- Сага о Скай О`Малли, #6
Глава 2
Рыбак, забрасывавший сети в недвижную темную воду озера, с любопытством смотрел в сторону дворца дочери Великого Могола. Он был совсем недалеко от него, может быть, ближе, чем следовало, но сегодня вечером рыба шла под берег. И разве сама Ясаман Кама Бегум не разрешила ему ловить рыбу в водах близ ее дома? Все жители деревни завидуют ему, думал он, выгибая от гордости грудь. Но ведь он спас кота принцессы, когда тот тонул. Котенок был еще глупым и неразумно кинулся с мраморной террасы за шумной нахальной уткой. Вспоминая, рыбак пожевал губами.
Он видел, как котенок — благородный зверек с серебристой длинной шерстью — выслеживал утку с террасы. Сначала рыбак подумал, что это просто кошачья игра, но, видимо, раздразненный криком утки, зверек внезапно бросился с высоты в воду и, ударившись о поверхность с громким всплеском, полузахлебнувшийся, завопил от удивления. Возмущенная вторжением на свою территорию, утка поднялась с воды и, недовольно хлопая крыльями, улетела прочь.
Тут же на террасе появилась бормочущая обезьяна, а за ней плачущая от отчаяния девочка. Рыбак, у которого были собственные дочери, сразу сообразил, что котенок был любимцем. Нырнув в спокойную воду озера, он выловил животное и бросил его в лодку. В испуге котенок его сильно расцарапал. Сгоряча рыбак громко выругался.
— Мама Бегум не велит говорить такие слова, — сказала девочка, но вдруг прыснула.
Рыбак был поражен, что к нему обратилась хозяйка котенка. Он знал, кем она была — младшей дочерью Великого Могола, и, слух ходил, самой любимой. Он не осмелился произнести ни звука и, вновь забравшись в лодку, потупил глаза.
— Если ты подгребешь поближе, — сказала Ясаман Кама Бегум, — то, я думаю, сможешь подать мне Фу-Фу. Рыбак поднял глаза и глупо моргнул.
— Котенка, добрый человек, — объяснила принцесса.
— Котенка, — повторил он и взглянул на дно лодки, где свернулось несмышленое существо, злобно смотревшее на него, едва слышно ворча. — Ах, котенка! — Рыбак сообразил, что чем раньше удалится с места, где быть ему не положено, тем меньше шансов, что ему будут задавать неприятные вопросы. Он быстро нагнулся и протянул руку к зверьку, но тот с недовольным шипением ударил его лапой. Рыбак озадаченно отпрянул.
— Гадкий Фу-Фу! — упрекнула девочка. — Человек спас твою глупую жизнь и теперь лишь хочет вернуть тебя мне.
При звуке хозяйского голоса уши котенка шевельнулись, и он жалобно мяукнул. Воспользовавшись тем, что животное отвлеклось, рыбак быстро поднял его со дна лодки и подал принцессе.
— Спасибо тебе, добрый человек, — сказала она, очаровательно улыбаясь. — За свою храбрость ты должен быть награжден. И мой отец поступил бы так же. Как твое имя?
"Помилуй меня, Аллах, — подумал рыбак, — теперь меня непременно накажут за то, что я ловил рыбу так близко к королевскому дворцу». Но делать было нечего, и он сказал.
— Меня зовут Али, великая госпожа, — и неловко поклонился, стыдясь голых ног и грязной набедренной повязки.
— Ты ведь не должен был ловить рыбу так близко от моего дворца. Признайся, Али. Но если бы не ты, — рассудительно заметила принцесса, — я потеряла бы Фу-Фу. Его подарил мне брат Салим, который когда-нибудь станет Великим Моголом. Поэтому этот котенок — самый важный из всех. — Она улыбнулась, обнажив великолепные маленькие зубки. — А ты подплыл так близко, потому что здесь хороший улов?
Он испуганно кивнул. Так она знает, что он не должен был заплывать сюда. Теперь его наверняка накажут.
— Завтра Адали, мой управитель, пойдет в твою деревню и передаст начальнику письменное разрешение ловить тебе рыбу в водах у моего дворца. У тебя есть сыновья, Али?
— Двое, великая госпожа. — Его сердце колотилось от восторга.
— А племянники? — продолжала спрашивать принцесса.
