- Наследницы Фрайарсгейта, #3
Глава 16
Король не собирался заключать договор с императором за спиной Франции, предпочитая всегда иметь пути для отступления, хотя согласился встретиться с Карлом еще раз, уже во владениях императора, после визита к королю Франциску. Во вторник утром двадцать девятого мая молодой император покинул Англию, а на следующий день король и двор переехали в Дувр, где уже ждал флот из двадцати семи судов, флагманом которого был личный корабль его величества «Генрих, милостью Господней», более известный как «Великий Гарри». Гигантское судно, выстроенное более чем сотней плотников и кораблестроителей семь лет назад по точным указаниям короля, обслуживали девятьсот матросов. Корабль был заново оснащен для путешествия, его великолепные паруса из золотой парчи надувал теплый ветер. На каждой мачте развевался штандарт или флаг изумительной работы. Король знал, что у французов не было ничего подобного. И хотя жалел, что короля Франциска не будет в Кале, отлично знал, что тому доложат все до мельчайших деталей. Лишь судно покойного зятя «Великий Михаил» могло сравниться с этим. Но Яков IV, король Шотландии, умер, а корабль остался только в памяти немногих.
Свиту короля составляли три тысячи девятьсот девяносто семь человек, куда входили пэры королевства, епископы, личный секретарь короля Ричард Пейс, двенадцать священников и весь штат придворной капеллы, герольды, двести стражников, семьдесят камердинеров и двести шестьдесят шесть офицеров королевской гвардии, причем все путешествовали со своими слугами. В свиту королевы входили тысяча сто семьдесят пять человек, в том числе Филиппа и Люси. Граф Уиттон был приписан к свите кардинала, где только слуг было двести тридцать семь человек, и это кроме священников и солдат охраны. Зато герцогу Букингему и архиепископу Уорему не позволили иметь столь большое сопровождение. В общей сложности во Францию отправились пять тысяч сто семьдесят два человека и две тысячи восемьсот шестьдесят пять лошадей.
Утром тридцать первого мая с первыми лучами солнца корабли подняли якоря, чтобы к полудню, переплыв спокойные воды Ла-Манша, оказаться в Кале. На судне графа и графини Уиттон, кроме хозяев, были еще шесть фрейлин королевы со слугами. Среди них выделялась Мэри, та самая старшая дочь Томаса Болейна, которая провела несколько лет при французском дворе вместе с Марией Тюдор, тогдашней королевой Франции. Филиппе она казалась довольно милой девушкой, но Криспин был крайне недоволен тем, что вынужден плыть с ней на одном корабле.
— У нее плохая репутация, — твердил он жене.
— Сама королева просила взять ее, — возразила Филиппа. — Не могла же я отказать, верно? И она такая тихая девица! Что плохого ты мог слышать о ней?
— Я уже рассказывал. Ее считают шлюхой, которая ложится под любого, — раздраженно ответил граф.
— Как все шлюхи, иначе их не называли бы так, — усмехнулась Филиппа. — А ты с ней спал?
— Черт возьми, Филиппа, — тихо выругался он, — я никогда не был любителем наезженных дорог.
— Может, по этой дороге ездит сам король? — не выдержала Филиппа. — Именно поэтому королева просила меня взять ее с собой? Она способна вынести многое. Но даже королевы иногда заслуживают хотя бы временного отдохновения. Для нее это трудное путешествие. Королева предпочитает спокойно провести лето в Вудстоке. Она говорит, что тамошний покой напоминает ей о монастыре и позволяет сосредоточиться на молитвах.
— Да, ходят слухи, что король завел новую любовницу. Теперь, когда Бесси Блаунт убралась из дворца, а королеву объявили бесплодной, он себе места не находит. Мэри Болейн, как всякая распутная девка, не может затмить или оскорбить ее величество.
— Как жаль, что единственный сын короля рожден бастардом, — вздохнула Филиппа.
— Король еще молод и может снова жениться, — заметил муж.
— Он уже женат! — отрезала Филиппа.
Значит, рано или поздно найдет способ избавиться от надоевшей жены, которая так и не смогла дать ему наследника, и найдет новую, молодую и плодовитую, — спокойно разъяснил граф. — Такие случаи уже бывали, и Генрих Тюдор получит законного сына. Он не пожелает, чтобы династия Тюдоров, созданная его отцом, закончилась на нем. За кого бы ни вышла принцесса Мария, муж будет равным жене по рангу, то есть королем. Вряд ли англичане потерпят, чтобы ими правил монарх-иностранец.
— Такого никогда не будет! — твердо постановила Филиппа.
Они пробыли на борту корабля до третьего июня, после чего двор отправился в Гине, где должна была состояться встреча. Филиппа была поражена красотой городка, специально выстроенного для пребывания двух королей и их свиты. Однако епископа Фишера возмутило такое расточительство. Он только головой качал, расстроенный немыслимыми тратами, и был одним из немногих, кто заметил орды нищих, окруживших поселение в надежде получить богатое подаяние.
Французы возвели четыреста шатров на берегу реки у деревни Ардр, в то время как англичане раскинули две тысячи восемьсот шатров у местечка Гине. Шатер французского короля был из золотой парчи, с крышей, разрисованной астрологическими символами и звездами. У входа росли молодые деревья и плющ в горшках. В самом центре шатра стояла огромная позолоченная статуя архангела Михаила, отражая проникавшие сверху солнечные лучи.
Английский король, однако, не собирался уступать французскому собрату. Шестьсот плотников, каменщиков, столяров и других рабочих несколько месяцев строили для Генриха Тюдора и его свиты дворец в итальянском стиле из камня и кирпича, со всеми полагающимися стенами и укреплениями. Здесь было полно причудливых изразцовых панелей, каменных и железных украшений, и в каждой нише стояли статуи знаменитых героев в человеческий рост. По углам крыши были расставлены изваяния геральдических каменных животных. В центре дворца возвышался шестиугольный купол, тоже увенчанный фантастическими чудовищами и огромным позолоченным ангелом. Высокие арочные стеклянные окна тянулись по всему верхнему этажу временного летнего дворца. Внутренние рамы были выложены золотом.
Самые ценные ковры, шпалеры, гобелены, мебель и безделушки, перевезенные во Францию из Гринвичского и Ричмондского дворцов, послужили обстановкой этого сказочного сооружения. Маленькая часовня с алтарными покровами из золотого газа, вышитого жемчугами и драгоценными камнями, очень порадовала королеву. Из Вестминстерского аббатства были привезены подсвечники и чаши. Здесь же установили золотые статуи двенадцати апостолов в половину человеческого роста. Поражали воображение также два фонтана в открытом, засаженном деревьями дворе замка. Из одного бил кларет или вино с пряностями, из другого — пиво или эль, в зависимости от времени дня.
Граф и графиня Уиттон были приятно удивлены, увидев, что их шатер уже красуется между участками, отведенными для придворных королевы и свиты кардинала. Лорд Кембридж приобрел для них прекрасный парусиновый шатер с навесом, под которым могли отдыхать лошади. Внутри шатер был поделен на две части: одна служила спальней, а другая — столовой. Люси предстояло ночевать в столовой, а Питеру — под навесом, чтобы не украли лошадей. Но прежде он разжег перед шатром небольшой костер и установил по жаровне в каждой половине шатра. Здесь сразу стало теплее. В передней части стояли стол и несколько стульев. В углу лежал тюфяк для Люси. В спальню принесли сундуки, кровать, стул и маленький столик. Питер догадался протянуть веревку от стены до стены, и Люси уже развешивала на ней наряды госпожи.
Они едва устроились, как в шатер заглянул первый посетитель — джентльмен среднего роста в великолепном костюме, немного похожий на Криспина Сент-Клера. Оглядевшись и заметив графа, он воскликнул:
— Дорогой! Это ты! Я не был уверен, что ты все еще на службе у месье кардинала!
— Ги-Поль! — приветствовал граф, подходя к гостю. — Нет, я больше не служу у кардинала, но моя жена — фрейлина королевы.
— Жена?! Ты женился, кузен?
— Не находишь, что давно пора? Филиппа, это мой кузен Ги-Поль Сент-Клер, граф де Ренар. Кузен, это моя жена.
Филиппа царственно протянула руку.
— Мсье граф, — вежливо кивнула она.
— Мадам графиня, — ответил он ей в тон, оглядывая ее. Поцеловал ей руку, взял за плечи, расцеловал в обе щеки и, отстранив, одобрительно покачал головой. — Дорогой Криспин, да ты счастливчик. Твоя жена — настоящая красавица.
— Вы очень любезны, пусть это и неправда, мсье граф, — поспешно вмешалась Филиппа. — Признаю, я довольно хорошенькая. Но и только. Однако вы найдете немало красавиц при нашем дворе.
Ги-Поль изумленно вскинул брови, но тут же улыбнулся:
— Вижу, мадам графиня, что все мое очарование не поможет вас завоевать.
— Разве что на секунду, — отпарировала Филиппа. — Прошу вас, садитесь! Я немедленно принесу вина, милорд.
Она отошла к столу, где стоял поднос с кувшинами и кубками.
Мужчины уселись.
— Давно ты женат, кузен? — начал француз. — Во время последней нашей встречи у тебя не было никакой жены.
— Мы поженились в последний день апреля.
— И она богата? — последовал откровенный, но естественный вопрос.
— У нее имение, которого я давно добивался, а кроме того, довольно большое приданое.
— Но не благородное происхождение, — догадался Ги-Поль. Криспин покачал головой.
— Тем не менее она превосходная партия с весьма влиятельными связями. Ее мать — подруга королевы, да и сама Филиппа служила Екатерине четыре года. Королева очень благоволит к моей жене.
Ги-Поль кивнул:
— И всегда неплохо обновлять кровь каждые несколько поколений. Женщины классом пониже, как правило, здоровы и плодовиты. К сожалению, мне рано или поздно придется сделать то же самое. Семейство становится все более требовательным. Сестра твердит, что, если я буду продолжать с такой же скоростью плодить бастардов, у меня не останется семени для законных детей.
