Глава 9

 Корт окончательно отдалился от нее. После случившегося в беседке она не видела его неделями и сходила с ума от тоски и досады.

 Сначала она вообще не желала встречаться с ним, особенно когда узнала, что отец серьезно ранил Жерара. Тот до сих пор лежал в доме доктора Булуа, единственного врача Сент‑Фобонна, и если верить отцу, они с Кортом вырвали у Жерара обещание немедленно покинуть город и отказаться от мысли снова увидеться с Дрю.

 — Будет проворачивать свои подлые делишки в Новом Орлеане, — презрительно бросил Виктор, приехавший только неделю спустя, в уверенности, что гнев дочери улегся и она его простит. — Рано или поздно отыщет богатого дурня и другую невинную девушку, и все повторится сначала. Можешь быть в этом уверена!

 Но она вовсе не собиралась отпускать отцу грехи. Дрю справедливо чувствовала, что ее нагло использовали и управляли как марионеткой. Почему она должна платить за расточительство отца и жадность Корта, стремившегося заполучить плантацию?

 К тому же ей не слишком по вкусу пришлось замечание отца, относившего ее страдания на счет наивности и доверчивости молоденькой девчонки.

 — По‑моему, тебе, как никому другому, хорошо известна глубина моих чувств к нему, — сухо заметила Дрю.

 — Еще бы! Все мои расписки были у него в руках! Я точно знал, что ты помчишься за него замуж, лишь бы погасить мои долги. Но и мысли не мог допустить, что этот нувориш, разбогатевший выскочка, завладеет наследием моих предков!

 — Поэтому и продал меня Корту! — с горечью бросила Дрю. — Он, наверное, единственный в Сент‑Фобонне, кто может позволить себе содержать такую дорогую игрушку, как я, и столь бесполезную обузу, как ты.

 — Это превосходная партия, дорогая, — жизнерадостно заверил отец. — Я знал, что делаю.

 — Ты должен был все рассказать, — проворчала Дрю, но уже не с прежним пылом. Ведь отец все время твердил, что Корт позаботится о Дрю, и был прав. Он и сам понятия не имеет, насколько был прав.

 — Ты по уши влюбилась в этого ублюдка, — продолжал Виктор. — И защищала бы его до последнего вздоха. Не говоря уже о том, что пошла бы с ним к алтарю… только чтобы сделать мне назло.

 Дрю стиснула кулаки. Она, вероятно, так и поступила бы. И слишком поздно поняла бы коварные, далеко идущие замыслы Жерара. И даже попытайся отец открыть ей правду, все равно не поверила бы.

 Поэтому Корт и взял на себя роль злодея.

 А Жерар так обозлился, что пошел бы на все, лишь бы обесчестить Корта… если бы она позволила.

 Позволила. Вот он, ключ ко всему. Готовность. Дрю готова пойти на все, чтобы вновь испытать всепоглощающий экстаз, позволить Корту сделать свое тело орудием наслаждения.

 Беда в том, что Корт прочитал оба послания Жерара. И сам был у беседки. Подслушивал. Подсматривал. И делал выводы. Очевидно, неверные.

 — А этот подонок еще попытался тебя поцеловать! — пылал Виктор праведным гневом.

 Зато Корт предоставил отцу сделать за него грязную работу.

 — Поэтому ты решил убить его, согласно вашему дурацкому кодексу чести, — язвительно дополнила Дрю. — Хотя тебя нисколько не заботило, что Жерар приобрел такую власть над тобой.

 — О нет. Это не так. Я был в полном отчаянии, пока Корт не согласился жениться на тебе. Ты и не представляешь, через какие унижения мне пришлось пройти. Правда, я до самого последнего момента держал Жерара в уверенности, что права на Оук‑Блаффс могут перейти к нему. У него имелась достаточно веская причина не предавать огласке мое падение. Но даже после того, как все было кончено, он не захотел тебя терять. Правда, Ленуар мог обнародовать мои долговые расписки, но каким образом они способны повредить тебе и Корту теперь, когда все оплачено, а ваш брак заключен? Самое большее, на что он смел надеяться, что ты убежишь с ним. Но я был уверен, что этого не произойдет. Слишком многое поставлено на карту, так что конец ваших отношений был всего лишь вопросом времени, и это случилось раньше, чем я предполагал.

