• Сага о Скай О`Малли, #2

Глава 14

 Свадьба французской принцессы Маргариты Валуа и короля Наварры Генриха, ее отдаленного кузена и в придачу гугенота, была делом сомнительным. Этот брак был задуман и доведен до исполнения матерью невесты, Екатериной Медичи, несмотря на протесты католической церкви. Папа отказался дать разрешение на него. Но об этом молчали. Иначе, зная об отказе Святейшего поддержать Екатерину, парижский архиепископ не стал бы венчать Генриха и Маргариту.

 Екатерина Медичи — жена Генриха II, второго сына Франциска I. Через четыре года после смерти старшего брата мужа она могла стать королевой Франции. Муж презирал ее, считая непривлекательной. Он был недостаточно проницателен, чтобы разглядеть за простеньким личиком золотую головку. Екатерина Медичи терпеливо ждала своего часа, не обращая внимания на оскорбления презиравшего ее двора. Прекрасная любовница мужа была на двадцать лет старше его, и самым ужасным оскорблением для Екатерины было предположение, что Диана Пуатье симпатизирует ей.

 Действительно, эта красотка была добра к ней, всегда стремилась защитить пухлую маленькую флорентийку от наглых насмешников. И это, с точки зрения Екатерины, было самое ужасное — она-то ненавидела эту женщину, похитившую сердце ее мужа задолго до того, как Генрих узнал о существовании Екатерины, дочери герцога Урбино. Это случилось за шесть лет до того, как Диана убедила своего любовника все-таки заключить брак ради блага Франции, и за одиннадцать лет до того, как Екатерина родила первого ребенка, будущего Франциска II, за которым последовали две дочери.

 Генрих спал в постели своей жены только по принуждению. Однако одного слабого мальчика было недостаточно для Франции, и Генриху пришлось посещать жену более регулярно. Эти супружеские встречи были оскорбительны и эмоционально болезненны для Екатерины, подозревавшей, хотя она никогда не знала другого мужчины, кроме мужа, что любовь — это нечто иное. Они были всегда одинаковы: сначала ее извещали о грядущем прибытии супруга, который, появившись, произносил всего три фразы. Сначала: «Добрый вечер, мадам!», затем, предпринимая законную атаку на ее тело, он кричал: «За Францию!»и сразу же после акта:

 «До свидания, мадам!» Екатерина беременела одиннадцать раз и выносила семерых детей, из них — четверо сыновей.

 Когда Генрих II погиб в результате несчастного случая на турнире, первое, что сделала вдова, — отослала Диану Пуатье прочь от двора. Однако она так и не стала королевой: ею оказалась эта маленькая красотка по имени Мария Шотландская, каждым поступком которой руководила семья ее матери — могущественный дом Гизов. Так как слабоумный сын Екатерины, Франциск II, был под каблуком у своей жены, то они управляли и королем. Екатерина, сжав зубы, начала строить интриги против растущей власти Гизов — никто не смел оспаривать власть дома Валуа!

 К счастью, через год Франциск скончался, и Марию быстренько спровадили на родину. Второму сыну Екатерины, Карлу IX, было всего десять лет, и за него правила мать. Этого-то она и ждала все эти годы! Власть! О, это был невообразимо сладкий напиток. Двадцать семь лет пребывала она в тени других, но теперь получила свое.

 Ко всеобщему удивлению, она оказалась вполне уживчивой правительницей, стремившейся прежде всего к заключению мира между двумя враждующими фракциями, раздирающими Францию. Протестанты спокойно чувствовали себя во Франции, особенно во время правлений ее свекра и мужа. Екатерина была, разумеется, католичкой, но достаточно умной, чтобы понять — к спасению души ведет не один путь. Когда во главе католической партии оказались Гизы, Екатерина начала поддерживать противоположную сторону, достаточно скрытно, чтобы кто-либо мог упрекнуть ее в протестантизме. Для нее существовали только интересы Франции и правящего дома — она была готова сделать все , для их выживания.

 Страсть ее мужа к Диане Пуатье преподала ей важный урок: красивая женщина может добиться многого от очарованного ею мужчины. Поэтому она начала собирать небольшую группу самых прекрасных придворных дам, которые нуждались в поддержке королевы. Кому-то нужны были деньги, чтобы вести экстравагантный образ жизни, кому-то — поблажки для себя, своей семьи или даже любовников. Екатерина дала понять, что она всегда готова прийти на помощь, но взамен требовала услуг по управлению наиболее могущественными мужчинами при дворе. Ее «летучий эскадрон» пользовался дурной славой, но не настолько, чтобы те, кто оказывался в поле зрения его прекрасных бойцов, могли отказать им в чем-либо.

 Екатерина не позволяла дурачить себя и обладала даром предвидения. Франциск II слишком болел, чтобы исполнить свой супружеский долг в отношении Марии Шотландской, у нынешнего короля только дочь от Изабо Австрийской и внебрачный сын от любовницы Марии Туше. Карл нездоров, у него случались удары, он больше не мог никого зачать, так как стал импотентом. Другие два сына Екатерины — малоперспективны. Герцог Анжуйский извращенец, носит серьги в ушах, его постоянно сопровождает группа юношей, чьи вкусы совпадают с его. Младший Валуа. Геркулес, нареченный после смерти старшего брата Франциском, также не слишком здоров.

 Поэтому впереди маячил только Генрих, сын Антония, герцога Вандомского и Бурбонского, и его жены Жанны, королевы Наварры. Генрих Бурбон, принц Наварры, — крупный, здоровый и грубый юноша, с детства бегавший босиком по скалам Наварры, привыкший к дальним верховым поездкам, попойкам, дракам и любовным приключениям. Он был гордостью своего дедушки и источником огорчений для матери, строгой и воинствующей протестантки. К пятнадцати годам он вместе со своим двоюродным братом, принцем Конде, считался надеждой протестантов.

 Екатерина Медичи решила, что у нее есть лишь один выход. Несколько раз побеседовав с Генрихом, она поняла, что тот не религиозный фанатик, а скорее реалист, как и она. Когда придет час, он согласится на ее условия ради французского престола. Она могла поспорить, что он не заставит Францию обратиться в протестантство. Он оставался единственной надеждой Франции, она чувствовала, что он станет королем, когда дом Валуа умрет вместе с ее сыновьями. Так сказала ей самая знаменитая парижская гадалка, а в такие вещи Екатерина верила. Она решила выдать замуж свою младшую дочь за Генриха Наваррского.

 Король Наварры дал согласие — его устраивал этот брак. Зато Маргарита воспротивилась — она была влюблена в Генриха де Гиза и даже подарила ему свою девственность в наивной надежде заставить мать согласиться на их брак. Екатерину эта уловка только рассмешила, и она намекнула семье Гизов, что если герцог Генрих не женится в ближайшее время, то может преждевременно оказаться в могиле. К ярости и негодованию Маргариты, Генрих быстро женился на принцессе Порциенне, а уже завтра, 18 августа 1572 года, Маргариту отдадут за этого неотесанного мужлана, Генриха Наваррского.

 Католический Париж был в бешенстве, что его любимицу, прекрасную Марго, которая страстно влюблена в блондина Гиза, так жестоко принесут в жертву. Но Екатерина Медичи добивалась любой ценой мира во Франции, пока в войну между протестантами и католиками не вмешались Испания и Англия. Теперь же, в ночь накануне бракосочетания, она размышляла о новых выгодах положения.

