- Дочери торговца шелком, #1
Глава 10
Лоренцо ди Медичи и принц Амир ибн Джем сидели в небольшой комнате Палаццо делла Синьориа.
— Надеюсь, вы нашли жилище удобным, — заметил Медичи обманчиво мягким тоном и улыбнулся. Пригубил вино и заметил, что гость даже не притронулся к своему кубку. Судя по всему, заключение, пусть даже весьма комфортное, восторга отнюдь не вызвало.
Амир сухо усмехнулся.
— Мои апартаменты значительно лучше той тюрьмы, что расположена внизу, в подвале этого дворца. Последнее, что помню, Лоренцо, это обед за вашим столом. Блюда были превосходны. Не объясните ли, почему я оказался именно здесь? Кстати, благодарю за то, что доставили мне Крикора.
— Я отправил гонца к вашему деду с просьбой как можно быстрее забрать вас домой, — тихо ответил Медичи. — Сожалею, что пришлось поступить именно таким образом, однако мера это вынужденная, обусловленная исключительно вашим поведением. Поскольку ответ от султана придет не раньше чем через несколько недель, а на свободе вас оставлять опасно, пришлось ограничить вашу свободу передвижений. В первую очередь ради вашей же безопасности.
— Моим поведением? Но я приехал в город исключительно по делам и крайне мало общаюсь с теми, кого мог бы обидеть. — В это мгновение Амир понял истинный смысл слов Медичи и печально улыбнулся. — Кажется, речь идет о моих отношениях с некой синьорой, не так ли?
Собеседник утвердительно кивнул.
— Как осмотрительно с вашей стороны не называть ее по имени, друг мой. Да, таинственная синьора действительно находится в центре событий.
— Стены вашего палаццо обладают способностью впитывать интересные сведения, а затем сообщать их всякому, кто захочет выслушать, — ответил принц, слегка улыбнувшись. — И все же намерения мои благородны. Мечтаю, чтобы эта особа стала моей женой. Я люблю ее, а она любит меня.
— В таком случае готовы ли вы принять единственно истинную веру? — спросил Медичи, заранее зная ответ. — Вы — неверный, а потому никогда не получите права жениться на синьоре, о которой идет речь. Сожалею, но такова суровая правда жизни. Верю, вы достаточно разумны, чтобы ее принять.
— Я позволю жене сохранить свою веру — так же, как мой мудрый предок султан Орхан позволил своей супруге, в прошлом византийской принцессе, — проговорил Амир.
— Греческая церковь — это еретическое отклонение от учения святой матери-Церкви, — благостно пояснил Медичи. — Здесь, на западе, принцессу всегда воспринимали не иначе как наложницу вашего прародителя. Если вы женитесь на своей возлюбленной, она окажется в таком же положении, и семья от нее отречется. Она никогда больше не увидит родных, умрет для них. Вы желаете ей такой судьбы?
Амир внезапно испугался за Бьянку.
— Где она? — с тревогой спросил он. — С ней не случилось ничего плохого?
— Не волнуйтесь, друг мой. Никакого вреда синьоре не причинили и не причинят, — успокоил Медичи. — Я отправил отряд своей личной охраны в Люче Стелларе, чтобы доставить интересующую нас персону в дом ее родителей. Вилла будет надежно заперта, а слуги получат годовое содержание и отправятся туда, откуда пришли. Ну а семья объяснит заблудшей овечке мудрость принятого решения и позаботится о новом браке для нее — разумеется, более удачном. Никакого вреда синьора не претерпела, ведь ко времени вашего с ней знакомства уже была вдовой, а вовсе не девственницей. Если связь не принесла плодов — а это вскоре выяснится, — то уже в ближайшее время она покинет Флоренцию ради нового замужества. Что же касается вас, многоуважаемый друг, то вам придется остаться здесь, в Палаццо делла Синьориа, и дождаться приказа султана о возвращении на родину. — Медичи замолчал, поднес кубок к губам, сделал долгий глоток и только после этого продолжил:
— Мне крайне неприятно действовать подобным образом, однако поговаривают, что буквально через несколько дней некий корабль должен был отплыть от вашей виллы и взять курс к берегам Турции. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем допустить похищения дочери уважаемого гражданина Флорентийской республики. Скандал поставил бы под угрозу судьбы младших сестер вашей избранницы. Вот почему вам лучше остаться здесь и дождаться приказа дедушки о возвращении на родину. Надеюсь, он не слишком на вас рассердится. Впрочем, слышал, что вы — любимый внук султана, так что небольшая шалость не послужит причиной серьезной немилости.
— Осмелюсь попросить об одолжении, — заговорил Амир после долгого молчания. — Не позволите ли моему рабу Крикору наведаться на виллу и забрать собаку? Я очень люблю своего Дариуса, ведь вырастил его из крошечного щенка и привез сюда из Турции. Хотелось бы вернуться домой вместе с верным товарищем.
— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Медичи. Он считал, что любимая собака — обязательный спутник человека. — В отличие от вас раб в передвижении не ограничен; может даже привести к вам куртизанку: это позволительно. Говорят, среди этих дам вы пользуетесь огромной популярностью. Предупредите, однако, Крикора, чтобы не пытался связаться с синьорой, которую мы старательно оградили от сплетен, друг мой. Если попадется, то будет сурово наказан. В данном вопросе никаких послаблений не будет.
— Понятно, — ответил Амир. — Я слишком дорожу своим слугой, чтобы подвергать его опасности.
Лоренцо Великолепный встал.
— В таком случае оставляю вас и желаю терпения.
— Как! — с напускным негодованием воскликнул Амир. — Даже не дадите возможности обыграть вас в шахматы?
Медичи засмеялся.
— Как-нибудь в другой раз. И так задержался дольше, чем планировал. Сегодня я еще не ездил верхом, а ведь вам известно, насколько важны для меня движение и свежий воздух. — Медичи нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — Надеюсь, когда-нибудь составите мне компанию. Знаю, вы человек активный и вряд ли захотите сидеть в четырех стенах. — Он повернулся и пошел к двери.
— Вам все равно не удастся заставить ее снова выйти замуж, — негромко, но уверенно проговорил пленник в спину тюремщику.
Медичи обернулся.
— В конце концов у нее просто не будет выбора. Должно быть, вам уже доводилось встречаться с ее матерью: рано или поздно Орианна настоит на своем.
Вершитель судеб ушел, оставив принца Амира ибн Джема наедине с сомнениями. О да, синьора Пьетро д’Анджело необыкновенно настойчива, и все же ему не верилось, что она сможет изменить твердое решение дочери.
Принц не ошибся. Орианна действительно оказалась беспомощной перед воздвигнутой Бьянкой невидимой, но непреодолимой стеной. Вернувшись домой, старшая из дочерей торговца шелком категорически не желала разговаривать с матерью — даже несмотря на оказанный семьей сердечный прием. Ела только в своей комнате, да и то очень мало: ограничивалась самым необходимым, а некогда любимые деликатесы, которыми ее пытались задобрить, равнодушно отсылала обратно на кухню. Начала худеть на глазах — притом что никогда не отличалась полнотой. Прекрасные черные волосы истончились, стали ломкими и утратили блеск.
Орианна не знала, что делать.
— Почему никак не хочешь понять, что мы желаем тебе только добра? — в отчаянии воскликнула она однажды.
Бьянка промолчала и даже не посмотрела на мать.
Орианна окончательно вышла из себя.
— Неблагодарная! — закричала она.
Бьянка равнодушно пожала плечами, молча повернулась и пошла прочь. Подобной дерзости в доме Пьетро д’Анджело еще не случалось.
— Отправлю тебя в самый строгий монастырь! Может, хотя бы там разум вернется! — не унималась мать. — Прикажу каждый день бить и держать на хлебе и воде!
Бьянка наконец-то обернулась.
— Везде, где не будет слышно вашего визга, синьора, воцарится райское блаженство.
Эти слова стали первыми за целый месяц, проведенный дома.
От неожиданности Орианна утратила дар речи и упала на руки горничной.
— Грубая девчонка! — возмутилась Фабиа.
— Если и так, то научилась у твоей госпожи, — холодно ответила Бьянка.
Мать издала странный звук, больше похожий на мышиный писк, чем на человеческий голос.
Бьянка засмеялась.
— С вашего позволения пойду к падре Бонамико и исповедуюсь в грехе дочерней непочтительности.
Орианна лишь слабо кивнула. Может быть, священнику удастся внушить непокорной хоть малую толику здравого смысла.
Бьянка позвала Агату. Обе надели плащи с капюшонами, чтобы остаться неузнанными, и отправились через площадь в церковь Санта-Анна Дольче. Отыскали пожилого священника, и Бьянка попросила ее исповедать.
— Простите, святой отец, ибо я согрешила, — начала она.
— Поведай же о своем грехе, дочь моя, — предложил Бонамико.
— Ненавижу свою мать, — призналась Бьянка и почувствовала, как священник вздрогнул от ужаса.
— Но ведь она желает тебе только добра, — возразил он, собравшись с мыслями.
— Нет. Она хочет заставить снова выйти замуж и провести жизнь с нелюбимым человеком — так же, как пришлось ей самой. А я отказываюсь подчиниться ее требованиям. Хочу соединиться с тем, кого люблю.
— Говорят, твой избранник — иноверец, — в голосе священника послышалось осуждение.
— Для меня это обстоятельство ничего не значит. Мы любим друг друга. Но недавно он исчез, и мне не говорят, где он и что с ним.
— Позаботься лучше о своей бессмертной душе, дочь моя, — укоризненно посоветовал падре Бонамико. — Физическая любовь мимолетна и эфемерна, а любовь к Господу навеки пребудет с тобой.
— Но разве нельзя любить одновременно и Бога, и Амира? — растерянно спросила Бьянка.
— Физическая любовь имеет одну-единственную цель, дочь моя. Цель эта — рождение детей ради укрепления нашей веры. Ты не должна дарить детей этому неверному, потому что он не позволит им вырасти христианами. Тот, к кому влечет тебя грешная плоть, уже сейчас проклят и приговорен к адскому огню. Нет, лучше люби одного лишь Бога. А проявить эту любовь сможешь, подчинившись воле родителей. Они понимают, какую огромную жертву ты принесла своей семье, выйдя замуж за Себастиано Ровере, а потому в этот раз подыщут хорошего человека, способного с уважением относиться к супруге.
— Не выйду замуж ни за кого другого, кроме своего любимого, — убежденно повторила Бьянка. Поднялась с маленькой скамеечки, отодвинула тяжелый бархатный занавес исповедальни и вышла.
— Дочь моя, я еще не назначил тебе епитимью, — попытался остановить падре Бонамико.
— Я глубоко страдаю в разлуке с Амиром, — с горечью возразила Бьянка. — Это и есть мое наказание, святой отец; более тяжкое, чем все, что вы сможете мне назначить. — Она окликнула Агату и покинула церковь, где прежде всегда находила утешение. Но только не теперь.
Обе снова надвинули поглубже капюшоны и медленно направились к дому. Посреди площади к ним неожиданно бросилась большая собака с длинной золотистой шерстью. Бьянка изумленно замерла: узнать Дариуса не составляло труда, да и пес тут же принялся радостно лизать ей руку.
Она опустилась на колени и заглянула в преданные глаза.
— Дариус! Как ты сюда попал?
Принялась гладить пса и, случайно дотронувшись до ошейника, обнаружила записку — точно так же, как на пляже, в самом начале их с Амиром знакомства. Незаметно вытащила свернутый листок, спрятала в потайном кармане и встала.
— Возвращайся к хозяину.
Пес послушно побежал к небольшому скверу в дальнем конце площади. Куда именно он направился, понять не удалось. Собственно, какая разница?
— Пойдем скорее, не терпится прочитать письмо, — поторопила Бьянка горничную.
— Наверное, собаку привел Крикор, — шепотом заметила Агата. — Принц обязательно вышел бы на площадь и забрал вас с собой.
Вернувшись домой, Бьянка поспешила подняться в свою комнату. Агата тут же заперла дверь, а госпожа торопливо достала послание и развернула листок.
«Любимая, не волнуйся и ничего не бойся. Меня взяли в плен и заперли в Палаццо делла Синьориа, но обращаются хорошо. Собираются держать здесь до тех пор, пока не получат ответа от деда с приказом вернуться в Константинополь. Крикору позволено свободно ходить по городу, однако наш давний друг Лоренцо предупредил, что если он попытается приблизиться к тебе, то будет наказан по всей строгости. Этого я допустить не могу. Не пытайся со мной связаться. Скоро султан меня освободит. Не отчаивайся, я обязательно тебя найду, как бы они ни препятствовали. Ты моя, я твой. Больше писать не рискну. Помни, что я тебя люблю и буду любить всегда.
Амир».
Бьянка беззвучно расплакалась.
— Он невредим, — пробормотала сквозь слезы. — Я так боялась, что они его убьют или будут пытать. К счастью, этого не случилось. — Она прижала листок к груди.
Агата подождала пару мгновений и протянула руку.
