Глава 8

 Дагиан, жена Луция Александра Бритайна, поспешила в атрий своего дома и протянула руки в радостном приветствии. — Марк!

 И бросилась в объятия своего старшего сына, а потом расцеловала его в обе щеки.

 — Хвала богам, ты благополучно прибыл домой! Он отступил назад и принялся рассматривать ее. Ей уже шестьдесят, и все же он не заметил больших изменений за те пятнадцать лет, которые он отсутствовал. Ее чудесные волосы, когда-то золотистые, теперь стали седыми, но голубые глаза, которые он унаследовал от нее, остались ясными и острыми, как всегда. Ее прекрасное лицо не обезобразили морщины.

 — А Аул благополучно доехал? Она утвердительно кивнула.

 — А как отец? Он все еще жив?

 — Да, но только потому, что не хотел отправляться в подземное царство, пока не увидит тебя, Марк. Сейчас он спит, но я проведу тебя к нему, как только он проснется.

 — Марк?

 В атрий вошла женщина, очень похожая на его мать, но с рыжевато-белокурыми волосами.

 — Луция?

 О боги, ведь она была худенькой девчонкой, когда он видел ее в последний раз!

 — Не думала, что это возможно, Марк, но ты с возрастом стал еще красивее, — сказала Луция, подходя и целуя его.

 — И ты, сестренка, стала еще прелестнее! — ответил он.

 — Нет, Марк, — ответила она с кислой миной, — просто я выросла! — И она, смеясь, похлопала по своим дородным бокам. — Вот результат появления на свет пятерых детей и содержания слишком хорошей кухарки. Подожди, увидишь своих племянниц и племянников, Марк! Они уже выросли!

 — Да, Марк, — спокойно вступила в разговор Дагиан. — Дети Луции уже взрослые, а ты, самый старший из моих детей, еще не женат!

 Он мог бы отделаться шуткой, но вдруг понял, что лучше сказать правду сейчас, чтобы они могли привыкнуть к ней, а не ждать, пока умрет отец.

 — Я не собираюсь оставаться здесь, в Риме, мама. Я вернусь в Пальмиру.

 — Марк! Но почему?

 — Боюсь, мама, что после пятнадцати лет, проведенных мной на Востоке, я стал предпочитать сухой и теплый климат.

 — А что еще? Тебе не удастся одурачить меня, Марк. Теплая погода — это недостаточная причина, чтобы покинуть родной дом.

 Он рассмеялся. Он не собирается мучить ее неизвестностью. Это никогда не удавалось ему, даже когда он был еще ребенком.

 — Там есть одна дама, на которой я хочу жениться. Она дала свое согласие, поэтому я вернусь в Пальмиру.

 — Кто же она, Марк?

 — Пока я не могу тебе этого сказать.

 — Она замужем?

 — Вдова.

 — Достаточно ли она молода, чтобы иметь детей?

 — Да, мама. Она может родить кучу детей.

 — А она хороша собой, Марк? — тихо спросила Луция.

 — Ах, сестренка, если бы богиня Венера сошла на землю, она взяла бы себе лицо и фигуру моей любимой.

 — Да ты влюблен! Дагиан была изумлена.

 — Да, я влюблен, мама! — с улыбкой признался он. Некоторое время Дагиан с удивлением смотрела на сына. Он, всегда такой сдержанный, теперь явно волновался. Он далеко уже не юноша. Перед ней стоял большой, изящный и умный мужчина, который всегда казался ей немножко суровым. Он не похож на младшего брата Аула, который всегда смеялся, всегда был легкомысленным и находился в самой гуще жизни, который не боялся быть обиженным. Не был он похож и на своих сестер, страстных и нежных женщин, чувства которых всегда были на виду. Нет, Марк — сдержанный человек, и видеть теперь его лицо, озаренное любовью, — это нечто поразительное!

 — Марк!

 Этот возглас, вернее, пронзительный крик, издала маленькая пухлая молодая женщина, унаследовавшая от отца темные волосы и глаза. Она пробежала через атрий и бросилась в его объятия.

 Он поднял ее, и она весело засмеялась.

 — Эвзебия, моя маленькая птичка, я вижу, ты так и любишь все сладенькое!

 — Кальвин говорит, что от тощих женщин нет никакого проку в холодные ночи! — быстро ответила она.

 Потом принялась откровенно рассматривать его.

 — О Юпитер! Да ты великолепен! Может быть, мне тоже следовало бы переехать в Пальмиру!

 — Это любовь смягчила его, Эвзебия, — поддразнила старшая сестра.

 — Любовь? Марк влюблен?

 Темно-карие глаза Эвзебии округлились от любопытства.

 — Расскажи же мне! Расскажи! — умоляла она старшего брата.

 — Мне нечего рассказывать. Я женюсь на одной даме, когда вернусь в Пальмиру.

 — Так ты не собираешься остаться в Риме? — заговорила старшая сестра.

 — У меня здесь никого нет, Луция. Ты живешь в Равенне, Эвзебия — в Неаполе, а Аул — в Британии. Отец — первый из семейства Александров, который сделал Рим своим постоянным местом жительства. Он любит Рим, а я — нет. Я вернусь в Пальмиру, которую полюбил, Луция.

 — А ты не собираешься продать наше дело? — В комнату вошел мужчина, почти такой же высокий, как Марк. — Добро пожаловать, брат!

 — Спасибо, Аул. — Марка удивил вопрос брата. — Полагаю, нам следует подождать с разрешением этого вопроса.

 — Это верно, — ответил Аул. — В конце концов все достанется тебе, как старшему сыну, не так ли, Марк? Марк весело рассмеялся.

 — А ты не изменился. Аул. Аул устало покачал головой.

 — О боги, Марк! Сколько времени прошло с нашей последней встречи! Увидев тебя, я сразу превратился в хнычущего малыша, который пытается соревноваться с тобой. Прости меня, брат! Я думал, что уже вырос из этого.

 Марк взглянул на младшего брата. Аул не так высок, как он, но они очень похожи друг на друга голубыми глазами и каштановыми волосами. Когда Аул родился, ему было почти шесть лет, и, как он припоминал, малыш не произвел на него никакого впечатления. Аул с самого рождения соревновался со своим старшим братом, подражал ему и следовал за ним. Но, увы, разница между мальчиками была слишком велика. Аулу никогда не удавалось сравняться с братом, и хотя он рос добрым и веселым мальчиком, это соперничество озлобило его. Он обрел себя только после того, как его дед по линии матери оставил ему свое имение в Британии, и он смог стать хозяином вдали от Марка.

 — Когда придет время, мы примем необходимое решение все вместе, Аул, — спокойно сказал Марк, и Дагиан молчаливо гордилась своим старшим сыном.

 — Ты долго путешествовал, сын мой, — сказала она. — Я провожу тебя в твою комнату, а потом, возможно, ты пожелаешь смыть с себя дорожную пыль.

 Понимая, что мать желает остаться с ним наедине на несколько минут, он вышел следом за ней из атрия, оставив сестер и брата посплетничать. Они поднялись на второй этаж дома, и она провела его в просто обставленную спальню, где он провел свою юность. Однако все те маленькие вещички, которые делали эту комнату его комнатой, уже исчезли.

 Дагиан села на единственный стоявший в комнате стул и проницательно взглянула на сына.

 — А теперь, Марк, я хочу побольше узнать об этой женщине, которую ты предполагаешь сделать моей невесткой, — сказала она.

 — Ее зовут Зенобия. Она — царица Пальмиры.

 — О боги, сын мой! Твоя цель высока! Как же ты сможешь жениться на этой женщине, если она — царица Пальмиры?

 — Ее бывший муж, Оденат, оставил ее регентшей, и она правит вместо их сына, юного царя. Как только царь женится, ее обязательства закончатся, и тогда она будет свободной и сможет выйти за меня замуж.