— Трое, — ответил он, внезапно осознав, что перед ним самое прекрасное существо женского пола, которое когда-либо рождалось на свет.
Ясаман Кама Бегум задумчиво кивнула и затем произнесла:
— Ну что ж, Али-рыбак, двоих из них, но не больше, можешь брать с собой. Но без тебя пусть никто не смеет подплывать сюда. Милость дается до конца твоей жизни. Это моя награда за то, что ты спас котенка.
— Спасибо, великая госпожа, спасибо! — От восторга его голова шла кругом. Право на ловлю у дворца принцессы в богатейших рыбных угодьях озера. Он будет обеспеченным человеком. — Спасибо, спасибо, — бормотал он. Хотелось изо всех сил грести домой, чтобы рассказать жене и семье о своем счастье. Но он удержался, ведь пока рыбы он не поймал.
— Это я должна благодарить тебя, Али-рыбак, — снова улыбнулась девочка. — И Фу-Фу тебя благодарит, — ободрила она рыбака.
Ее улыбку не забыть, думал Али, вспоминая тот день три года назад, когда судьба привела его в запретное место в нужное время. Благодаря ее милости он и в самом деле стал обеспеченным человеком, но нужды семьи, казалось, росли с его богатством. Лишь он один мог ловить здесь рыбу с двумя сыновьями или племянниками. Поэтому приходилось много трудиться. Как раз в это время его младшая дочь готовилась выйти замуж, а сколько всего следовало приобрести. Он был рад предлогу уйти из дома, от всех этих болтающих женщин. Счастливым он чувствовал себя только здесь, на озере.
Он взглянул на стоящий поблизости дворец, который в сумерках будто плыл по водам озера. Сегодня террасу украшали фонарики, и оттуда доносились звуки флейты и барабана. По воде скользили маленькие деревянные кругляшки с зажженными на них свечами. Таким замечательным волшебным образом справляли день рождения принцессы. Он знал, что сегодня ее день рождения. Ведь несколько дней назад она сама сказала ему об этом.
— Мне будет тринадцать. В гости ко мне приедут отец и брат. Мне подарят драгоценностей, Али, столько, сколько я решу сама. Так было каждый год в дни моего рождения.
— Тогда ты должна быть очень богатой, великая госпожа, — заключил он.
— Думаю, что да, — скромно согласилась она. Рыбак улыбнулся про себя. Она была самая очаровательная девушка, и ему следовало вечно ее благословлять за свое богатство. Он надеялся, что и к ней судьба будет благосклонной. А почему бы и нет? Ведь она — принцесса. Он ловко забросил сети и взглянул в сторону террасы, где стояли, слившись, два человека. Одна — Ясаман, а другой — мужчина. Рыбак благоразумно отвернулся. Хотя его и мучило любопытство, это было не его делом.
— Почему тот рыбак так близко подплыл к твоему дворцу? — спросил Салим у сестры.
Она вгляделась в быстро наступающую темноту.
— Это Али, тот человек, который три года назад спас Фу-Фу. Ты ведь знаешь, я разрешила ему ловить здесь рыбу.
— Я знаю, что ты еще больше похорошела, конечно, если это возможно, — ответил принц. Он крепко прижал ее к себе и пришел в волнение, почувствовав мягкие молодые груди.
— Мама Бегум собиралась поговорить с отцом о претендентах на мою руку, — проговорила Ясаман, глядя снизу вверх в его лицо, ее темные ресницы чуть заметно трепетали.
— Ты слишком юна, чтобы выходить замуж, — сердито проворчал он.
— Это не так, — спокойно ответила она. — Месячные у меня регулярные, как у всех женщин, способных рожать детей. Я готова к замужеству. Ты сам был не намного старше, когда женился в первый раз.
— Ты не знаешь мужчин, — пробормотал он, лаская ее шелковистые волосы. — Да я и не отпущу тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом, когда я войду в наследство. Помнишь, как мы говорили об этом, когда ты была маленькой?
— Так, значит, ты признаешь, что я уже не ребенок? — съязвила девушка.
— Я ровным счетом ничего не признаю. Дражайшая сестрица, разве ты забыла правителей и правительниц Египта? — Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб.
— Тех, что женятся между собой, чтобы сохранить в чистоте свою кровь? Помню, братик. А ты помнишь, что бабушка назвала это нечистым? — Его руки одновременно и возбуждали, и пугали ее. Брат был на двадцать один год старше ее и казался таким опытным, умудренным знаниями.