— Письмо надо немедленно сжечь, чтобы никто его не увидел. Нельзя рисковать. Если Медичи узнает, что принц нарушил запрет и связался с вами, то ужесточит плен.
— Дай прочитать еще разок, — попросила Бьянка и быстро пробежала письмо глазами. Отдала листок служанке, а та несколько раз его свернула и спрятала в карман.
— Отнесу в кухню: там огонь жарче.
— Я вдруг проголодалась, — сообщила госпожа. — Принеси, пожалуйста, пасты с оливковым маслом и сыром.
Агата улыбнулась.
— Сейчас же скажу поварихе, она будет счастлива.
Горничная поспешила на кухню, чтобы исполнить просьбу, и пока повариха радостно причитала и суетилась возле плиты, незаметно бросила бумажку в огонь.
Бьянка по-прежнему отказывалась разговаривать с матерью; Орианну неприязнь дочери выводила из себя. Еще никто никогда не относился к ней так враждебно, и она не привыкла к подобному обращению. Синьора Пьетро д’Анджело не догадывалась, что упрямство и силу характера девочка унаследовала от нее. Одно радовало: Бьянка хотя бы начала есть. Кожа утратила землистый оттенок, а волосы снова заблестели.
Торговец шелком тоже заметил в дочери перемену к лучшему и решил как можно скорее отправить ее к деду в Венецию, где уже жила Франческа. Возможно, вдали от матери настроение у Бьянки немного улучшится.
Синьор Пьетро д’Анджело ни разу в жизни не видел жену, с ее железной волей, на грани срыва, но сейчас старшая дочь заметно одерживала верх. К своему стыду, Джованни восхищался упорством Бьянки, хотя вслух ни за что бы в этом не признался. На любые слова Орианны девочка отвечала одно:
— Куда бы ты меня ни спрятала, Амир все равно найдет и увезет.
Простые слова изводили мать, и она начинала кричать от отчаяния, а отец, слыша их в очередной раз, уже с трудом сдерживал смех, чем еще больше раздражал супругу. Торговец шелком попытался урезонить дочь, однако Бьянка лишь пожала плечами и слегка улыбнулась, будто поняла, что мысленно отец на ее стороне.
— Почему она возненавидела меня, а не тебя? — с гневом налетела на мужа Орианна. — Ведь это ты выдал ее за Ровере, в то время как я защищала, сколько могла. Как только услышала об издевательствах, немедленно увезла и спрятала, а потом уговорила отца вмешаться в дело о разводе. И все же она меня ненавидит. Меня!
— Всю жизнь ты была Бьянке не только матерью, но и подругой, — задумчиво заговорил Джованни. — А потом путем интриг разлучила с любимым человеком. Не кажется ли тебе, жена, что это не что иное, как предательство? Похоже, наша дочь считает именно так.
— Но, Джио! Этот принц — неверный! — взвизгнула Орианна.
— А тот человек, которого ты любила прежде, чем вышла замуж за меня, был женат, — спокойно парировал супруг. — Это обстоятельство не помешало тебе вступить с ним в связь вопреки желанию семьи. Даже после свадьбы ты не перестала его любить, но сумела стать мне примерной женой. Так что умоляю, не удивляйся поведению Бьянки. Так же, как и тебе, ей суждено отдать свое сердце лишь один-единственный раз, и она это сделала.
— Что же, ты готов позволить чужестранцу увезти девочку? — потребовала ответа Орианна. Она и прежде знала, что ее девичья страсть не осталась тайной для супруга, однако заговорил он об этом впервые. Слушать его рассуждения на крайне болезненную тему оказалось тем более неприятно, что, судя по всему, Джованни понимал ее куда лучше, чем она его.
— Принц Амир — неверный, — спокойно и уверенно заключил торговец шелком. — Любые серьезные, а тем более постоянные отношения между ним и Бьянкой немыслимы. Я согласен с тобой, но в то же время считаю, что девочка быстрее оправится вдали от матери, в которой видит предательницу. К тому же Франческа составит ей прекрасную компанию, отвлечет от мрачных мыслей и развеселит. Четыре с небольшим года разницы никогда не мешали сестрам ладить между собой.
— Но ведь они не виделись с тех пор, как Бьянка вышла замуж за Ровере, — с сомнением возразила Орианна. — Ей уже исполнилось восемнадцать, а Франческе пока только тринадцать. Отец пишет, что через год она повзрослеет настолько, что будет готова к семейной жизни. Можешь не сомневаться, уж он-то точно подберет обожаемой внучке прекрасного мужа. Ну а теперь ему придется заняться еще и Бьянкой. Впрочем, — Орианна рассмеялась, — папа с удовольствием управляет своим маленьким миром. Упрямице будет нелегко склонить деда на свою сторону. Что ни говори, а он сам вырастил пять дочерей.
— Значит, ты согласна отправить старшую дочь в Венецию? — уточнил торговец шелком.
— Конечно! — воскликнула жена. — И чем быстрее, тем лучше. Признаюсь, нервы мои уже не выдерживают.
На небольшом базаре неподалеку от Понте Веккьо Агата случайно наткнулась на Крикора: просто шла вдоль торговых рядов и вдруг неожиданно увидела рядом слугу принца.
— Не поворачивайся, Крикор, это я, Агата. Передай господину, что синьору на днях отправят в Венецию, к деду. Зовут его князь Алессандро Веньер, — негромко проговорила верная горничная.
— А ты передай, что сегодня прибыл отряд янычар от султана, и завтра мы отправляемся в Константинополь, — так же тихо ответил Крикор и, как ни в чем не бывало, зашагал дальше.
Агата купила искусно вырезанную из слоновой кости бутылочку с розовым маслом и поспешила домой, чтобы сообщить важные новости.
— Может быть, он перехватит нас по пути в Венецию, — с надеждой ответила Бьянка.
— Нет, это маловероятно, — возразила практичная Агата. — Янычары поскачут очень быстро, чтобы как можно скорее доставить принца во дворец султана. Но не исключено, что он разыщет вас в Венеции. Я назвала Крикору имя вашего дедушки, и он обязательно передаст его господину. Раз принц пообещал вас найти, значит, так оно и будет. Вот только захотите ли вы поехать вместе с ним в далекую чужую страну?
— Да! — ни на миг не усомнившись, ответила Бьянка. — Люблю его и никогда не перестану любить. Сердце мое умеет хранить верность.
Она попыталась представить путь, который предстоит преодолеть Амиру. Отряд, несомненно, выйдет на венецианскую дорогу, хотя в сам город не попадет. Разумеется, в путь отправятся рано утром, так что если очень постараться и поспешить, то можно хотя бы увидеть, как любимый будет проезжать мимо.
Она не посвятила в свой план Агату. Преданная служанка всей душой любила молодую госпожу и была готова помогать в любых испытаниях, однако опасное приключение ни за что бы не одобрила. Вместо этого Бьянка обратилась к младшему брату Джорджио.
— Знаю, что ты выдал меня Ровере, — заявила она без церемоний. — Так что за тобой должок, братишка.
— Мне не оставили выбора. — Джорджио мучительно покраснел от стыда.
— Знаю, кто тебе угрожал, — серьезно продолжила Бьянка. — Этого человека действительно стоило опасаться, однако долг остается долгом.
— И какой же расплаты ты от меня хочешь?
— Окажи две услуги. Первая: завтра рано утром составь мне компанию. Вторая: сохрани наш договор в тайне.
— То, что ты задумала, расстроит маму? — с тревогой спросил мальчик.
— Только в том случае, если она узнает. Но ты ей ничего не скажешь. Ну а если проболтаешься, то отомщу так, что тебе очень не понравится, — сурово пригрозила Бьянка.
— Договорились, — согласился брат. — Когда надо выехать?
— Еще до рассвета. Отправимся к воротам, ведущим на венецианскую дорогу, — пояснила Бьянка. — Я должна кое-что там увидеть. А потом сразу вернемся домой.
— Даешь честное слово? — недоверчиво уточнил Джорджио.
— Честное слово, — заверила Бьянка.
— А при чем здесь мое молчание? — продолжал допытываться мальчик.
— Завтра узнаешь.
— И после этого все недоразумения между нами будут улажены?
— Да, — пообещала Бьянка.
— Когда встречаемся?
— За два часа до рассвета, потому что придется пройти пешком через весь город. Боюсь, на улицах в это время неспокойно.
— Так и есть, — согласился брат, — но если оденешься очень скромно, то, возможно, удастся проскользнуть незамеченными. У тебя есть темный плащ с капюшоном?
— Есть. Обязательно его надену, — пообещала Бьянка.
— Не забудь о ботинках, — посоветовал брат. — Мостовые скорее всего будут сырыми и грязными. Если пойдешь в шелковых туфельках, то вернешься босиком.
— Спасибо за совет. Так и сделаю.
— Чтобы выбраться из дома и не вызвать подозрений, придется действовать очень тихо и очень быстро. Буду ждать тебя у входа, — распорядился Джорджио.
— Я все равно приду первой, — улыбнулась Бьянка. — Не опаздывай.
Брат рассмеялся.
— А почему ты не позвала с собой Марко?
— Марко передо мной в неоплатном долгу, — ответила Бьянка. — Он страшно переживает; не хочется обострять и без того мучительную боль.
Джорджио кивнул.
— Что ж, тогда до утра.
Получилось! Если повезет, она мельком увидит, как Амир покидает Флоренцию, и убедится, что любимый цел и невредим. Ночью Бьянка почти не спала. Встала ни свет ни заря, стараясь не разбудить Агату, которая храпела на своем топчане. Надела простое темное платье, натянула ботинки. Расплетать косу и причесываться не стала, а схватила плащ и выскользнула из комнаты.
Неслышно спустилась по лестнице, предусмотрительно пропустив две скрипучие ступеньки, и поспешила к входной двери, чтобы дождаться брата. Темноту нарушал лишь тусклый свет масляной лампы. Привратник крепко спал, сидя на своем стуле. Бьянка услышала тихие шаги и спряталась в тень.
Мгновение спустя показался Джорджио, и она вышла из укрытия. Брат молча приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться в щель. Привратник даже не шелохнулся. Бьянка заподозрила, что брат с вечера напоил слугу сонным зельем, и мысленно поблагодарила за осторожность и заботу. Молодые люди взялись за руки и быстро зашагали по улицам. Бьянка понимала, что без Джорджио сразу заблудилась бы в темном лабиринте. Несколько раз спотыкалась, однако брат держал ее крепко и упасть не позволил. Дважды по ботинкам шныряли какие-то гадкие существа. «Крысы», — подумала Бьянка и вздрогнула от отвращения. Во влажном воздухе стоял мерзкий сладковатый запах гниения, но вечно прекрасное небо над головой постепенно светлело.
— Почти пришли, — тихо произнес Джорджио. — Что собираешься делать дальше?
— Просто постою на обочине, — ответила Бьянка.
— Зачем?
— Сам увидишь.
Вскоре показались ворота, выходящие на венецианскую дорогу. Охранники как раз отодвигали тяжелые железные засовы; значит, из города еще никто не выезжал. Наконец створки открылись, и в город потянулись подводы торговцев, груженные фруктами, овощами, мясом, птицей, молочными продуктами и цветами. Рынки начинали работу с рассветом.
Ждать пришлось недолго: уже через несколько минут послышался характерный стук множества копыт. Как только отряд янычар показался на улице, Бьянка откинула капюшон. Узнать турецких воинов не составляло труда: их отличали яркие красно-зеленые мундиры и рослые, лоснящиеся гнедые кони. С седел свисали хлысты с металлическими наконечниками: при необходимости ими разгоняли толпу. Впрочем, сегодня в этом нужды не было. Заметив встречный поток, отряд замедлил ход, чтобы избежать столкновений с населением Флорентийской республики. Иностранцы должны соблюдать осторожность.
Амир ехал в середине отряда на сильном сером жеребце. Сердце радостно вздрогнуло: любимый выглядел здоровым и бодрым. Рядом трусил Дариус: он первым узнал Бьянку и с радостным лаем бросился к обочине. Принц повернулся и увидел возлюбленную; в глазах вспыхнула радость, но тут же сменилась болью.
Бьянка приложила пальцы к губам и помахала. Амир поднял затянутую в перчатку руку, поймал воздушный поцелуй, зажал в кулак и поднес к сердцу. Со слезами на глазах Бьянка отправила Дариуса к хозяину.
— Обязательно тебя найду, любимая! — донесся голос Амира.
— Люблю тебя! — отозвалась Бьянка. Взгляды на миг встретились.
Поток телег иссяк, и янычары пришпорили коней. Бьянка долго стояла, глядя вслед. Он все еще любит ее. Это главное, а все остальное неважно. Теперь можно смело ехать в Венецию: к тому времени, как дедушка найдет жениха по своему вкусу, Амир уже заберет ее с собой. Они соединятся навсегда, и злой умысел больше не сможет их разлучить.
— Пойдем домой, Джорджио, — позвала Бьянка. Все это время брат с молчаливым сочувствием наблюдал за происходящим.
— Это был твой принц, — сказал он.
— Да, это был мой принц.
— Когда вернемся, уже совсем рассветет, — предупредил Джорджио. — Наверное, лучше остановиться у церкви и сделать вид, что ходили к мессе.
— Ты прав, — согласилась Бьянка. — Признайся, напоил привратника снотворным?
Брат коротко кивнул.
— Старик неравнодушен к сладкому вину. Поступаю так всякий раз, когда хочу уйти из дома в неурочный час. Меня научил Марко, а я передам секрет Луке.
Бьянка рассмеялась.
— Бедная мама. Верит, что полностью контролирует своих детей, а на самом деле ничего о них не знает.
— Перестань ее терзать, — строго распорядился Джорджио. — Она поступает, как считает нужным, потому что любит всех нас.
— А известно ли тебе, братик, что до замужества она была влюблена в неподходящего человека? Подозреваю, потому и противится изо всех сил моему счастью с Амиром, что в свое время не смогла соединиться с возлюбленным. Даже если бы принц не принадлежал к иной вере, она отыскала бы другой повод, чтобы нас разлучить.
— Если это действительно так, — серьезно заметил Джорджио, — то тебе стоит проявить больше снисходительности. Орианна всегда была хорошей женой нашему отцу и хорошей матерью нам. Но она несчастна, потому что все еще любит другого. Разве это не печально?
— Рассуждаешь, как умудренный опытом философ, — поддразнила Бьянка и ловко увернулась от содержимого ночного горшка, вылитого прямо из окна второго этажа. — Или даже как священник.
— А я действительно подумываю о церковном сане, — признался Джорджио. — Марко унаследует состояние отца. Лука, маленький сорванец, скорее всего когда-нибудь станет военным. А я склонен к размышлениям, умею чувствовать чужую боль и хочу ее облегчить. Например, я же не знал, что ты собираешься делать в городе ранним утром, но понял, что для тебя это очень важно, и потому согласился пойти. Не только из чувства вины перед тобой, но и потому, что в последнее время, даже когда ты улыбаешься, глаза остаются несчастными. Возможно, по мнению нашего общества, принц тебе не подходит, но без него ты навсегда утратишь радости жизни.
— Не принимай сан, Джорджио, — попросила Бьянка. — У тебя слишком доброе сердце, и жить по законам Церкви ты не сможешь. Отвергать хорошего человека только за то, что он исповедует иную веру — разве это справедливо? По-моему, нет. А ты как думаешь?
— Согласен, очень несправедливо, — подтвердил Джорджио. — Но разве нельзя учить людей добру в традициях нашей религии?
— Не получится. Тебя объявят еретиком и осудят, — сурово заключила Бьянка.
Когда молодые люди появились на площади Санта-Анна Дольче, солнце уже поднялось, и они вошли в церковь, где как раз начиналась ранняя месса. Дождались окончания службы и уже открыто подошли к своему дому, где их встретил заспанный привратник.
— Не заметил, когда вы вышли, молодой мастер и синьора, — нервно произнес слуга, пытаясь оправдаться.
— Наверное, слегка перебрал сладкого вина, Альдо, — насмешливо отозвался Джорджио. — Не волнуйся, мы никому не скажем. Просто решили сходить к ранней мессе. Сегодня служил отец Сильвио. Наверное, старику Бонамико уже трудно вставать в такую рань.
Привратник успокоился и даже довольно хмыкнул.
— Как легко, естественно у тебя все получается, — с улыбкой заметила Бьянка, когда они шли по коридору. — Не случайно папа говорит, что тебе даровано особое обаяние. Спасибо за помощь, Джорджио.
Сейчас она чувствовала себя намного лучше. Мимолетная встреча с Амиром придала сил и укрепила веру. Что ж, пусть родители отсылают ее в Венецию — оттуда до Константинополя ближе, чем из Флоренции. Как же они не понимают, что, вместо того чтобы разъединить влюбленных, помогают им встретиться?
Вскоре пришла портниха, чтобы снять мерку и сшить новые платья и белье. Вещи были старательно упакованы в дорожные сундуки. Все понимали, что в палаццо Пьетро д’Анджело Бьянка больше не вернется. Родители планировали новый брак в Венеции и надеялись, что дочь останется там навсегда. Новый супруг окажется значительно старше и сразу захочет детей, даже если уже имеет их от прежней жены — хотя бы для того, чтобы доказать свою мужскую состоятельность. Она будет жить в палаццо на канале и плавать в собственной гондоле. Наверное, многих женщин подобная картина вполне бы устроила. Но только не Бьянку. Ей хотелось чего-то большего, чем благополучие в доме богатого мужа, пусть даже украшенное золоченой гондолой.
— Как и мне, тебе не по душе та замкнутая жизнь, которую мы вынуждены вести здесь, во Флоренции, — прочувствованно проговорила Орианна. — Вот почему тебе так понравилось в Люче Стелларе: там море, много открытого пространства и воздуха. Все это ты найдешь в Венеции — в просторном городе с синей водой и синим небом. Конечно, кроме нескольких зимних месяцев, когда моросит холодный серый дождь. Уверена, тебе очень понравится. К тому же рядом всегда будет Франческа. Дедушка ее обожает, так что вряд ли удастся выдать ее замуж в другом месте. Отныне две моих дочери будут жить в Венеции.
— Совсем недолго, мама, — покачала головой Бьянка. — Рано или поздно Амир все равно за мной вернется и увезет далеко-далеко.
— Что за глупости! — вспыхнула Орианна. — Выйдешь замуж за благородного богатого человека и найдешь свое счастье. Принц уехал навсегда и останется на родине.
— Я совсем не такая, как ты, мама, — стояла на своем Бьянка. — Не собираюсь выходить замуж за нелюбимого, чтобы всю жизнь тосковать по возлюбленному.
— Ты просто невозможна! — раздраженно воскликнула Орианна. — Надеюсь, дедушка сумеет совладать с несносным характером. Желаю ему успеха. Учти, что он не из слабовольных и мягкотелых. Если доведешь, может собственноручно выпороть. Что ж, выбить из тебя упрямство не помешает. Ума не приложу, что случилось с той милой, послушной девочкой, которой ты когда-то была.
Бьянка горько рассмеялась.
— Вы с отцом насильно выдали меня за Себастиано Ровере. Если бы осталась милой и послушной, уже давно бы умерла. Чтобы выжить в доме чудовища, пришлось измениться: стать жесткой и коварной. Но не волнуйся: в Венецию поеду с радостью — хотя бы для того, чтобы оказаться подальше и от этого мрачного города, и от тебя, мама.
— Жду не дождусь, когда же это, наконец, случится, — зло парировала Орианна.
Джованни Пьетро д’Анджело решил, что сопровождать Бьянку в путешествии должны два старших сына — Марко и Джорджио. Сам он не хотел оставлять успешное дело. К тому же Марко не мешало собственными глазами увидеть огромный венецианский порт, куда корабли доставляли ткани из заморских стран. Именно поэтому много лет назад сам Джованни оказался в городе каналов, где встретил девушку, ставшую его женой. Отец отправил его в Венецию и приказал изучить все тонкости морской торговли.
Из Флоренции выехали ранним зимним утром. Громоздкий караван вез пожитки Бьянки и щедрые подарки тестю, которому предстояло позаботиться еще об одной дочери торговца шелком. Долгий путь лежал через Болонью и небольшое герцогство Феррара, а потом по землям области Венето. Последним городом перед Венецией должна была стать Падуя, а всего в дороге предстояло провести несколько тяжких скучных недель.
Погода стояла холодная, и солнце показывалось далеко не каждый день. Если на закате не попадалось постоялого двора или церковного приюта, приходилось ставить несколько шатров и обогреваться жаровнями с углем. Такой ночлег в лучшем случае оказывался неудобным, а в худшем — мучительным. Бьянка в отчаянии думала, что руки, ноги и лицо больше никогда не согреются: в каком бы направлении ни ехали путники, ледяной северный ветер не стихал ни на минуту. Приходилось низко наклоняться в седле и плотнее кутаться в подбитый мехом плащ, но леденящая сырость все равно пробирала до костей.
Бьянка мечтала о городах, через которые предстояло проехать.
По крайней мере, там наверняка были гостиницы, где можно отдохнуть, по-человечески поужинать и переночевать в удобной теплой постели, прежде чем снова пускаться в тяжкий путь. Наверное, если бы она вела себя с матерью более обходительно, родители отложили бы поездку до весны.
Но вот ландшафт начал заметно меняться: возвышенность плавно перетекла в плоскую равнину, дорога стала шире, а впереди замаячило огромное водное пространство. Приближалось морское побережье.
Еще несколько часов в седле, и на горизонте, наконец, возникли золотые купола и башни.
Взору предстала не просто сказочная, а скорее мистическая картина.
— Вот и Венеция, — радостно объявил нанятый в Падуе проводник.