 Париж полон гостей, прибывших на торжество, и среди них много гугенотов. Они ведут себя довольно дерзко, хвастая в тавернах, что они сделают с католиками, когда к власти придет их вождь, король Наварры. Кроме того, на короля Карла слишком сильное влияние оказывал лидер гугенотов, адмирал Колиньи. Только сегодня он уже дважды принимал решения в пользу партии Колиньи — и это не впервые! Колиньи должен быть устранен, решила Екатерина. А как только это произойдет, король снова окажется под ее влиянием и протестанты утихнут.

 Утро 18 августа было теплым и ясным. Так как жених не был католиком, церемония должна была совершиться на ступенях собора Парижской Богоматери, и только потом новобрачная пройдет в собор, чтобы присутствовать на мессе. Супруг же будет ожидать снаружи. Площадь перед собором была переполнена приглашенными, издававшими крики восторга при виде невесты в лазурно-голубом шелковом платье, юбка которого расшита золотыми королевскими лилиями. Несколько детишек — из самых знатных семей — осторожно придерживали тяжелый парчовый шлейф невесты, отделанный соболем. Все контракты были подписаны еще перед вчерашним балом, и теперь предстояло только совершить заключительную церемонию.

 Но Маргарита Валуа решила сражаться до конца. Когда пожилой епископ Парижский дрожащим голосом спросил ее, желает ли она взять в мужья Генриха Наваррского, принцесса промолчала. После долгой паузы епископ, явно нервничая, повторил вопрос. На устах почуявшей победу Марго зазмеилась легкая улыбка — если она промолчит, они не смогут заставить ее выйти замуж! Это ведь так просто, как она раньше об этом не подумала? И тут внезапно вперед шагнул король Карл и, запустив руку в волосы своей мятежной сестры, наклонил ее голову вниз и вверх — да! Со вздохом облегчения епископ обратился с тем же вопросом уже к Генриху Наваррскому. Тот немного помедлил с ответом, чтобы заставить понервничать Марго — а вдруг он ответит «нет»? И когда наконец он громко и уверенно ответил «да», она послала ему убийственный взгляд. Генрих только насмешливо ухмыльнулся, глядя на свою мятежную невесту.

 Скай и Адам вместе с де Савилями были в числе приглашенных в собор на мессу. Когда они возвращались в Лувр в составе гигантской королевской процессии, тут и там на улицах раздавались здравицы в честь герцога де Гиза, делавшего вид, что ничего не слышит.

 — Ну, это заставит месье Наваррского сбавить тон, — заметила Скай, подняв бровь.

 Адам рассмеялся. Генрих Наваррский очень раздражал Скай нежеланием смириться с отвержением его непрерывных попыток овладеть ею. Даже сегодня утром какой-то грязный уличный мальчишка приволок целую корзину цветов, сказав: «Мадам Бурк, из Наварры», непристойно за ржал и выбежал на улицу. Издав яростный вопль, Скай вышвырнула корзину в окно.

 — Де Гиз тешит себя напрасной надеждой, что сможет одолеть Генриха Наваррского в борьбе за Францию, — сказал Адам, — и подозреваю, что гражданская война во Франции еще впереди. Какая жалость!

 — Как глупо, что французы сражаются из-за слов, — ответила Скай. — Никогда не понимала, почему люди должны убивать друг друга из-за того, что они по-разному славят Бога?

 — Я часто думаю, — сказал Адам, — если бы Христос вернулся сейчас в мир, то пролил бы немало горьких слез из-за того, сколько жестокостей сотворили люди во имя Его.

 Скай кивнула. Ее рука ласково сжала его руку.

 — Давай подумаем о чем-нибудь более приятном, дорогой, — прошептала она, — например, о нашей свадьбе.

 — Я уже послал в Англию за детьми, — ответил Адам. — Их нетрудно собрать, за исключением Робина. Я написал Робби, чтобы он вытащил Робина под тем предлогом, что его сестра заболела. Королеве я не буду писать до свадьбы, чтобы она ее не запретила. Мне все-таки трудно прямо выступить против Елизаветы.

 — Да, — сказала Скай, — ее очень разозлит наш брак, но я тоже предпочла бы не выступать открыто против ее воли.

 Следующая неделя в Париже прошла в празднествах по случаю королевской свадьбы. На площадях веселились ярмарки с гадалками, дрессированными медведями и бесплатным угощением, выставленным королем. В Лувре балы следовали за балами. Не прекращались и интриги: влияние Колиньи возрастало, а королева Екатерина бесилась.

 — Ну, мадам, теперь вы видите, куда завело ваше интриганство? — издевался над Екатериной герцог де Гиз на одном из таких балов.

 — Да, хорошего мало, — согласилась с ним Екатерина Медичи, — от Колиньи пора избавляться. Его место должен рано или поздно занять Генрих Наваррский.

 — По пути домой Колиньи всегда проезжает мимо дома моего старого учителя, мадам. И я бы почел за честь прийти вам на помощь в трудную минуту. В конце концов, мы все трудимся на благо Франции.

 Екатерина показала глазами, что расслышала слова герцога.

 — Разумеется, месье герцог, я знаю, вы поступите так, как диктует вам ваша совесть, — прошептала она, отходя от него.

 Двадцать второго августа на адмирала Колиньи, возвращавшегося домой из Лувра, было совершено покушение неподалеку от его собственного дома — в него стреляли, и он был ранен. К сожалению, оказались свидетели, показавшие, что выстрел был произведен из дома, принадлежащего герцогу де Гизу. Самого покушавшегося так и не нашли.

 Присутствовавшие на торжествах в Париже гугеноты были в бешенстве, и королю потребовалась мобилизация всей гвардии, чтобы сохранить порядок. Париж кипел от ярости — представители враждующих фракций повсюду оскорбляли друг друга и даже обменивались ударами. Генрих Наваррский, принц Конде и Колиньи напрягали все силы в попытках сдержать недовольство своих людей.

 — Это был безумец, — говорил адмирал, — просто фанатик. Друзья, разве Господь не спас мне жизнь? Разве это не признак того, что я должен еще пожить и потрудиться ради победы нашего дела?

 В Лувре Карл IX пережил поочередно приступы ярости, негодования и страха. Пестрый люд, приветствовавший на бракосочетании его сестру и герцога, все больше превращался в охваченную безумием толпу, подстрекаемую его матерью и Гизами. Стараясь сохранить рассудок, Карл потребовал, чтобы потенциальный убийца и его пособники предстали перед судом.

 — Колиньи мой друг! — кричал он. — Он думает прежде всего обо мне и Франции. Нужно покончить с этой враждой между гугенотами и католической лигой. Гражданская война — безумие, ты же сама об этом говорила, мама! Ты же тысячу раз говорила мне, что король, который не может поддержать в стране порядок, обречен! — Карл нервно ходил по комнате. — Удар по Колиньи — это удар по мне и Франции! Я требую, чтобы этого трусливого убийцу нашли!

 Екатерина Медичи, с ничего не выражающими глазами, сидела, сложив руки на коленях.