— Она вздорная старая женщина! Что она знает о жизни. — Салим прижался губами к ее макушке. Аллах! Неужели он ее хочет? Он знал, что это безумие, но уже несколько лет сгорал от страсти, которая пугала его самого. Он не мог с ней справиться, страсть становилась все сильнее по мере того, как зрела Ясаман и становилась красивее.
Он имел трех жен: Ман Баи, Амару и изящную Hyp Яхан. Он их любил. И все же он хотел Ясаман. Ему была нестерпима мысль, что другой мужчина проникнет в ее сладкое лоно. Воображая это, он возбуждался сам. Ясаман! При мысли о ней яростное горячее желание переполняло его.
— Так что же мне оставаться старой девой, как Арам-Бану? — спросила Ясаман, нервно отодвигаясь, почувствовав у ноги незнакомый твердый предмет.
— Арам-Бану — ребенок, — возразил принц.
— Она старше меня, Салим, — живо ответила девушка.
— Годами — да, дорогая сестра, но умом она — ребенок. Она так наивна, что ее нельзя отдавать мужчине, иначе отец давно бы к своей выгоде выдал ее замуж. — Он заключил в ладони ее лицо. — Я не могу и подумать, что потеряю тебя, обезьянка. Скажи отцу, что не примешь сейчас никакого мужа, и оставайся со мной. — Он улыбнулся ей. — Ты ведь знаешь, что я обожаю тебя, Ясаман. — Он дотронулся большим пальцем до ее губ, и она шутливо пососала его палец. Салим чуть не потерял над собой власть, представив, как губы девочки приближаются к его более сокровенным местам. Но инстинкт подсказал ему, что она еще ребенок и не знает, какое сильное чувство внушает ему.
— Вот вы где оба, — окликнула их Ругайя Бегум, хотя они не слышали, как она подошла. — Ясаман, беги смени одежды. Только что прибыл гонец твоего отца и сообщил, что Акбар лишь в часе пути, отсюда.
Девушка легко выскользнула из объятий брата и, не оглянувшись, поспешила прочь, а принц и женщина долго и напряженно смотрели друг на друга, потом Ругайя Бегум прервала молчание.
— Пока здесь твой отец, мы собираемся обсудить с ним избранников для Ясаман. Пора подумать о ее выгодном замужестве.
— По закону она не может выйти замуж, пока ей не исполнится четырнадцать лет, — отозвался Салим. — Не слишком ли рано думать о ее обручении?
— Твой отец утверждает законы, он может их и отменить, Салим, — возразила принцу Ругайя Бегум. — Я не способна защитить Ясаман так, как может сделать это муж.
— А она нуждается в защите, госпожа? Кто может повредить дочери Великого Могола?
Она заметила! У стервы острый глаз, и она лучше, чем другие, судит о его характере. Когда бы он ни впадал в немилость отца, он всегда мог положиться на женщин из гарема Акбара. Ему помогали все, кроме Ругайи Бегум. Она любила его ради его матери, но надуть ее, как остальных, даже бабушку, он не мог.
— Ты переоденешься или предпочтешь нас покинуть? — спросила женщина, оставив вопрос без ответа. Затем повернулась и удалилась обратно в дом.
Ругайя Бегум прошла в покои дочери. Ясаман купалась в мраморном бассейне в ароматизированной воде. Ей помогали две служанки, ухаживающие за ее телом, — Рохана и Торамалли. Ругайя огляделась и вздохнула: ребенок был еще так невинен. Фу-Фу, обожаемый Ясаман длинношерстный белый кот, праздно развалился на шелковой кушетке, обезьяна Баба устроилась на ручке и жевала какой-то фрукт — сок изо рта стекал прямо на ткань. Попугай Хариман раздраженно расхаживал у бассейна и, нервно посматривая на принцессу, что есть духу кричал: «Вода! Вода!"
