взглянула на доктора:

 — Месье Дюпон! Что случилось с мужем?

 — Увы, мадам, то, чего я так опасался. Второй удар, и на этот раз смертельный. Удивляюсь, как его не убил первый удар, тем более что после этого были еще слабые удары.

 Теперь в этом нет сомнений. Скай подошла к кровати мужа.

 — Я здесь, дорогой, — сказала она громко, чтобы он услышал.

 Черные глаза Фаброна де Бомона открылись, и рот искривился в улыбке. Невероятным усилием ему удалось взять ее за руку, и его рука, высохшая и легкая, как перышко, была холодна — признак близящейся смерти. Скай едва поборола в себе желание оттолкнуть ее. Внезапно, к удивлению всех присутствующих, герцог произнес:

 — Никола…

 — Где барон? — спросила Скай. — Немедленно приведите барона!

 — Я здесь! — Из тени появился Никола, закутанный в зеленый бархатный халат.

 Фаброн долго смотрел на своего сводного брата и наконец вымолвил:

 — Хорошо.

 На глаза Скай навернулись слезы, и ее муж, глядя на нее, произнес последние слова в своей жизни. Бросая на Никола умоляющий взгляд, он сказал:

 — Позаботьтесь… о мальчике… о моей жене… Эдмоне.

 — Я буду заботиться о них так же старательно, как вы сами, брат мой, — пообещал Никола. — Клянусь Святой Девой Марией!

 Фаброн слабо улыбнулся в последний раз, и его глаза закрылись. Он потерял сознание. И когда над герцогством Бомон де Жаспр занялся рассвет, Фаброн, его сорок пятый герцог, тихо скончался в своей постели, окруженный женой, сводным братом и наследником, племянником, которого обнаружили в объятиях толстой барменши, священником и врачом.

 Матье Дюпон констатировал смерть герцога Фаброна, и отец Анри упал на колени и начал молитву. Остальные присоединились к нему, и, когда она закончилась, Скай спокойно сказала:

 — Вы должны немедленно помазать барона на правление, топ реге, время не ждет. Бомон де Жаспр ни на день не должен оказаться без герцога. Пока мы скорбим по моему мужу, о праздничной церемонии не может быть и речи.

 Священник встал с колен.

 — Вы правы, — согласился он, — ведь месье барон — не сын герцога Фаброна и не племянник.

 — И не законнорожденный брат, — закончил за него Никола.

 — И не законнорожденный брат, — эхом откликнулся священник. — Таковы факты, месье барон. Но у вас есть благословение Его Святейшества, и никто не может оспаривать ваших прав. Тем не менее я согласен с герцогиней. Следует помазать вас немедленно, как только вы оденетесь. — Он улыбнулся Никола. — Не следует дразнить французов, мой сын.

 Никола повернулся к Скай, и она неожиданно увидела, что в его глазах стоят слезы.

 — Вы будете там? — спросил он.

 — Конечно, барон, — ответила она. — Эдмон и я будем свидетелями. Но я думаю, святой отец, что даже в столь печальных обстоятельствах нам следует послать за представителями виднейших семей Бомона. Я не собираюсь устраивать пир, и все же…

 — Да, — согласился священник, — чем больше свидетелей, тем лучше.

 — Я распоряжусь немедленно, — сказал Эдмон. — Они будут в часовне замка через час. — Он выбежал из комнаты.

 — Мы должны отслужить мессу, — заявила Скай. — Не можете ли вы пройти в мою комнату? Мне следует исповедаться перед вами.

 — Конечно, — ответил отец Анри и повернулся к Никола:

 — А вы будете исповедоваться, сын мой?

 — Да, святой отец, я исповедуюсь, — сказал он после некоторой заминки.

 И это было самое трудное из того, что приходилось ей делать. Память о прошедшей ночи, подобно факелу, горела в ее сознании. Она чувствовала, что согрешила, но в то же время не ощущала себя грешницей ни на волос. Да, она хотела Никола, но, если бы он не пришел к ней, она сумела бы справиться со своими чувствами. Обо всем этом она честно рассказала отцу Анри, и по ее щекам текли слезы.

 — Вот что бывает, святой отец, когда выходишь замуж не по любви, а по необходимости. Но что я могла сделать, мне нужно было защитить детей!

 Священник несколько минут молчал, размышляя над ее признанием. Он был пожилым человеком, и ему приходилось выслушивать вещи и похуже того, что рассказала ему она. Он вздохнул и спокойно произнес:

 — Ты согрешила, дочь моя. Тут нет сомнений. Нетрудно понять, что плоть твоя слаба и поддалась в этот раз, но ты нарушила еще и заповеди Божьи. Я дам тебе отпущение грехов, но и наложу епитимью. Три следующие ночи тебе придется провести со мной в бдении в часовне, молясь за упокой несчастной души твоего мужа.

 Скай подняла голову и взглянула в глаза священника:

 — Спасибо, святой отец! — С ее души свалился камень.

 Ее сапфировые глаза сияли, и, благословляя ее, отец Анри не мог не подумать о том, что если новый привлекательный герцог Бомон де Жаспра похож на своего покойного отца — а судя по его быстрому натиску, он был в него, — сожительство этих двоих под одной крышей представляло собой серьезную проблему. Святая Дева Мария! Ведь разразится скандал! Скай — прекраснейшая женщина из виденных отцом Анри, и какой же нормальный мужчина сможет противостоять желанию обладать ею — разумеется, плотски? Он вздохнул, с ужасом думая о будущем.

 Оставив Скай, он двинулся к апартаментам Никола Сент-Адриана. Тот уже был одет в черный бархат, около него суетился Поль. Отослав слугу, Никола встал на колени для исповеди. Он с готовностью признался в соблазнении Скай, но тон его голоса не оставлял сомнений у отца Анри — Никола вовсе не чувствовал себя грешником.

 — Неужели ты не чувствуешь себя грешником, сын мой, ввергнув в пучину греха эту женщину? — потребовал он признания у Никола.

 — Я не считаю грехом любовь к женщине, святой отец, — последовал разочаровывающий ответ.

 — Она ведь жена брата твоего. Ты совершил прелюбодеяние! — настаивал священник.

 — Она создана для меня, — упрямствовал Никола. — Мы будем соблюдать траур по брату, которого я не знал, как и положено, один год, а после этого я женюсь на Скай.

 — Это невозможно! — Священник был потрясен. — Она была женой твоего брата — церковь запрещает подобный брак!

 — Фаброн де Бомон был всего лишь моим сводным братом, святой отец. Мы не знали друг друга. Нас связывает только общий отец, и эта связь была признана лишь по необходимости, как последнее средство. Папа признал мои права на герцогство. И я попрошу его о разрешении взять в — жены вдову моего покойного брата. Это довольно обычное прошение, и вам это известно.

 Священник вздохнул. Что можно было ответить? По крайней мере новый герцог собирался жениться на Скай по закону, а если Господь учитывает добрые намерения, то все должно быть в порядке.

 — Сын мой, — сказал он. — Я даю тебе отпущение грехов, но и налагаю епитимью. Через три дня тело Фаброна де Бомона будет упокоено в земле с его предками. Последующие три дня после похорон ты должен провести во бдении в часовне.

 — Согласен! — быстро ответил Никола.

 Отец Анри благословил Никола и отправился готовить мессу и помазание нового герцога. Идя по коридору, он улыбался про себя, думая, какое отличное наказание он назначил любовникам, особенно Никола. Он достаточно хорошо знал человеческую природу и понимал, что ему не удержать их врозь, но — и здесь он фыркнул — он бы отдал все, что угодно, за то, чтобы увидеть лицо Никола, когда тот узнает, что ему не удастся спать со Скай как минимум еще шесть дней.

 На скромной церемонии помазания нового герцога мадам герцогиня Бомон де Жаспр сияла подобно солнцу: на ней было кремовое атласное платье, как принято при английском дворе. Нижняя юбка расшита золотыми шмелями, и золотом сияли рукава платья. На голове у нее впервые была надета изящная золотая герцогская корона Бомона, украшенная алмазами и отделанная зеленой яшмой. На шее блестело золотое распятие. Несмотря на смерть мужа, она не надела траурное платье — это считалось бы дурной приметой для правления нового герцога.

 Как только собрались наспех приглашенные гости, Скай объявила об утренней кончине герцога Фаброна. Затем сообщила, что по просьбе почившего герцога папа римский благословил барона Сент-Адриана на герцогство.

 — Мы должны немедленно помазать его, чтобы наши могущественные соседи не аннексировали нас, — объяснила она причину поспешности церемонии.

 Представители именитых семей Бомон де Жаспра согласились с герцогиней: Никола Сент-Адриана следует помазать официально и как можно скорее, прежде чем распространятся вести о смерти Фаброна де Бомона. Стоящий рядом со Скай Никола был представлен каждой семье, и бомонцам он явно пришелся по вкусу. Он молод и здоров, в нем течет свежая кровь. Его наследники могли править еще добрую сотню лет, что означало безопасность и их наследников.

 Сквозь высокие узкие витражи в часовню врывались солнечные лучи, сливаясь с робко мигающими огоньками алтарных свечей. Витражные стекла отбрасывали на собравшихся голубые, розовые, лазурные и зеленые пятна. Вслух было прочитано подтверждение прав Никола Сент-Адриана папой римским, и он был объявлен законным наследником. Затем священник помазал голову, губы и ладони Никола елеем. Никола преклонил колени и был коронован своим племянником, решительно нахлобучившим золотую герцогскую корону на голову дяди и ядовито прошептавшим при этом:

 — Лучше вы, чем я!

 Скай вручила ему герцогский скипетр с шаровидным наконечником из зеленой яшмы, и новый герцог встал с колен, повернувшись к собравшимся.

 — Да здравствует герцог Никола! — в один голос произнесли Скай и Эдмон.

 — Да здравствует герцог Никола! — откликнулись остальные, Затем была сотворена краткая, но величественная месса за упокой души Фаброна де Бомона. После этого Скай пригласила всех в главный зал, где были произнесены тосты за здоровье и долгое правление нового герцога. Потом собравшиеся горожане разошлись по домам, а по улицам города промчались конные глашатаи, одетые в герцогские цвета — лазурный и серебряный, — неся во все концы герцогства весть о смерти Фаброна де Бомона и короновании его сводного брата, барона Сент-Адриана.

 Официальный посол Бомон де Жаспра направился с освобожденным представителем королевы Екатерины в Париж. Французский посол был свидетелем процедуры коронования и клятвы Никола в верности Франции. Он вез с собой письменный отчет о смерти Фаброна де Бомона и подтверждения верности его сводного брата своему сюзерену — Карлу IX.

 Этот день прошел у Никола в хлопотах. К тому времени, когда послы были отправлены, а тело его брата было помещено в маленький кафедральный собор св. Павла для вечного упокоения, уже стемнело.

 — Где Скай? — спросил он Эдмона за поздним ужином в зале.

 — Я видел ее только что, — ответил Эдмон, — она хотела заглянуть к себе. Сказала, что Дейзи принесет ей что-нибудь поесть. Она выглядела очень усталой и сказала, что следующие три ночи ей придется провести в ночном бдении в часовне.

 Никола вполголоса выругался, поняв, в чем заключалась епитимья отца Анри. Прошло немало времени с тех пор, когда кто-либо преграждал ему путь к цели. Его мягкая мать и раздражительный старый дед испортили его, стараясь компенсировать отсутствие отца. Скай, впрочем, стоила ожидания, но по крайней мере он должен увидеть ее перед тем, как она замурует себя на ночь в часовне.

 Однако Скай, предвидя его действия, ко времени его прихода уже была в часовне. Но как сконцентрироваться всерьез на молитве, когда все, о чем она могла думать, — это его поцелуи? То, что произошло между ними прошлой ночью, было аморально, греховно, против всех законов Божьих. Она достаточно реалистично оценивала ситуацию и знала, что будет снова, ослабевшая от любви, лежать в его объятиях. Но в эти три ночи по крайней мере она должна приложить все усилия для того, чтобы облегчить свой грех предательства умирающего мужа. Не важно, что он не узнал и никогда не узнает об этом. Если она не смогла быть верной себе, как может она быть верной кому-либо?

 Никола интуитивно догадался о ее состоянии и держался от нее подальше, но все же после третьей ночи, когда она, изможденная трехнощным бдением, вышла из часовни, он поджидал ее у дверей. Они встретились взглядами, и без слов он подхватил ее, едва держащуюся на ногах, на руки и отнес в ее спальню. Когда он внес ее туда, она уже заснула, положив голову на его плечо, и ее дыхание было ровным, как у ребенка.

 Дейзи вскрикнула, когда он вошел в комнату. Мари и Виолетт просто стояли с открытыми ртами, но резкий голос Дейзи вернул их в реальность:

 — Быстро расстелите постель госпожи, никчемные девки!

 Они быстро исполнили приказание и были тут же выдворены из комнаты. Дейзи взглянула на нового герцога и вздохнула. Она достаточно долго была со Скай, чтобы понять по виду мужчины, что он влюблен в ее госпожу, а герцог Никола был влюблен несомненно.

 — Я позабочусь о ней, — сказала Дейзи, но Никола твердым, не терпящим возражений голосом заявил:

 — Нет, Дейзи, о ней позабочусь я. Она будет спать, так что отошли этих глупышек прочь. И я хочу, чтобы ты занялась уборкой, пока не понадобишься мне.

 — Ей будет удобнее спать без платья, — посоветовала Дейзи.

 — Я позабочусь и об этом, — сказал он, и Дейзи удалилась.

 Никола расстегнул черную шелковую юбку и стянул ее.

 Перевернув Скай, он расстегнул рубашку, затем снова перевернул и снял ее. За этим последовали две белые шелковые нижние юбки и нижняя блузка. Он осторожно снял усыпанные драгоценностями подвязки с шелковых чулок и скатал чулки с ее ног. Дейзи уже успела снять туфли.