 Ах, ее папочка! С него все как с гуся вода! Ничто не волнует его, ничто не трогает! Жерар прав. Еще месяц‑другой, и отец снова потянется к картам, и даже возможная потеря плантации не остановит записного игрока. И все благодаря способности отрешиться от неприятностей и сосредоточиться на минутных удовольствиях.

 А что может быть более лестным, чем видеть дочь замужем, а в будущем, возможно, и окруженную детьми? Враги изгнаны, кошелек трещит от денег, а плантация очищена от долгов…

 Пока.

 — Поэтому, дорогая, как видишь, все превосходно образовалось, — объявил отец на прощание.

 Для него. Всегда для него. Ухитряется вечно выйти сухим из воды. Неизменно находится тот, кто вытащит для него каштаны из огня.

 Она. Корт.

 Но какая выгода Корту? Нелюбимая и нелюбящая жена, которую он приобрел ценой сделки с отцом, зная, что ее сердце принадлежит другому?

 Корт и сейчас твердо в этом уверен. Несмотря на очевидное. Он, кажется, решил покинуть ее навсегда. И эта мысль ранила больнее ножа.

 Нет, она не допустит этого. Хотя бы раз в жизни возьмет пример с отца. Тот всегда на коне, даже когда проиграет. Разве она не дочь своего отца? Кроме того, она пока ничего не потеряла. И собирается остаться женой Корта до конца дней своих.

 Времени у нее хоть отбавляй.

 Но Корта не так легко заманить в сети. Он проводил дни в Оук‑Блаффс, а ночи — в Сент‑Фобонне, в отеле для плантаторов, и она поняла, что придется пойти на крайние меры. Кроме того, Дрю страшно раздражало, что он намеренно избегает ее.

 Необходим надежный план. Не может же она по‑прежнему гулять по Уайлдвуду обнаженная, тем более что Корт, похоже, воздвиг вокруг себя стену отчужденности.

 И никакая нагота не совратит его. Слишком он сердит, чтобы позволить себе хотеть ее.

 Придется покорить его.

 Эта мысль ей понравилась. Все сводится, как всегда, к власти и господству. И на этот раз она не отступит. Станет таинственной и неуловимой, забудет все его условия и правила.

 Неотразимая.

 Пугающая.

 Что, если…

 Нет, она не станет думать об этом. Очень скоро он будет проводить ночи дома, и тогда начнется главная игра… Только не спешить…

 Но Корт не сдавался. С такими, как он, нужно обладать терпением святой!

 Наконец, пять дней спустя, ночью она услышала тяжелые шаги на лестнице.

 Было уже очень поздно. Далеко за полночь. Тьма стояла непроглядная, жара — угнетающая.

 Дрю выжидала. И через полчаса, одетая в тонкую муслиновую сорочку и захватив свечу, выскользнула в коридор и приложилась ухом к двери спальни.

 Ни звука. Ни шороха.

 Она приоткрыла дверь и пробралась внутрь. Корт распростерся на массивной кровати лицом вниз. Беспорядок был такой, словно он просто разбросал одежду по всей комнате и свалился в постель. Дыхание было глубоким и ровным: очевидно, он очень устал.

 Тяжелый сон человека, захваченного эротическими фантазиями. Особенно такого, который не задумается вовлечь жену в сексуальные игры. Кстати, сбруя до сих пор подвешена к потолку. Это хороший знак.

 Дрю поставила подсвечник на пол, чтобы свет был не так ярок, и приблизилась к кровати, сама еще не зная, что сделает. Ей хотелось пробежать руками по его телу, ощутить прикосновение гладкой кожи, жестких волосков, вдохнуть знакомый запах.

 Разбудить Корта. Ступить в приготовленную для нее сбрую, бесстыдно обольстить Корта, чтобы он взял ее так же неистово, как прежде.

 Дрю ощутила, как набухло вожделением ее лоно. Сумеет ли она довести задуманное до конца? Хватит ли терпения?

 Прежде чем явиться сюда, она перепоясалась атласным кушаком. Теперь она сняла его и обернула руку. Вот они — шесть дюймов чувственной ткани, чтобы пробудить к жизни его плоть.

 Она начала со ступней, поднялась к бедрам, тугим ягодицам, талии, позвоночнику, дразня его шею, уши, губы, наблюдая, как он извивается во сне, пытаясь ускользнуть от настойчивой щекотки.

 Чудесно… как чудесно получить его в полную власть, видеть, как могучие бедра вжимаются в перину, как вздымается его ненасытная плоть.