 — Но раз ее ребенок достаточно взрослый, чтобы быть царем по праву, значит, эта женщина слишком стара, чтобы родить тебе детей, — запротестовала Дагиан.

 — У нас уже есть ребенок, мама. Дочь. Ее зовут Мавия, и она — царевна Пальмиры.

 — Что?!

 Дагиан вцепилась в подлокотники стула и наклонилась вперед, а ее милое лицо побелело.

 — Выслушай меня, мама, прежде чем говорить. Приехав в Пальмиру и увидев Зенобию, я влюбился. К сожалению, ей предстояло выйти замуж за Одената, который был тогда князем Пальмиры.

 — Однако она ответила на твои чувства?

 — Она даже не знала о них, мама. Она была юна и очень невинна. После смерти ее матери отец и братья чрезмерно оберегали ее. Она понравится тебе, мама. В некоторых отношениях она очень похожа на тебя.

 Дагиан выглядела расстроенной и собиралась расплакаться. Но взяла себя в руки и спросила почти ровным голосом:

 — Как это она похожа на меня, Марк?

 — Она упряма, но сострадательна, умна и добра. Она была хорошей женой своему мужу и хорошей матерью своим детям.

 — Однако она родила тебе ребенка, Марк. Дочь, которая, как ты сказал мне, известна как царевна Пальмиры. Я не понимаю этого.

 — В ту ночь, когда был убит Оденат, Зенобия пала духом от пережитого потрясения, и мы любили друг друга, мама. Утром я ушел, а она ничего не помнила. Она думала, что ребенок у нее от мужа, пока не увидела его. Тогда она все вспомнила. Мы оба решили, что лучше, если Мавию будут считать дочерью Одената, иначе власть юного царя Вабаллата может быть скомпрометирована. Хотя мальчик унаследовал черты своего отца, нашлись бы такие, которые сказали бы, что он тоже не сын Одената.

 Дагиан кивнула. Она понимала Зенобию.

 Марк снова заговорил:

 — А теперь я хочу повидаться с отцом, получить его последнее благословение, сделать так, чтобы его переход из этой жизни в другую был счастливым, и потом вернуться в Пальмиру к моей возлюбленной. Зенобия — единственный смысл жизни для меня, мама, и я страдаю от разлуки с ней.

 Дагиан была не в силах сдержать себя, и поток слез хлынул по ее лицу.

 — Ох, Марк, ты — мой старший ребенок, и хотя я никогда не признавалась в этом даже самой себе, ты — самый любимый из моих детей. Я хочу, чтобы ты был счастлив, но ты не можешь жениться на своей Зенобии. Твой отец уже устроил брак для тебя. Он так хотел увидеть тебя женатым, прежде чем умрет! Ты не должен сердиться на него.

 Марк был поражен.

 — Он устроил брак для меня?! Неужели болезнь свела его с ума, мама? Что я ему, мальчик, чтобы искать для меня жену! Мне уже больше сорока лет! Неужели он не мог подождать, пока я «» Вернусь домой, посоветоваться со мной по этому вопросу?

 — Марк, попытайся понять его! Он умирает и хочет привести все в своей жизни в порядок, прежде чем перейдет отсюда в подземный мир. Его старший сын, уже немолодой человек, остается неженатым. Если бы ты брал себе в любовники мальчиков, он бы давно оставил тебя в покое, но ты настоящий мужчина, и только в тебе он может обрести бессмертие.

 — Но ведь Аул женат, мама, а он тоже сын моего отца. Аул — отец нескольких сыновей.

 — Но ты — старший сын Луция Александра, Марк, и он хотел, чтобы ты устроил свою жизнь. Он хотел, чтобы ты был счастлив, как мы были счастливы все эти годы. Он не хотел сделать тебе ничего плохого. А кроме того, почему же ты не написал нам о своей любви к Зенобии? Как всегда, ты был скрытен.

 — Я не мог написать вам при таких обстоятельствах, мама. Ты, конечно, понимаешь, что положение Зенобии слишком значимо в политическом отношении, и если бы такое послание попало в чьи-то чужие руки, это могло бы низвергнуть ее правление и подвергнуть опасности восточные границы империи, которые она и ее бывший муж так хорошо защищали для Рима. Нет, к несчастью, эту помолвку придется расторгнуть.

 — Это невозможно! — почти шепотом произнесла Дагиан.

 — Невозможно?! — Его брови насупились от гнева. — Что ты подразумеваешь под словом «невозможно», мама?

 — Твой отец подобрал тебе прекрасную пару, Марк. Тебе предстоит жениться на Кариесе, племяннице императора.

 — Этот брак придется расстроить, племянница она императору или нет, мама.

 — Марк, не можешь же ты обидеть Аврелиана!

 — Не бойся, мама. Я сам пойду к Аврелиану и объясню ему ситуацию. Зенобия жизненно важна для защиты восточных границ империи. Я знаю, император одобрит мой брак с царицей и найдет другого мужа для своей племянницы.

 Они вышли из комнаты и спустились по ступенькам в атрий. Марк приказал подать колесницу. Через несколько мгновений колесница уже стояла перед парадной дверью дома. Быстро улыбнувшись матери, он вышел за дверь. Она стояла и слушала, как колесница, удаляясь, громыхала по тихой улице жилого квартала города. Вдруг чья-то рука обвилась вокруг ее плеч, и Аул произнес:

 — Ты плакала, мама? Что еще натворил мой старший братец, мама?

 — Он ничего не сделал, Аул. Просто ваш отец устроил брак твоего старшего брата с племянницей императора Кариссой. Однако Марк влюблен в одну женщину в Пальмире. Он поехал сказать императору, что помолвку необходимо расторгнуть.

 При упоминании племянницы императора Аул побледнел.

 — Кариеса, мама? Ты уверена, что ее так зовут? Дагиан кивнула, а потом спросила:

 — Что случилось. Аул? Ты словно увидел злого духа.

 — Ох, мама, Кариеса — самое продажное создание на свете.

 — Как, это дитя с милым личиком?

 — В этом-то и заключается парадокс Кариссы. Она выглядит девственницей-весталкой, однако это самая развратная женщина во всей империи.

 Марк ехал по шумным улицам города к холму Палатин, где жил император. Он не мог не заметить грязь на улицах. Это показалось ему необычным, ведь он помнил Рим чистым и прекрасным. Однако теперь огромные мраморные здания нуждались в ремонте, а в общественных местах были видны очевидные следы вандализма. По пути попадалось множество запертых лавок с закрытыми ставнями.

 Когда он подъехал ко дворцу, навстречу ему выбежал раб и взял под уздцы лошадей. Марк большими шагами направился в древнее здание, где ему предстояло встретиться со старым другом.

 — Марк Александр! — послышался крик, и он обернулся.

 — Гай Цицерон!

 Мужчины пожали друг другу руки в традиционном римском приветствии, а затем отступили назад, чтобы рассмотреть друг друга.

 Гай Цицерон — мужчина сорока лет, среднего роста, коренастый, с карими глазами и черными волосами, весело оглядывал его.

 — Я слышал, ты возвращаешься домой с восточной границы, — сказал он с улыбкой. — Мне очень жаль, что твой отец умирает, это принесет тебе столько печали. Что ты здесь делаешь?

 — Я должен встретиться с императором.

 — Этого требует половина Рима, Марк Александр, но время Аврелиана ограничено.

 — Но у меня срочное дело. Гай Цицерон. Оно может иметь далеко идущие последствия для империи. Можешь ли ты помочь мне?

 — По случайности — да. Он сейчас в купальне, и если ты не возражаешь чтобы встретиться с ним там, я проведу тебя к нему.

 — Я встречусь с ним хоть в самом подземном царстве Гадес, если будет нужно.

 Преторианский офицер криво усмехнулся.

 — Уверен, есть люди, которые желают, чтобы Аврелиан оказался в том самом месте, которое ты упомянул. Следуй за мной, Марк Александр!

 Он провел его по великолепно украшенным коридорам, освещенным канделябрами.

 — Ну вот мы и пришли, — объявил он, когда они проходили через большие двустворчатые двери, которые перед ними открыли два преторианских гвардейца.

 К ним поспешил раб, и Гай Цицерон приказал:

 — Сообщи императору, что Гай Цицерон привел Марка Александра Бритайна, который хочет повидаться с ним по срочному делу. Мы просим позволения императора войти в купальню.

 — Сию минуту, Гай Цицерон, — раб поспешно вышел.

 — Если он согласится встретиться с тобой, Марк, я тебе не понадоблюсь. Я не хочу навязывать свое присутствие.

 — Еще раз благодарю тебя за помощь, Гай Цицерон, — ответил Марк.

 — Возможно, мы могли бы пообедать вместе, пока ты в Риме, — сказал преторианец.

 — Император встретится с вами, Марк Александр Бритайн, — объявил вернувшийся раб.

 — Прощай, Марк Александр. Я отправлю сообщение в дом твоих родителей, — сказал Гай Цицерон. Раб быстро снял с Марка одежду.

 — Император уже в калдарии. Он побеседует с вами, когда вы достигнете унктория, Марк Александр Бритайн.

 Марк кивнул и прошел из раздевалки в тепидарий. Там он сел и стал ждать, когда начнет выделяться пот. Когда его поры открылись и пот заструился по телу, раб начал счищать с него грязь вместе с испариной, а он стоял неподвижно. Потом он быстро перешел в калдарии, чтобы принять горячую ванну. Император уже ушел оттуда. Однако там находилось несколько юных и красивых обнаженных рабынь, которые заботливо вымыли его душистым мылом, а потом провели в купальню, где он некоторое время отмокал в воде. Он не захотел нырять в холодную, как лед, воду фригидария, а предпочел поплавать в открытом бассейне внутреннего двора, воду в котором нагрело солнце. Теперь он мог войти в ункторий. Император ждал его.

 — Марк Александр!

 Аврелиан поднялся и пошел навстречу ему, улыбаясь.

 — Приветствую тебя, цезарь! — ответил Марк, вытягивая в приветствии правую руку.

 — Опусти руку, Марк, — произнес Аврелиан, сделав нетерпеливый жест. — О боги, я не привык, чтобы меня так приветствовали: «Приветствую тебя, цезарь!»

 Император был высоким мужчиной, ростом более шести футов, но Марк все же превосходил его на добрых два дюйма.

 — Входи и вытирайся, а потом поговорим, — пригласил он. Они легли на массажные скамьи, и Марк стал изучать императора из-под прикрытых век. Он близко знал его много лет назад и помнил Аврелиана справедливым, но решительным человеком. «Интересно, изменили ли его годы? — думал Марк. — Но если и да, — то во всяком случае не физически». Аврелиан был старше Марка, и все же, как он заметил, тело императора оставалось молодым — крепким и упругим. Седина лишь едва тронула его белокурые волосы, так же, как и аккуратно подстриженную бороду. Взгляд его светло-голубых глаз был таким же ясным и острым, как всегда. У него была красивой формы голова, широко расставленные глаза, а нос — длинный и, как ни удивительно для человека крестьянского происхождения, орлиный. Губы узкие, что придавало его лицу почти презрительное выражение.

 —  — Как поживает твоя жена Ульпия? — спросил Марк Александр.

 — У твоей кузины Ульпии все хорошо, Марк, но ведь не из-за этого ты пришел повидаться со мной! Чего ты хочешь?

 — Освободи меня от помолвки между мной и твоей племянницей Кариссой, которую вы устроили вместе с моим отцом.

 — Нет!

 — Я не женюсь на твоей племяннице, цезарь! Я приехал домой по двум причинам: во-первых, потому, что мой отец умирает, и во-вторых, чтобы сообщить родителям о своей женитьбе. Я уже помолвлен. Когда я вернусь в Пальмиру, я женюсь на ее царице Зенобии. Ее сын вскоре начнет править Пальмирой по праву, и тогда я женюсь на его матери. Разве это не более важно — женитьба на такой преданной союзнице Рима?

 — Ты любишь царицу Пальмиры?

 — Я люблю ее уже много лет, цезарь.

 — А она любит тебя?

 — Да.

 — К несчастью, тебе придется жениться на моей племяннице. Возьми ее с собой обратно в Пальмиру, если ты желаешь жить там, Марк. Царица останется твоей любовницей, если она любит тебя.

 Марк почувствовал, как гнев в нем бьет ключом. Да кто он такой, этот крестьянин, которого выбрали императором, чтобы распоряжаться жизнью представителя одного из старейших во всей империи патрицианского рода?

 — Я не женюсь на этой девушке, которую ты выбрал для меня, цезарь, — спокойно произнес Марк, стараясь не показать свою ярость.

 — Женишься, друг мой, потому что, если не сделаешь этого, я уничтожу всю твою семью. Ведь сейчас все они здесь, в Риме, не так ли? Как тебе понравится, если ты увидишь, как Аула казнят по обвинению в том, что он больше предан Британии, чем Риму? А это действительно так, ты ведь знаешь. Я дам приказ, чтобы его жена-иностранка и дети-полукровки тоже были отправлены на тот свет, а его имущество, так же как имущество твоего отца, было конфисковано правительством. Твои родители будут вынуждены умолять о том, чтобы им сохранили жизнь. Интересно, как долго проживет после этого твоя красавица мать, Марк? Что же касается твоих пышнотелых сестер, друг мой, то короткое пребывание в публичном доме для преторианских гвардейцев заставит их искать смерть. А что до тебя — только не подчинись мне, и ты больше никогда не увидишь свою прекрасную любовницу.

 Марк почувствовал разочарование и беспомощность. Аул мог бы бежать; мужья его сестер используют свое богатство и влияние, чтобы защитить их. Но кто же поможет родителям? Его отец должен спокойно умереть в собственном доме, а мать — пожить спокойно на старости лет.

 — Но почему? — спросил он.

 — Потому что я — цезарь, и я приказываю.

 — Ты можешь принудить меня жениться на твоей племяннице, цезарь, но этим ты окажешь ей такую же плохую услугу, как и мне. Я никогда не прикоснусь к ней, и она будет обречена на жизнь в полном одиночестве. Неужели этого ты хочешь?

 Аврелиан улыбнулся.

 — Ты еще не видел Кариесу, друг мой. Она прелестна!

 — Я не желаю ничего из того, что твоя племянница может предложить мне. Я женюсь на ней, потому что ты не оставляешь мне выбора, но я не буду чтить и любить ее.

 Марк поднялся и быстрыми шагами пошел к двери в раздевалку.

 — Свадьба состоится через два дня, — крикнул ему император. — Не желаешь ли ты прежде встретиться с Кариссой?

 — Зачем? — последовал язвительный ответ, и Марк исчез из поля зрения Аврелиана.

 — Мне он не нравится, дядя, — сказала красивая обнаженная девушка, которая массировала императора.

 — А он и не должен тебе нравиться, — смеясь, ответил Аврелиан. — Я оказываю тебе величайшую любезность, давая тебе в мужья сына и наследника одного из самых благородных патрицианских родов во всей империи. Он красив и богат. Чего же еще можно желать. Кариеса?

 — Но им нельзя управлять, дядя.

 — Зато он римлянин старого образца, и ты, как его жена, ни в чем не будешь нуждаться.

 —  — Ты говоришь, он собирается вернуться на Восток. А я не хочу ехать на Восток.

 — Так не езди туда, моя милочка. Многие жены римлян остаются здесь, пока их мужья служат положенный срок в Сирии или Палестине. Тебе очень повезло. Кариеса, что Луций Александр выбрал именно это время, чтобы умереть. Иначе мне не удалось бы преподнести тебе такую награду.

 — Но я не хочу его, дядя! Найди мне кого-нибудь другого!