 Затем быстро разделся сам и лег в постель рядом с ней, натянув покрывало. Он заснул, держа ее в объятиях. Когда через несколько часов он проснулся, то обнаружил, что она уже не спит и тревожно смотрит на него.

 — Как вы себя чувствуете? — спросил он.

 — Усталой, — честно ответила она.

 — Тогда спите еще, — сказал он, притягивая ее к себе, так что ее голова оказалась на его плече. Она улеглась, но уже не могла заснуть, и он понял это.

 — В чем дело, doucette?

 Скай вздохнула:

 — Я думала, что молитва избавила меня от этого, но, увы, нет! — Очевидно, она была расстроена.

 — От чего? — спросил он.

 — От страсти к вам, Никола.

 — И вы никогда не избавитесь от нее, doucette, как и я. Спите спокойно, мой ангел. Сегодня мы похороним моего сводного брата, а вечером я начну свое искупительное трехнощное бдение.

 — Отец Анри и вас обязал отстоять три ночи на молитве?

 Он понял по голосу, что ее тоже развеселила кара отца Анри. Он обрадовался — это означало, что она не лишена чувства юмора. Хорошая вещь — уметь смеяться.

 Когда Скай проснулась, его уже не было, а Дейзи принесла ей кубок со свежим фруктовым соком.

 — Вам нужно спешить, госпожа, — торопила Дейзи. — Скоро начнутся похороны.

 Скай оделась в приличествующее случаю черное платье. Спустившись во двор, она оказалась в центре маленького скандала. Нянька Гарнье де Бомона принесла его для того, чтобы он занял место в траурной процессии. За несколько месяцев, прожитых в Бомон де Жаспре, Скай еще не видела несчастного пасынка и только теперь поняла в полной мере, почему Фаброн так хотел наследника. Гарнье был жирным мальчиком, не вполне владеющим конечностями, с увеличенной головой и странно посаженными глазами. Голова болталась из стороны в сторону, словно она была слишком тяжела для шеи. Мальчик не мог говорить и лишь издавал какие-то животные взвизги, которые, как утверждала нянька, она хорошо понимала.

 Она стояла как кремень, защищая права своего воспитанника, а Никола и Эдмон яростно спорили с ней. Скай постояла немного, прислушиваясь к спору, затем шагнула вперед и, отстранив мужчин, мягко проговорила:

 — Няня, нельзя нести мальчика на похороны — бедняжка все равно ничего не поймет, и весь этот шум пугает его. — Она погладила ребенка по щеке, улыбнулась и нежно сказала ему:

 — Ну, ну, малыш, все в порядке. — Скай снова повернулась к няньке:

 — Он же не нормальный ребенок, а значит, и не должен нормально себя вести. Герцог Никола обещал, что позаботится о нем, как о своем сыне. Отнеси его назад. — Скай наклонилась и поцеловала мальчика.

 Нянька кивнула, удовлетворенная ее словами:

 — Мадам герцогиня так добра, она все понимает. — Старуха взяла воспитанника за руку и отвела его домой.

 — Ну, джентльмены, мы можем идти? — Скай подошла к своей белой лошадке, и грум помог ей подняться в седло.

 Траурная процессия проходила по склону холма от замка к собору св. Павла. Возглавляла ее вдова покойного — Скай.

 После траурной службы Фаброн был похоронен в саркофаге в семейном склепе под мраморным алтарем собора. На обратном пути Никола Сент-Адриан, как новый герцог, возглавил процессию. Кончилась одна эпоха, началась другая. Впервые народ Бомон де Жаспра лицезрел своего нового герцога, и он ему понравился. Когда процессия проходила по улицам города, игривые красотки с чувственными губами и приглашающими томными глазами свисали с балконов и осыпали своего нового повелителя цветами. Но он не замечал их: он был слишком поглощен женщиной, ехавшей рядом с ним. От нее он не мог отвести глаз.

 Она даже прошептала ему на ухо сквозь гул толпы:

 — Не смотрите на меня так, Никола. Вы опозорите меня.

 Только теперь, увидев их вместе, Эдмон де Бомон подумал: «Как я не заметил этого раньше?» Очевидно, его дядя был безнадежно влюблен. Теперь ему стал ясен смысл расспросов Никола о договоре с Англией и почему его практически немедленно посылали назад в Англию вместе с капитаном Келли. Никола Сент-Адриан хотел жениться на вдове своего покойного брата. И тут Эдмон пережил самую ужасную в жизни минуту отчаяния. Если бы он был нормален, Скай была бы его! Он пожал плечами — к чему эти мечты? Да и если бы она любила его так, его рост ничего бы не значил. Он снова взглянул на нее и заметил легкий румянец, появившийся на ее щеках, когда она упрекала Никола. «Это действительно парочка», — подумал Эдмон. Гордые, страстные люди, которым хорошо вместе. Он должен быть счастлив, что просто дружен с такой женщиной, ибо подобных Скай О'Малли он не знал. Она — уникальна.

 Никаких празднеств по поводу вступления Никола в права наследства не предусматривалось. Они должны были состояться позднее, когда Никола женится, и уже начались разговоры о том, когда и на ком. У нескольких виднейших семей были дочери на выданье, и в соседних Провансе и Лангедоке аристократические роды могли составить приличную партию Никола Сент-Адриану. Однако, судя по всему, новый герцог не торопился с выбором невесты.

 Эдмон де Бомон отправился в Англию на «Чайке» через несколько дней после похорон. На ее вопрос о том, почему он снова отправляется ко двору Тюдоров, он ответил, что ей лучше спросить об этом Никола. Она хотела бы уехать с ним, но не могла до весны, так как этого требовали правила траура по несчастному Фаброну. Это был ее последний долг перед ним.

 Скай наблюдала с балкона спальни за отплытием «Чайки» из гавани Бомон де Жаспра. Впервые после прибытия из Англии она осталась действительно в одиночестве, если не считать преданной Дейзи. Робби, уверенный в том, что у нее все устроилось, и ничего не зная о смерти Фаброна, плыл к Стамбулу. Теперь и Бран возвращается в Англию, везя Эдмона к английскому двору.

 К ней подошел Никола, положил руку ей на талию и притянул к себе.

 — Вы хотели бы быть с Эдмоном?

 — Да, — честно ответила она.

 — В Англии у вас есть любовник, которого вам недостает, Скай? — В его голосе послышались нотки ревности.

 — Там, в Ирландии, мои дети, — сказала она, избегая прямого ответа, и вдруг поняла, что уже несколько недель не вспоминает об Адаме де Мариско. — Моему младшему сыну, которого я вынуждена была оставить, было всего два месяца. Его старшей сестре нет и двух лет, Никола. И у меня еще четверо, мне не хватает их всех. Так что я хотела бы плыть домой.

 — Я не отпущу вас, — спокойно сказал он.

 — Никола, вам придется. — В ее голосе прозвучало отчаяние.

 — Знаете, почему я послал в Англию Эдмона?

 — Нет, он не сказал мне. Посоветовал спросить вас.

 — Я послал его к королеве просить, чтобы вы стали моей женой. Я предлагаю Англии те же условия, что и мой брат, — порты Бомон де Жаспра.