 Ускользающая…

 Она снова провела концом кушака по его ягодицам, ногам и, едва он зашевелился, просыпаясь, нехотя улизнула из комнаты, не забыв захватить свечу, оставив его в полусознании, изнемогающим от желания и жадно вдыхающим слабый аромат дыма и греха.

 Это было лишь первым шагом. На вторую ночь Дрю придумала кое‑что другое. Надела старый, немного переделанный корсет, который перед этим выкрасила в черный цвет и расшила гагатовыми бусинами. Корсет приподнимал обнаженные груди и облегал талию так туго, что бедра казались еще круглее и пышнее.

 Правда, она вовсе не хотела, чтобы он ею любовался.

 Нет, замысел ее был куда коварнее.

 Необходимо обездвижить его.

 Дрю подождала, пока в доме воцарится тишина и часы в гостиной пробьют половину второго. Потом снова поставила подсвечник на пол. На этот раз Корт лежал на спине.

 Превосходно. Целых пять минут она не могла оторвать от него взгляда. Господи, как он прекрасен, особенно во сне!

 Но не стоило зря тратить время.

 Теперь предстояло самое сложное: осторожно привязать к его запястьям атласные ленты и прикрепить концы к кроватным столбикам, каждое мгновение рискуя, что он пробудится.

 Но все обошлось. Ее пальцы были легче ветра, нежнее шепота. Она со всей осторожностью подняла над головой его левую руку и совершила задуманное. Как она и предполагала. Корт пошевелился, но Дрю успела метнуться на другую сторону, и вот уже его правая рука тоже оказалась в плену.

 — Какого черта…

 Он принялся вырываться, в тщетной надежде разорвать ленты, и, приподнявшись, налег всем огромным весом на тонкие путы. Но они выдержали. Дрю стояла в изножье кровати, наслаждаясь видом его бьющегося тела. Ей смертельно хотелось оседлать его бедра. Ласкать его потаенные местечки.

 Она так и сделала. Взобралась на кровать и села верхом на Корта. Почувствовав прикосновение ее венерина холмика, он мгновенно застыл.

 — Убирайся. Прочь отсюда!

 Но она уже заранее решила не тратить время на уговоры, а действовать. Наконец‑то его тело в полном ее распоряжении, тем более что он вовсе не собирается овладеть ею.

 — Сука.

 Дрю погладила его живот.

 — Не трогай меня!

 Он снова вскинулся, и она скатилась вниз.

 Что же, может, это к лучшему. Она еще не успела открыть все его мужские тайны, не рассмотрела всесильную плоть и то, что у него между ногами.

 Дрю бесцеремонно сунула туда руку, и Корт сжался.

 Значит, ему понравилось.

 Прекрасно.

 Она проникла дальше и обнаружила кое‑что особенно интересное: заманчивое, скрытое, мужское местечко в паху. И чуть нажала пальцем. Корт судорожно дернулся.

 — Не смей!

 Но Дрю взвесила на ладони тугие мешочки и принялась ритмично поглаживать. Его плоть величественно поднялась под ее взглядом. Очевидно, кое‑какие части его тела просто обожают подобное обращение.

 — Дьявол!!!

 Он рвался и бился в своих путах, но Дрю не отступала, подолжая настойчиво исследовать его самое интимное место.

 — Будь ты проклята, проклята, проклята! — рычал он.

 — М‑м‑м…

 Она легко поставила его на колени. Пора показать этому упрямцу, кто тут хозяин!

 Свободной рукой она потянулась к набухшему отростку. Корт задохнулся: она еще никогда не касалась его там. Никогда не сжимала в пальцах. Никогда не ощущала его жар и вес, не понимала, что вся его сила заключается в простом стержне из плоти и крови.

 — Именно так, как я хотела, — пробормотала она, беря его в плен своей руки. Казалось таким естественным держать его, и, повинуясь какому‑то первобытному инстинкту, Дрю стала его ласкать, нежно, твердо, неумолимо.

 — Нет… нет… нет… НЕТ!

 — Да‑а‑а! — выдохнула она. Поразительно, какая мощь, какая эротическая ярость! Он не может остановить ее и поэтому вынужден покориться. Словно весь его гнев сосредоточился у нее в руке… она почти уловила момент, когда он сдался.

 — Ах‑х‑х…

 Его невероятная сила воли не позволяет сразу отступить. Ей придется много потрудиться ради своего торжества и его разрядки. Но ей все равно.

