Глава 2

 Выйдя во двор, Люсинда огляделась и поняла, что находится где-то в сельском захолустье. Оказалось, что ее держали в небольшой пристройке. Они прошли через большой, очень запущенный сад, в котором разливался опьяняющий запах роз. Впереди виднелся скромный, увитый плющом кирпичный дом, на вид очень старый, вероятно, выстроенный еще во времена царствования королевы Елизаветы. Но ее спутник, дойдя до дома, свернул в сторону, повел ее по узкой извилистой тропе через еще один сад, на этот раз фруктовый. В самом конце виднелись руины круглой каменной постройки без крыши. Внутри здание напоминало миниатюрный римский театр, похожий на ту арену, которую они с Робертом видели в Риме во время свадебного путешествия.

 Здесь ярко горели факелы, пламя которых не шевелил даже легкий ветерок. На темнеющем небе появились первые наезды. Каменные скамьи были заполнены джентльменами в черных плащах с капюшонами. При виде пленницы, ведомой Повелителем в центр арены, собравшиеся возбужденно заговорили.

 «Какое эффектное зрелище», — подумала Люсинда, искренне забавляясь произведенным впечатлением. Те бедняжки, которых приводили сюда до нее, как ягнят на заклание, должно быть, пугались насмерть.

 — Я привел на ваш суд леди Люсинду Харрингтон, милорды. Прошу вас рассмотреть ее тяжкие преступления, — провозгласил Повелитель, хрипло, но с безупречным выговором. — Что скажете, джентльмены?!

 Со скамьи поднялась высокая темная фигура.

 — Эта женщина весь сезон бессовестно флиртовала, завлекая и бросая мужчин, которые ухаживали за ней, — начал мужчина. К сожалению, она не узнавала его голоса. — Но это еще не все, — продолжал джентльмен. — Она нагло издевалась над ни в чем не повинными беднягами, достойными поклонниками, обозвав одного лошадиной мордой, другого слоном, а третьего аистом в павлиньих перьях.

 Едва уловимый смешок пронесся над скамьями.

 — Что они, спрашивается, сделали, чтобы заслужить такие оскорбления от этой чванливой особы? Каждый оказал ей высшую честь, попросив стать его женой. Джентльмен может принять вежливый отказ, милорды, каким бы горьким ни было разочарование, но публичное унижение, позор и осмеяние?! Непростительно!

 Милорды! Эта женщина, вдова прекрасного человека, которого все мы знали, неуправляема. Даже ее добрый брат, истинный христианин, которого все мы искренне уважаем, не смог ничего с ней поделать. Леди Люсинда Харрингтон забыла свое место. Забыла, что женщина по сравнению с мужчиной существо низшее. Суду «Учеников дьявола» предлагается отдать леди Люсинду в руки Повелителя, на период три месяца, с тем чтобы он наставил ее в истинных обязанностях женщины. Мы снова соберемся здесь в ночь сентябрьского полнолуния. При этом леди Люсинда покорно и со всем почтением извинится перед своими поклонниками за прошлые грехи, отдаст им свое тело и выберет из них будущего мужа. Надеюсь, все согласны с наказанием, милорды?

 — Да, — дружно закричали присутствующие.

 — Все вы омерзительно глупы! — завопила Люсинда. — По-вашему, я должна трястись от страха, слушая весь этот вздор и чушь? Я не какая-нибудь продавщица или сельская девчонка, которую вы вожделеете и которую можно запугать!

 — Она сама приговорила себя своими наглыми обвинениями! — воскликнул оратор. — И если кто-то из вас не решался ранее подвергнуть ее испытанию, теперь, надеюсь, вы убедились, джентльмены!

 — Табурет! — рявкнул Повелитель, и просимое немедленно появилось. Поставив на него ногу в сапоге, мужчина перекинул Люсинду через колено, задрал прозрачную сорочку и громко спросил: — Сколько, джентльмены?

 — Десять!

 — Нет, двадцать! — возразил кто-то.

 — Двадцать, двадцать! Пусть эта соблазнительная попка задымится! — раздался дружный хор.

 Изумленная столь решительными действиями Люсинда взвизгнула, когда на ее упругие ягодицы опустилась жесткая ладонь. Больно не было, просто немного жгло.

 — Да как вы смеете! — воскликнула она, попытавшись увернуться от неумолимой руки, продолжавшей осыпать ударами ее несчастный зад. Зрители громко отсчитывали каждый. Люсинда, взвыв от негодования, продолжала сопротивляться.

 — Семнадцать!

 — Восемнадцать!

 — Девятнадцать!

 — Двадцать! — выкрикнул джентльмен, и все было кончено.

 — Она мокрая? — осведомился голос сверху. — Ее маленький персик алеет, как роза в цвету.

 — Посмотрим, — объявил Повелитель и, поставив Люсинду перед собой, сел на табурет. Грубая рука сорвала с нее сорочку. Что могла поделать несчастная Люсинда, когда жесткие пальцы проникли в ее лоно?