 Скай покачала головой и печально рассмеялась.

 — А я послала письмо Уильяму Сесилу, спрашивая разрешения вернуться в связи с тем, что Фаброн умер.

 — Как вы думаете, doucette, чью просьбу удовлетворит королева?

 — Не будьте таким жестоким, Никола. Мы оба знаем, что ваши порты важны для Англии.

 — А вы важны для меня! — Он притянул ее ближе и зарылся лицом в ее волосы. — Скай, дорогая Скай! Я люблю вас! Я полюбил вас с первой нашей встречи. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Хочу, чтобы вы были матерью моих сыновей и дочерей. Я значу для вас больше, чем мой брат, и я научу вас любить меня, doucette! Вы нужны мне!

 — Не надо стремиться брать меня в жены, Никола, — умоляющим тоном сказала она. — Когда умер мой любимый Найл, я поняла, что приношу несчастье людям, которые любят меня и женятся на мне. Все мы смертны, Никола, но они были слишком молоды! Никто не избег этой участи, даже ваш сводный брат, которого я не любила. Видимо, мне на роду написано не иметь мужа. И я не хочу принести и вам несчастье. Найдите себе юную девушку из приличной семьи и женитесь на ней.

 — Нет! Мне нужны вы! — Он повернул ее к себе и, взяв ее лицо в свои ладони, посмотрел в зеленовато-голубые глаза. — Doucette, не следует пренебрегать мной. Я мог бы сделать вас любовницей и жениться на ком-то еще, но я не хочу, чтобы вы были любовницей. Я хочу, чтобы вы были моей женой. Я решил это, и вам придется подчиниться. — Он нежно поцеловал ее в нос. — Вы будете моей женой.

 Скай была в ярости. «Я решил», — сказал он. Она глубоко вздохнула.

 — Никола, — холодно заговорила она, — решение о том, выходить мне замуж за вас или нет, принимаю я. Я не позволю командовать мной. Еще ни одному мужчине это не удалось. Я сама себе хозяйка, всегда ею была и буду. И если вы поймете это, то сможете приблизиться к пониманию меня. А если вам удастся понять меня, то, может быть, мы станем друзьями. Я не настолько глупа, чтобы отрицать наше взаимное тяготение, но любовники должны быть и друзьями.

 Никола пренебрежительно хмыкнул и, подхватив ее на руки, перенес в комнату и бросил на кровать. Затем встал над ней, широко расставив ноги.

 — Doucette, — сказал он, — можно ли быть столь умной и столь наивной? Женщина не может быть хозяйкой собственной судьбы, даже ваша королева. Всегда кто-то решает за нее, иначе Елизавета Тюдор давно вышла бы замуж за своего конюха. А вы подчиняетесь английской королеве, и она отдаст вас мне, не особенно раздумывая. Итак, вы будете подчиняться мне. — Его зеленые глаза блеснули. — И мне нужна послушная жена, Скай.

 Она села, ее прекрасное лицо было искажено яростью.

 — Послушная жена? — Она спрыгнула на пол с другой стороны кровати. — С какой стати, вы, напыщенная французская задница?! Подчиняться вам? Да я скорее подчинюсь дьяволу! Елизавета может отдать меня в жены вам, но вам придется пожалеть об этом, Никола Сент-Адриан!

 Он ухмыльнулся и одним прыжком оказался на постели.

 — Идите в постель, doucette, — сказал он обманчиво упрашивающим тоном.

 — А-а-а-а! — вскрикнула она в отчаянии. — Вы не поняли ни слова из сказанного мной, Никола! Вы совершенно невозможны! Я никогда не выйду замуж за вас! — Скай в ярости топнула ножкой, как бы ставя точку.

 Вытянув руку, он, как железными тисками, ухватил ее за локоть и повалил на себя.

 — Это вы, вы, упрямая, вздорная лошадка, не услышали ни слова из того, что я сказал! Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Боже мой, женщина, вы так оскорблены, будто я сделал вам непристойное предложение!

 — С меня хватит мужей! — крикнула она. — Любила я их или нет — они все погибали, и тем хуже, если я любила их.

 — Так вы любите меня! — прокричал он в Ответ, и лицо его озарилось радостью.

 — Я вас ненавижу! Вы — невежественны, упрямы, невозможны и полностью не способны к взаимопониманию!

 — Вы любите меня! — Его лицо было всего в нескольких сантиметрах от ее.

 — Нет! — Она стала вырываться.

 — Вы любите меня! — Он навалился на нее, и она оказалась совершенно беспомощной под его тяжестью.

 — Никогда в жизни!

 «Черт бы его побрал», — подумала Скай.

 — Вы любите меня, — тихо сказал он, и его губы запечатлели на ее губах страстный поцелуй.

 Она попыталась еще оттолкнуть его, но, поняв, что это бесполезно, отказалась от борьбы, вытянувшись на постели. Она ничего не даст ему, ему придется разочароваться. Он нравился ей, и, видит Бог, это с ее стороны была более чем приязнь, но она не могла, нет, она не должна поддаваться своим желаниям. Она приносила мужьям несчастье, и у нее остались дети в Англии.

 — Doucette, doucette, — шептал он, и она содрогнулась. Скай отвернула лицо, чувствуя, как на глаза набегают слезы.

 — Негодяй, злодей, — тихо сказала она, — как вы можете так обращаться со мной, Никола? Вы говорите, что любите меня, и подвергаете такой пытке.

 — Я только хочу, чтобы вы прислушались к своему сердцу, Скай, — ответил он, а его руки уже ласкали ее груди, нежно и ласково.

 Скай почувствовала, как они начинают набухать и напрягаться от желания, которое он всегда возбуждал в ней. Ее соски были настолько чувствительны, что даже нежная ткань ночной рубашки заставляла их подниматься.

 — Да, вы возбуждаете во мне похоть, — сказала она в отчаянии, — но не любовь!

 — Это только начало, doucette. — Его пальцы осторожно расстегивали маленькие перламутровые пуговички, и, расстегнув платье, он начал целовать ее грудь.

 — Нет! — Ее голос сорвался. Боже, она готова была взорваться от желания.

 — Тес, любовь моя, — спокойно ответил он, — тише! — И он снова начал целовать ее. Его горячие и страстные поцелуи расслабляли ее волю. Она начала отвечать ему медленными, нежными поцелуями. Она ощутила его мягкое дыхание, когда его губы раздвинули ее и бархатный кончик его языка начал странствовать по нежной чувственной пещере ее рта.

 Его губы передвинулись к ее груди, его щетина царапала ее шелковистую кожу. Его язык пробежал по ложбинке между ее прелестями и начал окольцовывать поочередно каждый сосок. Дрожь наслаждения пронеслась по Скай, и она начала постанывать. Она протянула руку и стала гладить его затылок. Теперь, когда ее искусные пальцы взялись за его плоть, пришла его очередь стонать от наслаждения.

 Скай расстегнула его белую шелковую рубашку, и ее пальцы скользнули по гладкой коже его плеч и рук.