 Дрю по‑прежнему не выпускала его, лаская то скрытое мужское местечко, прикосновение к которому сводило его с ума. Пьянило. Кружило голову. Теперь он полностью в ее власти, и она выдавит все семя до последней капли и станет наслаждаться его мукой.

 Он все еще полон решимости не сдаваться. Но плоть обязательно предаст его, и ему еще предстоит об этом узнать. И если сосредоточить усилия на чувствительной головке, она скоро доведет его до края. Сколько времени потребуется, чтобы он окончательно капитулировал?

 Пока Корту удалось устоять. Она не отступала. Дрю добьется своего во что бы то ни стало.

 Но вот его тело напряглось, шевельнулось, словно готовясь к чему‑то, и она поняла; победа близка.

 Непроизвольно подняв бедра, он извергся, подобно вулкану, покрыв и простыни и ее руку густым кремом своего семени.

 Она продолжала держать его. И пристально наблюдала. Но он не поднял на нее взгляда.

 Ну и черт с ним! Ни одна женщина не даст ему такого наслаждения! Она твердо это знала.

 И пусть лучше перестанет игнорировать ее, иначе она вечно станет держать его в путах.

 Чудесная идея.

 Дрю шевельнула пальцами. Он мгновенно отреагировал, хотя и постарался это скрыть.

 — Ты еще не понял. Корт? Это моя игра. Моя власть. Будешь делать все, что я хочу.

 — Скорее ад замерзнет!

 — Что же… посмотрим… — промурлыкала она. — Ночь еще только началась. Твое тело горит огнем страсти. Я полна сил.

 — Между нами все кончено.

 Но Дрю улыбнулась той понимающей улыбкой, которая так его раздражала.

 — Твой пенис, кажется, с тобой не согласен. — Она нежно погладила его. — Придется немного подразнить его, чтобы проголодался. Чтобы снова затвердел для меня.

 — Как для любой голой женщины, — отпарировал он.

 — Похоже, мне придется посадить его на поводок, — пробормотала Дрю, не обращая внимания на его злобное замечание. Она хорошо подготовилась, не забыв захватить кушак и обручи, спрятанные в корсете.

 Выудив кушак, она многозначительно помахала им в воздухе, прежде чем подвести полоску атласа под его бедра и обвить вокруг мужской плоти.

 — Ты не посмеешь…

 — Еще как посмею, — заверила она, затягивая узел. — Прелестно! Взгляни только, как сильно ты меня хочешь!

 Он снова принялся рваться, проклиная ее сквозь зубы, завороженный витками черного атласа. Чем больше становился его фаллос, тем сильнее лента врезалась в его пах, тем жарче Корт возбуждался.

 — Ах, чудесно! — вздохнула Дрю. — Наконец‑то он весь мой. Да, еще одно…

 Она вытянула из‑за корсета золотые обручи и дотронулась до его сосков, едва выглядывавших из гнезда жестких волос. Идеально! Обручи идеально ему подойдут.

 Все идет как надо. Все под контролем.

 Правда, Корту происходящее явно не нравится. Поняв ее намерения, он бессильно забился, но она продолжала ласкать его соски.

 Еще одно мужское потаенное местечко… восхитительно… просто восхитительно…

 — Не шевелись, — велела она, сгибая обручи так, чтобы они смогли обрамлять и его соски. — Специально для тебя. Корт.

 — А, будь все…

 Господи, во что она его превратила! Связала, как жалкого раба. И тело предало его, а мужская плоть стала твердой как гранит, нетерпеливо ожидая, пока она унизит и возбудит его еще больше. Как он ненавидел Дрю за то, что она оказалась способной довести его до такого состояния!

 — Сука! Когда я до тебя доберусь… — прошипел он, пытаясь освободиться, хотя пульсирующий стержень стоял перед глазами, а невесомые обручи, казалось, невыносимо сдавливали соски. — Подлая тварь…

 — Молчи, — приказала она, проводя ладонью по его бедрам и принимаясь ласкать двойной мешочек. — Изумительно… чудно… почему бы тебе не расставить ноги?

 — Черта с два…

 — …иначе я сама их раздвину, — мило пообещала Дрю. — Пора давно понять: лучше дать добровольно то, что я хочу. Ну вот…

 Она снова погладила его.

 — Мне нравится это местечко… такое упругое…

 Корт тихо зарычал.

 — Вижу‑вижу, ты готов для меня, Корт. Но я еще далеко не готова.

 Это не правда… она сгорает в огне желания, истекая соками, готовая поглотить его целиком.

 Но нет ничего лучше предвкушения. Наконец‑то сила на ее стороне. Он связан… тяжелый отросток молит о разрядке. Все зависит от ее желания.

 Это и есть настоящее могущество.

 Но теперь Корт должен кое‑что ей пообещать.

 Она отодвинулась и смерила взглядом сбрую. Великолепное устройство, и женщина в нем беспомощна и распластана, вся открыта мужскому наслаждению.

 Дрю вздрогнула, вспоминая, как он проникал в ее тело дюйм за дюймом.

 А как чувствует себя мужчина, распятый между петлями?

 Дрю даже глаза закрыла, представив себе такую сцену. Она хочет этого. Хочет все сразу. Столько всего, еще непознанного, столько вопросов требуют ответа.

 Она резко повернулась к Корту, застав его врасплох. Он не успел отвести взгляда от ее соблазнительно‑упругой попки.

 Кажется, он не так уж и взбешен. И хочет того же, что она: возбуждения, эротических игр и взрывного слияния обнаженных тел.

 И если для этого ей придется всю жизнь носить ошейник, она согласна. Если для этого придется покориться всем его капризам и прихотям, она согласна. Если для этого придется ходить голой и по первому его требованию раздвигать ноги, она согласна.

 Только бы снова и снова забываться в экстазе. Только бы дождаться тех минут, когда окажется в его власти!

 Медленно направляясь к кровати, она принялась расстегивать корсет. И, небрежно швырнув его прямо на пенис, оседлала Корта. Тот немедленно вскинулся, сжигаемый неукротимым желанием.

 — Иисусе…

 Дрю блаженно вздохнула и потерлась о его сосок своим, чтобы тоже ощутить это раскручивающееся по спирали блаженство, растекающееся по жилам тягучим медом.

 — Развяжи меня, Дрю, — попросил он, отчаянно натягивая путы.

 — Не стоит. Так куда забавнее.

 — Я дам тебе все, что пожелаешь.

 — Ха!

 Она снова потерлась сосками о его волосатый торс и стала сползать все ниже, пока не добралась до обернутого атласом отростка.

 — Это ты сейчас так говоришь.

 Она осторожно перевернулась так, чтобы зажать грудями его восставший пенис. Соски прижались к его бедрам. Руки продолжали гладить его чресла.

 Похоже, ей понравилось. Даже слишком. Корт едва удерживался от крика.

 Слишком много власти она взяла.

 Тело Корта сотрясли спазмы.

 Это в последний раз. В последний раз она берет надо мной верх. Отныне эта сука будет дни и ночи проводить голая и привязанная к кровати. Он покажет ей ее место и заставит ползать перед ним, даже если придется…

 Что это с ним? Он мыслит как мужчина, обезумевший от любви к женщине. На черта она ему сдалась? Часть сделки, его собственность, куда можно излиться, когда в голову взбредет… вещь…

 Черт? Что она вытворяет?

 Растянулась на нем так, что сомкнутые лепестки ее женского бутона оказались прямо у его губ. И принялась играть с ним. Освободила кончик его копья и легонько потирает пальцами гребешок головки.

 Это в последний раз…

 Корт стиснул зубы и напрягся, стараясь подавить пожирающее его пламя.

 Привяжу ее к кровати и, если даже придется не спать всю ночь, покажу суке, кто ее господин и на что она годится…

 Но она и без того все знала: недаром он сжался, безмолвно умоляя о кульминации.

 — Позволь мне дать тебе то, чего ты хочешь, Дрю.

 — Нет, — дремотно протянула она, — это слишком легко.

 — Все, что пожелаешь и как пожелаешь.

 — Ах, обещания… — пробормотала Дрю, лаская головку горячим мокрым языком. — Как мило… Но сейчас ты говоришь одно, а утром окажется, что все это ложь…

 Она захватила головку губами и сжала.

 Корт встрепенулся так, что едва не сбросил ее. Вот теперь он готов! Плоть натянута туго, как барабан, и готова взорваться.

 — Ты победила, черт возьми. Твои условия? — прохрипел он.

 — Что? Условия… — проворковала Дрю. — Вот они… Она снова сомкнула губы, и он задрожал. Это уж слишком.