 Притянув женщину к себе, он одним взмахом насадил ее на свою плоть, вонзившуюся в самую глубь тесного грота. Застигнутая врасплох Люсинда громко ахнула. Со скамей доносились ободрительные крики: «Ученики дьявола» громко поощряли Повелителя.

 — Хорошенько отдерите ее, сэр!

 — Заставьте дерзкую суку молить о пощаде!

 — Ты дьявол! — простонала Люсинда ему на ухо. Их тела извивались и сталкивались.

 — Постараюсь ради нас обоих и нашей сладострастной публики заставить вас кончить, леди Люсинда.

 — Перед этими животными?! Никогда! — поклялась она, но его неукротимое разящее орудие, несмотря на все ее усилия, уже одерживало победу.

 — О-о! — всхлипнула Люсинда.

 — Я покорю тебя, восхитительная дикая кошечка, — пообещал он, обводя языком завиток ее ушка. — И превращу в покорного домашнего котенка, Люсинда.

 — Никогда! — повторила она, впиваясь зубами в мочку его уха, но тут же дала себе волю, почти обезумев от наслаждения.

 Он залил ее лоно своими соками, хотя не желал этого… пока. И что-то промычал сквозь зубы. Похоже, этим летом его ждет нелегкое испытание, и при мысли об этом он все больше возбуждался. Эта работа давно уже приелась ему.

 Но, вспомнив, где находится, он снял ее с коленей и поставил на ноги. Люсинда, еще не придя в себя, покачнулась. Он что-то застегнул у нее на шее. Открыв глаза, она увидела филигранную золотую цепочку, пристегнутую к nor водку, и вопросительно взглянула на своего мучителя.

 — Последний акт дешевого спектакля, — пробормотал он так тихо, что слышала одна Люсинда. — Лучше повинуйтесь мне, Люсинда, иначе я отстегаю вас тростью перед этими джентльменами, которые так жаждут вашей покорности. Если шлепки вы можете вынести, то вряд ли стерпите настоящие побои. Крики боли не вызовут у них ничего, кроме радости. Неужели вы этого хотите? Теперь мы с вами обойдем арену, и вы будете высоко поднимать ноги и рысить, как вышколенный пони. Пару раз я подстегну вас хлыстом, и каждый визг поможет ублажить «Учеников дьявола». Вы поняли меня, Люсинда?

 Она кивнула.

 — И покоритесь мне? Не хотелось бы мучить вас, но придется, если вы не послушаетесь.

 — Это так унизительно, — прошептала она.

 — Вы правы, — согласился Повелитель. — Но не более, чем стонать от удовольствия на глазах у целого собрания, когда мужчина вгоняет в вас свою плоть. Вы готовы?

 Люсинда вздохнула, но все же наклонила голову.

 — А теперь, милорды, мы прощаемся с вами до сентябрьского полнолуния! — объявил Повелитель. — Хоп!

 Он слегка дернул за тонкий поводок и шлепнул Люсинду хлыстом. Негромко вскрикнув, Люсинда быстро засеменила рядом с мужчиной. Стройные, изящные ножки ступали твердо, голова была высоко поднята. К своему смущению, она обнаружила, что ее полные груди колышутся при каждом движении. Она старалась не смотреть по сторонам, и когда они под одобрительные вопли ретировались, Люсинда замедлила шаг и спросила:

 — Что они будут делать теперь?

 — Проведут великолепный летний вечер, попивая мое вино и трахая местных девиц, которых я специально привел из деревни. Ваша Полли присоединится к веселью. Решила посмотреть, какой из будущих хозяев лучше ее ублажит.

 — А мы? — допытывалась Люсинда.

 — Нам предстоит узнать друг друга поближе, сокровище мое. У меня всего три месяца, чтобы превратить вас из языкастой, своевольной, упрямой особы в смирную, тихую даму.

 — Ничего не выйдет, — предупредила Люсинда. — Зря тратите время, если воображаете, что сможете изменить меня, сэр. Я всегда была настойчивой и своевольной, такой и останусь. Куда мы направляемся?

 — В мой дом, — пояснил он, подводя ее к кирпичному, увитому плющом зданию.

 — Где мы находимся?

 — В Оксфордшире, большего я открыть не могу. Ближайшая деревня — в семи милях отсюда, а соседей у меня нет. Помимо работы для «Учеников дьявола», я выращиваю и объезжаю скаковых лошадей.

 Повелитель открыл маленькую дверь, пригласил Люсинду в дом и шагнул к лестнице.

 — Надеюсь, вы найдете свои покои куда более удобными, чем ту каморку, где пришлось провести сегодняшний день.

 — Где же ваши слуги? — осведомилась она.

 — У меня их немного, и, прежде чем приметесь допрашивать меня, говорю сразу: все они приучены к здешним порядкам. Мало того, помогают мне в моих трудах.

 — Вы так и не снимете маску, сэр?

 — Нет. Мы еще можем встретиться в свете. Не хочу смущать ни вас, Люсинда, ни вашего мужа.