 Затем она снова обхватила его за шею и привлекла к себе. Он простонал, когда его грудь коснулась ее полных грудей и он ощутил их нежность.

 — О, doucette, вот для чего вы созданы: любить мужчину и быть им любимой.

 — Вы слишком много говорите о любви, Никола, — поддразнила она его, и он хмыкнул.

 — Я заставлю вас заплатить за это оскорбление, — пригрозил он.

 — Вот как? — продолжала она. — И как же отомстите?

 — Буду любить вас до тех пор, пока вы не попросите пощады.

 — Я никогда не запрошу пощады, Никола, — спокойно сказала она, — я всегда выходила победительницей из битвы. Он рассмеялся над ее, по его мнению, самонадеянностью.

 — Doucette, вы женщина, а женщины не сражаются. Женщины — нежные создания, их должно лелеять. Женщин нужно защищать, любить и восхищаться ими. Так устроен мир.

 Скай оттолкнула его, и от неожиданности он откатился на спину. Она села и, глядя прямо на него, сказала:

 — Вы слишком долго сидели в своем пуатуском болоте, Никола. Откуда у вас такие глупые представления о женщинах? Они устарели на сто, а то и двести лет. В Англии правит королева, во Франции власть у королевы-матери. Женщины более не безмозглые фитюльки. Будь я такой, вы бы не интересовались мной.

 Вы ничего не знаете обо мне, Никола. И если вы не поймете меня, мы будем несчастливы. Вам не следовало так торопиться с запросом Елизавете. Я могу прийтись вам не по вкусу, но я не изменюсь.

 У него был очень виноватый вид, и сердце Скай смягчилось.

 — Слушайте, Никола, и я скажу вам, за какой женщиной вы гоняетесь. — И Скай рассказала ему о всех своих браках, о детях, ее личном богатстве, поместьях и состояниях ее детей. Она закончила словами:

 — Если королева прикажет мне выйти замуж за вас, я это сделаю, вы правы. Но, хотя я дам вам приданое и Елизавета просто пустит меня по миру, выдавая замуж дважды в год, я сохраню контроль над своим состоянием и само состояние. Как вам это понравится, Никола? Я не стану покорной кобылицей для вашего гордого жеребца!

 — Мои представления о женщинах сформированы образом матери, — медленно начал он. — Она была тихой и доверчивой девушкой, не загадывавшей далеко вперед. Мой отец разбил ее сердце, и она так и не вышла замуж. Я думаю, что мой дедушка протянул столько на этом свете лишь потому, что о ней нужно было заботиться, а кто еще мог сделать это, если у нее не было мужа! Без сильного мужчины в ее жизни она пала бы жертвой других мужчин вроде моего отца. Когда она умерла, мне было семнадцать, и вскоре умер дед — я уже был взрослый и мог позаботиться о себе, так что его долг был исполнен.

 — Были ли вы при дворе? — спросила она.

 — На это у меня не было денег. Моя мать, дед и один из его старых вассалов научили меня манерам, грамоте, верховой езде, фехтованию.

 — А девушки? Хоть вы были бедны, вы же встречались с дочерьми местной знати?

 — Ребенком я играл с крестьянскими детьми. А когда подрос, меня не приглашали в замки соседей. Сначала на мне висело клеймо незаконнорожденного, а затем — нищего. На происхождение можно еще было смотреть сквозь пальцы, но на бедность — нет! Многие бастарды свершили немало великого, но у них всегда было или богатство, или надежда на него.

 Она понимающе кивнула.

 — И ваш дед говорил вам, что девушки — это легкомысленные и нежные создания, которых нужно холить и лелеять, чтобы они услаждали мужчин, и более они ни для чего не созданы. И пример вашей матери лишь подтверждал это. Я уверена, что у нее была преданная служанка, защищавшая ее от всего того, к чему не мог приложить руку дед.

 — Да, Берта была с ней до конца, — подтвердил он.

 — Никола, вы просто ничего не знаете о женщинах, — сказала Скай.

 — Но я знаю, как их любить, — ответил он. — Разве этого недостаточно? Да, наверное, я не знаком с женщинами своего сословия, но ведь среди крестьянок есть все те же типы женщин, и я имел дело со всеми. Неужели аристократки совершенно другие, doucette?

 — Дворянок так воспитывают, чтобы они чувствовали себя свободнее, чем крестьянки, mon brave. Да, не все они пользуются преимуществами своего рождения, как я, но многие все же пользуются. Если вам нужна такая послушная жена, которая никогда не оспорит вас, то вы должны жениться не на мне, а на юной и невинной девушке. Я уже слишком устоялась, чтобы меняться.

 — А я — нет, doucette, ведь мне терять больше от этого; чем вам. — Он протянул руку и погрузил ее в волосы Скай. — Я люблю вас, дорогая, — сказал он, снова притягивая ее к себе.

 — О Никола! — прошептала она, совершенно обезоруженная. Прислушался ли он к ней или был полностью ослеплен своим желанием?

 — Помогите мне узнать вас, Скай, — попросил он. — Я не буду счастлив без вас и поэтому не могу утратить вас. — Притянув ее, он поцеловал ее в губы.

 — Но я сохраню свое личное состояние и хочу, чтобы мои дети, по крайней мере те из них, кто захочет, приехали сюда. Особенно ирландские. Мне тяжело, что они растут, не видя меня. А с замком и землями сумеют справиться мой дядя и братья. Мой старший сын и его братья смогут навещать нас, но они должны жить в Англии и Ирландии. И должна приехать Виллоу! Ей так понравится Бомон, Никола!

 Ее лицо озарилось при воспоминании о детях, и он подумал, что она — прекрасная мать.

 — Я буду любить ваших детей, — пообещал он. — И у нас будут собственные.

 — А мои деньги? — настаивала Скай.

 — Они останутся у вас, doucette. Я хочу, чтобы вы были счастливы, да и я никогда не был богат. Что мне делать с ними?

 — Вам придется этому научиться, Никола. Казна Бомона полна. Эдмон научит вас этому: у него талант к числам, и он распоряжался деньгами Фаброна и герцогства. Вам придется научиться этому, чтобы другие, менее честные, не занялись этим.

 — Если это будет приятно вам, я научусь, — сказал он.

 — Нет, нет, — фыркнула она, — вы должны научиться потому, что это нужно вам. Надо стать хорошим правителем! Это нужно Бомон де Жаспру! — Она вздохнула. Его собственное поместье в Пуату было слишком бедно. — Где ему было научиться всем сложностям и тонкостям управления большим имением. — Богатство — это большая ответственность, Никола. Истинно великие правители понимали это, и вам придется понять. Не уподобляйтесь глупцам, которые считают, что богатство существует только для их личного удовольствия. Семья важнее всего, но будет немало случаев, когда дела герцогства выйдут на первый план ради блага всех других и в том числе вашей семьи.

 — Doucette, вы убедили меня в том, что мне нужно многому научиться. Я научусь, обещаю вам.

 Но не нужно начинать урок прямо сейчас! Сейчас я хочу любить вас. — Его зеленые глаза смеялись.

 — Тогда вам придется дать мне урок, — поддразнила она его. — И если вы готовы, то лучше вам вылезти из моей постели и снять одежду. Мне чертовски трудно заниматься любовью с одетым мужчиной. — С этими словами Скай сползла с кровати и сбросила розовое ночное платье, которое Никола уже почти расстегнул. Когда она повернулась к нему, у него перехватило дыхание от открывшегося ему в струящихся из окна лунных лучах и огне камина зрелища.

 Никто из знакомых ему крестьянок не имел, конечно, столь совершенных форм, как Скай. Гордо торчали ее высокие груди, колдовски изгибалась стройная талия, маня его охватить ее рукой. Бедра были по-женски полны и переходили в длинные, стройные ноги. Он по опыту знал, как нежны и шелковисты ее кожа и длинные черные волосы. Это было непереносимое зрелище для мужчины, и он почувствовал, как под его одеждой набухает и пульсирует желание. Он вскочил с постели и сорвал с себя одежду. Затем протянул ей руку через постель.

 Скай позволила своим голубым глазам столь же откровенно пройтись по его телу. Он прекрасно выглядел: высокий, светлокожий, с зелеными глазами и упрямым локоном, по-мальчишески упавшим на лоб. Ноги длинные и необычайно стройные для мужчины. Было видно, как он возбужден, и Скай лукаво улыбнулась, глядя прямо на обнаженное орудие его страсти. Затем протянула ему руку и забралась в постель.

 Словно провоцируя его, она водила растопыренными пальцами по его телу, лаская и гладя его, пока он стоял рядом с кроватью. Он вздрагивал от ее прикосновений, и она тихонько рассмеялась. Этот звук заставил его вздрогнуть, как от удара. Больше всего на свете ему хотелось погрузиться в нее, заставить ее стонать и плакать от страсти, но даже ценой своей жизни он не двинулся бы сейчас. Ее прикосновения гипнотизировали его, посылая по нервам волны наслаждения, заставляя его стоять неподвижно, чтобы она не прекратила ласку. Скай провела своими длинными пальцами по его животу и между бедрами, сжимая его плотные ягодицы.

 — Богиня! — прохрипел он.

 — Идите ко мне, Никола, — тихо сказала она, — это вы разожгли меня. Вы жалеете об этом или боитесь храбрых женщин?

 Это был прямой вызов, лишивший его последней выдержки. Он бросился на нее, плотно прижав к постели. Его мускулистые бедра сдавили ее нежную плоть, его живот и грудь расплющились о нее, и его губы вонзились в ее рот в яростном поцелуе. Скай задохнулась, но быстро оправилась и вернула поцелуй, и ее маленький язычок послал ему новый вызов. К ее удивлению и восторгу, он ответил ей, и его язык наполнил ее рот, переплетаясь с ее языком, а затем, подобно языку пламени» прошелся по ее горлу, груди, животу, бедрам и ногам. Перевернув ее, он снова стал целовать ее ноги, перейдя к ягодицам, спине и плечам. Он начал мягко покусывать ее затылок, откинув в сторону мешавшие ему волосы.

 Затем снова перевернул ее на спину, и она уже стонала от сжигающей ее страсти. Это было так прекрасно, что она решила отплатить ему той же монетой.

 — Позвольте мне любить вас, Никола, — взмолилась она, пытаясь сесть.

 — Нет, doucette, — прошептал он. — Вы можете неплохо разбираться в бизнесе, любовь моя, но в любви я разбираюсь лучше. Сегодня вы будете любимой, любимой и еще раз любимой мной. В другой раз я позволю любить себя, но не сегодня. — Его руки начали ласкать ее грудь, поглаживая розовые соски, он целовал их, нежно покусывал, и они вырастали в маленькие органы наслаждения-боли.

 Она сдалась, разрешив ему делать с ней все, что угодно, — ее воля растаяла под его горячими руками. Ей было все равно, что он делает с ней, главное, чтобы не прекращалось это чистое наслаждение, наполнявшее ее жилы, вытесняя в них кровь. Она почувствовала, как он раздвинул ее ноги и начал покрывать частыми поцелуями нежную кожу внутренней стороны бедер, заставляя ее вздрагивать. Потом его губы передвинулись и прикоснулись к холмику между ног. Скай укусила себя за руку, но не смогла остановить, не дать ему услышать ее крик, когда его язык нашел глубоко упрятанный там нервный центр. С изощренным умением его язык скользил по его нежной поверхности, то и дело надавливая на крошечную драгоценность ее женственности.

 Вспышка наслаждения ослепила сознание и разорвала тело Скай. Вытянув руку, он вырвал кулак из ее рта, и она закричала в полный голос. Снова приникнув к ней, он продолжил пытку наслаждением, пока странные мяукающие звуки не убедили его в том, что он уже достаточно завел ее, и он не остановился. Перевернувшись, он глубоко вошел в нее, снова поставив ее на грань безумия. Боль от ее впившихся в его мускулистые плечи ногтей была ему приятна — он был мастером в любви и хорошо знал это. Но на этот раз он уже не мог терпеть, разрядка была нужна и ему, и ей. Издав вопль ликования, он излился в ее пульсирующее, вибрирующее тепло.

 Это было уже чересчур даже для нее, и он с удивлением увидел, что она плачет. Никола обнял Скай, любя ее еще больше за то, что экстаз вызвал у нее рыдания.

 — Doucette, doucette, — шептал он, покрывая ее мокрое лицо частыми поцелуями, — doucette, любовь моя!

 Не плачьте, любовь моя! О, doucette, вы разобьете мне сердце! — Он нянчил ее в своих мощных руках, как ребенка.

 — Мне так страшно, — всхлипывала она, — так страшно, Никола! Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, но, если мы поженимся, так и будет! Я это знаю. Так бывает с каждым, кого я полюблю, и я больше не могу! Не могу так!

 — Вы любите меня! — счастливо выдохнул он.

 — Да… нет… не знаю! Я знаю только, что не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось!

 С этим страхом им придется что-то делать, он был достаточно умен, чтобы понимать это.

 — Но ведь мы не сможем пожениться еще год, doucette, — сказал он, — это было бы неприлично. Мы даже не сможем объявить о наших намерениях. Если за это время со мной ничего не случится, то, Скай, вы сможете поверить, что все будет в порядке? Ведь не может быть, чтобы в вашей жизни не было человека, который был бы вам небезразличен и тем не менее остался невредим?

 Скай перестала рыдать. Ведь был Адам! Адам не пострадал из-за любви к ней, но ведь он и не был женат на ней. Что-то подсказало ей не называть его имя, ибо Никола, как она успела убедиться, был ревнив.

 — Никого, — тихо произнесла она.

 — Тогда я обрету честь человека, который уничтожит вашего дракона, doucette! — весело сказал он. — Не бойтесь, дорогая! Я везунчик и всегда им был. Да, я бастард, и отец вынужден был отказаться от меня, но не мать и дед — они вырастили и воспитали меня. Мой дед даже усыновил меня, дал титул. Мой сводный брат сделал меня наследником, и папа римский утвердил его решение, и теперь я — герцог. Богатый герцог! И в любви я счастлив! Через год я женюсь на вас, мы родим прекрасных детей и будем жить счастливо, как говорится в детских сказках. — Он приподнял ее голову и посмотрел в голубые глаза. — Вы верите мне, моя прекрасная doucette? Верите мне?