 — Ты нервничаешь, Карл, и говоришь ерунду. Никто не собирался нападать на тебя или на Францию. Просто Колиньи слишком злоупотребляет своей властью, и некто, поняв это, попытался исправить положение дел. Жаль, что он использовал не столь мирные средства, как хотелось бы. Надо, однако, разобраться, почему Колиньи и его гугеноты ведут себя в последнее время слишком вызывающе.

 — Да, сир, — добавил де Гиз, — вы столько сделали для этих еретиков, а они норовят вонзить вам нож в спину!

 — Что вы имеете в виду? — испуганно спросил король.

 — Ну, Шарло, — сказал его брат, герцог Анжуйский, — разве это не очевидно?

 — Что не очевидно, Анри? — вздрогнул король. — Не понимаю тебя!

 Герцог положил руку на плечо старшего брата и доверительным тоном сказал:

 — В Колиньи стреляли, а его свидетели — все сплошь гугеноты — утверждают, что выстрел произведен из дома, принадлежащего главному врагу адмирала — Гизу. Откуда мы знаем, что Колиньи сам не спланировал все это и предполагаемый убийца — не гугенот?

 — Да зачем ему это, Анри?

 — Очевидно, дорогой Шарло, просто очевидно. Если только Колиньи удастся убедить своих приверженцев, что за спиной убийцы стояли ты, мой возлюбленный король, и твой преданный слуга Гиз, то ему прямо сейчас удастся поднять в Париже восстание. Он поведет их на штурм Лувра. А против восставшей вооруженной толпы оборонять Лувр будет невозможно. Они перебьют всех Валуа и посадят на трон их вождя — наваррца. После того как всех нас не станет, путь к трону свободен. Наша сестра Марго останется королевой, а кто во Франции сможет оспорить его претензии? Таков смысл заговора Колиньи, брат мой. Это именно заговор против тебя! Против Франции!

 — Чушь!

 Все, включая вздрогнувшего от страха короля, повернулись к младшему сводному брату Карла — герцогу Алансонскому.

 — Да, Карл, — продолжил добрый герцог, — ты просто позволяешь Гизу и герцогу Анжуйскому запугать тебя. Что бы там ни было, ни Колиньи, ни гугеноты ничего против тебя не замышляют. Если хочешь, я могу указать тебе истинного злоумышленника.

 — Кого, собственно, вы имеете в виду, герцог Алансонский?! — грозно спросил де Гиз, кладя руку на шпагу.

 — Дорогой Гиз, неужели вы так наглы и уверены в себе, что осмелитесь обнажить шпагу в присутствии короля? — издевательски воскликнул юный Валуа.

 — Месье, месье! — утихомиривала их Екатерина, видя, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Черт бы побрал этого герцога Алансонского! — Мы удаляемся от сути дела. К чему ссориться представителям двух знатнейших домов Франции, Валуа и Гизам, объединенным не только узами крови, но и религией? Прости мне Господи, что я была слишком наивна, пытаясь примирить еретиков и матерь-церковь. Я не права, и это привело к большим страданиям. — Екатерина Медичи встала со стула и, подойдя к сыну, опустилась возле него на колени. — Прости меня и ты, Карл! Я была не права и дала тебе плохой совет! Я удаляюсь в монастырь и проведу оставшиеся дни в молитвах, стараясь замолить свой грех.

 Герцог Анжуйский и де Гиз как по команде подняли глаза к небу, изображая благочестие, и только герцог Алансонский не смог сдержать смеха при виде этой сцены. Подобно остальным он отлично понимал, что Екатерина не собиралась уходить в монастырь, она никогда не была религиозной женщиной.

 Однако менее искушенный в интригах король был потрясен и напуган. Мать — единственная опора в его жизни, он не может остаться без ее поддержки.

 — Нет, мама! Не покидай меня! Давай попробуем что-нибудь сделать! — закричал он, помогая Екатерине встать на ноги.

 — Есть только один выход, — зловеще ответил де Гиз, — мы должны истребить гугенотов.

 — Но убивать — грех! — прошептал король в отчаянии.

 — Нет, брат мой, — успокаивающе сказал герцог Анжуйский. — Церковь воинствующая не осудит нас за истребление еретиков. Она вознесет нам хвалу.

 Карл оглянулся на мать. Екатерина ничего не сказала, но утвердительно кивнула.

 — Я не могу.

 — Вы должны! — настаивал де Гиз.

 — У тебя нет выбора, — продолжал герцог Анжуйский. — Или ты, или они. Мы не можем потерять тебя, ты — это и есть Франция!

 — Всех?

 — Всех! — проревел де Гиз, и в его глазах сверкнул огонек фанатизма.

 — Но только не герцога Наваррского и Конде, — внезапно добавила Екатерина.

 Если только Маргарита освободится от своего мужа, отставка принцессы Порциенны станет вопросом времени. Ее сыновья будут безжалостно убиты, и тогда де Гиз, имея женой принцессу Валуа, предъявит свои претензии на престол. «Ну нет, мой мудрый друг! — подумала про себя Екатерина. — Все-таки я умнее!»

 — Необходимо уничтожить их всех, — настаивал де Гиз.

 — Конде и герцог Наваррский обратятся в католичество, когда увидят, что у них нет выхода. А когда оставшиеся гугеноты лишатся своих вождей, им волей-неволей придется вернуться в лоно матери-церкви. Эти люди нужны нам. Карл. Они умны и работоспособны, они многое могут сделать для нас. Наваррского и Конде нужно пощадить.

 — Да, я понимаю, мама, но тогда прикончите всех остальных! Я больше не хочу, чтобы кто-то из них приближался ко мне! Ни одного! — Он был явно вне себя от страха. — Мари, — прошептал он, — где Мари?

 Екатерина повернулась к герцогу Алансонскому.

 — Вы, — прошипела она, направив на него свой пухлый палец, — быстро приведите мадемуазель Туше!

 С лицемерно-радостной улыбкой, поспешно поклонившись, герцог Алансонский покинул собравшихся.

 — Разумеется, мадам, немедленно!

 Из соседнего помещения вскоре вышла любовница короля мадемуазель Туше. Увидев, как расстроен король, она бросилась к нему с легким вскриком и начала успокаивать его, поглаживая и что-то шепча на ухо. Королева-мать, удовлетворенная, кивнула и сделала остальным знак следовать за ней. Испуганный король даже не видел, как они удалились.

 В коридоре королева повернулась к герцогу Анжуйскому и де Гизу.

 — Я говорила то, что думаю. Если что-нибудь случится с герцогом Наваррским или принцем Конде, вы недолго проживете после того, как я узнаю об этом. Вы знаете, я никогда не угрожаю впустую, господа.

 — Когда мы это сделаем? — спросил герцог Анжуйский.

 — Идемте ко мне и поговорим об, этом подробнее, — ответила его мать, удаляясь от кабинета короля. Войдя в свои апартаменты, она жестом приказала всем служанкам убраться и, повернувшись к спутникам, заявила:

 — Нужно сделать это сегодня ночью.

 — Но мы просто не успеем, — ответил де Гиз, оценивая ситуацию по-военному.

 — Другого времени не будет, — сказала Екатерина, — сейчас Колиньи лежит раненый, но завтра или через день он оправится и пойдет к королю, чтобы обвинить нас. Тогда все пропало! Итак, остается только эта ночь, только сегодня! Пока Колиньи не успел получить аудиенцию у короля!

 — Еще не вечер, — размышлял вслух де Гиз. — Если постараться и разнести эту весть среди наших, мы бы успели. Если мы начнем, к нам присоединится весь Париж! Да, пожалуй, мы успеем справиться. Мы начнем в два часа ночи, когда пробьют куранты. Это устроит ваше величество? По-моему, подходящее время!

 — Да, — ответила королева, — согласна. В это время все богобоязненные гугеноты будут спать у себя в домах. Все хорошо, за исключением того, что в это время мой зять дает последний бал по случаю его брака с моей дочерью. На следующий день Марго и Генрих отправляются в свадебное путешествие в Шинон, чтобы отдохнуть от шумного двора.

 — И все-таки я считаю, что Наваррского тоже надо прикончить, — пробормотал герцог де Гиз.

 — Зачем же? Чтобы легализовать — разумеется, после убийства вашей жены — непристойный союз с моей дочерью? Не выйдет, Гиз! Довольно с вас того, что я не приказала силой выдворить вас из постели моей дочери последние три дня, пока Генрих Наваррский играл с герцогом Алансонским.

 — Мадам! — попробовал возмутиться герцог де Гиз, но Екатерина только махнула рукой.

 — Не стоит отрицать очевидные истины, месье. Это не имеет отношения к делу. Важно, что сегодня ночью наши дорогие гости, Конде и Наваррский, развлекаются. Я думаю, Конде будет с мадемуазель де Гренье.

 — Мама, тебе не удастся соблазнить Конде! Он только что женился, и все знают, насколько он целомудрен! — воскликнул герцог Анжуйский.

 Екатерина рассмеялась:

 — Ты недооцениваешь меня, сын. Конде, как полководец, страстно любит шахматы. А мадемуазель Гренье — лучший придворный игрок. Она его займет. А его жену займет герцог Алансонский, она так по-сестрински заботится о нем.

 — А герцог Наваррский? — спросил де Гиз.

 — Для него у меня есть особый сюрприз, господа. Еще с вечера накануне свадьбы он преследует будущую невестку графа де Шер, ирландку по имени мадам Бурк, которая должна выйти замуж за старшего сына графини от первого брака, графа де Мариско. Она же постоянно отвергает его, что только подогревает в нем пыл.

 — А что с ее женихом? — спросил герцог Анжуйский. — Где его место в этой схеме?

 — Он развлекается этой интригой и не считает герцога Наваррского серьезным соперником. Если бы не моя помощь, герцогу не видать ее как своих ушей, но я ему в этом помогу. Некогда де Мариско хотел жениться на герцогине де Беврон. Теперь она овдовела и хотела бы вернуть его расположение. Я позабочусь о том, чтобы она была выслушана, а ты, Анжу, в это время препроводишь мадам Бурк в уединенное место для встречи с герцогом Наваррским. Она, разумеется, не будет подозревать, что за встреча ее ожидает. Она должна думать, что это я хочу встретиться с ней и вручить специальное послание для Елизаветы Тюдор, которое она должна передать при возвращении в Англию.

 — А что, если она станет изображать из себя девственницу? — спросил де Гиз. — Что тогда, мадам? Екатерина Медичи хмыкнула:

 — Мне что, описать вам все это в подробностях? Анжу, ты же знаешь мой потайной кабинет?

 — Это тот, с кроватью в алькове?

 — Да! Приведешь туда мадам Бурк. Напои ее или слегка оглуши. Да, это даже лучше, снотворное сделает ее вялой. Свяжи руки, раздень и положи на кровать. Я заметила, что герцог сходит с ума по ее маленьким грудкам. Стоит ему только увидеть их, и его галантность смоет волна похоти. — Она захихикала. — Ну, вы знаете, как ведет себя этот герцог, когда ему попадается хорошенькая девушка. Ты, Анжу, подождешь примерно час после этого, мы должны быть уверены, что, когда пробьет третий час, герцог Наваррский будет занят.

 Этот последний бал окончился полным триумфом, вылившись из залов дворца в окружающий Лувр парк на берегу Сены. Парижский свет был бы сплошным наслаждением для Скай, если бы не преследования герцога Наваррского. И все же она предпочитала тюдоровский двор французскому — здесь слишком много интриг, французские придворные, на ее взгляд, чересчур экстравагантны и аморальны.

 — Вот не верила, — сказала она Адаму, — что когда-либо предпочту английский двор с его открытостью и грубоватостью, но по сравнению с французами англичане не так изощренны.

 Он хмыкнул:

 — А ты можешь поверить, что эти проклятые, невозможные ирландцы прекратят сражаться с нами, англичанами, дорогая?

 Ее сапфировые глаза невинно раскрылись от удивления:

 — Как, Адам, ведь это не ирландцы сражаются с англичанами, а англичане с ирландцами!

 — Но только не с этим англичанином, — прошептал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

 Сердце Скай бешено забилось, как каждый раз в последнее время, когда он ласкал ее.

 — Дьявол! — прошептала она. — Если ты не прекратишь свои непристойные приставания, я устрою сцену!

 — Дорогая, — тихо сказала Габи, — простите мое вторжение, но королева требует, чтобы сегодня ночью мой сын принял герцогиню Беврон.

 Их смех разом оборвался.

 — Никогда, мама! — Лицо Адама исказила гримаса отвращения.

 — Адам, нельзя отказывать королеве — Атенаис одна из ее фавориток. Я знаю, герцогиня не сможет заставить тебя изменить свое решение, и мне бы этого не хотелось, но, так как за нее просит сама королева, ты должен обойтись с Атенаис вежливо.

 — Адам, — вмешалась Скай, — помнишь, сколько раз я хотела отказать Елизавете Тюдор, и всегда вы с Робби убеждали меня не делать этого. То, что хорошо для меня, должно быть хорошо и для тебя. Так что ступай и поговори с этой шлюхой. Я не возражаю!

 — Я, конечно, понимаю, что не следует злить Екатерину Медичи, особенно учитывая, что нам придется жить во Франции. Отлично, дорогая, я позволю Атенаис потерзать меня своей болтовней и обещаю, что не сверну ее поганую маленькую шейку. — И он зашагал через весь зал к герцогине де Беврон, с самодовольной улыбкой сидевшей рядом с королевой.

 — Вы так хорошо действуете на него, дорогая, — мягко сказала Габи, — я уже много лет не видела его счастливым. А теперь вы — причина его счастья, и я вечно буду благодарна вам за это.

 — Но ведь сделать Адама счастливым — так просто, Габи! Я люблю его, — тихо произнесла Скай, — и если бы он не думал столько о моем благе, мы уже давно бы поженились. Но теперь нас ничто не удержит.

 — Мадам Бурк?

 Дамы повернулись и, увидев перед собой герцога Анжуйского, присели в реверансе.

 — Ваше высочество!

 Он церемонно поклонился и сказал:

 — Мадам Бурк, моя мать хотела бы поговорить с вами приватно. Пожалуйста, следуйте за мной!

 — Королева Екатерина хочет говорить со мной? Извините, месье герцог, но я вас не понимаю!

 — Я полагаю, мадам, что моя мать хочет передать вам особое личное послание вашей королеве. Они сейчас находятся в тесных сношениях в связи с тем, что наши семьи должны соединиться узами брака между моим братом герцогом Алансонским и Елизаветой.

 — О, — воскликнула Габи, — королева оказывает вам честь, желая лично говорить с вами, дорогая! — Габи по-матерински поправила Скай прическу и платье. — Ну, дорогая, теперь вы готовы. Вперед! Вперед!

 Герцог Анжуйский, приятно улыбаясь, увел Скай за собой.

 — Должен признаться, мадам, — сказал он, когда они покинули зал, — что ваше платье — просто сенсация сегодняшнего дня! Эта лиловато-розовая ткань так выгодно подчеркивает великолепный сливочный оттенок вашей кожи! Я бы никогда не додумался так выгодно использовать для подола юбки чередование серебряных и розовых бисеринок! Очевидно, у вас французская, а не английская портниха.

 — Вы просто разоблачаете меня, месье герцог, — отвечала Скай. — Это платье сделано портнихой замка Аршамбо.

 — И она же придумала расцветку?

 — Нет, ткань и цвета я всегда выбираю сама.

 — О, у вас есть вкус, мадам! Как мне известно, большинство женщин предпочитают, чтобы их платья выбирали за них, и в результате они часто выглядят так нелепо.

 — Куда мы идем? — спросила Скай герцога Анжуйского, видя, что они все дальше удаляются от бального зала.

 — У матери есть потайной кабинет во дворце, где никто не может потревожить ее. Кое-кому не по нраву возможный брак между моим сводным братом и вашей королевой, так что вы должны понять ее стремление сохранить вашу встречу в тайне, мадам.

 — Разумеется, — ответила Скай, следуя за герцогом по дворцовым переходам. Сначала она пыталась запоминать последовательность поворотов, но потом отказалась от этой бесплодной затеи. Наконец герцог поднялся по двум узким лестничным пролетам к небольшой деревянной дверце.

 Отворив ее, он галантно отступил в сторону.

 — Прошу вас, мадам, входите. Через несколько минут моя мать присоединится к вам.

 — Спасибо, — ответила она, проходя мимо него, и вдруг что-то взорвалось у нее в голове, а потом все погрузилось во мрак.

 И когда Скай выплыла из этой мглы, она обнаружила, что находится в небольшой комнате и лежит на кровати в алькове. Может, она споткнулась и упала? Может, она перенесла удар и из-за этого так болит голова? Она осторожно попыталась сесть, но обнаружила, что руки связаны за спиной у запястий. Некоторое время она мучительно пыталась сообразить, где она и почему. Постепенно ее память прояснилась, и она вспомнила, что герцог Анжуйский передал ей просьбу его матери поговорить с ней и она позволила отвести себя в потайной кабинет королевы. И только она вошла в него, как упала в обморок. Но почему у нее связаны руки?

 Наконец ей удалось сесть. Одна из занавесей алькова была открыта наружу, в комнату.

 — Месье герцог… — позвала она. — Вы здесь, герцог Анжуйский? — Ответа не последовало. В комнате царила тишина. Она была слишком слаба, чтобы встать, и решила пока осмотреть альков. И тут она с ужасом обнаружила, что ее бальное платье лежит, аккуратно сложенное, на стуле рядом с кроватью. Она испуганно оглядела себя и увидела, что на ней только нижняя юбка и блузка. Все остальное белье, в том числе чулки и подвязки, также лежит на стуле. Она вдруг услышала звук открывшейся двери комнаты и уверенные шаги мужчины, направлявшегося к ней.

 Звякнули медные кольца отодвигаемой занавеси алькова. Перед ней, широко улыбаясь, стоял герцог Наваррский. Довольным тоном он произнес:

 — Ага, дорогая, вы все-таки пришли! Я весь вечер мучаюсь мыслью, уж не измените ли вы своего решения!

 Скай в ту же секунду поняла, что ее заманили в ловушку. Но кто и зачем? При французском дворе она всего лишь гостья. Какое отношение она имеет к местным интригам? Очевидно, герцог Наваррский не принадлежит к заговорщикам, во всяком случае, он ничего не знал о заговоре. Его используют так же, как и ее.

 — Месье герцог, — проговорила она, надеясь, что ее голос звучит уверенно и холодно, — что вы имеете в виду?

 Разве вы не видите, что я здесь не по своей воле? У меня связаны руки!

 Генрих вошел в альков, сел на кровать рядом с ней и сказал:

 — Дорогая, но ведь вы ответили на одну из моих любовных записок и сообщили, что будете ожидать меня в потайном кабинете моей тещи в половине второго ночи во время этого бала.

 — Месье, я никогда не была в Лувре — откуда мне знать о существовании этой комнаты? Пожалуйста, развяжите меня. Мне больно. Адам де Мариско и его родственники уже ищут меня. А я даже не знаю, как мне вернуться в бальный зал! Вы поможете мне?

 — Итак, вы не отвечали на мою записку, дорогая? — Герцог выглядел озадаченным.

 — Я ее не получала, — возразила Скай.

 — Но вы же здесь! — настаивал он.

 — Меня привел герцог Анжуйский. Он сказал, что королева хочет поговорить со мной тайно, чтобы передать мне особое послание для королевы Англии.

 Екатерина Медичи отлично знала своего противника — она знала, что вид полуголой Скай должен привести герцога Наваррского в состояние крайнего возбуждения, и оказалась права. Он почти не слышал, что она говорила: его больше занимали ее прекрасные груди, наполовину обнаженные и колеблющиеся в такт ее прерывистому дыханию. Прекрасная ирландка возбудила его страсть с момента их первой встречи, и вот наконец она оказалась полностью в его власти. Ее прекрасное тело было еще более соблазнительным, чем в его самых воспаленных мечтах.

 — И все же, мадам, — спокойно продолжал он, — вы здесь, я тоже здесь, стало быть, глупо не воспользоваться этой прекрасной возможностью! — Протянув руку, он распустил завязки блузки. Откинув ткань с ее округлых плеч, герцог в одно мгновение обнажил Скай до пояса. От восхищения у него перехватило дыхание, ибо такие прекрасные маленькие грудки он видел впервые.

 — Месье герцог, — умоляющим тоном произнесла она, — прошу вас, не делайте этого! Я помолвлена с мужчиной, которого люблю. Как я могу вернуться к нему после того, как буду осквернена другим?

 Но герцог, протянув руку, начал ласкать одну из ее совершенных округлостей.

 — Дорогая, я убежден, что если бы эти ваши исключительно прекрасные плоды увидел даже святой, то и он не мог бы удержаться. Да и, кроме того, мадам, вы же не девушка! Насколько я знаю, у вас было несколько мужей — вам не нужно защищать девственность.

 — Но у меня есть честь! — воскликнула Скай.

 — Честь женщины легко восстановить, — спокойно заметил король Наварры, — стоит подарить ей бриллиантовое ожерелье или небольшое поместье — и снова все в порядке.

 — В девятнадцать лет у вас незаурядный опыт, — язвительно ответила Скай.

 Он рассмеялся, его позабавила ее вспышка.

 — Первая женщина была у меня в тринадцать лет, мадам. И с тех пор практически не было ночи, чтобы я заснул один. — Генрих Наваррский встал и начал раздеваться. — Вы обращались к моим лучшим чувствам, мадам, и вы пытались унизить меня, но ни в том, ни в другом не преуспели — вам не удалось заставить меня отказаться от моих намерений. Вполне возможно, мадам, что вы оказались в этой постели не по своей воле, но тем не менее вы здесь, и если я отпущу вас, то буду жалеть об этом до конца своих дней.

 — Я буду кричать, — пригрозила она ему. Он рассмеялся:

 — Вас никто не услышит, дорогая. Потайной кабинет Екатерины Медичи находится в самой дальней части дворца по многим причинам, и в том числе потому, что никто не должен слышать, скажем, криков пленника, допрашиваемого королевой. Кричите, никто не придет вам на помощь, вы только надсадите себе горло. — Он погладил ее по щеке. Потом его рука скользнула ей за спину, и он распустил ее волосы, положив заколки на ночной столик рядом с кроватью. Ее смоляные кудри упали на белоснежные плечи подобно черной мантии. — Не бойтесь, дорогая, — успокоил он ее низким от охватившей его страсти голосом. — Вам понравится то, что мы будем делать, — поверьте мне, я опытный любовник и доставлю вам только наслаждение. Я не причиню вам боли, дорогая, клянусь!

 Взглянув в янтарные глаза короля Наварры, Скай поняла, что никакие слова не смогут остановить его. Она беззащитна перед его похотью, и самое лучшее — поверить в то, что он не причинит ей большого вреда. Ему же не удастся получить от нее многого — она будет просто лежать в расчете на то, что он кончит как можно быстрее. Адам никогда не узнает об этом. Эта последняя мысль заставила ее покраснеть от стыда, но не могла же она, в конце концов, огорчать его без нужды этой глупой историей!

 — Развяжите мне руки, монсеньор! Они затекают, мне больно. Обещаю, что не буду сопротивляться!

 Генрих развязал шелковый шнур, стягивавший ее запястья, и она начала растирать онемевшие пальцы. Воспользовавшись этой минутой, он полностью снял с нее блузку. И тут, к ее изумлению, повалил ее на постель, завел руки за голову и снова связал их.

 — Извините, дорогая, — с неподдельным сожалением в голосе сказал он, — но, несмотря на ваше обещание, я думаю, что ваша природная добродетель заставит вас обороняться от меня. А у меня есть теперь гораздо лучшее применение моим рукам, чем отбиваться от вас! — И, поднявшись, король окончательно раздел ее.

 Скай пристально изучала его сквозь полуприкрытые веки. Генрих был высокого роста, почти как Адам, и ширококостен. Вероятно, его худобу можно было бы счесть недостатком — он выглядел слегка неуклюжим. Кроме того, она заметила, что у него непропорционально большие ступни. Однако его большие руки, снявшие с нее нижнюю юбку и теперь ласкавшие ее бедра, были даже изящны.

 Он, в свою очередь, нежно и ласково изучал ее тело.

 — О, как вы прекрасны, — тихо сказал он, — ваша кожа шелковиста, подобно лучшему шелку, но уверен: я не первый, кто говорит вам об этом. Все же мне не приходилось встречать женщину со столь нежной кожей, дорогая, она просто опьяняет меня. — Наклонившись, он начал целовать ее груди, обжигая соски горячими губами. — Мой Бог, дорогая, вы просто совершенство!

 «Черт бы его побрал! — подумала Скай, чувствуя, как по ее телу пробегает сладострастная дрожь. — Он опытный любовник и не станет пожирать меня сразу, как кусок сыра, а будет дегустировать, пока я сама не выдержу, о, негодяй!»И когда губы короля начали обрабатывать ее левый сосок, из ее уст вырвался легкий стон. Король мгновенно поднял голову:

 — Вам это нравится, дорогая? Скажите же мне, что вам нравится больше всего?

 — Мне все равно, что вы делаете, — холодно ответила она, — это не имеет никакого значения.

 — Вы просто маленькая лгунья. Неужели вы считаете, что сможете скрыть от меня страсть? Вы ведь честная женщина! — тихо рассмеялся он. — Но скоро, красавица, совсем скоро вы будете лежать подо мной, стеная от наслаждения, ибо вы — одно из тех редких созданий, что рождены только для любви, а я — мужчина, рожденный для того, чтобы любить женщин! — И его губы покрыли цепочкой поцелуев ее горло, прежде чем накрыть ее губы.

 Он действительно был опытным любовником. Его губы раздвинули ее, и его язык скользнул внутрь, жадно изучая ее рот, скользя между губами и зубами, оставляя у нее во рту мятный привкус. Потом он скользнул глубже, и она снова почувствовала приступы зарождающегося сладострастия. Она презирала себя за слабость, но ничего не могла сделать. Скай резко повернула голову, освобождаясь от его губ, и прошипела:

 — Ублюдок! Берите меня и убирайтесь!

 Он посмотрел на нее своими дьявольски горящими янтарными глазами и рассмеялся:

 — А, дорогая, так вам начинает это нравиться?

 — Мне ничего не нравится! — прорычала она в ответ.

 — А я чувствую, как вы вздрагиваете, дорогая. О, только совсем слабо, но я очень чувствителен к таким вещам.

 — Я никак не могу понять, что необузданней, монсеньор, ваша фантазия или ваше самомнение? — ядовито заметила она.

 Он снова рассмеялся:

 — Ни то ни другое, дорогая, но у меня есть гораздо более необузданная часть тела, и скоро вы в этом убедитесь, и она все сильнее жаждет попробовать ваше тело. — И снова его язык начал терзать ее соски, пока она не почувствовала, что скоро начнет кричать от наслаждения.

 — Я вас ненавижу! Ненавижу вас! О, как я вас ненавижу! — Она бормотала эти слова, словно молитву.

 Он же продолжал сладострастную пытку, которой поддавалось ее тело. Скай знала, что она не может противостоять собственной похоти, и презирала себя за это.

 Герцог отлично понимал, что творится и в ее теле, и в сознании. Он лукаво смотрел на нее, как бы побуждая к признанию. Она отвернулась, еще больше презирая себя, когда он начал успокаивать ее:

 — Ну, ну, красавица, не надо так терзаться. Сдайтесь мне, дорогая, и я подарю вам величайшее наслаждение!

 — Никогда!

 Со вздохом сожаления Генрих Наваррский оставил ее грудь и начал целовать живот. Его губы мучительно медленно двигались вниз, и наконец, силой раздвинув ее ноги, он приблизился к ее скрытому сокровищу. Его язык начал с любопытством исследовать его, впитывая ее женский аромат, скользя по складкам кожи, зарываясь в глубь них, пробуждая в ней страсть, которой она в конце концов не могла сопротивляться.

 Руки Скай непроизвольно сжались в кулаки, острые ногти впились в ее ладони. Она закусила губу до крови, но все же не смогла сдержать рвущийся из глубины груди стон. Он поднял голову, чтобы взглянуть на нее опьяненными страстью глазами. Потом медленно лег на нее и одним движением оказался внутри ее. Он начал медленные, ритмичные движения. Через некоторое время он спросил ее:

 — Дорогая, неужели это не нравится вам? Неужели вы не признаете, что я лучший из ваших любовников?

 — То, чем вы занимаетесь, — не любовь, монсеньор! Это насилие! Вы не видите разницы?