 И девушка недовольно надула губы.

 Аврелиан улыбнулся неторопливой и ленивой улыбкой и перевернулся на мраморной скамье. Его член сделался прямым и твердым.

 — У тебя нет выбора, — мягко произнес он. Потом он посадил ее на себя и погрузился в ее тело. — У тебя просто нет выбора, — повторил он, проникая все глубже и погружая зубы в ее Гладкое плечо.

 — Тогда сделай так, чтобы он остался в Риме, дядя, — пробормотала она, совершая движения в такт ему.

 — Я постараюсь, милочка, постараюсь, — сказал он ч рывком заключил ее в объятия.

 — Постарайся, дядя, — сказала она, и ее губы прильнули к его губам в пламенном поцелуе.

 

 Марк уехал из дворца в ярости, но не мог придумать способа выпутаться из этой ситуации. Он ни на минуту не сомневался, что Аврелиан выполнит свои угрозы. Что сказать Зенобии? Как объяснить ей в письме все то, что он узнал? Через два дня он должен жениться на этой девушке. Через два дня! Он еще не виделся со своим отцом. Но когда он получит его благословение и свадьба состоится, он вернется в Пальмиру один. Там он объяснит Зенобии, что произошло. Потом, как только его отец умрет, его сестры покинут Рим и будут в безопасности со своими мужьями, а брат отвезет их мать в безопасное место в Британии — а что бы ни думал Аврелиан, в Британии есть такие места, куда римская «справедливость» не могла дотянуться, — тогда он начнет действовать, чтобы развестись с этой женщиной, которую его вынуждают взять в жены. Он разведется с ней и женится на своей любимой.

 Если он отправится в путь на следующий день после свадьбы, он сможет достичь Пальмиры раньше, чем любое письмо, и раньше, чем туда дойдут слухи. В ярости он нахлестывал лошадей и мчался по улицам, получая неистовое удовольствие при виде разбегавшихся перед ним пешеходов, бросающих ему вслед проклятья. Они ненавидели его, и он тоже ненавидел их.

 Когда он приехал домой, отец уже проснулся, и он тут же пошел повидаться с ним.

 — Не расстраивай его! — умоляла сына Дагиан, и Марк кивнул.

 Он был потрясен, увидев, как высох отец. Марк уже давно перерос отца, но этот маленький, хилый человечек, лежавший на кровати, казался ему почти незнакомым, пока не заговорил.

 — Ты возмужал, сын мой, — произнес он. — Твоя мать сообщила тебе о прекрасном браке, который я устроил для тебя. Я хотел, чтобы она оставила эту приятную обязанность мне, но, — при этих словах он пристально и с любовью посмотрел на Дагиан, — твоя мать никогда не умела хранить счастливые тайны. Свадьба должна состояться поскорее, Марк. Харон уже ждет, чтобы переправить меня в подземное царство.

 — Я уже виделся с императором, отец. Он сказал, что свадьба состоится через два дня.

 — Прекрасно, прекрасно! — старик пришел в восторг. — Я ничего больше не прошу у богов, кроме как увидеть, что ты благополучно женился.

 И он снова упал на подушки, а вскоре тихонько захрапел.

 — Ах, Марк, — прошептала Дагиан, — когда я думаю о том, каким сильным и мужественным человеком он был… А сейчас — сейчас он так слаб!

 Дагиан взяла сына за руку и вывела его из комнаты.

 — Расскажи мне, что ты выяснил в беседе с императором!

 — Аврелиан непреклонен и требует, чтобы я женился на его племяннице. Он угрожал применить насилие по отношению к нашей семье и уничтожить ее, если я не сделаю этого. Однако на следующий день после свадьбы я уеду в Пальмиру. Я не могу больше оставаться здесь, а отец все равно умрет, буду я здесь или нет. Вряд ли я смогу рассказать обо всем этом Зенобии в письме. Как только отец умрет, мои сестры будут в безопасности со своими мужьями, а ты и Аул благополучно возвратитесь в Британию, я разведусь с этой Кариссой и женюсь на Зенобии.

 Дагнан медленно кивнула. Его план логичен, и хотя она видела, что он в ярости, это была сдержанная ярость. Она не могла понять, почему намерения Аврелиана так непоколебимы. Почему он так пламенно желает, чтобы Марк женился на его племяннице? Несомненно, в Риме есть и другие молодые мужчины, которых можно заставить согласиться на это или в конце концов подкупить. Почему же именно Марк?

 Она снова задумалась об этом два дня спустя, после того, как ее старший сын женился на Кариесе. Из-за болезни ее мужа Церемония проходила в его спальне. На короткое время Луций Александр снова продемонстрировал ту силу и очарование, которые когда-то были свойственны ему. Казалось, он собрал все свои силы ради этого последнего представления. Он сердечно приветствовал императора и сделал комплимент невесте.

 Невеста! Дагиан пристально смотрела на племянницу Аврелиана и дивилась: неужели женщина может быть столь совершенной? Кариеса была девушкой среднего роста, с овальным лицом и Двумя восхитительными ямочками по обе стороны свежего, как бутон розы, рта. Ее кожа была молочно-белой, а щеки — слегка розоватыми. Черты ее лица были необыкновенно утонченными для Девушки крестьянского происхождения. Ее маленький носик был прямым, а круглые черные глаза окаймлены густыми, длинными золотистыми ресницами. Лоб у нее был не так высок, как можно было бы пожелать, зато маленький квадратный подбородок был также украшен ямочкой. Ее прелестную головку венчали легкие, как пух, волосы цвета золота, к которому женщины Рима так отчаянно стремились, приобретая парики.

 У Кариссы были узкие кисти и ступни и тонкая, как тростник, талия, стройные бедра и упругие, высокие юные груди. Она двигалась с необычайной грацией, а манеры у нее оказались превосходными. Голос звучал нежно и чисто, и она считалась с мнением своего дяди и своей тети Ульпии. В качестве свадебных цветов она выбрала белый и серебристый, и они восхитительно шли к ней.

 Марк взглянул на девушку с очевидным отвращением. Привели прорицателей, и они заявили, что предзнаменования в высшей степени благоприятны. Дагиан спрятала улыбку. Даже если бы они, открыв внутренности ягненка, обнаружили бы, что он наполнен извивающимися змеями, они все равно нашли бы это благоприятным для этого брака. Церемония закончилась быстро.

 На последовавшем затем празднике император и императрица очень веселились. Они и их друзья ели и пили вволю. Невеста оживленно болтала с гостями. Однако она ни разу не заговорила со своим мужем, а он — с ней.

 Об остальных свадебных обычаях все забыли, и Марк был рад этому. Ведь эта свадьба — настоящая пародия на то, чему его учили. Зенобия! В своем страдании он чуть было не выкрикнул ее имя во весь голос, и Дагиан, увидев, как судорога исказила лицо сына, потянулась и сжала его руку.

 Наконец император и его жена поднялись, а жених с невестой проводили их до дверей, пожелав спокойной ночи. Ульпия Северина пролила слезы матроны, целуя прекрасную девушку, которую она вырастила.

 — Будь счастлива, дорогое дитя, — прошептала она. Кариеса с девически скромным вздохом заверила свою тетю, что она будет счастлива. Император посмотрел Марку прямо в лицо и сказал так, чтобы все слышали:

 — Я знаю, ты сделаешь мою племянницу счастливой, Марк Александр.

 Марк широко улыбнулся.

 — Можете не сомневаться, цезарь, я позабочусь о том, чтобы Кариеса получила все, чего она заслуживает, — ответил он.

 Император с императрицей уехали, а вместе с ними и все остальные гости. Обернувшись, Марк посмотрел на красивую девушку, которая стала его женой.

 — Сегодня ночью мы будем спать в атрии. Я вижу, брачное ложе уже здесь, — сказал он.

 — Прекрасно! — холодно ответила она и, подойдя к ложу, сбросила сандалии. — Ты хочешь, чтобы я обнажилась?

 — Я вообще не хочу тебя. Кариеса. Ты, несомненно, знаешь, что меня принудили к этому браку и что я помолвлен с другой женщиной.

 — Меня не волнует, будешь ты спать со мной или нет. Ребенок появится в любом случае, — ответила она.

 — Что?!

 Он почувствовал, как кровь застучала у него в голове.

 — Я беременна, — сказала она. — Ребенок родится через четыре месяца.

 Легкая улыбка заиграла в углах ее рта.

 — Ты, разумеется, не думаешь, что я хотела выйти замуж именно за тебя?

 И она засмеялась своим раздражающим звенящим смехом.

 — Чьего же незаконного ребенка ты носишь? Почему ты не могла выйти за него замуж? Или, может быть, он уже женат?

 — Да, женат. К несчастью, он не мог развестись со своей скучной женой и жениться на мне, потому что дяде запрещено жениться на своей племяннице. Мой ребенок должен был бы стать следующим императором Рима после Аврелиана, его отца, но это невозможно. Поэтому необходимо, чтобы моим мужем стал самый благородный из патрициев, чтобы дать имя моему ребенку. В конце концов Аврелиан сделает нашего ребенка своим наследником, ведь он обещал мне это.

 — Это ничего не стоящее обещание, — ответил Марк. — Если нам повезет, Аврелиан будет императором еще несколько лет, но в конце концов один из его помешавшихся на власти полководцев убьет его и провозгласит августом самого себя.

 — Конечно, это возможно, — холодно ответила она. — Вот, почему этого ребенка будут считать представителем семейства Александров. Он будет в безопасности, если его настоящему отцу суждено умереть прежде, чем он станет достаточно взрослым, чтобы взять власть в империи. Мой ребенок должен вырасти.

 — Я только что приехал, Кариеса, никто не поверит, что этот ребенок мой.

 — Это не имеет значения. Теперь ты мой муж, а значит, мой ребенок по закону станет твоим, он будет наследником этой доброй старой патрицианской семьи! У тебя никогда не родится собственный ребенок, Марк Александр, потому что я никогда не стану твоей! Никогда! Ничто не должно подвергать опасности то м сто, которое должен занять в жизни мой ребенок!

 Он влепил ей пощечину. Красный отпечаток длинных пальцев пересек ее гладкую белую щеку. Кариеса пронзительно вскрикнула от возмущения, и ее высокий голос снова и снова звенел по всему дому, пока наконец в комнату не вбежали Дагиан, Аул, Луция, Эвзебия и многочисленные рабы с широко раскрытыми от удивления глазами.

 Кариеса, туника которой внезапно оказалась разорванной на плече, бросилась в объятия изумленной Дагиан, неистово рыдая.

 — Ох, мама Дагиан, он пытался сделать со мной… сделать со м-м-мной… Это так глупо и неестественно! Совсем не то, чего, по словам моей дорогой тети Ульпии, от меня могли ожидать а мою первую брачную ночь!

 И она снова принялась всхлипывать, несколько раз икнув для большего эффекта.

 — Назад по своим комнатам, вы все! — приказал старый Кастор, мажордом Александров, пытаясь загнать рабов, чтобы они не стали свидетелями того, что было, очевидно, семейной ссорой.

 — О нет! — громко произнес Марк. — Раз уж моя жена начала все это публично, то мы и закончим это тоже публично. Вы все останьтесь! — Он повернулся к матери. — Не трудись, пытаясь утешить ее, мама. Она — законченная лгунья и искусная актриса, а кроме того, совершенно очевидно, что она умелая проститутка. Моя краснеющая невеста только что сообщила, что она уже несколько месяцев беременна и вышла за меня замуж только для того, чтобы дать своему ребенку подходящее имя.

 — Аврелиан убьет тебя за это! — прошипела Кариеса, внезапно овладев собой. Ее красивое лицо исказилось от ярости.

 — Я убил бы тебя, — ответил Марк, — но вместо этого собираюсь покинуть Рим сегодня ночью. Я разведусь с тобой, как только достигну Пальмиры.

 — Ты никогда не разведешься со мной! — пронзительно закричала она. — Аврелиан не позволит тебе развестись со мной! Марк взглянул на двух своих сестер.

 — Уберите ее с глаз моих долой! — приказал он. — Заприте в какой-нибудь комнате подальше от остальных домашних, где она не сможет причинить неприятностей! Я не могу вынести вида этой шлюхи!

 С помощью двух сильных молодых рабов Луция и Эвзебия сделали то, что им велел брат, и увели Кариесу из атрия. Она в величайшей ярости выкрикивала им угрозы и ругательства.

 — Вот теперь ты можешь отправить рабов спать, — сказал Марк, обращаясь к старому Кастору.

 — Тебе следовало бы позволить мне все рассказать ему, — обратился Аул к Дагиан.

 — О чем? — спросил Марк.

 — Я знал о репутации Кариссы. Хотя она и император были осмотрительны, но все же не настолько.

 — Это не имело бы никакого значения, — ответил Марк. — Я ходил к императору, и он сказал, что если я не женюсь на ней, он уничтожит нашу семью.

 — Я не должна была позволять тебе приносить себя в жертву ради нас, Марк. Возвращайся сегодня ночью в Пальмиру! Мы выдержим эту бурю!

 Он сел, и его голова устало склонилась на руки.

 — Я буду рад, если ты приедешь ко мне, мама, но почему-то чувствую, что ты пожелаешь вернуться с Аулом в Британию. Поезжай с ним, если таково твое желание, или живи с Луцией или Эвэебией, но только уезжай, молю тебя, из этой сточной ямы, в которую превратился Рим. Я никогда не вернусь сюда. Клянусь! Я никогда не вернусь!

 — Ох, Марк, мне так жаль! Мне так жаль! — отрывисто Произнесла Дагиан.

 — Марк прав, мама, — заговорил Аул. — Теперь Рим — не подходящее для жизни место. Почему, думаешь ты, я предпочту обосноваться в Британии? Аморальность и продажность здесь невероятные. С каждым днем богатые становятся все сильнее, а Могущественные — еще более могущественными. Простые граждане, которые в нормальных условиях были бы честными и упорно трудились, втаптываются в землю, а лентяев вознаграждают за самую их леность. Это — не римские обычаи. Упомяни только о старых обычаях прилежания, трудолюбия, честности, хороших манер и почитания богов — и люди посмеются над тобой. Ну что эк. Новые обычаи — не мои обычаи, это далеко не лучшие обычаи, и я не собираюсь терпеть их. Аврелиан предпочел всучить Марку свою шлюху именно из-за той добродетели, в которую мы верим, мама. Он знал, что Марк не будет, подобно столь многим из этих новых римлян, покидать свою семью или игнорировать свои обязанности.

 — Мама! — В комнату поспешно вошла Луция. — Мама, отец…

 — Я иду, — ответила Дагиан и поспешила из комнаты.

 — Он умирает? — спросил сестру Марк.

 — Думаю, да, — ответила она.

 — Вы с Аулом пойдете туда?

 — Через несколько минут, Луция. Где ты оставила Кариесу?

 — В старой комнате няни на втором этаже, в дальнем конце дома.

 — А теперь ступай, Луция. Мы скоро придем.

 — Что ты собираешься делать, Марк? — Аул с любопытством наклонил голову набок.

 — Если он умирает, значит, захочет увидеть нас всех, в том числе и свою новую сноху. Я знаю, что могу рассчитывать на твою помощь, мой младший брат.

 — Да, можешь, мой старший брат! — улыбаясь, согласился Аул.

 Когда они вышли, Марк сказал:

 — У нас еще будет время поговорить перед моим отъездом. Я собираюсь продать наше дело здесь, в Риме, но тому, кто будет распродавать товары, которые ты будешь присылать сюда из Британии, а я — с Востока.