Ругайя Бегум покачала головой. Ясаман была слишком избалованной, ее слишком опекали. Ругайя винила себя, что девочка так незрела для замужества, и все же… От тревожной мысли она прикусила губу. Быть может, она ошиблась? Конечно же. Салим не испытывал желания к сестре. Должно быть, у старой женщины разыгралось воображение, и она увидела тени там, где ничего не было. И все же Акбар был нездоров. Он скрывал это от всех, кроме своего врача и ее. И тянуть с помолвкой Ясаман не следовало. Сегодняшний день ничуть не хуже, чем любой другой. Инстинкт никогда не обманывал ее, но Ругайя никак не хотела поверить, что Салим хотел сестру как женщину. Если Ясаман выйдет замуж, все разрешится лучшим образом для всех. Если она не ошибалась, страсть Салима мимолетна, и свадьба сестры охладит его пыл и приведет в чувство.
— Что ты решила надеть, дорогая? — спросила она у дочери.
— Переливчато-синие с золотом полосатые шаровары, блузку из золотой парчи, новые туфли и ожерелье, — ответила Ясаман, выходя из мраморного бассейна.
Ругайя Бегум впервые пристально посмотрела на дочь и с удивлением осознала, что у Ясаман — тело женщины. Острые высокие грудки, отливающие бледностью гладкой кожи, обещали с годами налиться соком. Ноги длинные и хорошей формы. С таким юным телом число ее поклонников с каждым днем будет только расти. Недаром она так очаровала Салима. Тело Ясаман созрело быстрее ее чувств, которые, конечно, смущали девушку, не знающую, что с ними делать.
— Прекрасный выбор, дорогая, — похвалила Ругайя Бегум. — У тебя есть вкус. — И серьезным тоном добавила:
— Нам надо поговорить, дочь. Ты сделала кое-что, зная, что это мне не понравится. И все равно ты это сделала.
— Что это, мама Бегум? — мягко спросила Ясаман, поднимая руки и позволяя слугам обтереть себя перед втиранием в тело миндального масла.
— Ты совершила ошибку, пригласив брата на празднование дня рождения, Ясаман, — ответила Ругайя Бегум.
— После отца и тебя он мой самый любимый человек, — возразила девочка.
— Твой отец никогда не простит Салима за участие в убийстве Абу-л Фазла. — Салим не убивал Абу-л Фазла, — вступилась Ясаман за брата.
— Нет, — согласилась Ругайя Бегум. — Твой брат не сжимал оружия, которое пронзило сердце Абу-л Фазла. Но скорее всего по его указанию это сделал Бир Сингх. Это не тайна, Ясаман. Так оно, должно быть, и было. Бир Сингх при людях признал, что Салим обещал ему защиту и богатое вознаграждение.
— Трусливый бандит лжет, — гневно воскликнула принцесса, но в то же время испытала неловкость. Такой слух ходил, и она знала, как Салим ревновал отца к историку. Абу-л Фазл был добрым, умным человеком с великолепным чувством юмора. А с Ясаман всегда так любезен. Она испытывала уколы совести. Но все же она любила брата и не верила, что тот мог пойти на убийство.
— Люди такого сорта, как Бир Сингх, открываются дружкам, чтобы отвести от себя наказание, дорогая.
— Отец простил Салима, — совсем невпопад возразила Ясаман.
— У него не было другого выбора, как простить Салима перед людьми, — терпеливо объяснила Ругайя Бегум. — Два твоих других брата, Мурад и Даниял, не годятся для правления. Салим — единственный наследник. Лишь вмешательство бабушки и Гульбадан Бегум, старой тетки отца, спасло твоего брата. Акбар уже был готов лишить Салима наследства и объявить следующим Моголом его сына — принца Хусрау.
Принародно отец помирился с Салимом, но видеть его он не хочет. Ты поступила легкомысленно, Ясаман. Нужно было посоветоваться со мной, прежде чем посылать за Салимом. Абу-л Фазла убили год назад в этот самый день.
Потрясенная, Ясаман повернулась к ней.
— О, мама Бегум, я не знала!
— До сегодняшнего дня тебе и не следовало этого знать. Я и сейчас не рассказала бы, если бы ты не пригласила Салима. К чему тебе знать, что любимейший друг отца и его советник убит на твое двенадцатилетие? Так трагично, что любимейший день Акбара, в который он всегда веселился, стал днем его печали.
— О, мама Бегум, я не сделаю отцу больно. Ты ведь знаешь, как я его люблю, — воскликнула Ясаман.
— Тогда пошли к брату Адали и попроси его уехать, пока не прибыл отец, — посоветовала Ругайя.
— