• Гарем, #2

7

 Промчалась весна, пришел и ушел день святого Иоанна. А граф Гленкерк все еще не выпускал свою прекрасную пленницу. Сам он часто велел седлать кобылу и уезжал в Гленкерк, куда спускаться было целых два часа, и там занимался делами своего поместья. Часто Патрик охотился. добывая пропитание для обитателей маленького дома. Но ни одной ночи он не проводил без Катрионы.

 Хотя Катриона никогда бы в этом не призналась будущему мужу, она теперь жила в ожидании его ночных объятий. Ведь эта юная женщина была здоровой и сильной, и что бы ни говорила, она любила своего красавца жениха. Что же до графа, то он пылал к ней неистовой страстью. И не раздумывая убил бы любого мужчину, который осмелился бы взглянуть на его суженую хотя бы с малейшим любопытством.

 Дни становились теплее и длиннее. Патрик стал часто сажать невесту на свою лошадь и пускался вскачь по лесам и высоким луговым травам. Несколько раз они предавались любовным утехам среди свежего вереска, пронизанного солнечными лучами. Катриона была горяча, как вино, и сладка, как мед. Патрик все больше удивлялся — как это он, никогда ранее не остававшийся верным одной женщине больше чем неделю или две, теперь испытывал страх при одной только мысли, что придется возвращаться в Гленкерк и делить невесту пусть даже со своей семьей.

 Но возвращение близилось. Катриона еще не догадывалась о том, что месячные у нее прекратились в связи с предстоящим материнством. А Эллен уже подумывала о том, как поделикатнее обратить внимание своей молодой госпожи на это обстоятельство. Однажды утром такая возможность представилась.

 Граф поднялся спозаранку и по делам отправился в Гленкерк. Эллен весело вошла в комнату Катрионы, неся на подносе небольшой пирог с дичью, который только что вынула из печи.

 — Ваш любимый, госпожа Кат. Разве не чудесно пахнет, — ликовала она, поводя подносом перед Катрионой.

 Но та вдруг изменилась в лице и побледнела. Спрыгнув с кровати, она схватила со стола тазик и нагнулась над ним; ее вырвало.

 — Ox, — сочувственно произнесла Эллен, поставив поднос и вытирая влажный лоб девушки льняным полотенцем. — Ложитесь-ка вы обратно в постель, моя дорогая госпожа. — И она поплотнее закутала Катриону. — Что за скверный мальчуган так докучает маме!

 Катриона уставилась на служанку, словно на полоумную.

 — И что ты там бормочешь, Элли? Убери ты этот проклятый пирог, а не то меня снова вырвет! Принеси попить коричневого эля, а к нему лепешек.

 Эллен убрала злополучный пирог и вернулась через несколько минут с тем, что велели. Она наблюдала, как Катриона медленно и осторожно тянула эль, а затем, очевидно, оправившись, с волчьим аппетитом съела лепешки.

 — Как вы теперь себя чувствуете?

 — Уже лучше. Ума не приложу, что это вызвало у меня такую рвоту? И это ведь уже третий раз за последнюю неделю. Как ты думаешь, Элли, не могло в кладовке что-нибудь испортиться?

 — Госпожа Кат! — Эллен уже теряла терпение. — Вы же беременны! Он засадил вам в живот своего ребенка, и теперь мы можем отправляться домой!

 Зеленые глаза Катрионы широко раскрылись.

 — Нет, — прошептала она. — Нет, нет, нет!

 — Да! И он у вас растет! В этом нет никаких сомнений.

 Граф будет так счастлив!

 Катриона в ярости накинулась на Эллен:

 — Если ты осмелишься сказать ему, то я вырежу твой подлый язык! Понимаешь?

 — Миледи!..

 На миг Катриона закрыла глаза. Открыв их снова, она заговорила спокойно и тихо:

 — Я сама извещу лорда о своем положении, но не сейчас.

 Как только он узнает, то тотчас же отправит меня в Гленкерк.

 А я пока не хочу оставлять А-Куил. Ну, пожалуйста, Эллен.

 Ведь пока дело зашло недалеко. Время еще есть.

 У Эллен от природы было мягкое сердце. А мысль о том, что молодая госпожа хочет еще немного побыть наедине с графом, привела ее в восторг.

 — Когда кровь была в последний раз? — спросила она.

 Катриона на мгновение задумалась.

 — В начале мая.

 — Ах, моя милая, уже истекли добрых три месяца! — воскликнула Эллен. — И ничего, с неделю или около того еще можно подождать, а потом известим его светлость. Наследник будет зимним ребенком.

 — Никаких намеков, Элли. Никаких лукавых взглядов.

 Я преподнесу графу сюрприз.

 И она, быть может, сама обо всем сказала бы Патрику, а потом покорно отправилась в Гленкерк, если бы он сам все не испортил. Задержавшись в поместье на три дня и три ночи из-за какого-то незначительного обстоятельства, граф вернулся обратно в А-Куил похотливым, словно молодой жеребец.

 Катриона совсем уже было собралась открыться будущему супругу и радостно побежала приветствовать его. Но, не говоря ни слова, он просто схватил ее в объятия и понес в спальню. Без предваряющих комплиментов или любезностей граф сорвал с нее одежду и жестом приказал ложиться на кровать. Грубо задрав ночную рубашку, он вонзил в нежную плоть свой член. Катриона была возмущена.

 Удовлетворившись на какое-то время, граф сел, опершись на подушки, и властно притянул ее к себе. Патрик всегда любил трогать у Кат груди и теперь принялся жадно ласкать их. Но они уже начали набухать из-за беременности, прикосновения были болезненными и рассердили ее. Еще больше граф обидел девушку своим хихиканьем.

 — По-моему, эти сладкие сосочки все растут и растут, Кат. — Он игриво сжал их. — Любовь и нежность мужчины творят чудеса, а, голубка?

 Патрика должно было насторожить напряженное молчание невесты, но его голова была занята другими заботами, а тело снова жаждало ее. Он взял Катриону еще раз, а затем столкнул с постели и, похлопав по ягодицам, попросил подать обед.

 Девушка спустилась на кухню. Эллен давно уже отошла ко сну, так что Катрионе самой пришлось собрать поднос, положив туда половину жареной курицы, холодный пирог с дичью, хлеб, масло, медовые соты, кувшин пенистого коричневого эля, в который она бросила щепотку ароматных сушеных трав. У графа сегодня будет прекрасный сон.

 Все это она подала жениху с нежной заботливостью и даже почувствовала себя виноватой, когда он сказал:

 — Ты станешь самой красивой графиней, какую когда-либо видел Гленкерк. Боже милостивый, моя голубка! Как же я люблю тебя!

 Сонное травяное зелье уже начинало действовать, Патрик уснул.

 С раннего детства она умела просыпаться, когда того хотела. Было еще темно. Поднявшись с постели, Катриона надела льняную рубашку и штаны для верховой езды. Наскоро собрав небольшой тюк и прихватив теплый плат Гленкерка, девушка выскользнула из комнаты и спустилась по лестнице.

 До рассвета оставалось еще целых три часа. Она прокралась в конюшню. Наверху, в комнатке на чердаке, громко храпела Эллен. Ее брат Конолл, как было известно всем, спал сейчас примерно в полумиле отсюда у своей любовницы. Катриона тихо оседлала Дерга. Надев поводья на конолловского Фаина, она вывела обеих лошадей из конюшни.

 Прошагав добрую четверть мили, Катриона села на Дерга и, ведя за собой на поводу Фаина, поскакала галопом в сторону Грейхевена. Она рассчитывала попасть туда прежде, чем проснутся слуги. Дома она заберет свою одежду, драгоценности и немного золота из тайника отца.

 Осуществив эти намерения, Катриона поспешила на большую дорогу, не забыв перед этим ударом уздечки отослать Фаина — Катриона знала, что лошадь тотчас отправится в свою конюшню в Гленкерке.

 Беглянка ехала, пожевывая овсяные лепешки и посмеиваясь про себя. Она таки перехитрила Патрика! В последние недели граф был таким добрым и любящим, что, казалось, принял ее как равную. Той памятной ночью, однако, он сказал, как это обстоит на самом деле. И сомневаться уже не приходилось. Она была его собственностью, нужной только для того, чтобы выводить сыновей. Что ж, скоро Патрик увидит, как сильно ошибся, выдав желаемое за должное. Она не рабыня.

 Катриона пришпорила Дерга, пустив его галопом.

 Неужели Патрик и в самом деле полагал, что, отобрав у нее Бану, помешает ей убежать?.. Если бы он столько же времени уделял тому, чтобы узнать женщину Катриону Хэй, сколько тратил на познание ее тела, то очень быстро обнаружил бы, что не существовало лошади, с которой она не могла бы совладать. Катрионе доставило бы огромное удовольствие узнать, что именно это и обнаружил в тот самый миг Патрик Лесли…

 Граф проснулся поутру с головной болью и странным привкусом во рту. Протянув руку, он понял, что Катрионы в постели нет. Чьи-то бешеные удары в дверь мучительно отозвались в его голове.

 — Войдите, черт возьми, — закричал Патрик. В комнату ввалились Эллен и Конолл и разом запричитали.