 — Согласен, и думаю, что знаю человека, на которого можно положиться.

 Они подошли к комнате Луция Александра и осторожно заглянули внутрь. Дагиан отошла от мужа и поспешила к сыновьям.

 — Это конец, — тихо произнесла она. — Он умрет еще до рассвета.

 Братья поднялись на верхний этаж, остановились перед тяжелой деревянной дверью в конце коридора и подняли тяжелый засов.

 — Ты, ублюдок!

 Кариеса, лежавшая на полу, протянула руку, и хотела вцепиться в Марка.

 С выражением отвращения на лице он схватил ее за запястья и грубо рванул вниз.

 — Заткнись, ты, сука, а то, клянусь, я задушу тебя, племянница ты императору или нет!

 Она в ярости взглянула на него.

 — Ты делаешь мне больно! — сказала она.

 Он не обратил внимания на ее жалобу и не отпускал руки.

 — Мой отец умирает. Кариеса, и желает, чтобы вся семья собралась вокруг него. Сейчас ты пойдешь со мной и будешь себя вести, как положено хорошей жене-римлянке — скромно, тихо и почтительно.

 — Нет! Я объявляю твоему отцу, что ношу сына Аврелиана и что мой незаконнорожденный ребенок будет носить его гордое патрицианское имя! Пусть он с этой мыслью и уйдет из мира живых, пусть знает, что бессилен, и что даже ты бессилен и ничего не можешь поделать с этим!

 Ее красота внезапно исчезла и на него смотрела женщина с обликом змеи.

 Марк заговорил тихим голосом, но Аул ясно услышал в нем угрожающие нотки.

 — Нет, Кариеса. Ты будешь паинькой, скромной, тихой и почтительной. Иначе, клянусь, я сброшу тебя с крыши этого дома и объявлю, что ты совершила самоубийство, когда я попытался потребовать у тебя выполнения своих супружеских обязанностей. — Он улыбнулся, но выражение его глаз было безжалостным. — Я хочу надеяться, что ты дашь мне этот шанс убить тебя, — сказал он.

 Взглянув ему в лицо, Кариеса поняла, что он действительно убьет ее, и вдруг ей стало страшно. Она не хотела умирать, не хотела гибели своего неродившегося ребенка.

 — Я сделаю то, что ты хочешь, — сказала она.

 — И помни, я тоже буду возле тебя, — сказал Аул. Кариеса уложила волосы и скрепила их серебряными шпильками. Потом быстро сбросила разорванную тунику и заменила ее новой. Они направились по коридору к комнате, где умирал Луций Александр. Там вокруг постели старика собрались Дагиан и ее дочери.

 — Вот пришли твои сыновья и Кариеса, чтобы повидаться с тобой, мой дорогой, — сказала Дагиан, когда они подошли к его кровати.

 Луций Александр открыл свои темные глаза. Через некоторое время мгла перед глазами рассеялась, и он, собрав все силы, заговорил:

 — Вы сыновья, которыми можно гордиться. Я знаю, что вы будете поддерживать семью и ее традиции и сохраните их в сердцах своих детей. Преклоните колени, сыны мои!

 Мужчины преклонили колени возле изголовья кровати Луция. Старик с величайшим усилием поднял руку и положил ее на голову Аула.

 — Благословляю тебя. Аул. Пусть на протяжении всей твоей жизни только удача улыбается тебе и твоей семье.

 Аул почувствовал, как рыдания подступили к его горлу, но ему удалось подавить их.

 — Марк, сын мой и наследник, на тебя ложится вся ответственность за нашу семью. Будешь ли ты чтить эту ответственность?

 — Да, отец, буду.

 Марк почувствовал на своей голове костлявую руку отца.

 — Я доволен тобой. Молюсь, чтобы сегодня ночью ты заронил семя жизни в лоно этого милого ребенка.

 — На все воля богов, отец.

 — Кариеса, моя новая дочь, я знаю, что ты будешь для Марка тем же, кем была для меня моя верная Дагиан.

 — Да, папа Луций. Обещаю следовать ее примеру, — послышался притворно скромный ответ.

 — Ты хорошая девочка, — прошептал Луций. Я правильно сделал, что устроил этот брак. Марк поймет, я был прав.

 Умирающий откинулся на подушки. Его дыхание перешло в мучительный хрип. Вскоре он впал в полубессознательное состояние. Минуты складывались в часы. Прошел час, потом два и три. Луций Александр отходил в мир иной у них на глазах. Каждый его вздох был мучительной борьбой, и казалось, что его грудь вот-вот разорвется от напряжения. В самые глухие ночные часы Луций Александр открыл глаза в последний раз и пристально посмотрел на женщину, терпеливо сидевшую возле него.

 — Прощай, сердце мое! — отчетливо произнес он голосом своей юности и умер.

 Дагиан почувствовала, как острое копье пронзило ее сердце. Еще минуту назад он был здесь, и вот его душа отлетела! Она сидела, похолодевшая от горя и потрясенная, а ее старший сын протянул руки, закрыл глаза своего отца и произнес: «Conclamatum est».

 — Все кончено, мама, — тихо сказал Марк, помогая ей подняться со своего места возле изголовья кровати. Она беспомощно взглянула на него, не в силах говорить.

 — Луция, Эвзебия, отведите маму в ее комнату, чтобы она отдохнула, и останьтесь с ней. Аул, верни Кариесу в место ее заключения.

 — Уж не собираешься ли ты снова запереть меня? — запротестовала Кариеса.

 — Делай, что тебе говорят, а не то я поколочу тебя! — загремел он.

 Если бы Луций Александр Бритайн умер несколько дней спустя, его старший сын Марк благополучно отправился бы обратно в Пальмиру. Но случилось иначе, и смерть старика, и улаживание дел, связанных с его именем, заняли больше времени, чем предполагал Марк.

 Луция похоронили в тот же самый день, когда он умер. В смущении два молодых раба, которым назначили нести безжизненное тело своего хозяина в атрий, по ошибке положили его на брачное ложе, которое было установлено там для Марка и Кариссы. Марк иронически рассмеялся.

 — Этот брак умер еще прежде, чем его успели отпраздновать! — с горечью произнес он.

 Когда настал час, назначенный для похорон, общественный глашатай объявил об этом в соответствии с древним обычаем. Он прошел по городу, повторяя:

 — Гражданин Луций Александр Бритайн отдал себя в руки смерти. Для тех, кто хочет, настало время присутствовать на похоронах. Его выносят из дома.

 На похороны Луция Александра собралось много людей, ведь он был уважаемым человеком. Толпы искренне сочувствовавших сопровождали его к фамильной усыпальнице Александров, находившейся возле Аппиевой дороги по пути в Тиволи. После погребения семья устроила поминальное пиршество, и начались девять дней скорби. Пришел, разумеется, и император со своей женой. Марк видел, как Кариеса беседовала со своим дядей.

 — Могу только надеяться, что ты не наделала глупостей, — предостерегал он ее позже.

 Девять дней тянулись медленно. Дома Дагиан с дочерьми тщательно упаковывала вещи Луция. Кариеса, которую больше не запирали в ее комнате, проводила большую часть времени лежа и поедала чрезмерное количество всяких лакомств, которые велела готовить на кухне только для самой себя. Когда расчесывали ее золотистые волосы, она даже не трудилась привстать.

 Марк и Аул приводили в порядок торговые дела своего отца. Младший сын Александра знал человека, который приобрел бы их дело и стал бы сотрудничать с братьями в дальнейшем. Наконец, девять дней прошли, и они связались с Юлием Рабирием. Как они и ожидали, он пожелал вложить капитал в дело Александров и предложил большую сумму. Он согласился иметь дело с Аулом Александром Бритайном исключительно в Британии, а с Марком Александром Бритайном — в Пальмире.

