• Гарем, #2

10

 Снег шел всю ночь, и Эдинбург проснулся поутру весь сверкающий, серебристо-белый. Катриона поднялась с постели, сходила по нужде в ночной горшок и снова забралась под теплое одеяло. Несколько минут спустя пришла Салли, чтобы разжечь в камине огонь. Она принесла горячего молока со взбитыми яйцами и пряностями и целую тарелку горячих лепешек, с которых капало масло, и земляничный джем.

 — Слава Богу, — сказала Катриона, нагибаясь вперед, когда Салли взбивала ей подушки. — Сегодня утром у меня волчий аппетит. Бекона нет?

 — Можно принести, миледи, — улыбнулась Салли. — Начните с того, что есть, а я скажу миссис Керр.

 Катриона с жадностью отхлебнула молока и принялась за лепешки.

 — Ты выглядишь, словно десятилетняя девочка, а вовсе не как женщина, которая вот-вот родит, — засмеялся Патрик, входя в комнату. — У тебя по всему лицу размазан джем. А вот и ваш бекон, мадам.

 Граф элегантно пронес тарелку у нее под носом и поставил на столик.

 — Спасибо, милорд. — Катриона схватила кусок и с наслаждением его сжевала.

 — Можно ли мне позавтракать с тобой?

 — Если хочешь.

 — Салли, девочка, принеси!

 Катриона подождала, пока Салли выйдет, и только тогда заговорила:

 — Чувствуешь себя уверенно, да, Патрик?

 — Проклятие, Кат! Неужели так теперь будет всегда?!

 Все время издеваешься!

 — Пока не вернешь мне мое законное, вообще ничего не будет.

 Катриона откусила лепешку, и масло потекло по ее маленькому подбородку.

 — Ты подбиваешь меня показать, что я не блефую? — Граф едва сдерживал изумление.

 — Да-а, — протянула она, глядя ему в лицо. — Не хочешь поспорить, что я еще и выиграю?

 — А какие ставки, мадам?

 — А-Куил против дома в Эдинбурге, который я сама выбираю.

 — Если выиграешь, милая.

 — Выиграю, — убежденно сказала Катриона, накидываясь на последний кусок бекона.

 Граф засмеялся, любуясь ее возмутительной самоуверенностью. С этой стороны невесту он раньше не знал, и она ему нравилась.

 — А если, — спросил Патрик, — я найму экипаж, не согласишься ли ты сегодня поехать со мной на прогулку?

 — Соглашусь! Мои размеры теперь меня стесняют, и последние несколько недель я сидела взаперти.

 У Бенджамена Кира нашлись сани, привезенные из Норвегии. Они были красного цвета, с черным и золотым рисунком. В них впрягались две лошади. Граф удобно устроил Катриону, обернув ее несколькими меховыми накидками, взял в руки поводья и пустил лошадей вскачь.

 Катриона Хэй выглядела прелестно. Восхищенные взгляды прохожих, то и дело обращаемые на сани, всерьез досаждали Патрику. Однако один его огненный взгляд обескураживал любого сердцееда.

 Катриона куталась в коричневый бархатный плащ. Капюшон, отделанный широкой полосой темного соболя, чудно обрамлял ее сердцевидное личико, на котором румянец играл, как кровь с молоком. Несколько прядей темно-золотистых волос выскользнули из-под капюшона и легли в восхитительном контрасте с темным мехом. Патрик ругался про себя. Ему таки придется уступить ее требованиям!

 Дело было даже не в одном только имени сына. Он любил эту своенравную лисицу, и если даст ей снова убежать, то никогда не получит обратно.

 — Я голодна, Гленкерк, — прервала его мысли Катриона.

 — На окраине, голубка, есть одна отличная таверна.

 Думаю, туда можно заехать.

 Граф лихо вогнал сани во двор «Роял Скотт» и, соскочив на землю, бросил вожжи пареньку-прислужнику.

 Катриона откинула меховые одежды и позволила Патрику взять ее на руки. Чтобы ей не пришлось шагать по глубокому снегу, он донес ее до самых дверей и только тогда поставил на ноги.

 — Отдельную комнату, сэр? — спросил хозяин.

 — Нет, дорогой. Общий зал нас вполне устроит, если только он не очень забит.

 Их усадили за столик у окна перед большим камином.

 Патрик снял с невесты плащ. На ней было надето обманчиво-скромное свободное платье из коричневого бархата с кружевным, украшенным рюшами воротничком кремового цвета и такими же манжетами. Тяжелая, золотая цепь с топазами смягчала строгость этого платья. Волосы рассыпались по плечам.

 Не дожидаясь приказания, хозяин принес бокалы горячего вина с пряностями.

 — Мы будем обедать, — сказал граф. — Принеси нам самого лучшего, что у тебя есть.

 Они выпили по паре бокалов вина, а затем появился слуга, пошатывавшийся под весом подноса. На первое им подали по миске креветок с устрицами, приправленньми изысканным соусом из разных трав. Рядом лежали свежий хлеб и масло, блюдо артишоков в уксусе с маслом и салат из капусты. Потом принесли жареную утку, коричневатую и хрустящую, со сладко-кислым лимонным соусом, три говяжьих ребра, тонко нарезанные розовые ломти молодого барашка на большом плоском блюде и красное вино с розмарином к нему. За всем этим последовали целая отварная форель, а также слоеные булочки, начиненные рубленой олениной, крольчатиной и фруктами. Последним блюдом оказалась большая миска запеченных в сметане груш и яблок, посыпанных цветным сахаром, и к ним еще и желе, засахаренные орехи и большой кусок сыра. Завершали обед вафли и маленькие стаканчики гиппокраса.

 Катриона, никогда и раньше не проявлявшая робости за столом, ела с особым удовольствием, которое позабавило графа. Наконец она сказала:

 — Что-то мне дремотно, Гленкерк! Отвези меня домой.

 Патрик заплатил по счету и похвалил хозяина за прекрасную еду и за усердие. Дав всем на чай, граф снова усадил невесту в сани, укутал и повез домой. Когда, возвратив сани Бенджамену Кира, он вернулся обратно, то узнал от Салли, что ее госпожа удалилась в свою комнату.

 Гленкерк поднялся по лестнице и постучал, Катриона велела ему войти. Она уже успела сменить парадное платье на бледно-голубой шелковый халат и прилегла на кровать.

 — Я ощущаю себя страшно толстой и очень тяжелой, — сказала она, — и намереваюсь проспать до самого вечера. — Катриона потянулась к графу и привлекла его к себе. — Спасибо, Патрик, мне так понравилась наша прогулка!

 — И мне тоже, любовь моя, — ответил он, а потом наклонился и нежно ее поцеловал.

 Катриона взяла его руку и положила на свой выступающий живот. Когда он почувствовал, как в ее чреве шевельнулось дитя, лицо его осветилось недоверчивым восторгом. Катриона засмеялась.

 — Да, любимый! Мой Джеймс — сильный и здоровый малыш!

 Она сказала «мой», а не «наш». Патрик про себя обиделся, но попытался не показать этого и бодро сказал:

 — Наш Джеймс, Кат. Он и мой сын.

 — Нет, мой, лорд Гленкерк. Вчера я вам это уже сказала. Малыш мой. И ваш внебрачный.

 Патрик встал.

 — Спокойной ночи, — сказал он тихо и вышел. Граф почти уже готов был уступить. Катриона понимала это. Она отлично знала, что Патрик хотел ее, и не только из-за ребенка. И она не возражала, чтобы он желал ее тело, ибо она так же сильно желала его. Но до тех пор, пока Патрик не отдаст то, что должен, и не осознает свою не правоту, жить с ним она не сможет. Катриона заснула, размышляя о том, сколько же времени еще пройдет, пока граф признает поражение.

 А пока она спала, Патрик узнал от своего дядюшки весьма любопытную новость. Утро аббат провел в библиотеке, ожидая возвращения племянника с племянницей. Он был чрезвычайно доволен собой, полагая, что его беседа с Катрионой уже начала приносить плоды. Когда Патрик вошел в библиотеку, Чарлз Лесли спросил:

 — Итак, племянник! Когда я совершаю брачный обряд?

 — Пока рановато, дядя. Она еще не готова принять решение.

 — Господи! Что же она хочет?! Ты понимаешь ее? Я уже перестал.

 Патрик засмеялся.

 — Думаю, что уже понимаю ее вполне. Она не хочет, чтобы с ней обращались как с движимым имуществом.

 — Чепуха, — отрезал аббат. — Что же такое женщина, как не движимое имущество? Ведь даже еретики-протестанты с этим соглашаются.

 — И тем не менее, — продолжал Патрик, — она хочет, чтобы с ней обращались как с равной, и убеждена, что ни А-Куил, ни капиталовложения, оставленные ей бабушкой, не должны были включаться в ее приданое. Кат хочет, чтобы они были возвращены, и заявляет, что не выйдет за меня до тех пор, пока не получит их.

 Аббат минуту подумал и сказал:

 — Бабушка действительно считала, что каждой женщине нужно чем-нибудь владеть, поэтому она и позаботилась, чтобы все ее внучки и правнучки, родившиеся до ее смерти, получили в наследство как небольшую собственность, так и определенные капиталовложения. Сумасшедшая мысль! Никакой судья не согласится поддержать такую чепуху! И если лорд Грейхевен включил А-Куил с капиталовложениями в приданое Катрионы, то они, конечно же, твои.

 Слушая пространные рассуждения дядюшки, Патрик внезапно понял всю их несправедливость. Гнев Катрионы разом стал ему понятен.

 — Я обещал ей вернуть А-Куил, — твердо сказал граф. — А производила ли она какие-либо операции со своими капиталовложениями? Или только получала дивиденды?

 — Грейхевен что-то говорил однажды об этом, однако точно я не помню, о чем именно тогда шла речь.

 Тебе следует справиться у Кира.

 — Я намереваюсь это сделать, — ответил Патрик, — но, дядя, если ты хочешь, чтобы мой сын родился законным, не говори Катрионе о нашем разговоре. Я повидаюсь с Бенджаменом Кира. Если она, проснувшись, спросит обо мне, то я ушел на прогулку.

 Но когда Катриона проснулась, то уже не думала о Патрике. Сильная боль пронизывала все ее тело. Девушка попыталась подняться на ноги, но едва успела это сделать, как по ногам уже полились струи воды. От испуга она громко закричала. Через несколько секунд в комнату вбежали миссис Керр и Салли. Женщина в мгновение ока оценила обстановку и, успокаивая, обняла Катриону за плечи. — Не волнуйтесь, миледи. Просто малыш решил, что ему пора вылезать наружу. Салли, девочка, принеси полотенца. Вам больно, миледи?

 — Немного. Боль подходит и отступает.

 — Именно, — сказала миссис Керр. — Салли, пойди скажи аббату, что нам потребуется его помощь, чтобы перенести стол. А теперь, миледи, вам лучше ненадолго прилечь.

 И она помогла Катрионе взобраться на кровать. Салли поспешила вниз в библиотеку, где Чарлз Лесли мирно дремал перед пылающим камином. Девушка мягко потрясла его за плечо.

 — Сэр! Сэр!

 Аббат открыл глаза.

 — У госпожи начались схватки, сэр. Потребуется ваша помощь. Нужно перенести родильный стол.

 Чарлз Лесли окончательно проснулся.

 — Граф вернулся? — спросил он.

 — Нет, сэр.

 — Проклятие, — выругался аббат.

 — Придется бежать разыскивать его. — Салли положила руку ему на локоть. — Милорд, мой младший брат сейчас на кухне. Он пойдет и отыщет графа. Времени предостаточно. Первенцы всегда выходят медленно.

 — Дай брату вот это, — сказал аббат, вручая Салли медную монету. — Когда вернется, получит серебряную.

 — Спасибо, сэр. Если вы подождете здесь, то я пошлю мальчика сейчас же.

 Она поспешила на кухню, где ее десятилетний брат за обе щеки уписывал тушеную баранину. Девушка протянула ему медяшку.

 — Вот, Робби, это тебе. Беги скорее в дом банкиров Кира на Голдсмитс-лейн. По дороге не отвлекайся и ни с кем не разговаривай. Спросишь графа Гленкерка. Передашь ему, что его сын вот-вот родится. А если графа не захотят беспокоить, то скажи им, что это вопрос жизни и смерти. А когда вернешься, получишь серебряный!

 Зажав монетку в кулачке, мальчик схватил свой плащ и мигом убежал.

 В доме Бенджамена Кира граф Гленкерк, удобно устроившись, потягивал турецкий кофе. Со все возрастающим изумлением он вслушивался в то, что говорил о финансовом чутье Катрионы нынешний глава почтенного семейства.

 — За последние два года она почти утроила свой капитал, — сказал банкир.

 — Наверное, потому, что вы даете ей указания, говорите, как поступать, — предположил Патрик.

 — В последние два года — нет, милорд. Когда ей исполнилось двенадцать лет, Катриона Хэй написала мне письмо, в котором спрашивала, не соглашусь ли я наставлять ее по финансовым вопросам. Я начал с самого простого, поскольку не был уверен, серьезны ли ее намерения и есть ли у девочки нужные способности. Однако чем больше я учил ее, тем все больше и больше она хотела знать.

 Катриона впитывала все, что я ей говорил, и буквально все схватывала на лету. И понимала. Два года назад она захотела сама управлять своими делами. Примерно шесть месяцев она непременно советовалась со мной прежде, чем что-либо предпринять, но потом все взяла на себя. Катриона умна, милорд, очень умна. И я не премину по секрету сообщить вам, что порой сам следовал ее примеру, причем зарабатывал на этом кругленькие суммы!

 Патрик сглотнул слюну.

 — Должен ли я так понимать, Бенджамен, что, когда леди Катриона сообщала вам об ее вложениях, вы старались вложить свои капиталы туда же?

 — Да, милорд.

 — Знали ли вы, что еще в прошлом году, когда был назначен день нашей свадьбы, Грейхевен все капиталовложения Катрионы передал мне?

 — Не знал, милорд. Нас не известили об этом. Леди Хэй продолжала управлять своими денежными средствами, особенно с тех пор, как сама появилась в Эдинбурге.

 — Так будет и дальше, Бенджамен. Ваш брат Абнер — юрист, не так ли?

 — Да, милорд.

 — Если он здесь, то я хочу немедленно составить бумагу, которая законно возвратит леди Катрионе Хэй ее собственность. И, Бенджамен, леди никогда не должна узнать, что я расспрашивал вас о ее финансовых делах. Буду с вами честен, ведь вы мой друг. У леди Хэй скоро родится ребенок. Но она отказывается выйти за меня замуж — как это было условлено много лет назад, — если только я не верну ей ее собственность. Естественно, я не потерплю, чтобы следующий Гленкерк родился вне брака, однако Катриона упряма, и никто — ни мой дядя-аббат, ни я сам — не может переубедить ее.

 — Я немедленно пошлю за братом и за его клерком, милорд. И можете вполне довериться мне. Женщины в лучшем случае непредсказуемы. А уж те из них, которые готовятся рожать, — просто опасны. Остается только уступить и сделать хорошую мину.

 Пока они ждали юриста и клерка, в комнату ввели юного Робби.

 — Этот малец заявляет, — сказал слуга, — что должен видеть графа по вопросу жизни и смерти.

 — Итак, парень, — ласково обратился к мальчику граф.

 — Я Робби Керр, брат Салли. Ее милость сейчас рожает.

 — Проклятие! — выругался Патрик. — Он уже родился?

 — Нет, сэр, — невозмутимо проговорил Робби, — родовые схватки только начались.

 — Ты очень хорошо осведомлен для девятилетнего мальчика. Или десяти? — Граф развеселился.

 — Десяти, сэр. И как же мне не знать? После меня было еще шесть.

 — Твоя мать достойна похвалы, юный Робби, — включился Бенджамен Кира.

 — Нет, сэр. Мать умерла, рожая меня. Это мачеха имела после меня шестерых.

 Граф побледнел, и, заметив это, Бенджамен Кира поспешил успокоить его:

 — Я пошлю с мальчиком свою жену. Она уже трижды была матерью и сможет определить, как идут дела у вашей леди. Не беспокойтесь, милорд. Первые — всегда долгие. У вас еще порядочно времени.

 Когда Абнер Кира с клерком вошли в комнату, Бенджамен и маленький Робби уже шли за госпожой Кира. Муж и жена переговорили на языке, незнакомом мальчику, хотя и звучавшем немного похоже на гаэльский, который ему иногда приходилось слышать. Банкирша обратила на мальчика свои прелестные карие глаза.

 — Что ж, паренек, в путь! Веди меня к дому его светлости!

 Робби привел госпожу Кира к парадному входу, и Салли впустила их в дом.

 — Я жена господина Бенджамена Кира. Его светлость послал меня узнать, как чувствует себя леди.

 Салли присела в реверансе.

 — Прошу вас, мадам, если вы соизволите присесть, то я схожу за своей тетушкой. Она находится сейчас при ее милости.

 Когда миссис Керр спустилась по лестнице, то сразу засуетилась.

 — Ох, Салли оставила вас в прихожей! Пройдите в гостиную и примите стакан крепкого напитка.

 — Спасибо, миссис Керр, — улыбнулась Анна Кира, — но мне нужно спешить назад. Его светлость, подобно большинству отцов, которые ожидают первенца, совсем обезумел. Как обстоят дела у леди?

 — Ему не стоит волноваться. Все идет хорошо. Она не разродится еще несколько часов.

 — Думаю, он будет дома много раньше, — тихо проговорила госпожа Кира.

 Женщины понимающе переглянулись и рассмеялись.

 Быстро возвратившись домой, Анна Кира успокоила графа.

 К этому времени Абнер уже составил документ, по которому Катриона Маири Хэй Лесли, графиня Гленкерк, являлась единственной законной владелицей А-Куила и капиталовложений, оставленных ей Джанет Лесли. Составленный в двух экземплярах документ был подписан Патриком Лесли, графом Гленкерком, и тут же засвидетельствован Бенджаменом Кира и его братом. Один экземпляр оставался на вечное хранение в сейфах этого семейства, а другой граф забрал с собой.

 В сумерках Патрик торопливо шагал сквозь метель, сжимая под плащом заветную бумагу. Ну, теперь-то она выйдет за него замуж! Должна!

 — Еще нет! — выпалила Салли, впуская его и забирая плащ.

 — А дядя?

 — В библиотеке, сэр!

 Граф быстро прошел в библиотеку.

 — Скорее, дядя Чарлз, и возьмите все принадлежности, нужные для венчания. Я выполнил просьбу Катрионы и теперь поднимаюсь к ней.

 Прежде чем аббат успел ответить, граф был за дверью.

 Пробежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и вихрем ворвался в спальню.

 Перед камином стоял длинный стол, один конец которого был выше другого. Он был накрыт муслиновыми простынями. На столе, со всех сторон обложенная подушками, сидела Катриона. Ошеломленный, граф огляделся.

 — Роды — кровавое дело, милорд. Я полагаю, что не стоит губить прекрасный новый матрац с периной, — объяснила ему миссис Керр.

 Патрик прошел к Катрионе и встал рядом. Не говоря ни слова, он протянул ей свернутый пергамент. Она сорвала печать, развернула бумагу и внимательно прочитала с начала и до конца. На какое-то мгновение роженица зажмурилась от приступа боли. Затем, подняв на графа глаза, полные слез, Катриона тихо сказала:

 — Спасибо, Патрик.

 — Катриона Хэй, мы с тобой обручены уже больше двенадцати лет. В эту самую минуту рождается наш ребенок. Скажи, что теперь ты выйдешь за меня замуж. — Патрик замолчал и, лукаво взглянув ей в глаза, усмехнулся. — К тому же этот документ написан на имя Катрионы Маири Хэй Лесли, графини Гленкерк. Ты должна выйти за меня замуж, чтобы получить обратно свою собственность!

 — Патрик, ты вернул мне мою собственность, это так.

 Но изменилось ли твое отношение? Как ты теперь смотришь на меня?

 Это был хитрый вопрос, и граф знал, что их судьбы, вместе с судьбой их ребенка, зависят от его ответа.

 — Я смотрю на тебя, — проговорил он медленно и значительно, — сначала как на Кат Хэй — умную и прекрасную женщину. Надеюсь видеть тебя еще и своей женой, и любовницей, и другом, и матерью наших детей. Ты не одна женщина, а сразу много! И некоторых из них мне еще только предстоит узнать.