 — Тихо! — приказал граф. — По одному! Эллен, ты первой.

 — Она сбежала, милорд. Госпожа Катриона сбежала.

 Забрала обеих лошадей и сбежала.

 — Когда?

 — Ночью. Мне очень жаль, милорд. Я всегда сплю как убитая до шести утра и ничего не слышу.

 — А ты где был? — спросил Патрик, повернувшись к Коноллу. — Нет, не отвечай, я и так знаю. Умчался кидать палки своей пастушке. Проклятие! — выругался граф. — Когда я поймаю ее, она целый месяц у меня не сможет сидеть!

 Но Эллен набросилась на него:

 — Вы и пальцем госпожу Катриону не тронете! Моя бедная девочка! Уже больше трех месяцев, как она беременна вашим ребенком. И деточка уже собралась сообщить вам об этом, когда вы вернетесь из Гленкерка. Что вы сделали для того, чтобы Кат убежала? Моя бедная Кат! Что-то такое вы наверняка уж сделали!

 Патрик покраснел.

 — Так! — поняла Эллен. — И что же это было?

 — Только любовь, — возразил Патрик. — Я целых три дня ее не видел!

 — Если бы вы, мужчины Лесли, больше думали головой и меньше членом! Итак, значит, любовь? Понятно.

 Эллен окинула спальню рассерженным взглядом. — Приехав домой и даже ни о чем не расспросив свою невесту, вы завалили ее. Один раз или два? А затем, держу пари, вы попросили ужин.

 Лицо графа залила краска стыда.

 Эллен презрительно фыркнула.

 — Боже мой! Куда девался ваш рассудок? — продолжала она горестно. — Если бы вы были англичанином или французом, тогда можно было бы ожидать таких глупостей. Но каждый шотландец знает, что шотландская женщина — самое независимое существо на свете! Что ж, теперь у нее над вами хорошая фора, и так просто на этот раз вы ее не отыщете.

 — Она не могла уйти далеко, — сказал Патрик. — Поскакала наверняка домой к матери.

 Эллен печально покачала головой.

 — Не думаю, милорд. Если она и поскакала в Грейхевен, то лишь затем, чтобы забрать свои драгоценности и, возможно, украсть у отца немного золота. Но куда она скроется дальше, милорд, я не знаю. Прежде она ни разу не выезжала за границы округа.

 — Я полагал, что ее драгоценности в Гленкерке, — удивился граф.

 — Нет, милорд. Когда госпожа Катриона убежала от вас в феврале, я отвезла их обратно в Грейхевен, и она знала об этом.

 Какое-то мгновение Патрик Лесли выглядел подавленным. Затем он спустил ноги с кровати и поднялся. Не говоря ни слова, Эллен подала ему бриджи и вышла из комнаты.

 Граф обратился к Коноллу:

 — Где здесь поблизости есть лошади?

 — В долине. Самая ближняя ферма — ; Гэвина Шоу.

 — Иди, — велел граф. — Встретимся там.

 Конолл кивнул и вышел. Одевшись, Патрик спустился на кухню. Эллен подала ему большой кусок хлеба с беконом.

 — Пожуйте на ходу.

 Граф поблагодарил кивком.

 — Собери здесь все мои вещи, Эллен. Я пришлю за ними кого-нибудь самое позднее пополудни. Не останешься ли ты в Гленкерке, пока я разыскиваю Кат? Теперь ты потребуешься ей больше, чем когда-либо.

 — Останусь, милорд. Ее покои все еще не подновили как следует, да надо к тому же приготовить и детскую.

 Просияв, Гленкерк вышел из дома и стал спускаться в долину на ферму Шоу.

 Несколько часов спустя Патрик Лесли убедился в правоте Эллен. Катрионы в Грейхевене не оказалось, и проверка показала, что отсутствуют ее драгоценности вместе с доброй порцией фамильного золота.

 Патрик поскакал в Сайтен, а позже заехал в поместье к Рут. Ни там, ни там Катрионы не было. В Гленкерке его прелестная мать обругала сына за глупость таким голосом, какого он никогда в жизни у родительницы не слышал, она потребовала найти Катриону и ее будущего внука.

 — Джеймс управится с поместьем, пока тебя не будет, — сказала она. — К сожалению, Адам и Фиона уехали в Эдинбург. Они собираются во Францию навестить наших кузенов.

 — Мама, я не знаю, где искать Кат.

 Она взглянула на него с жалостью.

 — У тебя меньше шести месяцев, сын мой. И если не найдешь, то следующий законный Гленкерк родится вне брака.

 Застонав от отчаяния, он покинул комнату. Если бы в этот момент Катриона Хэй увидела расстроенное лицо графа, то она была бы довольна.