 Эвзебия и Луция поняли, что сыновья как следует позаботятся об их матери, и вернулись к себе домой. Они отсутствовали уже несколько месяцев, и с нетерпением рвались к своим семьям. Луция, следующая по возрасту за Марком, высказала мысли, которые пришли в голову обеим сестрам перед отъездом.

 — Увидим ли мы еще когда-нибудь тебя или Аула в этой жизни, Марк?

 — Не знаю, — честно ответил он. — Я дал позволение Аулу создать ветвь нашей семьи в Британии. Вы с Эвзебией принадлежите теперь к семьям своих мужей. Мама решила вернуться в Британию вместе с Аулом и стать членом его семьи. Мы с Зенобией создадим свою семью в Пальмире. Думаю, нам вряд ли удастся встретиться снова.

 Луция тихо заплакала, а Марк стал утешать ее.

 — Нелегко расставаться, дорогая сестра, но таков ход жизни. Ничто и никогда не остается неизменным, сменяют друг друга времена года; никто из нас не в силах задержать время, так же как задержать закат или восход солнца. Когда-то мы были беззаботными детьми, и вот мы уже выросли и стали взрослыми, еще миг — и мы уже старики. Ничего другого не остается, сестра моя, как только радоваться тому, что мы имеем, и не тратить время понапрасну, оплакивая то, чего у нас нет. Благодари богов, что все мы счастливы и любимы, сестра моя. Как много людей несчастных!

 — У тебя все так просто! — фыркнула Луция. — В этом, моя дорогая сестра, и заключается секрет жизни. Мы тратим пропасть времени в поисках решения, а в конце концов все сводится к простоте.

 И вот сестры уехали: Луция — на север, в Равенну, а Эвзебия — на юг, в Неаполь. Пришло время отправляться в Британию Аулу и Дагиан.

 —  — А как твоя Зенобия? Написал ли ты ей о своей женитьбе и что собираешься делать? — спросила Дагиан.

 — Если бы я попытался связаться с моей любимой, отправив ей послание, его, несомненно, перехватил бы император. Со мной приехал один из личных охранников царицы. Когда я соберусь в Пальмиру, он отправится раньше меня и возьмет с собой мое послание. Но я боюсь посылать его, прежде чем сам не подготовлюсь к отъезду.

 — Когда же ты отправишься? — спросил Аул.

 — Не раньше, чем получу известие, что вы с матерью находитесь в безопасности и вам не угрожает возмездие императора.

 — Пройдет более двух месяцев, прежде чем весточка долетит до тебя, Марк. Неужели ты осмелишься ждать так долго? Ты покинул Пальмиру уже три месяца назад.

 — У меня нет выбора. Аул. Только убедившись, что моя семья в безопасности, я смогу действовать.

 Он проводил их до западных ворот города, но там их остановили.

 — Мне жаль, Марк Александр Бритайн, — сказал центурион, командовавший стражей у ворот, — твой брат может свободно вернуться к себе домой в Британию, но ни ты, ни твоя мать не покинут город без разрешения императора.

 Поняв бесполезность протеста, Марк повернулся к Аулу.

 — Поезжай, брат! Я позабочусь о нашей матери и о том, чтобы она в конце концов вернулась в страну, где родилась. Подготовься к ее приезду. Аул.

 Дагиан кивнула в знак согласия.

 — Передай от меня привет Эде и детям, — она крепко обняла его. — Я скоро приеду, обещаю тебе. Аул. Я не хочу умереть здесь, на чужой земле.

 Братья обнялись. У обоих в глазах стояли слезы, и тысячи воспоминаний пронеслись в голове — воспоминаний о тех более счастливых временах, когда они жили одной семьей.

 — Мы еще встретимся, Марк! — нежно произнес Аул.

 — Может быть, — тихо ответил тот. — А теперь поезжай, мой мальчик! Никогда не забывай о том, что ты Александр! И никогда не позволяй забывать об этом твоим детям и внукам!

 Дагиан с нежностью поцеловала своего младшего сына.

 — Я приеду, как только смогу.

 — Возьми мою колесницу, Аул. На ней ты доберешься быстрее, — предложил Марк.

 Аул выбрался из своего экипажа — большого тяжелого крытого фургона на четырех колесах, запряженного четверкой лошадей, который использовался семьей для путешествий. Один из рабов Дагиан поспешно перенес его скромный багаж и положил его в изящную колесницу Марка. Аул быстро взобрался на колесницу, улыбнулся матери и старшему брату и выехал из города по Виа Фламиниа. Дагиан смотрела ему вслед, и глаза ее наполнились слезами.

 Они говорили мало, пока фургон громыхал по улицам, потом они выехали из города и направились в свое имение. Испуганные слуги поспешили приветствовать их, когда фургон въехал в ворота дома Александров. Марк помог матери сойти н быстро отдал приказ, чтобы ее багаж отнесли обратно в ее комнаты. Потом они поспешно прошли вместе в кабинет Марка. Он с нежностью усадил мать и налил ей немного вина.

 — Откуда Аврелиан узнал, что мы уезжаем? — громко удивлялась Дагиан.

 — Это Кариеса, — ответил Марк. — Эта сука обладает сверхъестественным инстинктом выживания.

 — Тогда почему же позволили уехать другим членам семьи?

 — Ты, мама, — единственная заложница, которая ему нужна. Вот почему он запретил тебе выезжать из города. Аврелиан знает, что пока я не уверен в твоей безопасности, безопасность этой шлюхи и его ублюдка гарантирована.

 — А как же твоя Зенобия? — спросила Дагиан.

 — Не знаю. Как я могу послать ей письмо и объяснить все это? — беспомощно сказал он.

 — А как насчет ее посыльного, сын мой?

 — Сегодня, рано утром, пальмирца нашли задушенным в его комнате, мама. Я не говорил тебе об атом, не хотел расстраивать.

 — За этим кроется что-то еще, Марк, о чем мы не подозреваем, — задумчиво произнесла Дагиан.

 — Я знаю, мама, но не могу вычислить? Чего в действительности хочет Аврелиан?

 — Лучше бы ты сам спросил это у меня, Марк! — сказал император, быстрыми шагами входя в комнату. — Добрый день вам, госпожа Дагиан.

 — Как вам удалось проникнуть в мой дом? — в ярости спросил Марк.

 — Я навещал мою дорогую племянницу, Марк. Ты, конечно, не будешь возражать против того, чтобы любящий дядя посещал свою любимую племянницу! Беременные женщины ужасно раздражительны. Она так сильно растолстела, мой дорогой Марк! Кариесе следует воздерживаться от сладкого, она разбухла, и это делает ее грубой. Однако я надеюсь, что после появления на свет ребенка, ты настоишь на том, чтобы она вновь обрела свои божественные формы.

 — Я покидаю вас, — сказала Дагиан, поднимаясь.

 — Нет! — приказал император, сделав ей знак вернуться на место, — Я хочу, чтобы вы слышали то, что я собираюсь сказать вашему сыну, госпожа Дагиан. Это избавит его от необходимости повторять все это для вас. — Он снова повернулся к Марку. — Ты гадал вслух, какова моя цель, Марк. На самом деле она совсем проста. Разумеется, необходимо было дать Кариесе мужа соответственно ее положению. Но этим мужем мог стать любой из множества молодых хлыщей-патрициев, а не ты. Я выбрал тебя, потому что ты помолвлен с царицей Пальмиры. Это хорошо послужит для моей цели. Видишь ли, Марк, я знаю историю юности Зенобии. Я знаю, как она ненавидит Рим за убийство своей матери. Я знаю о том, как, будучи ребенком, она наблюдала, как медленно умирали убийцы ее матери. Я знаю, как после смерти Одената росла ваша любовь друг к другу, а ее ненависть стала убывать. Но эта ненависть все еще жива, Марк. Она живет внутри ее и ждет, чтобы вновь вспыхнуть. Я собираюсь воспламенить ненависть Зенобин к Риму. Сотрудничество с ней не входит в мои планы. Я не хочу, чтобы Пальмирой правил царь. Я хочу, чтобы ею снова управлял римский губернатор, как это было в величайшие дни империи. Я хочу вернуть Римской империи ее славу и уже начал действовать, покорив Галлию. А на Востоке Зенобия легко победила остальных врагов. Теперь я покорю ее!

 — Но ведь она не проявляет враждебности, цезарь. У вас нет никакого повода.

 — Он у меня появится! — усмехнулся Аврелиан. — Когда царица Пальмиры узнает, что ее любовник, человек, за которого она предполагала выйти замуж, женился на другой… — он усмехнулся и продолжал:

 — Полагаю, ее ярость будет безграничной. Она снова захочет мстить Риму, и, верь мне, Марк, она это сделает. А когда ярость помутит ее рассудок, я сделаю то, что делает каждый римский император, когда сталкивается с угрозой империи. Твоя прекрасная Зенобия пойдет в золотых цепях позади моей победоносной колесницы, Марк. Через год, самое большее — через два, если она действительно так искусна в битве, как говорят — но раньше или позже она увенчает мой триумф и укрепит мое положение на троне. Империя будет сохранена. — Он сделал паузу и бросил взгляд на ошеломленные лица своих слушателей. — То, что она красива — это дополнительная награда для меня. Я всегда получал удовольствие, занимаясь любовью с красивыми женщинами, в особенности если они еще и умны вдобавок.

 — Если ты только прикоснешься к Зенобии… — у Марка зашумело в голове.

 — Мой дорогой Марк, ты — женатый человек, и у тебя беременная жена. Стыдно, дорогой мальчик! — Он снисходительно усмехнулся. — Ох, ты сможешь получить ее обратно, когда я буду пресыщен ею… если, конечно, она пожелает вернуться к тебе. Конечно же, представляю себе, как она обидится на тебя. И в самом деле, очень обидится. — Он взглянул на Дагиан. — Могу ли я доверить вам присмотр за моей маленькой Кариссой, госпожа Дагиан? Молодая женщина, рожающая своего первого ребенка, нуждается в поддержке старой женщины.

 — Я так и предполагала, что именно поэтому вы запретили мне выезжать из Рима, цезарь. Если бы вы сказали мне об этом, то сберегли бы для меня кучу времени, затраченного на упаковку и распаковку вещей, — резко ответила Дагиан.

 — Я позволю вам вернуться в Британию, когда Кариеса благополучно разрешится от бремени, а Зенобия Пальмирская будет разбита. Даю вам слово, госпожа Дагиан. А до тех пор вам придется жить со своим старшим сыном.

 — Как пожелает цезарь, — едко ответила Дагиан. Аврелиан усмехнулся и опять заговорил с Марком.

 — Я полагаю, что город — неподходящее место для Кариссы в ее положении. Даю вам два дня, чтобы собраться, а потом вы отправитесь на императорскую виллу в Тиволи. Вам запрещено возвращаться в Рим. Только после того, как я верну восточные провинции империи, вам будет разрешено вернуться в город.

 — Но мое дело требует, чтобы я оставался в Риме, цезарь. Я дам вам слово не покидать город, но вы не можете выслать меня.

 — Вы продали торговое дело своего отца Юлию Рабирию, Марк. Я знаю, что он согласился распродавать товары для вас и для вашего брата. Вы, разумеется, сможете поддерживать с ним связь, но имейте в виду, — каждое послание, которое вы отправите, будет вначале прочитано мной и лишь потом пойдет по назначению. Я не дам вам шанса предостеречь свою царицу о моих планах, касающихся ее и Восточной империи.

 — Значит, мы будем находиться под арестом на вашей вилле, цезарь?

 — Полагаю, до поры до времени это самое мудрое решение, Марк.

 Он поднялся со стула и остановился перед Дагиан, которая продолжала сидеть, выражая тем самым неуважение, которое он не мог не заметить. Аврелиан лучезарно улыбнулся и поклонился ей.

 — Счастливо, госпожа Дагиан. Надеюсь вскоре увидеть вас снова. Пойдем, Марк, выйдем вместе!

 Мужчины покинули кабинет и перешли в атрий.

 — Не сделай ошибки, Марк! — тихо произнес император. — Если ты попытаешься предостеречь Зенобию о моих планах, или составить против меня заговор, или впутать мою семью, я буду действовать быстро. Ты понял меня, Марк?

 — Да, — послышался краткий ответ.

 — Хорошо, — произнес Аврелиан. — А сейчас я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Мне нужна подробная карта Пальмиры и ее пограничной крепости, Квазр-аль-Хера.

 — Да проклянут тебя боги, Аврелиан! — яростно выругался Марк. — Ты уже и так оболгал меня в глазах Зенобии, а теперь хочешь, чтобы я предал ее. Неужели ты так низок!

 — Я хочу покорить Пальмиру с возможно меньшим кровопролитием. От сожженного города с мертвыми жителями нет никакого толку. Твоя прелестная царица будет сражаться со мной до последнего человека, если я позволю ей это. А она наверняка так и поступит. Я предпочел бы сохранить город.

 — Цезарь! Я не могу предать Пальмиру, так же как не могу предать и Рим.

 — Понимаю, — ответил император и, быстро кивнув, ушел. С глубоким вздохом Марк вернулся в свой кабинет. Дагиан ушла, и он остался в одиночестве. Утомленный, он сел, потянулся за вином и налил себе полный бокал, который тут же осушил и сразу снова наполнил. Он уставился на темно-красную жидкость, в которой отражалось его лицо, измученное бессонницей и беспокойством. Его поймали в ловушку. Если бы Дагиан позволили выехать из Рима, он, возможно, смог бы бежать. Но, разумеется, Аврелиан все предусмотрел. Он осушил второй бокал и почувствовал, как по телу начало разливаться тепло.

 Все, что сказал император, правильно. Когда Зенобия узнает о его женитьбе на Кариесе, она, разумеется, подумает, что вот и еще один римлянин предал ее. Если бы только Лонгину удалось держать ее под контролем… Но в душе он знал, что Лонгин не в состоянии урезонить ее. Мести, она будет жаждать мести.

 «Ох, любимая, — с грустью думал он, — Аврелиан в конце концов уничтожит тебя, ведь он очень решительный и хитрый. Но ведь ты тоже решительная женщина. Может быть, ты возьмешь над ним верх, если только будет на то воля богов. Пусть они хранят и защищают тебя, любимая моя, ведь я не могу сделать этого!»

 Марк потягивал вино маленькими глотками, все глубже погружаясь в уныние, пока не осознал, что отступить даже перед лицом такого невероятного превосходства сил не в его характере. Никогда еще за всю свою жизнь он не допускал, чтобы жалость к самому себе возобладала в нем. Никогда за все те годы, что он томился от безответной любви к Зенобии, надежда не покидала его. И сейчас он не сдастся! Даже сейчас!

 Он решительно встал, покачиваясь и чувствуя, что вино ударило ему в голову.

 — Ты пьян! — послышался раздраженный голос от двери.

 — А ты, жирная. Кариеса, — последовал язвительный ответ. — Твой дядя прав. Это делает тебя грубой.

 Он направился к двери и вытолкнул ее из кабинета на удивление твердой рукой.

 — В эту комнату тебе запрещено входить, Кариеса. Если тебе будет позволено хозяйничать в доме, должно же у меня остаться хоть одно место, куда я смогу скрыться, чтобы не видеть и не слышать тебя!

 — Как только мы переберемся в Тиволи, все изменится! — огрызнулась она.

 — Не думаю, моя дорогая, — резко ответил он. — Я все равно останусь главой семейства, которому ты должна будешь повиноваться.

 — Я ненавижу тебя! — пронзительно закричала она.

 — Не больше, чем я тебя. Кариеса! — со смехом ответил он. — Не больше, чем я тебя!