 — Вы упрямы, красавица, — простонал он, — но я не сдамся так просто. Для меня не в новинку оставаться в женщине целую ночь и так и не пролить семени!

 Снаружи раздался бой городских курантов — два часа ночи. Генрих Наваррский зарылся лицом в волосы Скай, наслаждаясь ароматом дамасской розы. Говоря о количестве женщин, бывших у него с детства, он из скромности преуменьшил их число. Но такой, как эта, у него не было, никогда он не наслаждался женщиной так, как наслаждался мадам Бурк. Если бы она не была так упряма, она бы успела разрядить его с полдюжины раз!

 Скай же, лежа под ним, думала о том, когда же он кончит наконец. С тех пор как она покинула бал, прошло больше часа, и Адам беспокоится о ней. Как ей объяснить столь долгую отлучку? Бог знает, что мог наговорить ему в оправдание герцог Анжуйский. Эти размышления расхолодили ее пыл, поначалу пробужденный герцогом. Необходимо что-то сделать, чтобы король побыстрее кончил, и Скай знала что. Закрыв глаза, чтобы они не выдали ее, она начала стонать, одновременно ее тело повторяло его движения. Она прибегла к старой гаремной уловке и напрягла внутренние мускулы, обвив его орудие.

 Герцог Наваррский простонал от наслаждения. — О, дорогая, — почти прорыдал он ей на ухо, — как сладостна пытка, которой вы подвергаете меня! Не останавливайтесь, прошу вас!

 Она поняла, что с ним не так-то легко справиться, усталость уже давала о себе знать, когда он наконец издал торжествующий вопль и наполнил ее своим семенем. Скай и сама закричала, но от облегчения. Ну, теперь-то он удовлетворился и она сможет вернуться к Адаму, пока ее отсутствие не показалось слишком подозрительным. Но король еще несколько минут лежал на ее груди, восстанавливая дыхание.

 — Мой Бог, дорогая, — воскликнул он наконец, — вы великолепны, хотя, держу пари, это тоже вам говорили много раз!

 Скай не смогла удержать вздоха облегчения.

 — Ну, монсеньор, теперь, когда вы насладились, я могу удалиться?

 — Дорогая, да мы только начали! Я не собираюсь отпускать вас до рассвета. — Он поцеловал ее. — Ну же, красавица, разве я не доставил вам величайшего наслаждения? А вы не насладили меня? — Он победоносно улыбнулся ей, и, хотя Скай хотелось ненавидеть этого самодовольного юношу, она с удивлением обнаружила, что не в состоянии сделать это.

 — Монсеньор, что я скажу своему жениху, если вы продержите меня до рассвета? Мне придется сказать ему правду: что, герцог Анжуйский хитростью заманил меня в потайной кабинет королевы, а вы меня изнасиловали. Когда Анжуйский уводил меня, рядом была мать Адама, которая подтвердит мои слова. Подумайте, какой будет скандал, месье герцог! Вы меньше чем неделю женаты на принцессе крови и уже насилуете чужих невест. Немедленно отпустите меня, и я вернусь в зал — это будет самое мудрое решение.

 — Вы рассуждаете совершенно правильно, красавица, но только то, что я преследую других женщин, не может повлечь никакого скандала. Таков уж мой характер, и этого от меня все ожидают независимо от того, женат я или нет. Моя милая женушка уже изменила мне с герцогом Гизом, пустив его в свою постель, пока я развлекался со своим шурином герцогом Алансонским. Вот это, мадам, могло бы стать причиной скандала, но так как я гугенот, а Марго — добрая католичка, никто во Франции не сочтет это грехом. Марго считает, что это просто ее долг — наставлять мне рога. Так что никто не придаст значения сегодняшнему приключению.

 — Месье, подумайте, осталась ли у вас хоть капля гордости? Неужели вам доставляет наслаждение насиловать связанную женщину, отвергающую вас? Стыдитесь, герцог Наваррский!

 — Вы и в самом деле прелесть, дорогая, особенно когда сердитесь! — иронизировал он. Скай хотела ответить что-то язвительное, но, прежде чем успела раскрыть рот, дверь кабинета распахнулась и в комнату ворвался принц Конде, отчаянно взывая к своему кузену:

 — Генрих! Слава Богу, ты жив! Вставай, одевайся! Нас хотят убить, нужно спасаться!

 Герцог откатился в сторону и лениво процедил:

 — Генрих, ты вовремя, как всегда. Что за чушь ты несешь?

 — В Париже бунт! — проорал Конде. — Члены католической лиги режут наших людей в их постелях! Толпа, ищущая тебя и меня, уже пыталась штурмовать Лувр, но королевская гвардия отбросила их! Бог знает, сколько они смогут продержаться! Мне передали, что Колиньи уже убит. Вставай, Генрих!

 Но герцог Наваррский давно уже одевался. Его мальчишеская улыбка сменилась жестокой гримасой воина, казалось, слова кузена состарили его.

 — Я думаю, мы все-таки в безопасности, кузен. Не знаю, насколько тут замешана мадам Змея, но она-то уж точно замешана. — Он повернулся к Скай:

 — Мадам, я в высшей степени сожалею о том, что не внял вашему предупреждению. Это моя слабость, что мой петушок управляет моей головой, и все же я сожалею, но не о том, что мы немного развлеклись, а о том, что это развлечение было таким коротким. Спуститесь вниз по этой лестнице на три марша — дверь в стене откроется прямо в сад, и оттуда вы легко попадете в зал. — Наклонившись, он быстро поцеловал ее, в его глазах читалось сожаление. — До свидания, дорогая! — И он отвернулся от нее.

 — Монсеньор! — воскликнула она. Генрих обернулся.

 — Мадам?

 — Вы не развязали меня!

 Король наклонился и быстро освободил ее руки.

 — Извините, красавица, — тихо сказал он.

 — Хранит вас Господь, герцог, — так же тихо ответила она.

 Он вдруг галантно улыбнулся на ходу.

 — А все-таки я затронул ваше сердце, дорогая! — воскликнул он, убегая вместе с Конде.

 Скай не могла удержаться от смеха — этот тщеславный мальчишка был на волосок от смерти, но думал только о том, что ему удалась его любовная авантюра. Внезапно до нее донеслись шум боя и крики раненых. Скай вскочила с развороченной постели и торопливо оделась, путаясь в кружевах и завязках. Нужно найти Адама, несомненно, тоже ищущего ее, а влезть в придворный костюм без помощи Миньоны было не так-то легко. Наконец Скай удалось привести костюм и волосы в относительный порядок. Не оглядываясь, она бросилась по лестнице в сад.

 Оказавшись в саду, она еще отчетливее услышала вопли истребляемых в городе несчастных протестантов. Поколебавшись с минуту в поисках нужного направления, Скай заметила свет, льющийся из окон бального зала, и ринулась туда. Внутри какофония бунта усиливалась нервной болтовней придворных. Относительно спокойными выглядели только несколько гугенотов, собравшихся в кружок и чувствовавших себя первыми христианами на арене римского цирка. На троне совершенно спокойно восседала Екатерина Медичи, окруженная сыном, его женой, дочерью Марго, герцогом Наваррским, принцем Конде и его супругой. Острые глаза Екатерины заметили вошедшую в зал Скай, и на секунду взгляды двух женщин пересеклись. Скай мгновенно поняла, что королева спланировала все — от начала и до конца. Мотнув головой, Скай отвела взгляд, чтобы не видеть торжествующего огонька в глазах королевы.