 Он открыл вторую дверь, и они оказались в большой спальне, отделанной панелями. Широкое окно-эркер выходило в сад. Створные переплеты были освинцованы. К облегчению Люсинды, у одной стены возвышался огромный камин. Посреди комнаты стояла кровать с красным бархатным балдахином. У противоположной стены стоял комод.

 — Где же будет спать Полли? — удивилась женщина.

 — Рядом есть маленький чулан, где вполне поместится ваша горничная. Впрочем, уверен, что немало ночей она проведет в чужих постелях.

 — В том числе и в вашей? — уничтожающе усмехнулась Люсинда.

 Повелитель рассмеялся:

 — Нет, мое сокровище. Кто же будет учить вас искусству покорности? По ночам я буду охранять ваш сон.

 — Мне нужна ванна, — потребовала Люсинда. — Я вся липкая от вашего пота и соков, сэр.

 — Разумеется, — учтиво кивнул он. — Я немедленно прикажу слугам все приготовить. Они в полном вашем распоряжении, особенно когда Полли будет занята в другом месте. Мне нужно вернуться в амфитеатр и проверить, пришли ли деревенские девушки и все ли в порядке.

 Он поклонился и вышел, оставив Люсинду голой и донельзя рассерженной. Дрожа от холода и гнева, она огляделась. Но тут дверь приоткрылась, и Люсинда в отчаянии поискала глазами что-то, чем можно было бы прикрыться. Однако на кровати не было даже покрывала. На пороге появился лакей в распахнутой на груди ливрее и белом парике. Поспешив к камину, он немедленно зажег сложенные там дрова, поднялся и улыбнулся Люсинде, пытавшейся отступить за прикроватные занавески.

 — Ванну сейчас принесут, миледи, — с поклоном сообщил он. — Какие духи вы предпочитаете?

 — Лаванду, — выдавила Люсинда.

 — Прекрасно, миледи. Меня зовут Джон. Мне и моим собратьям приказано прислуживать вам. А вот и ванна. Возможно, она несколько старомодна, но мы сумеем угодить вам и вымыть такую знатную госпожу.

 — Я вполне способна вымыться сама! — надменно обронила Люсинда.

 — У нас приказ, миледи, — тихо объяснил Джон.

 Люсинда молча ждала, пока два других лакея наполняли водой круглый дубовый чан. Джон на несколько минут исчез и вернулся с флакончиком, содержимое которого вылил в ванну. По комнате распространился запах лаванды. Он с улыбкой протянул руку Люсинде, пока остальные хлопотали, развешивая перед огнем полотенца. Люсинде ничего иного не оставалось, как принять предложенную руку и сесть в чан. Джон заколол ей волосы на затылке и взял большую губку. Намылив ее куском твердого мыла, он стал тереть спину леди Люсинды и поливать теплой водой. Другой лакей вложил в ее руку рюмку с ароматным ликером.

 — Так приказал Повелитель, миледи, — пояснил Джон. — Пожалуйста, выпейте.

 Люсинда пригубила ликер, благоухающий спелой земляникой. Восхитительный вкус!

 Она осушила рюмку, пока Джон мыл ей плечи и шею. Когда его руки скользнули по ее груди, Люсинда удивилась тому, что не испытывает ни малейшего стыда. Да и Джона, казалось, ничуть не волнует, что губка касается пухлых холмиков и начинающих твердеть сосков. Он даже улыбнулся, когда они гордо восстали. Потом настала очередь более интимных мест. Люсинда застыла, но ничего так и не произошло.

 — Пожалуйста, встаньте, — попросил он, и, когда она послушалась, губка прошлась по упругим лунам ее ягодиц, проникла между ними легкими круговыми движениями.

 Люсинда почувствовала, как горит лицо. И не только лицо, но и все тело. Струйки воды стекали по коже, невыразимо возбуждая ее. Она попыталась сосредоточиться на чем-то еще, но заметила только, что у всех трех лакеев заметно вздулся перед синих атласных панталон.

 Джон вынес ее из ванны, и двое молодых людей немедленно пустили в ход нагретые полотенца. Чтобы прекратить эти ласки, более похожие на пытки, Люсинда попыталась вытереться сама.

 — Но, миледи, — мягко увещевал Джон, — вы не должны мешать нам. Мы не смеем ослушаться Повелителя, иначе потеряем место, а, говоря откровенно, где найдешь еще столь приятную должность? Пожалуйста, позвольте Дику и Мартину закончить.

 Люсинда опустила руки, и лакеи вновь принялись ее вытирать, а выполнив свои обязанности, отнесли ее на постель и уложили.

 — Где мои вещи? — спросила она Джона. — Мне нужна ночная сорочка.

 — Повелитель запретил давать вам одежду, миледи, но, следуя его указаниям, мы скоро вас согреем.

 Он расстегнул ширинку и высвободил свое достоинство. Остальные последовали его примеру.

 — Не думаю… — нервно пробормотала Люсинда.