 Вся сила воли ушла на то, чтобы не излиться снова. Но он сдержится, по крайней мере до тех пор, пока не услышит ее требования.

 — М‑м‑м… Дай подумать, мой горячий жеребец. Условия… Ты никогда не станешь скрывать от меня свою наготу… никогда в жизни, — гортанно выдохнула она. — И ни в чем не откажешь мне… в нашей спальне.

 Она снова обвела языком кончик исстрадавшейся плоти.

 — Твое тело предназначено для того, чтобы ублажать меня, мой жеребец. Как по‑твоему, сумеешь?

 — Развяжи и узнаешь.

 — Превосходная мысль, — согласилась Дрю, снова накрывая его ртом.

 — Немедленно, Дрю!

 — О… насчет условий…

 — Да, Дрю… — Его тело дернулось, когда она принялась сосать его. — Да… — еле слышно повторил он, готовый растечься. — Говори скорее…

 — Слушай, мой похотливый жеребец, эти условия не на день, а на всю нашу совместную жизнь. А если ты не согласен… — она снова втянула в себя раскаленный стержень, отлично понимая, какую власть приобрела над ним, — больше ты никогда меня не получишь… Она что, требует клятв?

 — Освободи меня.

 — Еще рано. Корт.

 — Черт побери, да что тебе еще нужно?

 — Ты много дней избегал меня. — Она немилосердно стиснула его. — Откуда мне знать, что такое снова не случится.

 — Если будешь вести себя прилично, такого не случится.

 — Если я… я… понятно.

 Она откатилась от него и села.

 — Это твои условия, Корт, не мои. Я на них не согласна. Она провела пальчиком по золотым обручам на его сосках, и Корт затрепетал.

 — Если хочешь получить меня… соединиться со мной… играть моими сосками, соглашайся…

 — Ладно, черт возьми, ладно…

 — Что именно «ладно»?

 — Я на все согласен. Пока мы вместе. Она улыбнулась слабой, но торжествующей улыбкой победительницы.

 Ничего, это ненадолго…

 — Отпусти меня, Дрю! Дай погрузиться в тебя.

 — О, мне это нравится, — объявила она. И, покачивая бедрами, поплыла к кровати. Еще мгновение — и он снова на свободе!

 Молниеносно взметнувшись, Корт спрыгнул с кровати, мужественно игнорируя призывы плоти, схватил Дрю и уложил себе на колени. Она и оглянуться не успела, как оказалась на животе, не в силах шевельнуться. Вцепившись в нее одной рукой, он опустил ладонь на торчавшие вверх ягодицы раз, другой, третий, с нетерпением человека, изголодавшегося по женщине и слишком долго находившегося в чьей‑то власти. Потом разжал пальцы, и Дрю скатилась на пол.

 — Никогда больше не смей проделывать такое со мной.

 — Не дождешься от меня никаких обещаний! Сначала научись держать слово!

 — Испытай меня, моя лань. Считай, что мы начали сначала. С чистой доски… Посмотришь, умею ли я держать слово…

 Дрю вскочила и окинула его оценивающим взглядом.

 — Может быть… а может, и нет… Но несмотря на все битвы, поединки и ссоры, она по‑прежнему хочет то, что у него между ног.

 Медленно повернувшись, она шагнула к сбруе.

 — Вот что мне нужно.

 — Чего же ты медлишь?

 Корт встал, все еще не сняв с себя атласный кушак, и выждал, пока она поднимется на ступеньку и вденет ноги в петли. Сейчас он увидит, какая она мокрая… для него…

 Он тут же оказался рядом и коснулся разгоряченной плотью ее расселины.

 — Это не имеет ничего общего с любовью, — прошептал он, когда бархатистая головка раздвинула ее мягкие складки.

 Он оставался неподвижным несколько долгих, чувственных мгновений, впервые осознав истинную природу их эротического соития. Он хотел только ее. Именно ее. В этот миг он безмолвно капитулировал перед ее могуществом. И жаждал только одного — назвать ее своей. Разве это не означает любви?

 Корт потянулся к ее грудям. С пальцев свисали золотые обручи.

 — Я, Корт Саммервил, беру тебя в жены, — хрипло объявил он, снова надевая их на ее соски как клеймо обладания.

 И буду любить тебя. До конца жизни. Радость сбывшейся мечты…

 И он властно, бережно и одновременно алчно завладел ее телом, дрожащими губами… и впервые потребовал ее сердце, отдав взамен свое.