 — Скай! Господи, моя милая! Я схожу с ума! Где ты была? — Адам схватил ее за плечо и повернул к себе.

 Только увидев его, Скай поняла, какой опасности она подвергалась, и, не в состоянии больше контролировать себя, разрыдалась.

 — Ох, Адам! Я так испугалась!

 — Ну, ну, моя овечка, — пробормотал он успокаивающе. — Идем, дорогая, все в порядке. Мама тоже так волновалась за тебя. — Он любовно обнял ее, и они направились к де Савилям.

 — Что случилось? — спросила ее встревоженная Габи. — Вас так долго не было, я начала беспокоиться. В городе так тревожно, там беспорядки.

 — Только не здесь, Габи, — взмолилась Скай, — я потом все объясню.

 —  — Ну, теперь, когда Скай в безопасности, — сказал граф, — мы можем отправиться домой. Дети, вы готовы?

 Мужчины кивнули, и Адам, усадив Скай рядом с Габи, объяснил:

 — Антуан волнуется, потому что нанятый нами дом принадлежит гугеноту и толпа может напасть на него. Он хочет вернуться в Марэ и вытащить оттуда детей и слуг. Мы должны спешить.

 Скай кивнула:

 — Со мной все в порядке, дорогой. Ты можешь пойти с ними, я останусь тут с твоей матерью.

 Граф де Шер, его сыновья, зятья и пасынок направились к трону. Антуан сказал что-то королеве, та кивнула, и группа мужчин быстро удалилась из зала. Когда они исчезли, Габи повернулась к Скай. Она вздохнула:

 — Это была ловушка для герцога Наваррского, чтобы задержать его в момент начала бунта и спасти от толпы. Герцог Анжуйский отвел меня в потайной кабинет королевы, оглушил и связал, раздел и положил на кровать, как рождественскую индейку. Герцога же заманили туда с помощью поддельной любовной записки.

 — Но он же понял, что это все подстроено?

 — Увы, Габи, герцог — отнюдь не рыцарь. Он изнасиловал меня. Только не говорите Адаму — он просто убьет его!

 — И это было бы неплохо! — возмущенно сказала Габи. Скай не смогла удержаться от нервического смешка — ситуация была совершенно абсурдной.

 — Нет, Габи, не может же Адам убить принца крови, наследника престола. Он даже не может пожаловаться королеве — ведь она-то все это и придумала. Если Елизавета Тюдор откажется признать наш брак, дам придется бежать во Францию, а если мы окажемся замешанными в таком преступлении во Франции — куда же нам бежать? Обещайте мне, Габи, что вы ничего не скажете Адаму!

 Габи кивнула. Скай была так же практична, как и она сама, и мать Адама одобрила ее решение. Скай права — он потеряет голову от бешенства и не успокоится, пока не отомстит за оскорбление, нанесенное его чести. Однако при этом потери перевешивали преимущества.

 — Вы правы, — согласилась Габи, — но прежде чем мы покончим с этим, скажите, я просто сгораю от любопытства, действительно ли он такой хороший любовник, как говорят? — Ее глаза сверкали.

 — Он еще молод, — сухо ответила Скай, — но у него есть задатки, и он совершенствуется.

 Габи тихо рассмеялась, отлично поняв Скай.

 — Держу пари, что король Наварры был бы в высшей степени недоволен вашей довольно скромной оценкой его способностей, — тихо сказала она.

 — Мадам Бурк.

 Скай и Габи вздрогнули от неожиданности и тут же быстро вскочили на ноги, чтобы присесть в реверансе, приветствуя Екатерину Медичи. Королева-мать тепло улыбнулась Габи и повернулась к Скай.

 — Я никогда не забуду, мадам, той услуги, которую вы оказали мне этой ночью, — произнесла она. — Что бы обо мне ни говорили, я никогда не забываю тех, кто помог мне. В Екатерине Медичи вы отныне всегда найдете верного друга.

 — Но почему я? — спросила Скай, с удивлением обнаруживая, что не сердится на эту женщину.

 — Просто потому, мадам, что в данный момент вы его самая сильная страсть. Только вы могли удержать его достаточно долго для того, чтобы он мог спастись от толпы, возглавляемой Гизом. Они не искали его расположения, в то время как он жаждал вас. Мой зять совсем не привык к отказам. Мадам, вы — придворная дама Елизаветы Тюдор, и мои источники сообщили, что вы — умная женщина. Если бы вы не поняли мое положение, вы бы сейчас вопили на весь зал о том бесчестье, которое вам причинили.

 — Я не хотела огорчать моего жениха, ваше величество, тем бесчестьем, которому мы оба подверглись. Но мне хочется, чтобы вы поняли: я не люблю, когда меня используют.

 — Тем не менее, — последовал разочаровывающий ответ, — право тех, кто стоит у власти, — использовать других, и вы хорошо это знаете. Когда должна состояться ваша свадьба?

 — В день святого Михаила, в Аршамбо. Екатерина Медичи повернулась к Габи.

 — Я посещу вас, — холодно сказала она. — В это время я буду в Юссе, но загляну в Аршамбо на одну ночь. Как я поняла из слов графа Антуана, сегодня ночью вы покидаете Париж, поэтому прощаюсь с вами до дня святого Михаила. — И, кивнув Габи еще раз, она направилась к трону.

 — Мой Бог! — выдохнула Габи. — В Аршамбо никогда не ступала нога члена королевской семьи! Не могу в это поверить! Скай, понимаете ли вы, какую честь нам оказывают? Вашу свадьбу посетит сама королева!

 Скай рассмеялась. Член королевской семьи! Нет, ей никогда не понять этих французов. Ведь это самые ужасные люди! Ну, во всяком случае, присутствие на их свадьбе французской королевы — достаточно веский аргумент для Елизаветы Тюдор, ей придется дать свое благословение, хотя они женятся без ее соизволения.

 — Когда я выходила замуж за кузена Адама, Джеффри Саутвуда, — проговорила она, — то на моей свадьбе в Гринвиче также присутствовала королева Елизавета. Наша брачная ночь прошла в ее дворце.

 Это сообщение произвело сильное впечатление на Габи.

 — Адам не говорил мне об этом, — сказала она. — Это был счастливый брак?

 — Очень!

 — Значит, присутствие королевы принесло вам счастье. Если вы снова выйдете замуж в королевском присутствии, вы снова будете счастливы, дорогая.

 — Отличная мысль, Габи! — Скай наклонилась и обняла ее. — Вы знаете, у меня никогда не было свекрови, у всех моих предыдущих мужей матери умерли к моменту нашего брака. Я просто счастлива, Габи, что у меня будет такая belle-mere!

 У Габи де Савиль навернулись на глаза непрошеные слезы. Она бы постаралась полюбить любую жену Адама, но со Скай это было так просто! Они уже были не только родственниками, но и друзьями.

 — Я поставлю сто свечей святой Деве Марии за то, что она послала вас моему сыну, — с чувством сказала Габи.

 — А я поставлю еще сто за то, что встретила его, — ответила Скай. — Ах, Габи! Я чувствую, что на этот раз все будет хорошо!