 — Но вы и не должны ничего думать, миледи, — перебил Джон. — Вам нужно только наслаждаться.

 Люсинда впервые взглянула на него как на мужчину. Довольно приятный, правда, среднего роста, но коренастый и мускулистый.

 — До сегодняшнего вечера, — пожаловалась она, — я знала лишь одного мужчину.

 — Как и должно быть, миледи, но теперь вы на попечении Повелителя. В его отсутствие мы дадим вам урок угождения. Вы научитесь как получать, так и давать удовольствие. Как думаете, миледи, ваш муж был хорошим любовником? Даже добродетельные женщины должны чувствовать это.

 — Он был нежен и добр, — не задумываясь ответила Люсинда. — Думаю, со временем я полюбила бы его.

 — Но особенно страстным его не назовешь, верно? — догадался Джон. — Здесь, в доме Повелителя, мы научим вас страсти, и вы сможете пленить и покорить будущего мужа своим искусством. Вам это наверняка понравится, миледи.

 — Скорее всего, — согласилась Люсинда, — хотя те трое болванов, которые заманили меня сюда, вряд ли воспользуются моими знаниями.

 Она вдруг заметила, что, пока говорила с Джоном, остальные двое легли по обеим сторонам и играют с ее грудями. Взгляды ее и Джона встретились, и он улыбнулся.

 — Разве вам неприятно, миледи? — спросил он, поглаживая ее бедро. Люсинда на мгновение прикрыла глаза. Действительно, ощущение было невыразимо приятным. Она слегка потянулась и блаженно замурлыкала, чьи-то губы впились в ее сосок.

 — М-м… — пробормотала она, когда второй сосок удостоился той же ласки. Ее груди сосали одновременно! Как восхитительно! До этого она не испытывала ничего подобного!

 Сильные пальцы мяли ее тело, зубы и языки терзали чувствительную плоть. Джон гладил кустик темных завитков. Люсинда невольно развела ноги, когда он сжал мягкий треугольник.

 — У вас такой пухленький холмик! — выдохнул он. — Я люблю женщин с таким сладким лоном.

 Он приоткрыл складки ее нижних губ и стал играть с твердой горошинкой.

 — Вам нравится, миледи?

 — Да, — чуть улыбнулась Люсинда.

 — Вы заметно повлажнели, — сообщил он, все быстрее работая пальцами, потирая, надавливая, проникая глубже в ее любовные ножны.

 Дверь в спальню отворилась, и вошел Повелитель. Улыбнувшись сладострастной сцене, он немедленно стал скидывать одежду.

 — Ну что, жадюги, можете оставить в покое груди леди и помочь мне снять сапоги? — обратился он к Дику и Мартину.

 Разочарованные, парни тем не менее резво спрыгнули с кровати и бросились к хозяину. Потом он жестом отпустил их, и оба, помахав на прощание Люсинде, покинули комнату. Повелитель присоединился к лежащим и потребовал:

 — Ну же, Люсинда, поиграй с моим «петушком», будь хорошей девочкой.

 — Ты не сказал «пожалуйста», — поддразнила она. — О-о, Джон, продолжай, ты прекрасно справляешься!

 Глаза в прорезях маски чуть сузились.

 — Вижу, Люсинда, ты плохо усвоила урок покорности. Джон, переверни ее поперек постели, так, чтобы голова лежала на краю. После ты знаешь, что делать.

 — Да, милорд, — кивнул лакей, выполняя приказ, хотя Люсинда принялась протестовать. Не слушая возражений, он взгромоздился на нее и бесцеремонно врезался в любовное гнездышко.

 — Повелитель считает, что вы нуждаетесь в хорошей скачке, миледи, и я счастлив угодить ему и вам, — ухмыльнулся он.

 Люсинда вскрикнула, но тут же задохнулась, когда Повелитель вложил ей в открытый рот свое мощное копье.

 — Ты справишься с обоими, сокровище мое, — уверенно сказал он, — и сумеешь возбудить меня любым способом. — И, поймав ее руки, пытавшиеся оттолкнуть его, прикрикнул: — Соси, Люсинда! Соси, или я накажу тебя.

 Голова ее шла кругом от мириадов новых ощущений. Лежавший на ней мужчина яростно вонзался в нее. Мужской орган во рту, сначала относительно мягкий и вялый, угрожающе набухал и увеличивался в размерах при каждом движении ее губ. Сначала она немного давилась, пытаясь принять в горло огромное орудие, потому что хотя они с Робертом часто говорили о таком способе, все же не удосужились попробовать его на деле. Она попыталась расслабиться, и в самом деле, ее горло раскрылось настолько, что его плоть вошла целиком.

 — Ах-х, Боже! — вскричал Повелитель, искренне пораженный ее податливостью. Именно податливостью, не покорностью, потому что она наслаждалась не меньше, чем он.

 Джон громко вскрикнул, излился в нее и почти немедленно откатился, тяжело дыша.

 — Отпусти меня, — резко скомандовал Повелитель. Люсинда открыла рот и ужасно удивилась величине его вздыбленной плоти. Она почти поглотила его и все же была уверена, что смогла бы принять и большее копье.

 — Ох! — вздохнула она, когда он сначала оседлал ее, а потом погрузился на всю длину и со стоном сделал первый выпад. — Не смей кончать, дьявол ты этакий, пока я не наслажусь тобой.

 И она снова удивила Повелителя, притянув к себе его голову и поцеловав. Ее губы были ароматными, язык — сладким, как мед. Он ощущал свой собственный вкус, и это возбуждало его еще больше.

 Подняв ноги Люсинды, он встал на колени и принялся медленно и глубоко входить в ее ножны. Люсинда застонала, но не от боли, а от чистого, незамутненного наслаждения. Он так же медленно отстранился и снова с силой ворвался в мягкий влажный жар ее тела.

 — О да, скорее, скорее, — лихорадочно бормотала Люсинда. Его плоть пульсировала от возбуждения.

 — Сука, — прохрипел он ей на ухо, — тебе и этого мало?

 — Еще чуть-чуть, Повелитель, и я достигну пика, — выдохнула она. — Вот… вот…

 Ее тело содрогнулось в сокрушительной разрядке. Только тогда Повелитель дал себе волю. Но оказалось, что его любовный напиток льется без конца, исторгаясь упругими, резкими толчками, сотрясавшими все его существо.

 — Дорогая леди Люсинда, — вымолвил он, наконец придя в себя, — не знаю, когда в последний раз совокуплялся с таким восторгом. Вы поистине великолепны, сокровище мое.

 Откатившись, он лег на спину и подложил руки под голову. Люсинда наклонилась над ним и прошептала:

 — Отошлите Джона. Нам нужно поговорить, милорд.

 — Не думаю, что вы так же сильны в разговорах, как в постельных забавах, — отмахнулся он.

 Люсинда рассмеялась:

 — Почему это мужчины вечно предпочитают думать не мозгами, а тем, что у них между ног? Отошлите Джона. Пожалуйста.

 — Джон, ты и парни свободны на эту ночь, — обратился Повелитель к лакею. — Я позову тебя утром.

 Джон поднялся и с вежливым поклоном удалился.

 — Итак? — спросил Повелитель, когда дверь за слугой закрылась. — О чем вы хотели потолковать, миледи?

 — О мести, сэр, сладостной мести. Вы в отличие от тех троих не производите впечатления глупца, и я уже успела увериться, что передо мной человек благородного происхождения. Вы наверняка поняли, что меня нельзя поставить на колени и заставить ходить на задних лапках, как дрессированную собачонку.

 Повелитель ничего не ответил, поэтому Люсинде пришлось продолжать:

 — Ни при каких обстоятельствах я не выйду замуж за одного из тех джентльменов, которые считают, что оказали мне великую честь, предложив руку и сердце. Я не люблю никого. Умирая, мой муж советовал мне на этот раз выходить замуж только по любви.

 — Значит, в первом браке любви не было? — полюбопытствовал Повелитель.

 — К сожалению, — вздохнула Люсинда.

 — Следовательно, вы вышли за него из-за денег?

 — Нет, вовсе нет. Деньги тут ни при чем. И Роберт… Люсинда осеклась.

 — Так в чем же причина? — продолжал допытываться он.

 — Мой ныне покойный отец, лорд Уорт, владелец Уортингтон-Мэнор в Вустере, когда-то слыл человеком состоятельным, но не слишком богатым. И женился он по любви. Мама принесла ему небольшое, но достаточное приданое. У них родилось семеро детей, и, разумеется, каждого нужно было обеспечить и вывести в люди. Первыми были Уильям.

 Джордж. Их пришлось обучать в Итоне и Оксфорде. Джордж, как вам известно, выбрал церковную карьеру, но Уильям всегда любил играть в солдатиков, поэтому папа устроил его в полк королевских драгун. Папа всегда говаривал, что с мальчиками куда легче, а вот когда дошло до девочек, ему пришлось нелегко.

 — А что случилось с вашими родителями?

 — Мама умерла, когда мне было двенадцать лет, папа — вскоре после того, как я стала женой Роберта Харрингтона, — объяснила Люсинда. — Оказалось, что найти мужа и приданое для каждой обходится куда дороже, чем предполагал отец. Всех старших сестер вывозили в Лондон, и там они становились бесспорными королевами сезона. Первая подцепила герцога, вторая —маркиза, а третья — графа. Только когда настала очередь Джулии, папа понял, что попал в затруднительное положение.

 Мои сестры всегда останавливались в доме папиной тети, леди Дунстан. Она обожала вводить девочек в общество, но после того, как Джулии сшили гардероб и купили все необходимые безделушки, папа обнаружил, что оставшихся денег хватает только на более чем скромное приданое, а для меня уже ничего не остается.

 Люсинда глубоко вздохнула.