 — Патрик, — улыбнулась сквозь боль Катриона. — Я верю, что ты начинаешь меня понимать. Это, конечно, далось тебе нелегко. Спасибо.

 Она соглашалась. Граф был уверен в этом и чувствовал неимоверное облегчение.

 — Да, милорд… моя любовь… мой дорогой друг и дражайший враг, — Катриона сжала его руку. — Я выполню наш уговор. Я выйду за тебя замуж.

 И тут, словно в театре по реплике, вбежал аббат со своим переносным алтарем.

 — Прекрасно, племянница! И чтоб больше никаких глупостей! Если ты не произнесешь обет сама, мне придется сказать его вместо тебя. Старику аббату следовало позаботиться об этом еще несколько месяцев назад!

 Полагаю, сейчас ты не станешь сопротивляться?

 — Не стоит угрожать мне, дядя. Я выйду замуж за Патрика, но только подождите еще несколько минут. Если вы оба удалитесь, то я бы хотела одеться на свою свадьбу. — Она скорчилась от боли, а затем повернулась к Салли:

 — Рубиновый бархатный пеньюар! О Боже!

 Мужчины быстро вышли. Салли забеспокоилась.

 — Роды приближаются, миледи. По-моему, вы не сможете подняться.

 — Только на несколько минут! Я не могу выходить замуж, лежа на родильном столе!

 Ее пронзил новый приступ боли. Салли помогла Катрионе высвободиться из халата и облачиться в тяжелый бархатный пеньюар. Миссис Керр тем временем выскользнула в зал.

 — Произносите ваши речи поскорее, милорд аббат.

 Схватки неожиданно усилились, и следующий Гленкерк родится очень скоро.

 Чарлз кивнул. Салли высунула голову из двери.

 — Госпожа желает, чтобы церемония происходила в гостиной у камина.

 Пока миссис Керр с аббатом негодовали друг на друга, Патрик, широко шагая, поспешил обратно в спальню. Пошатываясь от слабости и боли, Катриона стояла в своем рубиново-красном пеньюаре возле камина. Ее тяжелые длинные волосы были заплетены и крепко зашпилены золотыми шпильками с жемчужинами. От графа не укрылась боль в глазах невесты, и его руки бережно обвились вокруг нее. Ни один из них не произнес ни слова. Все еще обнимая невесту, Патрик вывел ее из спальни и осторожно проводил вниз по лестнице через зал в гостиную. Аббат, миссис Керр и Салли прошли следом.

 Чарлз Лесли открыл свой требник и привычно начал читать. Жених и невеста стояли перед ним. Катриона крепко держалась за руку Гленкерка. Всякий раз, когда роженица испытывала очередную схватку, граф это чувствовал, потому что она еще крепче сжимала его руку.

 Он не переставал дивиться силе своей возлюбленной.

 Видя, как бледна племянница, аббат не мешкал.

 — Кольцо, — зашипел он на Патрика.

 Тот протянул рубин.

 Чарлз Лесли благословил кольцо, вернул его графу, и тот надел драгоценное украшение на палец Катрионе.

 Невеста сразу определила цену сердцевидного камня, и ее глаза широко раскрылись от изумления. Она подняла их на Гленкерка и улыбнулась. Граф успокаивающе улыбнулся в ответ. Торжественно произнеся еще несколько слов, Чарлз Лесли объявил племянницу и племянника мужем и женой.

 Патрик не стал ждать поздравлений. Он поднял Катриону на руки и быстро понес ее обратно в спальню. Салли побежала вперед, а миссис Керр, стараясь не отставать, поспешила следом. Женщины помогли Катрионе вылезти из тяжелого платья и устроиться на родильном столе. Когда Патрик убедился, что жена сидит удобно, насколько это было возможно в ее положении, он пододвинул стул и сел рядом.

 — Милорд, здесь не место мужчине, — попыталась прогнать его миссис Керр.

 — Если только моя жена не возражает, я желаю видеть, как рождается мой сын. — Граф посмотрел на Катриону.

 Та протянула руку.

 — Останьтесь, милорд. Вы уже столько пропустили… — Она улыбнулась.

 Меж тем схватки учащались и становились все тяжелее. Роженица покрылась потом. Она сжимала губы и глубоко вздыхала.

 — Не сдерживайтесь, миледи, — говорила миссис Керр. — Надо кричать, а не то вам станет хуже.

 — Не хочу, чтобы мой сын вошел в мир при криках боли его матери, — заупрямилась Катриона.

 — Чепуха, — оборвала ее миссис Керр. — Малыш это и не вспомнит, ведь он будет так занят своим собственным криком. — Ее глаза озорно" блеснули. — Почему бы вам не браниться? По-гаэльски? Он же все равно не поймет!

 Аббат, ждавший в прихожей, с изумлением услышал целый поток цветистых гаэльских ругательств, несшихся из спальни племянницы. Примерно десять минут спустя последовал торжествующий крик Гленкерка и возмущенный плач младенца. Неспособный далее сдерживать свое любопытство, Чарлз Лесли ворвался в спальню. Миссис Керр хлопотала возле Катрионы, а Салли вытирала родильную кровь с плачущего младенца.

 — У меня сын, дядя! Сын! Пятый граф Гленкерк! — возбужденно закричал Патрик. — Джеймс Патрик Чарлз Адам Лесли!

 — Да, дядюшка, — послышался усталый, но довольный голос. — Вы слышите: у него сын. Четвертый граф Гленкерк родил пятого графа. И, подумать только, он все это сделал в одиночку!

 — Я не смог бы это совершить без тебя, голубка, — заулыбался граф.

 — Нет, не смог бы, — слабо усмехнулась она. — А когда я смогу увидеть то чудо, которое произвела на свет?

 — Минутку, дорогая, — сказала миссис Керр. — Вы уже вся чистая и можете лечь обратно в постель.

 Она через голову надела на Катриону сладко надушенный пеньюар из мягкой шерсти бледно-лилового цвета.

 — Милорд, не будете ли вы любезны отнести графиню в кровать?

 Патрик нежно поднял Катриону на руки и уложил меж нагретыми простынями. Затем он натянул на молодую мать пуховое одеяло. После этих приготовлений Салли вложила ей в объятия запеленутого спящего младенца.

 — Боже мой! Такой малюсенький! Рождественские каплуны — и те побольше! — Но в голосе Катрионы звучала гордость.

 Заметив черный влажный пучочек, который Салли причесала завитком, она продолжала:

 — И у него твои волосики, Патрик!

 Миссис Керр забрала ребенка и передала его Салли.

 — Она уложит маленького в колыбель и посидит с ним, пока он не проснется. Вы все еще хотите его выкармливать сами или мне нанять кормилицу?

 — Я стану кормить сама, миссис Керр. По крайней мере сейчас. Однако я думаю, что сестре Салли, Люси, следует приходить и помогать ухаживать за ребенком. Салли не может оставаться при нем день и ночь.

 — Да, миледи. Но теперь вы должны поспать.

 — Еще несколько минут, миссис Керр. Вы позаботитесь, чтобы его светлость и аббат хорошо поужинали?

 — Разумеется, мадам, — улыбнулась экономка, — я немедленно распоряжусь.

 Она повернулась, чтобы уйти.

 — Миссис Керр?

 — Да, миледи.

 — Спасибо, миссис Керр. За все.

 Экономка просто засветилась от удовольствия:

 — Было очень почетно, миледи, принять будущего Гленкерка. — Она повернулась к аббату. — Пойдемте, сэр. Уверена, что вся эта суматоха пробудила у вас аппетит.

 И они вместе вышли из комнаты.

 Затем пришел Патрик, осторожно опустился на угол кровати. Взяв руку жены, он поднес ее к своим губам.

 — Ты излишне горда Кат, и невероятно упряма. Но, клянусь Богом, я люблю тебя. Я горд и счастлив иметь тебя своей женой и… другом!

 Катриона подняла на него свои изумрудные глаза, и они озорно сверкнули.

 — С тебя причитается дом в городе, Гленкерк, и, как только смогу, я непременно взыщу этот должок!

 Глубокий смех Патрика разнесся по всему особняку.