 Она взглянула в его глаза, полные любви к ней, говорящие об искренности его слов. Он был так уверен в себе, в своей способности все устроить. Хотелось бы верить в это, и почему бы и нет, подумала она.

 — Я верю вам, Никола, — сказала она. — О, дорогой, я верю вам! Может быть, в этот раз все обойдется.

 И все последующие дни говорили за то, что она приняла правильное решение. Никола был великолепным любовником и при этом человеком слова. Он изо всех сил старался показать Скай, что ему нравятся независимые женщины. Он понял, что, как ни нежна была его мать, ее беспомощность часто раздражала его. Для нее было пыткой выбрать между олениной и крольчатиной на ужин, и он поражался, чем же она приворожила его отца. Возможно, именно ее неопытностью? Скай принимала решения без колебаний. Она знала, чего хочет, и знала, как это получить. Она знакома с ощущением власти и умела распорядиться ею. Она завораживала его.

 К радости Скай, помимо неоспоримых достоинств любовника, у Никола был превосходный ум. Он не получил возможности учиться по-настоящему, и Скай не осуждала его — это была не его вина. Под ее руководством он начал изучать финансы, торговлю, политику и управление, придворный этикет и искусство интриги — знания, которые позволят ему уверенно чувствовать себя в будущем. Скай нравился столь понятливый ученик, и дни текли за днями, складываясь в недели, а потом в месяцы.

 Жизнь Скай в Бомон де Жаспре сильно отличалась от привычного ей распорядка. Эта жизнь, далекая от влиятельных дворов и стран, была тихой и размеренной. Двор Бомона не напоминал дворы аналогичных городов-государств. Однако при наличии молодого и элегантного герцога при нем стали собираться наиболее активные члены знатных семейств города. Молодые женщины быстро поняли, что Никола уже выбрал себе герцогиню, и им пришлось смириться с этим, что, впрочем, не мешало наиболее дерзким из них отчаянно флиртовать с герцогом. Никола льстило их внимание, но он сделал свой выбор уже в первый час пребывания в Бомоне, и его сердце осталось верным Скай.

 По мере приближения Рождества она становилась все печальнее. Всего только год назад она была беременна Патриком, и был еще жив Найл. Они праздновали то Рождество с их дочерью Дейдрой и Мак-Уилльямом в главном зале замка Бурков. В зал втащили огромные дубовые поленья для колоссальных каминов. Зал убрали сосновыми ветвями, на столах высились горы жареной оленины, громоздились фляги холодного сидра. Менестрель знал все песни старины, когда Ирландия была свободна и населена феями и великанами, героями и храбрыми женщинами. В те времена свершались великие подвиги, а любовь была бессмертна.

 Никола заметил эту резкую перемену в ее настроении и интуитивно понял, что она грустит о другом, более счастливом времени в ее жизни. Ему хотелось, чтобы она забеременела. В этом случае он имел бы право жениться на ней раньше, но Скай сказала ему как-то, когда он спросил ее об этом, что дети у них будут только после свадьбы. Уверенность, с которой она говорила об этом, заставила его предположить, что она использует какой-то запрещенный способ предотвращения беременности. Но он решил не спрашивать ее об этом. Она еще не была его женой, и он должен смириться с тем, что ей нужно время для того, чтобы похоронить то, чего она оказалась лишена и чего он не мог дать ей.

 Никола был отдушиной для Скай, он обладал способностью делать ее счастливой и веселой. Ежедневно он изучал горизонт гавани Вилларозы — не вернулся ли корабль Келли, который, как он надеялся, привезет Эдмона с разрешением королевы Англии на их со Скай брак, также сюрприз для нее. И вот за три дня до Рождества «Чайка» вошла в главную гавань Бомон де Жаспра.

 Никола и Скай с небольшой охраной проскакали вниз по замковому холму и улицам города к гавани. Стоял прекрасный день, и Скай выглядела великолепно в темно-голубой шелковой амазонке, короткие рукава которой были обильно украшены кремовыми кружевами, падавшими на локти. На руках красовались замшевые перчатки, обшитые золотом и речным жемчугом. Хотя был яркий и теплый день, Скай не стала делать прическу, а просто перехватила свои длинные волосы лентой. Она ехала на белой лошадке под красным седлом, а со сбруи свисали, позвякивая, серебряные колокольчики.

 Дорога вилась вниз, вокруг замка, сквозь розовый город, балконы которого были украшены яркими цветами, и этот цветочный аромат разливался в воздухе. На некоторых балконах красовались большие клетки с певчими птицами, выводившими веселые рулады. От всего этого великолепия Скай просто хотелось рыдать — как было бы прекрасно, если бы это зрелище разделили с ней ее дети! Ведь они так любили тепло и солнце! Она вздохнула, решив не подавать виду и не портить настроение Никола. Он так старался развлечь ее, и вовсе не его вина, что он не мог дать ей то, без чего ее счастье было неполным. Проезжая мимо центральной площади города, они услышали восторженные крики толпящегося на рынке народа.

 Невозможно было не улыбнуться, не помахать рукой в ответ этим дружелюбным людям, которые так их любили.

 Наконец впереди показалась пристань. Доки были заполнены судами, стоящими под, разгрузкой. Они прибыли изо всех уголков Средиземноморья. Скай чувствовала благоухание специй, сильные запахи невыделанной кожи и рыбы, смешивающиеся в специфический, характерный для всех морских портов аромат. Флаги на судах говорили о том, что они принадлежат почти всем известным государствам:

 Англии, Норвегии, Франции, Испании, Оттоманской империи, Швеции, Алжиру, Марокко, Португалии, Шотландии.

 Корабль Скай стоял у привилегированного причала, рядом с портовым рынком на открытом воздухе, так что они смогли подъехать прямо к нему. Она увидела флаг О'Малли, развеваемый ветерком. На палубе суетилась команда. Они остановились перед трапом и спешились. Никола помог ей сойти с лошади. Из капитанской рубки появился Брэн Келли, и Скай помахала ему рукой. Он обнажил зубы в улыбке и замахал руками. Скай ринулась на борт.

 — Вы привезли Эдмона? — спросила она.

 — Разумеется, миледи, и еще сюрприз вашего герцога, который, я думаю, понравится вам. — Брэн повернулся к Никола:

 — Прямо сейчас, сэр?

 Никола улыбнулся.

 — Прямо сейчас, — сказал он.

 — Если вы пройдете со мной в капитанскую каюту, миледи, вы его увидите, — вежливо пригласил Брэн, и заинтригованная Скай последовала за ним. Он открыл дверь каюты и отступил в сторону, пропуская ее.