 — Именно тогда мой отец пустился во все тяжкие. Взял приданое Джулии и отправился в «Уайте», играть в карты. И даже выиграл сначала. В ту ночь удача сначала была на его стороне, но потом отвернулась. Друзья советовали ему взять выигрыш и уйти, но бедного папу словно заколдовали. Наконец он потерял все и пришел в полное отчаяние. Джулия к тому времени уже встретила лорда Рафферти и безумно влюбилась. И хотя наша двоюродная бабушка леди Дунстан была против бедного Рафферти из-за того, что он ирландец, папа знал, что он скоро попросит руки Джулии. Несмотря на ирландское происхождение, Рафферти был очень богат, и сестра не могла сделать лучшей партии. В том сезоне слишком много знатных и состоятельных наследниц съехалось в Лондон искать мужей, и Джулия вряд ли смогла бы соперничать с ними. Но Рафферти так влюбился, что принял бы даже ничтожное приданое.

 Джулия, в отличие от старших сестер, бескорыстна и чистосердечна. Для нее не имеют значения ни титул, ни деньги, не то что для Петиции, Шарлотты и Джорджины. Она влюбилась так же сильно, как и Рафферти, и этого было вполне достаточно для моего отца. Что же ему оставалось делать? И хотя я уверена, что Рафферти вообще не потребовал бы ни пенни, для моего бедного папы было делом чести выдать дочь, как подобает дворянину. Поэтому он и сотворил вещь, абсолютно немыслимую.

 — Сплутовал в карты, — догадался Повелитель. Люсинда кивнула.

 — Одним ударом он отыграл все, и даже сверх того. И был в полной уверенности, что никто ничего не заметил. В самом деле, все поздравляли его с искусной игрой и отвагой. Редко кто не побоится рискнуть в подобных обстоятельствах. Для этого ему пришлось даже поставить на кон наш дом, потому что не хватало денег. Единственным оправданием служило его отчаянное положение. Он забрал выигрыш, распрощался и свято верил, что все обошлось… до следующего утра. Вернее, до визита Роберта Харрингтона.

 — Понимаю… — протянул Повелитель. — Значит, он все заметил?

 — Так и было. В тут ночь отец играл именно с ним. Денег у Роберта было больше чем достаточно, и он не задумывался бы публично обличить любого шулера, но ему стало любопытно, почему мой отец, человек безупречной репутации, пошел на обман. Разговор был честным и откровенным. Отец, разумеется, сгорал от стыда не только из-за содеянного, но еще и потому, что теперь его сочтут негодяем. Он рассказал правду, и лорд Харрингтон принял его беду близко к сердцу, а потом сделал отцу совершенно необычное предложение.

 Он пообещал хранить молчание, чтобы Джулия могла спокойно выйти за лорда Рафферти, но в обмен потребовал отдать ему в жены последнюю дочь, то есть меня. Вместо того чтобы приехать в Лондон на сезон, я должна была обвенчаться с Робертом Харрингтоном на следующий день после своего семнадцатого дня рождения. Когда все это происходило, мне как раз исполнилось шестнадцать. Отец поклялся сообщить мне об уговоре только за три месяца до свадьбы. Увидеться с лордом Харрингтоном я имела право всего лишь за неделю до того, как пойду к алтарю. Отец, разумеется, тут же согласился. Да разве у него был выбор?

 — Поэтому вы присутствовали на венчании Джулии и ее милого, а потом вернулись в деревню мечтать о лондонском сезоне, — с улыбкой добавил Повелитель.

 — Совершенно верно, — согласилась Люсинда, наклонившись над ним. — Почти целый год я воображала, как перу столицу приступом. Как сумею затмить старших сестер, поймав не герцога, не графа, не маркиза, а принца! — Она громко рассмеялась. — Можете представить мою досадy, когда я узнала, что не только лишилась долгожданного сезона, но и стала невестой человека, старше меня на сорок два года! О, как я рыдала, бесилась, умоляла отца отказатьсчя. Он, разумеется, не имел права ничего объяснить, зато это сделал Джордж. Мой благочестивый братец долго проповедовал, что мой христианский долг примерной дочери заключается в полном повиновении родительской воле и что я обязана спасти папу и всю семью от бесчестия, которое падет на нас, если грехи отца выплывут наружу.

 — И вы, разумеется, согласились, — кивнул Повелитель.

 — Что поделать, — пожала плечами Люсинда. — Но в отличие от многих девушек в таком же положении мне очень повезло. Роберт Харрингтон оказался прекрасным человеком, единственным горем которого было отсутствие наследника, плода чресл его. Первая жена так и не смогла зачать и выносить ребенка. Он очень любил ее, и для супругов это было ужасной трагедией. Роберт вдовел много лет, прежде чем решил жениться второй раз и попытаться получить наследника от молодой жены. Никто толком не знал, как велико его богатство, и семья его не была очень знатна. Он не мог надеяться получить руку молодой женщины, равной ему по положению. Но тут ему представился счастливый случай уличить моего отца в обмане.

 Люсинда замолчала и, поднявшись, подошла к столику, чтобы налить себе бокал сладкого вина.

 — Не желаете, Повелитель? — предложила она.

 — Хочу, — кивнул тот. — А потом вернитесь и доскажите мне свою занимательную историю, леди Люсинда.

 Он взял протянутый бокал, а Люсинда уселась рядом.

 — Роберт Харрингтон был любящим и добрым. При первой же встрече он успокоил мои страхи и гнев и всю неделю, оставшуюся до свадьбы, уговаривал и увещевал меня. Венчание было скромным и простым. Наш старый викарий провел церемонию в местной церкви. Гостей не приглашали, а единственными свидетелями были папа, Джордж, его жена Кэролайн, супруга и дряхлая сестра викария. Потом выпили шампанского, и отец отослал объявления во все лондонские газеты. В тот же день мы вернулись в Харрингтон-Холл.

 — А ночью муж лишил вас невинности? — невольно вызвалось у Повелителя.

 — Нет, — покачала головой Люсинда. — Прошло несколько месяцев, прежде чем Роберт сделал меня женщиной. Он хотел, чтобы я наслаждалась в его объятиях. Он оказался очень искусным любовником. Твердил, что, даже если я никогда не полюблю его, он сделает все, чтобы доставить мне удовольствие.

 — Так и было? — допытывался Повелитель.

 — Так и было. И к моему удивлению, я все-таки полюбила его. Безумной страсти не было. Жаль, что я не могла выполнить единственную обязанность, которую он от меня требовал: дать ему наследника. После нескольких лет мирной супружеской жизни он заболел, и я как могла преданно ухаживала за ним. Когда он умер, никто больше меня не был удивлен тем, что все состояние перешло ко мне. Само поместье было майоратом, поэтому вместе с титулом перешло к ближайшему родственнику.

 — Почему же вы: в таком случае живете с братом? — допрашивал Повелитель, обвивая густую каштановую прядь но круг пальцев.

 — При имении не было вдовьего дома. Перси, племянник Роберта, еще совсем молод, а его мама, леди Блайт, очень рассердилась, не получив денег, на которые рассчитывала. Она тоже вдова и при таких экстравагантных привычках, как у нее, вечно сидит в долгах. Позволь она мне остаться, я бы с радостью несла расходы по хозяйству, но разочарованная леди Блайт обвиняла меня в том, что я улестила мужа составить завещание в мою пользу. Сочиняла обо мне грязные сплетни. Утверждала, что я заработала расположение сэра Роберта в постели, позволяя делать с собой немыслимые пакости. Преследовала его, пока не поймала в сети брака. Поверьте, всегда найдутся люди, готовые слушать подобные сплетни и передавать другим. Я с радостью покинула этот дом. Мерзавка даже посмела обыскать мои сундуки, якобы с целью убедиться, что я не увожу ничего, принадлежащего поместью. Она в самом деле ужасная женщина. Роберт терпеть не мог ни ее, ни ее гнусное отродье, но не мог приберечь Харрингтон-Холл для меня, если я не рожу ему дитя, а я так и осталась бесплодной.

 — Поэтому вы явились в Лондон, чтобы поискать другого мужа, так ведь?

 — Я приехала в столицу, чтобы купить свой дом, — без обиняков пояснила Люсинда. — Правила приличия вынудили меня поселиться с Джорджем и Каро. Они тащили в дом всевозможных женихов, но я пока еще не собираюсь связывать себя. Родные отказываются это понимать. После того как я отказала всем и каждому, Кэролайн предложила провести сезон в Лондоне. Я согласилась, но не потому, что жаждала выйти замуж. Просто решила наконец обзавестись собственным жилищем. И только что приобрела восхитительный особнячок на Трейли-сквер.

 Повелитель был поражен ее бесхитростным рассказом. Такого он не ожидал. Значит, она не гоняется за женихами! Ему дали понять, что леди Люсинда Харрингтон — бесстыдная кокетка, позволяющая мужчинам многое, но ускользающая в последний момент, и поэтому ее давно следует проучить, усмирить, превратить в покорное бессловесное существо и только потом позволить выбрать мужа из трех достойных поклонников. Но вот выбирать-то она и не собиралась!

 — Вы задели трех влиятельных джентльменов, — начал он, — которые стараются скомпрометировать вас, с тем чтобы заставить сделать выбор. Не знаю их имен, ибо это для меня не имеет значения. Я нанят выполнить работу для «Учеников дьявола» и делаю все, что могу. Однако, как вам известно, впервые на моем попечении оказалась леди. История, рассказанная вами, разительно отличается от всего, что я слышал раньше. Чему прикажете верить, мадам?

 — Здравый смысл должен подсказать вам, сэр, — улыбнулась Люсинда. — Кстати, я могу открыть вам имена тех джентльменов, которые все это затеяли. Герцог Рексфорд, маркиз Харгрейв и лорд Бертрам. Подозреваю, что и мой братец тоже в этом участвует, иначе эти трое просто не посмели бы похитить меня. Если бы он действительно намеревался отправить меня к сестре Джулии в Ирландию, представляете, какой бы шум поднялся, не явись я к назначенному сроку?! Эти негодяи прекрасно все рассчитали, поэтому я и заключаю, что Джордж с ними в заговоре. Но, боюсь, он тоже безмозглый осел!

 Повелитель рассмеялся этой откровенной реплике, но тут же покачал головой.

 — Почему же вы не сопротивлялись мне? Ни словом не возразили? Я уж и не знаю, что думать об этом, миледи.

 — А вам не пришло в голову, сэр, что я люблю плотские забавы? Я женщина порядочная и не распутница, но наслаждалась ласками мужа. Прошло несколько лет с тех пор, как я в последний раз была с мужчиной, поскольку его болезнь не позволяла нам спать вместе последние два года его жизни.

 — И еще два года вы вдовеете, — заметил Повелитель. Люсинда печально кивнула.

 — Наши любовные игры всегда были несколько… осмотрительными. Как раз перед болезнью Роберта мы обсуждали такие способы, как… словом, мне хотелось сосать «петушок» мужа, а ему — взять меня сзади, но дело до этого так и не дошло.

 — Значит, сегодня вечером вы не испугались? — допрашивал он, сверля ее глазами.

 — Нет, конечно. Меня ужасно возбуждало, когда Джон лег на меня и вонзил свое орудие в мои ножны, а вы запихнули свое копье мне в рот. Сначала я думала, что задохнусь. Вы человек немаленький, но тут я обнаружила, что, расслабив горло, смогу принять вас целиком. Надеюсь, вы не обескуражены моей исповедью, сэр.

 — Я очарован, мадам, — признался он.

 — Теперь вы понимаете, что меня никто не заставит взять одного из этих трех ослов в мужья, — добавила Люсинда.

 — Боюсь, что так, леди Люсинда, но теперь я попал в затруднительное положение. Деньги «Учеников дьявола» помогают мне содержать маленькое поместье и разводить лошадей. Признав свое поражение, я потеряю репутацию, а с ней и все остальное. Что же мне делать?

 — Позвольте мне увидеть ваше лицо, — взмолилась она, касаясь узкой шелковой ленты, прикрывавшей лоб и скулы.

 — Нет, миледи, не могу, по причинам уже изложенным, — нерешительно протянул он.

 Люсинда лукаво улыбнулась:

 — Я помогу вам сохранить вашу репутацию и доход в обмен на вашу помощь.

 — Но как?! — резко бросил он.

 — Я желаю отомстить этим троим за наглость и самонадеянность, с которой они позволили себе вообразить, будто меня, как какую-нибудь безмозглую идиотку, можно сломать и покорить чужой воле. Научите меня всему, чему можете: тонкостям эротического искусства, умению покорять мужчин. Когда придет сентябрь и меня снова поставят перед «Учениками дьявола», я притворюсь, будто полностью укрощена и готова склониться к ногам любого мужчины. Вы же сообщите, что мой дорогой брат, епископ Уэллингтонский, объявит о помолвке на первом же балу нового сезона, который дает графиня Уитли. — Люсинда коварно усмехнулась. — Это добавит драматизма к общей сцене, и трое идиотов проведут следующие несколько недель, гадая, кого я избрала. Я же, со своей стороны, стану показываться на людях с ними по очереди и не премину настроить их друг против друга.

 — А что же случится в ночь бала графини Уитли? Люсинда пожала плечами.

 — Мой брат объявит о помолвке с человеком, которого я полюблю, и ни с кем другим, сэр. Если поможете мне, значит, не потеряете ни своей драгоценной репутации, ни источника доходов. Кстати, — помедлив, осведомилась она, — почему вы это делаете? Почему позволяете использовать себя подобным образом?!

 — Не всем из нас, мадам, повезло получить наследство. Это имение оставалось во владении моей семьи много веков. Я родился здесь, вырос и люблю эти места.

 — Вы женаты?

 — Как я могу?! — горько вздохнул он. — Мне нечего предложить женщине, и мой род закончится вместе со мной, но я никогда не покину своего дома, миледи.

 — Так вы поможете мне? — снова спросила она.

 — Да, — не задумываясь, пообещал он. — Я нахожу ваш план забавным, и, кроме того, это означает, что целых три месяца вы будете у меня в руках. Честно говоря, эта мысль безмерно меня возбуждает. А теперь, мое сокровище, вам нужно отдохнуть, потому что завтра на рассвете я начну свои уроки.

 Поставив бокал на прикроватный столик, он поднялся и поцеловал зажатые в кулаке локоны.

 — Спокойной ночи, — шепнул он, выходя из комнаты.

 Люсинда тоже встала, подбежала к чану, вода в котором уже остыла, и, взяв тряпочку, смыла с себя пот и семя любовника, а потом снова легла и мгновенно заснула. День, несомненно, выдался необычным, а завтра ее ждет много нового и, будем надеяться, поразительного.