— И сколько их у тебя? — поинтересовался кузен. Француз задумался:
— По-моему, восемь сыновей и четыре дочери.
— Ты никогда не довольствовался малым! — восхитился граф. — Но тем не менее пора жениться. Рекомендую! Тем более что ты на два года старше меня.
— Вино, милорды, — объявила Филиппа, поднося им кубки. Она уже успела услышать все, что хотела.
— Садитесь с нами, дорогая, — пригласил Ги-Поль.
— Я и не знала, что у мужа есть родственники во Франции, — пробормотала она, поднося к губам кубок. Ей вдруг пришло в голову, что она почти ничего не знает о Криспине, кроме того, что они наслаждаются друг другом в постели.
— Наш общий предок имел двух сыновей, — пояснил француз. — Старший, разумеется, был его наследником. Младший отправился с герцогом Вильгельмом Нормандским завоевывать Англию. И там ему пожаловали земли за верную службу.
— Но, — подхватил граф, — обе ветви семьи никогда не теряли связи. Правда, приходилось сражаться друг с другом по разные стороны, но ведь мы служили нашим королям! Мальчиком я провел два лета во Франции с тамошними Сент-Клерами. А Ги-Поль, в свою очередь, — два лета в Англии со мной. Женщины из обеих семей время от времени выходят за кузенов. Мы часто посылаем друг другу весточки.
— Мне это нравится. Когда-то семья моей матери попала в такое же положение, но обе ветви не поддерживали отношений. Только счастливое совпадение снова свело нас вместе.
— Криспин сказал, что вы — одна из фрейлин королевы, — заметил француз.
— По крайней мере была. Четыре года. Но королева отпускает меня со службы, когда мы вернемся в Англию. Ее величество считает, что я должна исполнить долг перед мужем и дать ему наследников. Она не сделала этого раньше, зная, как сильно я хочу побывать во Франции и как мне будет недоставать моей службы.
— Значит, вам нравится двор короля Генриха?
— Лучший в мире! — горячо воскликнула Филиппа.
— И как же теперь вы будете без него обходиться? — лукаво спросил он.
— Трудно, но придется, — вздохнула Филиппа. — Мой отец служил Тюдорам с шести лет. Мать управляла большим имением и сделала его куда более доходным, чем прежде. Долг, мсье граф, — это то, что мне внушалось с раннего детства. И хотя я буду скучать по королеве, для меня главное — обязанности жены, а я никогда не уклонялась от обязанностей.
Ги-Поль Сент-Клер даже немного растерялся. Филиппа выглядела такой молодой. Соблазнительной. Женственной. Подобные рассуждения было удивительно слышать от женщины с ее внешностью. Но что интереснее всего, его кузен выглядел счастливым и довольным словами жены.
— Мадам, я склоняюсь перед вами. Криспин, мне следовало бы завидовать тебе, чего я определенно не делал раньше.
Филиппа неторопливо поднялась:
— Милорды, оставляю вас предаваться приятным воспоминаниям. Прошу простить, я очень устала от многочисленных переездов. Люси, помоги мне!
И, присев перед мужчинами в реверансе, она ушла за парчовый занавес, разделявший шатер.
— Так молода и так неистова, — покачал головой француз. — В постели она так же неукротима? Если ответ «да», я действительно сгорю от зависти.
— Да, — с улыбкой кивнул граф. Ги-Поль сразу помрачнел.
— Нет, это невыносимо, — пожаловался он. — Поведай, как ты нашел столь прелестное создание, кузен?
Граф принялся рассказывать. Кузен только головой качал, но Криспин наставительно посоветовал:
— Если поищешь невесту среди богатых буржуазок, возможно, и обретешь такую жену, но, подозреваю, ты слишком ленив, чтобы попытаться. Все же когда-нибудь придется преодолеть лень.
— Возможно, после окончания этого спектакля, мой милый. Когда опустится занавес. У меня нет других обязанностей, кроме как развлекать повелителя, поэтому я здесь. Франциск привел в два раза меньше людей, чем ваш король. Думаю, будучи выше вашего короля, он не должен так усердствовать.
Граф рассмеялся:
— Не повторяй подобные веши вслух, кузен! Любой англичанин на моем месте немедленно оскорбился бы и вызвал тебя на дуэль, которую ты, конечно, выиграешь, и тогда неприятностей не оберешься. Моему королю очень хотелось произвести впечатление на твоего, поскольку он искренне считает себя выше Франциска. Помни, его дочь когда-нибудь станет королевой Франции.
Граф де Ренар пожал плечами:
— Хотелось бы мне знать, сбудется ли это или королева Англии настоит на своем и выдаст дочь за испанца… Все эти помолвки не что иное, как пешки в шахматной игре, как тебе хорошо известно.
— Да, но пока что принцесса Мария и юный дофин обручены, — заметил граф. — Англия и Франция — любовники.
— А Испания нетерпеливо ждет за дверью, — добавил француз.
— Карл может жениться задолго до того, как подрастет наша маленькая принцесса, — возразил Криспин. — Ему тоже нужен наследник.
Побеседовав еще немного, мужчины расстались, решив повидаться снова. Встреча королей, главное событие этого лета, должна произойти не раньше чем через два дня, и каждая деталь была тщательно спланирована. Короли вели переговоры через своих посланников. Эмиссаром Генриха был кардинал Вулзи. Каждый раз, выезжая из английского лагеря, он брал в сопровождение пятьдесят всадников в алом бархате и пятьдесят скороходов с золотыми булавами. Перед кардиналом, восседавшим на великолепном муле под ярким чепраком, несли золотой крест с усыпанным драгоценными камнями распятием. По обе стороны шествовали священники. В хвосте ехала сотня конных лучников. Все только и говорили о грандиозном выезде кардинала.
Несмотря на все усилия французов воспрепятствовать местным жителям, многие приходили выпить дарового английского вина и поглазеть на окружающую короля роскошь. Нищие, попрошайки и мелочные торговцы осаждали шатры придворных. Питеру пришлось нанять двух молодых парней из ближайшей деревни, дабы уберечь вещи господина. Бедняга жаловался, что боится, как бы эти самые сторожа не обворовали в конце концов графа и графиню.
Наконец седьмого июня, в праздник Тела Господня, настал торжественный день. В обоих концах Золотой долины, как ее называли, были насыпаны искусственные холмы. Во второй половине дня зазвучали трубы, и короли во главе придворных начали медленно двигаться навстречу друг другу. На Генрихе был колет из золотой парчи с серебром, усыпанный драгоценными камнями, и берет с черным пером, На груди сверкал орден Подвязки. Гнедой жеребец был увешан нежно звенящими золотыми колокольчиками. Сопровождали короля лейб-гвардейцы, из которых состояла дворцовая стража. Не позволяя, чтобы его затмили, Франциск был одет не менее роскошно. На больших ногах красовались белые сапоги, на голове — черный берет. Его охраняли швейцарские гвардейцы.
Въехав на вершины холмов, короли остановились, прежде чем под звуки труб и цитр галопом пустить коней вниз. Съехавшись, оба церемонно сняли береты и обнялись. Правда, гнедой Генриха так нервно приплясывал, что королям сразу же пришлось разъехаться. Монархи спешились и рука об руку направились к маленькому шатру, специально возведенному для встречи, избежав тем самым весьма скользкого вопроса, кто из королей должен идти первым. Внутри уже стояли стулья, были разложены подушки и расставлены напитки. К королям немедленно присоединились кардинал Вулзи и французский адмирал Бонниве. Немедленно были зачитаны протокол нынешней встречи и титулы Генриха, включая тот, что именовал его королем Франции.
Генрих рассмеялся.
— Боюсь, что присутствие моего брата Франциска обесценивает этот титул, — объявил он, жизнерадостно хлопая по спине французского придворного. — А когда-нибудь наши дети навсегда устранят все причины спора между Англией и Францией.
Некоторое время мужчины пили и разговаривали, после чего снова вышли из шатра под радостные крики придворных и зевак и несколько раз обнялись, прежде чем вернуться к себе. Воздух наполнили пение английских гобоев и цитр, французских флейт и рокот барабанов. Следующие несколько недель посвящались обильным пиршествам и рыцарским турнирам.
Все это время Филиппа едва видела мужа, поскольку постоянно находилась рядом с королевой. Она почти не ночевала в своем уютном шатре, ибо королева требовала, чтобы фрейлины находились при ней. Она возвращалась, только чтобы сменить одежду, и, если верить Ги-Полю, была одета роскошнее всех английских дам. Правда, он галантно уверял, что француженки тоже не могут с ней сравниться, хотя англичанки считали платья французских дам с их нескромно глубокими вырезами по меньшей мере непристойными. Послы Венеции и Мантуи, однако, утверждали, что француженки элегантнее англичанок, хотя немало восхищались прекрасными золотыми цепочками последних. Кроме того, они подметили, что английские леди слишком много пьют.
Десятого июня король Франции прибыл засвидетельствовать почтение королеве Екатерине. В его честь был дан банкет, на котором гостей развлекал хор королевских певчих. Филиппа выбрала для банкета платье из зеленой с золотом парчи, с широкими рукавами из золотого газа, схваченными на запястьях расшитыми драгоценными камнями манжетами. Очень глубокий, по французской моде, вырез вызвал немало неодобрительных взглядов соседок. Но графиня Уиттон довольно улыбалась. Недаром она уложила волосы в узел, украшенный живыми цветами! Куда до нее француженкам! Кроме того, на макушке лихо сидела маленькая шапочка из золотого газа, вышитого жемчугом.
Франциск немедленно разглядел Филиппу и стал расспрашивать придворных, кто она такая.
— Это графиня Уиттон, — услужливо сообщил Ги-Поль. — Жена моего английского кузена, сир.
— Француженка?
— Нет. Родом с севера Англии, — пояснил граф де Ренар.
— Боже мой! Откуда у столь прелестной северянки может быть такое чувство моды?!
— Не могу сказать, сир. Я только недавно был ей представлен.
— Хотелось бы тоже с ней познакомиться, — пробормотал король, задумчиво прищурившись.
— Думаю, это вполне можно устроить, — кивнул Ги-Поль. — Уверен, что мадам графиня будет весьма польщена, сир.
Про себя он решил, что удача на его стороне. Вряд ли жена Криспина настолько глупа, что позволит совратить себя, зато король запомнит, кто представил ему прелестную даму. А что будет потом? Одному Богу известно! Франциск не зря заслужил репутацию завзятого соблазнителя. Уж он умеет убеждать дам! Может, получится и с этой. Но, как бы то ни было, маловероятно, что Филиппа выйдет из этой встречи без потерь и с незапятнанной репутацией. Впрочем, многие высокородные особы жаждут побывать в постели французского короля. Та, кто ему откажет, бросит вызов, а кому, как не графу де Ренару, знать, насколько по душе королю любой вызов!
— Что ж, займись этим, и поскорее, — велел Франциск, поворачиваясь к королеве, которая как раз объявила, что готова представить ему своих придворных дам. Франциск учтиво кивнул и галантно приветствовал каждую из ста тридцати женщин, составлявших свиту королевы. Среди них была и прелестная графиня Уиттон, которая низко присела в реверансе, открыв взору монарха великолепную грудь. Положив руки на плечи графини, он поцеловал ее в лоб, пожалуй, чуть больше положенного затянув поцелуй. Но мысленно отметил, что Энн Чамберс, еще одна придворная дама, не менее красива.
Филиппа отошла, и рядом немедленно очутился кузен ее мужа.
— Кузина, — широко улыбнулся он, — как вы прелестны сегодня. Мой господин король только и говорит что о вас! Хотели бы вы познакомиться с ним поближе, дорогая?
— Ее величество уже представила меня королю, — бросила Филиппа, пытаясь понять, нравится ли ей француз.
— Нет, нет! Мой господин действительно спрашивал о вас. К счастью, я смог просветить его на этот счет. Он выразил желание провести с вами несколько минут наедине.
— Посреди всей этой суматохи? — поразилась Филиппа. — Хотите сказать, дорогой Ги-Поль, что вашему королю не терпится затащить меня в постель? Его репутация известна всем, а я была при дворе достаточно долго, чтобы распознать, когда мужчина намерен соблазнить женщину. Будь я девушкой, сразу отказала бы. Но, даже став замужней женщиной, не собираюсь изменять супругу.
Увидев лицо родственника, она снисходительно рассмеялась:
— Не стоит так разочарованно вздыхать, мой храбрец! Неужели вы искренне верили, что я способна принять подобное приглашение?
Нет, Ги-Поль совсем ей не нравится, но придется быть вежливой ради спокойствия Криспина. Граф на мгновение опустил глаза.
— Поскольку вам хорошо известна истинная натура моего короля, какая может грозить опасность? Криспин говорит, что ваша матушка — добрый друг английских короля и королевы. Разве вам не хотелось бы стать другом Франциска?
— Для чего? — пожала плечами Филиппа. — Если я не позволю развратить себя, наверняка нанесу оскорбление королю. А я, разумеется, не собираюсь позволять себе никаких вольностей. Кстати, вы не забыли, что мой муж — ваш кузен? И думаете, Криспин одобрит ваши старания продать меня королю Франции?
Графа де Ренара, очевидно, ее слова немало обидели.
— Никто не знает, мадам, когда может пригодиться друг в высоких кругах, если не для себя, то для семьи. Ведь у вас будут дети! И Криспин говорил, что ваша мать ведет довольно успешную торговлю. Разве ваши друзья — не ее друзья? И разве дружба короля Франции не может понадобиться вам в один прекрасный день?
— Я бы признала ваши слова мудрыми, если бы не считала мотивы более чем сомнительными. К чему королю Франции давать аудиенцию не слишком знатной английской даме, если у него нет нечестных намерений? И почему вы предлагаете ему жену своего кузена?
Втайне Филиппа подумала, что если бы сумела завоевать благосклонность Франциска, не скомпрометировав при этом себя, то, возможно, очень помогла бы семье. Что плохого в короткой встрече? В конце концов, она не обязана сдаваться на милость короля!
— Мадам, вы чересчур подозрительны, и мне больно вас слышать. Я предлагаю вам, английской провинциалке, возможность встретиться с прославленным монархом. Какие истории вы будете рассказывать детям и внукам в старости! Сам король Франции восхищался вами! И пытался соблазнить, но вы устояли, сохранив его дружбу! Да, признаю, король будет у меня в долгу за то, что я привел к нему прелестную женщину, привлекшую его внимание. Но он никогда не затаит на меня обиду за ваш отказ. Не такой он человек. А вы, насколько я успел понять, достаточно умны, чтобы без ущерба для себя завоевать его благосклонность, что никак не повредит Криспину.
Филиппа против воли улыбнулась:
— Думаю, вы очень дурной человек! Рассуждаете складно, как Томас Мур, хотя он куда более угоден Богу, чем такой, как вы! Если я соглашусь, когда и где это произойдет?
Граф де Ренар с трудом сдерживал злорадную улыбку. Значит, он взял верный тон, играя на ее уме и преданности семье! Рано или поздно она примет его условия и станет полезной союзницей. И все же была минута, когда он посчитал, что она откажет.
— Я не стану встречаться с ним ночью, — поспешно предупредила Филиппа. — И это должно произойти, когда Криспин будет занят делом. Если он узнает, наверняка запретит мне, я рассержусь и, возможно, наделаю глупостей. Лучше уж обо всем рассказать позже. После разговора с королем. Кстати, он может сильно разгневаться и на вас. Не думали об этом?
— Возможно, днем, после турнира и до вечерних развлечений, — предложил граф, игнорируя вопрос.
— Да, самое подходящее время, — согласилась Филиппа. — Обычно Криспин проводит эти часы со своими друзьями.
— Я все устрою, — вкрадчиво пробормотал Ги-Поль, целуя ее руку. — Будьте с ним такой же очаровательной, как со мной, и король Франциск потеряет от вас голову, дорогая кузина.
— А вот это мне совершенно ни к чему! Я встречусь с вашим королем, произнесу все нужные слова, а потом поскорее удалюсь, чтобы у него не возникло неправильного представления о цели моего прихода. А теперь покиньте меня, ибо королева уже любопытствует, почему мы так долго разговариваем. Вряд ли я смогу раскрыть ей содержание беседы. Не так ли?
Пока король Франциск навещал Екатерину, Генрих отправился на встречу с французской королевой Клод, где его развлекали, веселили и кормили обедом. Возвращаясь к себе, он столкнулся с Франциском. Монархи остановились, всячески расхваливая жен друг друга и оказанный прием, обнялись, и каждый пошел своей дорогой.
За этими банкетами последовали еще несколько, на одном из которых Генрих развлекал французских, а Франциск — английских рыцарей. Как-то раз короли ужинали вместе в зале, обитом розовой шелковой парчой. На следующий вечер кардинал Вулзи устроил пиршество в честь вдовствующей королевы Франции Луизы Савойской. Считалось, что при французском дворе она куда более влиятельна, чем ее тихая невестка королева Клод. Когда французский король не сражался на турнирах, не пировал и не флиртовал с придворными красавицами, он шел к матери, суждениям которой безоговорочно доверял. Она считала его Гаем Юлием Цезарем своего времени и поощряла во всех амбициозных замыслах.
А банкеты все продолжались. Еда была изысканной. Французские и итальянские вина лились рекой. Венецианский посол был шокирован и поражен способностью англичанок поглощать напитки в огромных количествах. Королевские повара из кожи вон лезли, стараясь превзойти друг друга. Однако сидевшие за высоким столом имели привычку наедаться перед ужином, чтобы иметь возможность спокойно беседовать, пока придворные наслаждались каждым глотком.
Специально для этого события было устроено большое ристалище, размером девятьсот на триста футов, на котором ежедневно проходили турниры. По обе стороны ристалища были сооружены трибуны для королевских особ и зрителей. Плотники воздвигли два древа почета высотой тридцать четыре фута каждое. На одном красовался боярышник — эмблема Генриха, на другом лист малины — эмблема Франциска. Каждый день рыцари, вступающие в поединок с той и другой стороны, вешали на них свои щиты, причем на одинаковой высоте, чтобы показать свое полное равенство. Правила протокола были утверждены советом английских и французских рыцарей. Мечи и копья должны быть затуплены. Даже о фасоне доспехов договаривались заранее. Конюхи, оружейники и кузнецы трудились целыми днями, охраняя коней, приводя в порядок зазубренные мечи и сломанные копья участников турнира. Между поединками рыцари и их оруженосцы развлекались всеми видами игр. Каким-то чудом до сих пор не случилось ни единой драки вне ристалища между англичанами и французами.
Всем было известно, что короли проведут одинаковое количество схваток и преломят одинаковое количество копий, хотя еще до турниров решили, что Генрих и Франциск не сойдутся один на один. Рыцарские поединки были столь буйными и неукротимыми, что однажды меч противника высек искры из панциря Генриха Тюдора. Король вывихнул руку, а конь его погиб. Франциск тоже пострадал, получив огромный синяк под глазом.
Тринадцатого июня все усилия дипломатов едва не оказались тщетны, когда началась рукопашная между английской дворцовой стражей и бретонцами. Генрих вызвал Франциска на бой. Тот победил, и хотя рыцарская честь повелевала предложить английскому королю возможность попробовать свои силы еще раз, его же собственные придворные мудро воспрепятствовали этому безумию. Однако Генрих этим же днем вернул утраченное достоинство, победив французского соперника в стрельбе из лука: в отличие от Франциска он был весьма искусным лучником. И все же Франциск чувствовал, что, несмотря на улыбки и шутки, Генрих по-прежнему кипит. Поэтому два дня спустя, еще до того как Генрих встал, он в сопровождении двух придворных явился в шатер английского короля и предложил свои услуги в качестве камердинера. Генрих был очень доволен таким знаком уважения и рассыпался в комплиментах, уверяя, что француз выказал именно то доверие, которое они должны питать друг к другу, после чего подарил ему богатое ожерелье-ошейник из кровавых рубинов и принял в ответ браслет из бриллиантов, стоивший по крайней мере вдвое дороже. Все недоразумения были быстро улажены.
Для середины июня погода стояла необычайно жаркая, а несколько дней подряд дул сильный ветер. Досужие зеваки начинали надоедать англичанам, поскольку без церемоний опивались вином, после чего их рвало, и в воздухе стоял неприятный запах. Толпы, собиравшиеся поглазеть на турниры, с каждым днем становились все гуще, и в один прекрасный день ристалище окружило более десяти тысяч человек. Ситуация была крайне опасной, и даже главный церемониймейстер ничего не мог поделать.
Как-то, когда жара стала совершенно невыносимой, Ги-Поль Сент-Клер остановил Филиппу, спускавшуюся с трибуны.
— Готовы пойти со мной? — не без тайного коварства спросил он.
— Ваше величество, это кузен моего мужа, граф де Ренар, — обратилась Филиппа к королеве. — Если я вам не нужна, позвольте мне прогуляться с ним.
— Разумеется, дитя мое, — ответила королева, едва наклонив голову, приветствуя француза. — Увидимся вечером на банкете.
Филиппа поблагодарила королеву и, взяв кузена под руку, отошла.
— Интересно, знает ли граф Уиттон о своем французском кузене? — съязвила одна из придворных дам. — И фамилия у него подходящая. Очень похож на лиса[2].
Остальные рассмеялись.
— Он действительно родственник графа, — спокойно сообщила королева. — Филиппа рассказывала мне о нем. Она сама не знала о его существовании до приезда во Францию. А тебе, Элис, следует молить Господа и его Пресвятую Мать, чтобы помогли укротить твой злой язык. Из всех дам, когда-либо служивших мне, только две могут считаться истинно добродетельными, и одна из них Филиппа Мередит. Исповедуйся в своем грехе и принеси покаяние, прежде чем снова покажешься мне на глаза!
С этими словами она повернулась к сплетнице спиной. Тем временем Си-Поль провел Филиппу сквозь толпы собравшихся посмотреть турнир и подтолкнул к шатру, где французский король обычно готовился к поединкам. Сейчас он, голый до пояса, в одних шоссах, сидел на трехногом табурете, пока слуга обтирал его водой. При виде вошедших он улыбнулся, по мнению Филиппы, чересчур широко.
— Мадам графиня, как вы добры, что согласились навестить меня! — воскликнул он, вставая. Капли воды бежали по широкой груди. Он был очень высок и чрезвычайно мужествен.
Филиппа поспешно отступила и присела в глубоком реверансе.
— Это вы безмерно добры, сир. И прекрасно сражались сегодня. Вижу, синяк под глазом уже проходит.
Она успела заметить, что Ги-Поль исчез, и поняла, как была глупа, позволив втянуть себя в эту авантюру. О чем только она думала? Или не знала, чего ждать от короля? Неужели действительно ожидала каких-то милостей для семьи? О нет, она сделала огромную ошибку, и теперь нужно думать, как выпутаться без потерь.
Король жестом отпустил слугу, взял руку Филиппы, медленно поднес к губам и поцеловал, но выпускать не торопился.
— Я заметил вас в тот день, на банкете у королевы. Из всех придворных дам вы были самой элегантной. Почему ваши соотечественницы так убого одеты? Или не хотят, чтобы ими восхищались?
Его взгляд не отрывался от затененной ложбинки между ее грудями.
Филиппе казалось, что ее раздевают глазами, но она прекрасно понимала, что выказывать свои чувства не следует.
— Мне повезло иметь родственника, тонко чувствующего веяния моды. Это он научил меня одеваться, хотя утверждал, что я обладаю безошибочными инстинктами во всем, что касается цвета и покроя. Не знаю, что бы делала без добрых советов своего дядюшки Томаса. Очень немногие женщины могут носить этот оттенок желтого.
— Кроме того, ваш дядя научил вас разбираться в драгоценностях, — кивнул король, коснувшись жемчужной нити, висевшей у нее на шее. — Прекрасный жемчуг, графиня.
Его пальцы, словно невзначай, коснулись ее груди, задержавшись чуть дольше необходимого.
— Да, дядюшка Томас всегда считал, что я разбираюсь в драгоценностях, — с невинным видом простушки заметила она, едва сдержав дрожь брезгливости. Король был ей неприятен.
Франциск рассмеялся.
— А какие еще инстинкты пробудились в вас, мадам? — промурлыкал он, притягивая ее к себе.
Его тело оказалось влажным. Запах пота, запах мужчины наполнил ноздри. Темные глаза завораживали, и Филиппа на миг почувствовала себя маленьким кроликом, загнанным в угол огромной гончей. Судорожно сглотнув, она уперлась ладонями в его грудь и осторожно, но решительно оттолкнула.
— О, сир, вы так сильны, а я всего лишь слабая женщина. И все же я недавно вышла замуж и не опозорю мужа. Прошу меня простить. — Поспешно упав на колени, она умоляюще протянула к нему руки. — Мне не следовало приходить, но я была сражена той честью, которую оказал мне король, выделив меня из остальных дам. Боюсь, сир, я была чересчур глупа, как все провинциалки. Мне стыдно, что придется исповедаться в этом грехе своей госпоже королеве и священнику.
Голова ее покорно опустилась. Великими усилиями она выдавила слезу из глаз.
— Но не своему мужу? — усмехнулся Франциск.
— О, я не посмею! — воскликнула Филиппа. — Он меня побьет!
— Будь вы моей, графиня, и взгляни при этом на другого мужчину, я бы тоже вас побил, — заверил король, поднимая ее. — Возвращайтесь к мужу, мадам. Но не считайте, что только ваша несчастная склонность к непорочности уберегла вас от греха. Я еще в жизни не взял силой ни одну женщину.
Франциск быстро поцеловал ее в губы и усмехнулся при виде отразившегося на раскрасневшемся личике изумления.
— Я не смог устоять, дорогая, и обязательно потребую сегодня один танец как возмещение за мою неудачу, — с поклоном объявил он. Филиппа сделала реверанс и поскорее выбежала из шатра, благодаря свою счастливую звезду, позволившую отделаться так легко. Какой дурочкой она была, согласившись на этот тет-а-тет! Можно подумать, не знала о репутации французского короля! Но Ги-Поль оказался прав: она достаточно умна, чтобы одурачить даже монарха! И добродетель сохранилась незапятнанной.
Филиппа вдруг остановилась. Где она? Ранее она почти не обратила внимания, куда ведет ее Ги-Поль, и вот теперь заблудилась. И хотя на дворе еще стоял день и до темноты оставалось несколько часов, в проходах между шатрами царил полумрак. Ветер снова поднял столбы пыли, так что она почти не видела, куда идти.
Поскорее бы найти ристалище, а оттуда уже будет легче перебраться в английский лагерь.
Но линия шатров тянулась целую вечность. Дойдя до конца ряда, она обнаружила еще один, а тропинка внезапно оборвалась. Куда теперь свернуть? Направо или налево?
Она попыталась вспомнить, в какой стороне расположен английский лагерь. Кажется, к западу.
Филиппа свернула влево и продолжала идти. Добравшись до конца ряда, она опять потеряла направление. И что теперь? Это куда хуже садового лабиринта. Вправо! Теперь вправо!
До нее уже донесся шум толпы, окружившей ристалище. Скорее бы оказаться там. Не могут же чертовы шатры тянуться вечно! Одна, в чужеземном лагере! Будь проклят Ги-Поль! Ему следовало ее подождать, но он вообразил, будто королю удастся обольстить жертву! Нет, отныне всякие отношения между ними прекращены! Но и этого она не сможет сделать, если не хочет, чтобы муж узнал обо всем! А если самой признаться? Кровь Христова, да где же это ристалище? Что, если вдруг стемнеет? Как она тогда найдет дорогу?
Но тут она увидела впереди ристалище и облегченно вздохнула. Однако дорогу ей загородила компания рыцарей, о чем-то оживленно беседовавших. Филиппа проворно перебежала в соседний ряд, чтобы не проходить мимо, тем более что это были французы, а ей вовсе не хотелось терпеть приставания каких-то рыцарей, когда она только что отвергла самого короля.
Филиппа усмехнулась, но тут же заметила неподалеку еще одну небольшую группу мужчин. Эти не были рыцарями. Представляют ли они опасность? Вряд ли, тем более что в соседнем ряду еще стоят давешние рыцари. Вряд ли ей что-то угрожает.
Ветер усилился, и летящая пыль заволокла все вокруг коричневато-желтой дымкой. Она была уже совсем рядом с мужчинами, но по какой-то причине боялась двинуться вперед.
Неожиданно она услышала голоса, и в голове сразу прояснилось. Эти люди задумали кого-то убить. Нет… не кого-то. Генриха Тюдора!
Филиппа в ужасе оцепенела. Она случайно на них наткнулась. И что теперь предпринять?
Она вдруг сообразила, что сама находится в смертельной опасности. Придется пораскинуть мозгами, как спастись от неминуемой гибели.
Горло перехватило так, что она не могла сглотнуть слюну и боялась лишний раз вздохнуть. Ноги подгибались, но Филиппа силой воли заставила себя успокоиться и втянула в легкие воздух. Еще раз. Еще. Она судорожно сглотнула. Нужно быть умной и храброй, если она хочет спастись и предупредить короля.
Прижавшись спиной к стенке шатра, Филиппа навострила уши.