 Переступив через порог, Скай замерла и словно окаменела. Слезы вдруг брызнули из ее глаз. Внезапно ее окружили, смеясь и крича, ее дети. Маленькая черноволосая малышка с круглыми глазами наблюдала за ней из-за ног Эдмона де Бомона, а другой голубоглазый малыш, серьезно смотрел на нее, сидя на руках няньки.

 — Ты рада видеть нас, мама? — спросила практичная Виллоу.

 Скай О'Малли смотрела на них, парализованная радостью. У нее было все! Лишившись на мгновение речи, она простерла руки, и трое детей бросились к ней в объятия, крича каждый свое. Она обняла Мурроу. Господи! Он уже выше ее. Как это могло случиться всего за семь месяцев? Она поцеловала Виллоу, свою драгоценную дочку. Щеки у Виллоу были мокрые, но лицо сияло, и им были не нужны слова.

 — Робби! — наконец к ней вернулся голос, и, обняв сына Джеффри Саутвуда, она крепко прижала его к себе. Обычно державшийся с неприступностью, Робби стоически выдержал ее натиск и даже восторженно чмокнул мать в щеку.

 Скай шагнула назад, чтобы увидеть их всех. Потом она повернулась к Никола.

 — Спасибо, — проговорила она тихо. Он улыбнулся ей, но не произнес ни слова — слова были излишни.

 — Cherie, — сказал Эдмон, — а вот малыш, который тоже приветствует тебя. — Он осторожно вытащил Дейдру из ее укрытия.

 Встав на колени, Скай протянула к малышке руки, нежно улыбаясь. Дочь Найла была так похожа на нее! Дейдра Бурк, несомненно, была миниатюрной Скай — белая кожа, копна черных волос и яркие голубые глаза. Засунув в рот большой палец, она с подозрением изучала Скай.

 — Глупышка! — упрекнула сестренку Виллоу. — Это наша мама!

 Дейдра посмотрела сначала на Скай, потом на кивающую ей Виллоу и снова на Скай. Потом сделала нерешительный шажок, другой… и тут, протянув руки, Скай ухватила ее в свои объятия и начала целовать ее пухлые щечки. Малышка радостно прижалась к Скай, и та снова чуть не заплакала. Дейдре было почти два года, и за те несколько месяцев, проведенных без Скай, она совсем забыла ее. Найла она не вспомнит никогда, и это и заставило Скай пролить несколько слезинок, особенно когда она подняла глаза и посмотрела на своего младшенького, Патрика, который был так же похож на Найла, как Дейдра — на нее.

 — Теперь вы счастливы, doucette? — Никола уже стоял рядом с ней. . Скай встала, держа Дейдру на руках:

 — Да, очень, Никола. Как мне благодарить вас?

 Дейдра посмотрела на Никола.

 — Папа, — произнесла она отчетливо. Широкая улыбка осветила лицо Никола.

 — Конечно, я буду им, — счастливо сказал он, — если королева Англии удовлетворила мою просьбу. А, племянник Эдмон? Буду ли я счастливым женихом?

 — Разумеется, мой восторженный дядюшка, будете.

 Королева Англии благословила ваш союз.

 — А я думал, что ты уже замужем, мама. — Мурроу встал рядом с матерью в позе защитника.

 Дейдра вывернулась из рук матери и протянула свою пухлую ручонку Никола, который радостно пожал ее. Дейдра перешла в его объятия и повторила:

 — Папа. — У нее был такой вид, словно она достигла высшей стадии наслаждения, и если ее старшие братья и сестры были слегка удивлены ее поведением, то она — нисколько.

 Скай пришлось подавить улыбку, которую вызывало в ней недоумение старших детей.

 — Герцог, за которого я несколько месяцев назад вышла замуж, Мурроу, вскоре после этого умер. А этот джентльмен — Никола Сент-Адриан, его наследник и новый герцог Бомон де Жаспра. Весной, после того как кончится мой траур, он станет вашим отчимом.

 Мурроу кивнул и, повернувшись к Никола, вежливо поклонился:

 — Как поживаете, милорд? — спросил он.

 — Отлично, Мурроу… не так ли?

 — Да, милорд. Я — Мурроу О'Флахерти. Скай представила остальных старших детей.

 — Никола, это — мой сын Робби, юный граф Линмутский, и моя старшая дочь Виллоу Смолл.

 — Добро пожаловать в Бомон де Жаспр, дети, — сказал Никола.

 Виллоу грациозно присела, а Робби низко поклонился.

 — Это все ваши дети, doucette? — восхищенно осведомился Никола.

 — Нет, старшего нет. А почему не приехал Эван? — спросила она Мурроу.

 — Он решил, что еще не время покидать Баллихинесси, мама.

 — Там какие-то трудности? — обеспокоилась Скай.

 Старший сын через три месяца должен был праздновать свое пятнадцатилетие.

 — Не совсем. Англичане в высшей степени почтительны к старшему брату графа Линмутского. — Мурроу хмыкнул и добавил:

 — Хотя это и злит Эвана… ну, что приходится прикрываться титулом Робина. И все же дядя Майкл настаивает на этом — соседи Эвана, в особенности старый Блэк Хью Кеннелли из Гиллидауна, считают, что, поскольку у Эвана еще — как они утверждают — молоко на губах не обсохло, то он может прихватить кое-что из земель Баллихинесси для себя.

 — И что сделал Эван? — напряженно спросила Скай.

 — Сжег дотла дом старого Блэка, подпалил поля и угнал овец. Последнее, что я слышал, — это разборка насчет овец. Эван считает, что Блэк должен уплатить ему штраф за доставленные неприятности, а тот хочет получить назад овец, считая, что сожженных дома и полей вполне достаточно. Могу поспорить, что Эван прихватит по крайней мере половину стада!

 — Так и надо, — согласилась Скай. — Хорошо, что твой брат не колеблясь отомстил Блэку. Он должен показать силу, иначе соседи съедят его. А что касается укрывательства за именем Робина, так это все его гордыня. Главное — сохранить земли и власть. Ничего позорного в использовании семейных связей нет.

 — Даже английских? — поддразнил мать Мурроу.

 — Чем больше ирландцев научатся использовать англичан, — ответила Скай, — тем меньше станет между нами свар.

 Никола стоял, пораженный услышанным разговором. Его потрясло одобрение Скай действий ее старшего сына. Этой жестокости и агрессивности он не замечал в ней раньше и, даже не подозревал, что она на это способна. «Романтический осел», — рассмеялся он про себя. Ведь она рассказывала ему о своих поместьях и богатстве, которыми распоряжалась. Чтобы справиться со всем этим, какая нужна воля!

 — Никола, вы все еще уверены, что хотите жениться на столь независимой женщине, как я? — поддразнила она его, беря за руку.

 — С первого момента, как я увидел вас, doucette, я знал, что для меня существует только одна женщина, — спокойно ответил он, — и эта женщина — вы.

 Скай обвела взором детей.

 — Едемте домой, Никола, — сказала она. — Теперь у меня есть все для счастья. — Шагнув вперед, она взяла у румяной ирландской няньки своего сына и, повернувшись, вышла на палубу, в сияние яркого декабрьского средиземноморского дня. За ней последовали дети, Эдмон и Никола: