• Наследие Скай О`Малли, #6

Глава 16

 Во что он впутался?!

 Саммерс не переставал задавать себе этот вопрос, шагая по коридорам дворца. Что бы там ни сплетничали про него, как бы ни злословили, никто и никогда не упрекнул его в попытке играть добрым именем девушки из благородной семьи. Он взял себе в привычку спать только с простолюдинками. Не то что его отец, волочившийся за женами соседей. Не то что мать, презревшая брачные обеты. Он удовлетворял похоть с женщинами, ни на что не претендовавшими. И бывшими именно теми, кем выглядели. Потаскухами. И все же независимо от положения все женщины были одинаковы. Девственность – вот единственное, что отличало Синару от остальных. Пока что.

 Выйдя замуж, она станет такой же, как все, но ему рога не наставит. Какому-нибудь другому бедному глупцу, но не Гарри Саммерсу, пятому графу Саммерсфилду.

 И все же она манила его своей необычайной красотой и полным нежеланием подцепить первого попавшегося знатного женишка. Она совсем не похожа на других хорошеньких барышень, у которых в голове одно: найти себе мужа. В ней нет ни малейшей покорности и подобающей девице скромности. Всю прошлую зиму она преследовала его и даже весной всегда находила способ оказаться рядом, хотя он откровенно ею пренебрегал. Очевидно, она устала от его невнимания и решила взять дело в свои руки. Ему следовало бы немедленно отказаться от приглашения на танец, но он, очевидно, сошел с ума, когда пригласил ее покататься в парке. Сегодня утром, опомнившись, он явился в покои ее отца, чтобы отменить свидание. Но, обнаружив Синару в ванне, увидев эти кремовые плечи, по которым раскинулись темные пряди, снова забыл обо всем, а в пылу словесной битвы так и не смог осуществить свои намерения.

 Должно быть, все дело в том, что она нетронута. Именно так, иначе что еще может притягивать с такой силой? Он ввязался в опасную игру, ибо герцог Ланди не простит человеку, соблазнившему его дочь. И о короле забывать тоже не следует. Всякий придворный знал, что Карл Стюарт искренне любит и беззаветно предан Чарлзу Стюарту, герцогу Ланди. Не-совсем-царственный-Стюарт мог бы при других обстоятельствах быть королем. Он последовал за свергнутым монархом в изгнание и старался во всем помочь ему, ибо был богатым человеком. И делал все, чтобы у короля были еда, одежда и кое-какие монетки в карманах. Карл Стюарт не забывал родственников и умел быть благодарным за щедрость и великодушие. Попробуй опозорить дочь герцога и в два счета потеряешь голову!

 Но ведь это она сама добивается его! И разве он не настоящий мужчина, способный держать эмоции в узде? Какой вред в легком невинном флирте?

 А настолько ли невинен этот флирт?

 Синара напоминает юную пантеру, вышедшую на охотничью тропу. Все признаки налицо, ибо он не дурак там, где дело касается женщин! Удовлетворится ли она флиртом? Вряд ли... Но он вдруг понял, что не может заставить себя отказаться от нее. Вполне вероятно, что более близкое знакомство с леди Синарой Стюарт вызовет в нем желанное презрение к этой особе. Странно, что на двадцать шестом году жизни он вдруг заинтересовался девушкой из почтенной семьи.

 Гарри остановился и с силой тряхнул головой.

 Нет, Синара Стюарт его не интересует. Скорее интригует, пробуждает желание увидеть, насколько далеко она способна зайти, но совершенно не интересует.

 – Мне не нужна жена, – пробормотал он вслух.

 Предмет его мыслей сейчас обдумывал наряд, в котором собирался появиться днем. Понравятся ли ему темно-синие бархатные обтягивающие штаны с такой же курткой? Будет ли он шокирован, увидев, что она ездит верхом по-мужски? Что же, она упоминала об этом вчера вечером! И если он действительно слушал, вместо того чтобы изобретать способы ее обольщения, значит, не удивится.

 Наконец вернулась Эстер с тяжелым подносом, который поставила на буфет красного дерева.

 – Я, кажется, заметила, как кто-то выходил отсюда, – подозрительно прищурилась она.

 – Ничего не знаю, – с невинным видом заверила Синара. – Тут никого не было. Может, это стражник или какой-то лакей? Что ты принесла мне? Умираю с голода.

 Она принялась поднимать крышки с серебряных блюд.

 – О, яйца-пашот! Надеюсь, сегодня их приготовили с тем восхитительным винным соусом из марсалы, которым славятся королевские кухни! И бараньи отбивные?!

 – Садитесь! – велела Эстер. – Их лучше съесть, пока горячие! Потом уж велю убрать лохань!

 Аппетит у Синары всегда был неплохим, что очень расстраивало мать, которая постоянно уговаривала дочь беречь фигуру и не есть подряд все блюда, которые та любила. Девушка уничтожила два яйца с любимым соусом, две пышные отбивные, высосала мозг из косточек и облизала пальцы. Кроме этого, Эстер принесла тарелку с тонко нарезанными ананасами из королевских оранжерей. Синара особенно любила этот экзотический фрукт и его сок. Завершив завтрак чаем из личных запасов герцога и булочками с маслом и джемом, Синара отодвинула стул.

 – Пойду подремлю с часик. Потом разбуди меня, и начнем одеваться. Граф, наверное, думает, что меня придется долго ждать. Устроим ему сюрприз.

 – Позову лакеев. Пусть вынесут лохань, – решила Эстер.

 – Напомни им, что к половине шестого мне снова понадобится горячая вода, и не хмурься так. Не желаю, чтобы на балу от меня несло конским потом!

 – Никогда не видела, чтобы девушка так любила отмокать в воде! Неужели вы с детства были такой? – пробормотала Эстер.

 Синара кивнула:

 – Я всегда обожала нежиться в ванне.

 Она быстро заснула и спала крепко, но стоило Эстер коснуться ее плеча, как девушка тут же открыла глаза, вскочила, плеснула в лицо водой и почистила зубы, прополоскав рот мятной водой. Потом, сбросив сорочку, принялась одеваться. Сначала шелковую рубашку с пышным жабо из кружев, водопадом сбегавших по куртке. Такие же манжеты будут выглядывать из рукавов. Панталоны доходили до колена и застегивались большими резными серебряными пуговицами, сделанными по рисунку Синары. Большинство панталон заканчивались шелковыми или атласными лентами. Но у Синары были слишком худые ноги, и панталоны на лентах обычно задирались вверх.

 Эстер нахмурилась при виде столь необычного костюма.

 – Плохо, что вы не надели под них белье, – заметила она.

 – А кто об этом узнает? – поддразнила Синара. – Если не снимать панталоны, никто не заметит. Разве что ты проболтаешься?

 Эстер покачала головой.

 – Похоже, вы намерены оправдать данное вам прозвище, миледи.

 – Син? Мне оно нравится. А прозвище графа – Уикиднесс! – сообщила она и с ехидным смешком стала натягивать сапожки.

 – Грешница вы до мозга костей! – упрекнула Эстер. – Ваша бедная мама и герцогиня Жасмин опять будут плакать из-за вас!

 Герцогиня Барбара установила в дворцовых покоях зеркало во весь рост. Синара долго вертелась перед ним, восхищаясь собственным отражением.

 – Никто не начистит сапог лучше, чем дворцовый чистильщик! – воскликнула она, разглядывая блестящие мыски высоких сапог.

 Эстер заставила госпожу сесть за туалетный столик и взялась за щетку. Скоро волосы Синары были убраны в узел на затылке.

 – А теперь шляпу, – потребовала она, надевая черный фетровый головной убор с низкой тульей, широкими полями и двумя длинными страусовыми перьями, придавший девушке на редкость элегантный вид. Синара поднялась и вернулась к зеркалу. Эстер поднесла вышитые жемчугом белые лайковые перчатки для верховой езды и стек. Синара удовлетворенно кивнула.

 – Он не устоит передо мной! – заявила она.

 – Только помните, кто вы, и ведите себя, как подобает леди, – наставляла Эстер. – Ваш папа не желает никаких скандалов!

 Прежде чем Синара успела ответить, в дверь постучали, и Эстер побежала открывать. Синара вышла из спальни навстречу графу Саммерсфилду. Тот коротко кивнул служанке, не отрывая восхищенного взгляда от Синары.

 – Какой оригинальный костюм, мадам! – воскликнул он, кланяясь и целуя протянутую руку, по-прежнему украшенную рубином. – Поздравляю, у вас есть вкус!

 – Спасибо, милорд. Кажется, нам пора? Эстер, ты не забыла приказать, чтобы моего жеребца оседлали?

 – Разумеется, нет, – мрачно заверила служанка и тут же добавила: – Что сказать вашему батюшке, если он спросит, когда вы вернетесь?

 – Когда смогу, – со смехом заявила Синара, выбегая из комнаты.

 – Должно быть, она очень любит вас, если не побоялась упомянуть о его светлости! И думаю, вполне могла бы осведомиться о моих намерениях, если бы посмела, конечно.

 – Намерениях, которые абсолютно бесчестны, полагаю? – съязвила Синара.

 – Вы не боитесь ни меня, ни того, что скажут люди? – выпалил он, сам не зная почему пораженный такой дерзостью, совершенно необычной для девственницы.

 Если она действительно девственна.

 Но отчего это так его волнует? Наверное, потому, что сама мысль о том, что кто-то другой может взять эту божественную красавицу, безумно его бесила. Чем она околдовала его? Какая-то девчонка...

 Девчонка, которая вот-вот превратится в женщину.

 И тогда наверняка станет как все остальные. Жадной. Алчной. Лживой. Опасной.

 Они долго шагали по паутине коридоров, соединявших различные части Уайтхолла, прежде чем выйти во двор, где конюхи держали под уздцы их лошадей. Синара заметила, что Гарри необычайно молчалив, но не спросила его о причине, хотя ужасно желала узнать, о чем именно он думает. Она не сомневалась, что скорее всего о ней, но все же...

 Она не захотела встать на колоду и вместо этого потребовала от конюха подставить ладони, вихрем взлетела в седло и, благодарно улыбнувшись, подхватила поводья. Вороной жеребец нервно пританцовывал, почуяв седока, но она что-то нежно прошептала ему в большое настороженное ухо, и конь успокоился.

 Гнедой жеребец графа вытянул длинную грациозную шею и попытался укусить вороного за бок. Тот резко отпрянул и предостерегающе фыркнул. Гнедой в ответ заржал.

 – Кому-то из нас на будущее придется седлать кобылу или мерина, – заметил Гарри. – Черта с два удержишь этих двух зверюг! Того и гляди набросятся друг на друга.

 – А у вас есть другой конь? – мило осведомилась она.

 – Я еще не видел, чтобы дама предпочитала такое чудовище! – признался он, когда они выехали со двора на улицу.

 – Его зовут Пушинка, – сообщила Синара.

 – Вы назвали этого гиганта Пушинкой?! – расхохотался граф.

 – Видите ли, его настоящая кличка Тень Могола, но когда он появился на свет, все заметили ужасно трогательный пушистый хвостик, вот я и прозвала его Пушинкой. Подарок бабушки на мое двенадцатилетие. Его мать происходит от бабушкиного ирландского жеребца. Он сын Ночного Ветра и Ночной Тени.

 – Очень красив, – кивнул граф.

 – Если у вас имеются хорошие кобылки, я с радостью одолжу его вам. Пушинка обожает-добрых кобылок, правда, мальчик?

 Она слегка подалась вперед и потрепала жеребца по шее. Пушинка фыркнул и мотнул головой, словно поняв каждое слово хозяйки.

 Они свернули к парку и медленно поехали поддеревьями, на которых только начинали набухать почки, мимо гуляющих придворных, то и дело кивая знакомым. Наконец Синара бросила вызов спутнику, и они пустились вскачь по тенистой тропинке, промчавшись мили две, прежде чем натянули поводья. Синара соскользнула с седла.

 – Давайте привяжем лошадей, пусть отдохнут, а сами немного пройдемся, – предложила она.

 Граф согласился, и они неспешно побрели по молодой весенней травке. То тут, то там виднелись полянки, поросшие ярко-желтыми нарциссами. Синара набрала небольшой букетик.

 – А разве позволено рвать королевские цветы? – пошутил граф.

 – Я Стюарт! – гордо объявила Синара, будто это все объясняло. – Вряд ли кузен пожалеет мне несколько цветочков.

 Сейчас, прислонившись к древнему дубу и прижимая золотистые цветы к груди, она так и просилась на картину. Граф стремительно надвинулся на нее, притиснув к толстому стволу. На губах девушки играла легкая улыбка, яснее слов говорившая: «Ты все-таки не в силах устоять против меня!»

 – Не в силах, – громко согласился он, припав к ее губам яростным поцелуем. Он не просил. Он требовал.

 Синара чувствовала, как шершавая кора впивается в лопатки. Она считала себя искушенной, но не имела особого опыта в поцелуях. И до этой минуты не знала ласк мужчины. Ее сердце отчаянно колотилось, в головке не осталось ни единой мысли. Но женский инстинкт взял верх, и ее губы чуть раскрылись под его страстным натиском. Он сдавленно застонал, жадно беря все, что она могла дать.

 Ее руки сами собой обвились вокруг его шеи. Мягкие груди прильнули к его мускулистому торсу. Голова его кружилась от экзотического аромата ее тела. Гардения! Да! Именно так называется цветок, из которого сделаны ее духи!

 Они целовались и целовались и никак не могли насытиться. Он провел языком по ее губам. Она немедленно сделала то же самое. Его плоть набухла до того, что распирала панталоны. Еще минута, и он бросит Синару на землю, и если потом его казнят за насилие над кузиной короля, значит, так тому и быть! Ему все равно! Он должен ее получить!

 Ситуация явно выходила из-под контроля. Синара ощущала отчаянное желание, свое и графа. Нужно немедленно прекратить, иначе будет поздно!

 Она уперлась ладонями в широкую грудь и попыталась оттолкнуть графа.

 – Хватит, милорд, – прохрипела она. – Хватит!

 И, поспешно отскочив, направилась туда, где были привязаны лошади, удивленная тем, что ноги еще держат ее, не говоря уже о том, что вообще способны двигаться.

 Гарри в бессильной досаде скрипнул зубами, зная, что она права. Несколько минут он не мог шевельнуться, не то что вскочить на коня!

 – Вижу, вы привыкли издеваться над мужчинами, распаляя их и ничего не давая взамен? – рявкнул он, не совсем понимая, на кого злится.

 – А вы? Привыкли издеваться над женщинами? Распалили и тут же в кусты? – парировала она. – Или полагаете, что у женщин не может быть своих желаний?

 Граф рассмеялся. Гнев мгновенно испарился, сметенный прямотой девушки. Все верно. Мужчины отчего-то привыкли считать, что порядочная особа не испытывает вожделения. Это, по их мнению, удел шлюх.

 – Вам придется подождать меня, – попросил он. – Я сейчас не в том состоянии, чтобы сесть в седло.

 – Но почему? – удивилась она.

 – Потому что мой «петушок» тверд, как железный прут, дорогая Синара. Вы возбудили его своими поцелуями и прикосновениями мягких титечек, – грубо пояснил он.

 Синара мгновенно вернулась к нему.

 – О-о, дайте мне проверить! – взволнованно выпалила она, проводя ладонью по вздувшемуся бугру в его панталонах. Голубые глаза жадно блеснули.

 Граф отскочил словно ошпаренный.

 – Нет! Слушай, чертова плутовка, горе тебе, если окажешься не девственной, потому что, если я обнаружу обман, вполне могу тебя прикончить! Попробуй только коснуться меня и натворишь бед! Убирайся!

 – Интересно, милорд, каким образом вы сумеете определить, невинна я или нет, если не узнаете меня поближе? – ехидно осведомилась Синара, на всякий случай отходя на безопасное расстояние.

 – Просто намереваюсь уложить вас в постель, мадам! – проворчал он.

 Синара рассмеялась и, махнув рукой, снова направилась к лошадям.

 – Прощайте, милорд! И не волнуйтесь за меня! Я сама могу вскочить на лошадь без всякой помощи и прекрасно знаю дорогу во дворец. – Она снова хихикнула при виде его вытянувшегося лица и добавила: – Похоже, я и этот раунд выиграла, не находите, Гарри Саммерс?

 С этими словами она села в седло, пришпорила огромного жеребца и, весело напевая, помчалась назад. Ах, как жаль, что она столько времени потратила зря! Если бы только знать раньше, что общество Гарри Саммерса окажется столь занимательным! И хотя ей не с кем особенно сравнивать, кажется, он к тому же еще и целуется замечательно! И скоро она опять будет с ним целоваться. Очень скоро! Возможно, даже сегодня вечером.

 Но вечером Гарри во дворце не появился. Синара искала его везде, где только можно. Напрасно! Раздосадованная его отсутствием, девушка с горя даже проиграла в карты. Наконец она с раздраженным вздохом поднялась из-за стола, заплатила долг и вернулась в герцогские покои. Перед уходом Синара предупредила Эстер, чтобы та ее не ждала. В детстве она приучилась обходиться без служанок и сейчас при необходимости могла самостоятельно одеться и раздеться.

 Она рассерженно срывала с себя одежду, разбрасывая ее по всей комнате. Эстер обязательно разозлится, увидев беспорядок, ну и пусть! Где он пробыл весь вечер? Как посмел игнорировать ее после сегодняшнего свидания?!

 Объект ее гнева в этот момент отлеживался в постели своей любимой потаскушки, женщины, все еще способной возбудить мужчину, несмотря на почтенный тридцатилетний возраст. И сейчас она лежала под ним, задыхаясь от удивления и шока, едва вынося его сластолюбивый натиск. Раньше он никогда не терзал ее так долго.

 – Иисусе, Гарри! Ты заездил меня едва не до смерти! – откровенно выпалила она, сталкивая его с себя и пораженно уставясь в красивое лицо. – Кто она?

 – Оставь это, Лиззи! – взорвался граф.

 – Ты трахал не меня! – настаивала она. – Не меня! Так кого же ты долбил с такой силой? Не часто в моей постели появляется кто-то третий. Да и ты до сегодняшнего вечера был со мной помягче!

 Граф вскочил и принялся поспешно натягивать одежду. Лицо оставалось угрюмым и мрачным.

 – Кровь Господня, черт побери! – воскликнула Лиззи. – Да ты влюбился, Гарри Саммерс! И по какой-то причине не можешь ее получить! Господу известно, что такой пустяк, как муж, никогда не служил тебе помехой. Так в чем же дело?

 – Ты сама не знаешь, что несешь, Лиззи, – холодно процедил граф, путаясь в петлях и пуговицах камзола. Оставив попытки застегнуться, он грязно выругался.

 – Черта с два! – рассмеялась женщина. – Если я в чем-то и разбираюсь досконально, так это в мужчинах. Точно! Поняла! Она девица из хорошей семьи! И если желаешь заполучить ее, должен идти к алтарю! Так я верно догадалась? Ну же, признайся!

 Довольная своей проницательностью, она громко закудахтала. Карие глаза смешливо щурились.

 – Ты знаешь, почему я никогда не женюсь, – бросил граф.

 – Но ты не твой папаша, и нечего винить себя за то, что случилось, – возразила Лиззи. – Я знаю, как тебя прозвали, но по мне ты совсем не плохой парень! Почему же позволяешь им верить, будто ты чуть ли не отцеубийца?!

 Гарри печально усмехнулся:

 – Потому что так легче. Легче, чем объяснять, что отец мой был чудовищем, изнасиловавшим мою мать, вынужденным жениться на ней, поскольку та носила его ребенка – меня, – и всю свою остальную жизнь жестоко терзавшим ее, пока наконец не убил. Я все помню, Лиззи, и помню хорошо. Даже то, что прикончил его, когда подвернулась возможность. Я не гожусь в мужья порядочной женщине, а тем более герцогской дочери.

 – Но зачем ты твердишь, будто убил своего папашу, когда, по правде говоря, ничто его не спасло бы? – нетерпеливо возразила Лиззи.

 – Он был беспомощен. И умолял послать за доктором. Я отказался и оставил его умирать в одиночестве, – ответил граф. Глаза его затуманились, словно он снова переживал те давние муки. – Я оставил его и, пока он умирал, забавлялся в соседней комнате с его последней любовницей. Он наверняка слышал нас, ибо она выла, как чертова банши[14], каждый раз, когда я вонзал в нее свой инструмент. Бессердечная сука!

 – Тебе было шестнадцать, – не унималась Лиззи. – И гнев твой на отца был справедливым. Дьявол Саммерс проделывал то же самое с твоей мамой. Оставил ее умирать одну, а сам забавлялся со своей шлюхой в соседней комнате. Око за око. Все по справедливости.

 Граф рассмеялся. Лиззи всегда умела развеять его дурное настроение. До чего же разумна, до чего же практична!

 Он сунул руку в карман бархатного камзола и извлек два золотых.

 – Я вернусь, – пообещал он, швыряя ей монеты.

 – Да, и будешь возвращаться, пока не выбьешь дурь из головы и не женишься на девушке, – предсказала Лиззи. – Но все равно я счастлива видеть тебя, Гарри Саммерс. Постарайся не разбить ее сердце.

 – Сердце Синары?! Да она тверда, как алмаз! Если у нее и есть сердце, она здорово умеет его прятать!

 – У каждой женщины есть сердце, – мудро заметила Лиззи. – Если она любит тебя, Гарри, ты скоро убедишься в этом.

 Граф Саммерсфилд вернулся к себе в комнаты, которые снимал в небольшой, но чистой гостинице неподалеку от дворца. Его камердинер Браунинг, дремавший у камина, пробудился и помог хозяину раздеться. Учуяв исходивший от него запах похоти, слуга спросил, не угодно ли господину искупаться.

 – Утром, – отмахнулся граф и, налив себе стаканчик ирландского виски, забрался в постель. Браунинг лег на свой топчан, а граф стал медленно цедить янтарную жидкость. Сегодня он думал о вещах, которые старался не вспоминать вот уже много лет. О матери, единственном ребенке богатого торговца из ирландского города Лондондерри, которая наотрез отказала графу Саммерсфилду, заезжему английскому дворянину, в его грубых притязаниях. Она не знала о его прозвище. Дьяволу Саммерсфилду не по душе пришлось, что над ним посмеялись на людях. Он стал следить за мистрис Эллиот, пока как-то днем не застал ее в уединенном месте, и отомстил, зверски изнасиловав несколько раз невинную девушку. Истекавшую кровью Софию он потом бросил, посчитав мертвой.

 Нашел ее родственник, втайне любивший кузину. Несчастная лежала без сознания под деревьями на берегу речки, где часто любила гулять. Он отнес ее домой. Придя в себя, обесчещенная девушка рассказала, что произошло. Ее отец, известный в городе человек, решил любой ценой избежать скандала. Он отправился к своему лучшему другу, лорд-мэру Лондондерри, и поведал печальную повесть. Лорд-мэр немедленно отправил стражника за графом Саммерсфилдом. Дьяволу Саммерсу предоставили на выбор: висеть в петле или жениться на Софии Эллиот.

 Сначала граф протестовал, утверждая, что девушка не достойна носить его древнее имя и что сама завлекала его, поэтому и получила заслуженное. Но все знали, что он беззастенчиво лжет, пытаясь себя спасти. Мастер Эллиот решил дело в свою пользу, пообещав дать за дочерью огромное приданое и намекнув Дьяволу Саммерсу, что когда-нибудь София унаследует все его состояние. Поспешно отпраздновали свадьбу, и досужие языки болтали, что во всей Ирландии никогда еще не было невесты несчастнее. Но ко дню венчания у Софии уже начал расти живот.

 Граф немедленно отправил жену в Англию и, пока она носила ребенка, был достаточно вежлив, хоть и держался на расстоянии. Но как только на свет появился наследник, снова стал прежним Дьяволом Саммерсом. Графиня боялась мужа и не умела скрыть свой страх, а он презирал ее за это. Она отчаянно старалась не попадаться ему на глаза. Но он сам искал ее общества, когда других развлечений не было. Он ни разу не взял жену с того дня, когда изнасиловал на берегу реки, но обожал испытывать на ней новомодные штучки различных размеров.

 Одной из его любимых пыток было привязать ее к креслу и вынудить наблюдать, как он забавляется с женами соседей. Он укладывал любовницу головой к жене и принимался за дело, требуя, чтобы София не закрывала глаз. Когда это произошло впервые, она осмелилась ослушаться. Тогда он избил ее за ослушание в присутствии своей любовницы.

 С годами матери все труднее становилось встречаться с посторонними людьми, особенно с ничего не подозревавшими мужьями тех, кто перебывал в спальне Дьявола Саммерса. Ее муж, не занимавшийся политикой, благополучно пережил времена Республики, ведя себя при этом как сатир. Но если власти и знали что-то, то смотрели на его выходки сквозь пальцы, поскольку в гнусных похождениях были замешаны их жены и дочери. Пока не разразился публичный скандал и все приличия были соблюдены, отцу ничто не грозило.

 Но тут из Ирландии по делам отца Софии приехал тот самый родственник, ставший свидетелем унижения любимой. Он объявил, что его чувства к ней не погасли. И признался, что уже после изнасилования он просил ее руки. Однако мастер Эллиот, увидев возможность подняться выше по общественной лестнице и укрепить связи семьи, предпочел выдать дочь за Дьявола Саммерса. Но это принесло Эллиоту мало пользы, ибо после женитьбы граф попросту игнорировал новоявленных родственников. Он никогда не отвечал на письма тестя или просьбы представить его влиятельным людям. И отец, и муж использовали Софию Саммерс и выбросили, как ненужную ветошь. Только он ее не забыл и понимает, почему она за все это время ни разу не ответила.

 Оказалось, однако, что графиня Саммерсфилд ничего не знала о письмах кузена, предполагая, что с того дня, когда она вышла за Дьявола Саммерса и уехала в Англию, семья больше ничего не желает слышать о ней. Никто ей не писал, а когда она сообщила о рождении сына, не получила даже обычного поздравления. Поняв, что не дождется ответа, София перестала писать.

 Кузен спросил, знает ли она о смерти матери. София разразилась слезами, и Дэниел Эллиот обнял ее, пытаясь утешить.

 И в этот судьбоносный момент их жизнь пошла по другому пути, в конце которого зияла пропасть. Позже, умирая, София призналась четырнадцатилетнему сыну, что сама не понимает, как все получилось. Они с кузеном стали любовниками и, когда обнаружилось, что София забеременела, решили сбежать. Но карета, в которой они ехали, перевернулась. Дэниел Эллиот погиб на месте, а Софию, израненную и едва живую, принесли домой. В ту же ночь у нее случился выкидыш, и она умерла в муках, пока муж развлекал очередную шлюху, не позволяя никому помочь бедняжке и облегчить ее последние часы. Только Гарри прокрался в комнату матери, чтобы попрощаться и хоть как-то ее утешить. Прознав об этом, отец с проклятиями выволок его из комнаты. Последние минуты матери были омрачены неописуемыми страданиями.

 Наутро, когда ее крики смолкли, Дьявол Саммерс привел сына в обитель смерти, откинул одеяло и задрал ночную сорочку жены, черную от высохшей крови. Сунув руку между бедрами мертвой, он вытащил крошечного, но уже полностью сформировавшегося человечка и сунул под нос перепуганному сыну.

 – Это твой сводный брат! – смеясь, объявил он. – Кто бы подумал, что эта сука опять понесла мальчишку?! Вот тебе и урок, парень! Все женщины – прирожденные шлюхи. Даже твоя драгоценная мамаша. Никогда не забывай об этом.

 Гарри опрометью выскочил из комнаты и едва добежал до сада, где долго корчился в рвотных спазмах. Мать похоронили в тот же день, и, пока пьяный отец храпел без задних ног, его очередная любовница скользнула в постель сына. В ту ночь Гарри Саммерс стал мужчиной. В последующие ночи, пока отец спал, женщина развлекала сына. Сначала ему все это очень нравилось, но вскоре стало тошно. Чем же он в таком случае лучше отца?

 И в следующий раз он грубо ее выгнал.

 – Я сам способен найти себе женщину! – безжалостно заявил он. И оказался прав. Вокруг было полно служанок, молочниц и фермерских дочерей. Они ублажали его бесплатно и по доброй воле. Были и шлюхи, требовавшие денег. Да и среди содержанок отца находилось немало тех, кто был готов развлечь молодого и неутомимого в постели наследника, после того как его отец впадал в пьяное забытье.

 Как-то раз граф объявил, что его нынешняя любовница – лучшая из всех, кого он успел попробовать.

 – У вас, разумеется, больше опыта, – холодно заметил Гарри, – но я нахожу ее довольно посредственной.

 Слыша такие речи из уст пятнадцатилетнего сына, граф изумленно разинул рот. Конечно, Дьявол Саммерс знал, что редко какая девушка в поместье избежала знаков внимания Гарри, но чтобы его собственная любовница?!

 – Ты поимел ее? – заревел он, багровея и зловеще щурясь.

 – Конечно, – небрежно бросил Гарри.

 – Ах ты, ублюдок!

 – Вот уж нет, милорд, вы позаботились о чистоте моей крови, и я благодарен вам за это! – издевательски усмехнулся Гарри. – И разве не вы утверждали, что все женщины шлюхи? Почему же так удивлены, что я попользовался вашей? Она была счастлива для разнообразия поиграть с более молодым и сильным «петушком». Вам не следует так много пить.

 Отец мгновенно увял под его уничтожающим взглядом, и Гарри ужасно обрадовался, найдя наконец способ его уязвить. С этого момента он пользовался любой возможностью ранить и унизить Дьявола Саммерса, хладнокровно наблюдая, как отец все больше стареет и теряет силы. Старая нянька, поняв, чего добивается воспитанник, пожурила его и, погрозив костлявым пальцем, объявила:

 – Ты само воплощение порока.

 С тех пор его мало кто звал по имени. Уикиднесс. Порок. Вот та кличка, которой он отныне был помечен, как клеймом.

 Отец умер, когда Гарри исполнилось шестнадцать. Юноша не искал ничьего общества, особенно равных себе по рождению. В отличие от папаши не имел содержанок, но частенько навещал одних и тех же шлюх. Хорошо управлял поместьями, выращивал лошадей и скот. Через несколько лет после реставрации короля на троне Гарри Саммерсфилд приехал ко двору. Но было поздно: соседи и знакомые уже успели поведать всему миру о его репутации и кличке. Недаром говорится: добрая слава лежит, а худая – впереди бежит. Однако и тут нашлись дамы, готовые из одного любопытства лечь с ним едва ли не через час после знакомства. Тут он нашел Лиззи, которая, как оказалась, приехала в Лондон из Глостера искать счастья.

 И вот теперь леди Синара Стюарт завела его в тупик. Лиззи утверждает, что он влюбился. Но это не так! Этого просто быть не может! Она красива? Да. Но при дворе немало красивых девиц. Соблазнительна? Кровь Христова, она способна искусить даже святого! Но она из тех, на ком женятся, а ему не нужна жена! В нем достаточно качеств, унаследованных от Дьявола Саммерса. И одного этого хватит, чтобы до смерти его напугать. Он никогда не сделает с женщиной того, что сделал отец. Уж лучше держаться шлюх!

 В эту ночь граф плохо спал и долго не хотел вставать. Наконец позвал Браунинга и велел приготовить ванну. От него еще пахло фиалковой водой Лиззи.

 Слуга содержателя гостиницы вкатил круглую дубовую лохань, которую установил в гостиной перед камином и вместе с Браунингом наполнил горячей водой. Граф сбросил ночную сорочку и ступил в лохань, улыбнувшись, когда колени высунулись из воды. Тепло проникало до самых костей, и он, почувствовав себя немного лучше, со вздохом прикрыл глаза.

 – Браунинг, принеси поесть, – попросил он слугу. Дверь тут же хлопнула, и секунду спустя послышался всполошенный голос камердинера:

 – Мадам, сюда нельзя! Мадам, умоляю!

 Дверь со стуком распахнулась, и перед изумленным взором графа предстала леди Синара Стюарт.

 – Ты, кажется, куда-то шел? – яростно прошипела она. – Вот и иди!

 С силой хлопнув дверью перед носом бедняги, она подступила к лохани.

 – И где это, спрашивается, милорд, вы были прошлой ночью!

 – И вам доброе утро, дорогая Син, – сухо ответил он. – Не думал, что вас должно волновать мое местопребывание, и не совсем понимаю, какое отношение имеете вы к моим делам.

 – Я думала, что вы приедете во дворец. И так вас ждала, что даже проиграла в карты, а я никогда не проигрываю! – выпалила она.

 – В таком случае, может, удача вам изменила, – предположил он. – А теперь, крошка, либо уходите, либо сделайте так, чтобы от вас была хоть какая-то польза. Браунинг обычно моет мне спину, и буду счастлив, если вы его замените.

 Синара постояла в нерешительности, прежде чем, к удивлению графа, расстегнуть жакет. Отложив его в сторону, она засучила рукава, взяла щетку и, намылив, принялась энергично скрести его спину.

 – Иисус Мария! Вы сдерете с меня кожу, – слабо протестовал он, не сводя глаз со снежно-белых грудей, отчетливо видных под тонким батистом отделанной кружевами сорочки.

 – Придется потерпеть, иначе никак не избавиться от этого мерзкого запаха фиалок! – отрезала она. – Вы были у шлюхи!

 – Скорее у старого и верного друга, – ехидно поправил он.

 – О! Вы провели вечер, объезжая потаскуху, когда могли побыть со мной? – окончательно взбесилась она, плеснув в него водой.

 – Я с удовольствием провел бы с вами вечер, дорогая Син, но только при одном условии: если бы весь этот вечер усердно обрабатывал вас в постели. Боюсь, что такие развлечения мы с вами не можем себе позволить, – сказал он, беря у нее фланельку и намыливая лицо.

 – Почему нет?

 Она казалась такой соблазнительной, стоя на коленях рядом с лоханью, что у него сжалось сердце.

 – Вы не глупы, Син. Далеко не глупы. Возможно, самая умная из всех девушек, которых я встречал или еще встречу. Поэтому я веду с вами честную игру и заявляю откровенно: я никогда не женюсь, а вы из тех, на ком женятся. Вы дочь герцога и кузина его величества. И при этом чертовски желанны, но я, к своему превеликому удивлению, отказываюсь обольщать вас, хотя, поверьте, ничего не жаждал бы сильнее.

 – Почему вы отказываетесь жениться? – требовательно спросила она. – Воображаете, милорд, будто до меня не дошли слухи о вашем прошлом?

 Он должен заставить ее уйти. Вынести это искушение не под силу простому смертному!

 Гарри встал. Вода струилась по стройному мускулистому телу. Глаза девушки расширились, но, как ни странно, в них не было страха. Только восхищение. Взгляд голубых глаз остановился на его мужском достоинстве. Несколько секунд она смотрела на него, прежде чем встать, взять простыню, гревшуюся у огня, и обернуть вокруг его узких бедер.

 – Думали, я закричу? – поддразнила она.

 Граф безмолвно кивнул и, выйдя из лохани, принялся вытираться.

 – Младшие братишки Сирены приезжали к нам каждое лето. Нужно быть слепой, чтобы не увидеть, как сложены мужчины! – усмехнулась она. – Говорят, ваша светлость, что вы убили собственного отца. Каким это образом?

 – Сейчас не время... – начал он, но она зажала ему рот ладонью.

 – Время как время, ничем не хуже иного.

 – Не согласился позвать доктора, когда он лежал на смертном одре. Вместо этого всю ночь долбил его последнюю содержанку в соседней комнате так, что он слышал каждый звук.

 Синара, хоть и шокированная, сообразила, что это вряд ли может считаться убийством, и облегченно вздохнула.

 – Если он все равно умирал, врачи вряд ли спасли бы его. Может, только облегчили бы страдания, но не больше. Кстати, а зачем вам понадобилась его содержанка?

 – Подайте мне рубашку, – попросил он, показывая на ближайшее кресло. – Потому что именно так он проводил время, когда умирала моя мать. Не послал хотя бы за повивальной бабкой, когда она выкинула дитя своего любовника и истекла кровью. Последнее, что она слышала, – стоны и вопли обуянного похотью самца. Я хотел, чтобы он на своей шкуре испытал все, что ей пришлось пережить.

 – Расскажите мне о своей матери. Ваш отец любил ее?

 – Она была единственным ребенком торговца из Лондондерри. Мои предки вряд ли достойны дочери герцога Ланди.

 – Почему же? – усмехнулась Синара. – мать была дочерью торговца из Херефорда. Видите, как оказалось, у нас есть кое-что общее, милорд.

 Она протянула ему рубашку и стала завязывать ленты у ворота. Голова Гарри закружилась от ее близости, но сил шевельнуться не осталось. И когда она встала на цыпочки и поцеловала его, он в отчаянии застонал.

 – Ты хочешь меня, – тихо выговорила девушка.

 – Хочу, – признался он, – но не могу жениться. Слишком я похож на своих родителей и принесу тебе одни несчастья. Поверь, прежде я не испытывал ничего подобного ни к одной женщине и не верил, что у меня есть сердце. Оказалось, я ошибался. Умоляю, не мучай меня больше. Если станешь продолжать в том же духе, я за себя не отвечаю.

 Вместо ответа Синара протянула руку, осторожно коснулась его лица и провела кончиками пальцев по линии подбородка.

 – Вам нужно побриться.

 – Наверное, я готов убить тебя! – взорвался Гарри.

 Синара наконец отступила. Но не из страха.

 – Любовью? – лукаво осведомилась она. – Идите и наденьте панталоны, милорд. Я подожду вас.

 – Поезжай домой! – вскричал он, но все же послушно отправился в спальню, а когда повернулся, она стояла на пороге. Не успел он оглянуться, как она шагнула за ним, и Гарри, потеряв голову, схватил ее и припал к губам в страстном поцелуе. Тихо вздохнув, Синара обвила его шею. Плутовка добилась-таки своего!

 Последние остатки разума покинули его. Гарри Саммерс швырнул Синару на кровать и всем телом придавил ее к перине. И стал осыпать поцелуями ее лицо. Но больше всего его притягивала темная родинка над верхней губой. Он долго смотрел на нее, прежде чем коснуться губами.

 Острые соски кололи его грудь. Гарри слегка приподнялся и ловко развязал ленты ее сорочки. Идеально круглые, твердые, как яблочки, надушенные груди так и просились в руки. Восхитительная приманка, манящая к погибели.

 Он приник губами к каждой поочередно, зарылся лицом между ними и, не в силах устоять, принялся посасывать каждый сосок.

 Синара тихо вскрикнула. До сей поры она никому не позволяла подобных вольностей. Но сейчас хотела, чтобы он касался ее и целовал. Сердце глухо билось, грудь тяжело вздымалась. И когда губы влюбленных снова встретились, казалось, даже само их дыхание смешалось. Он не мог отстраниться от нее, а она не хотела, чтобы он отстранился.

 Но тут дверь гостиной намеренно шумно распахнулась, и камердинер, громко топая, внес завтрак хозяина. Гарри неохотно встал, увлекая ее за собой. Синара поспешно завязала ленты сорочки.

 – Боюсь, вам снова придется навестить старого и верного друга, – ехидно заметила она. – Не будете так добры принести мой жакет? Не хотелось бы шокировать вашего лакея.

 – Нет, это недопустимо, – сухо согласился он. – Поберегите свои эмоции для меня, дорогая Синара.

 Он вышел из комнаты и тут же вернулся с жакетом.

 Синара тщательно застегнула все пуговицы и попыталась уложить волосы в некое подобие прически.

 – Увидимся в Ньюмаркете, милорд, – тихо пообещала она.

 Гарри осторожно заправил за маленькое ушко выбившийся локон, кивнул и поспешно спросил:

 – Вы понимаете, что, если так будет продолжаться, я попытаюсь соблазнить вас, Синара?

 Но девушка бесстрашно рассмеялась.

 – Разумеется, милорд.

 – Но не женюсь, – повторил он.

 – Женитесь! – заверила девушка. – Может, не сразу, но когда-нибудь обязательно женитесь, дорогой Уикиднесс.

 – Ты настоящая ведьма! – в отчаянии вздохнул он.

 – Именно, милорд, – подтвердила Синара и, протиснувшись мимо него, кивнула на ходу Браунингу и вышла.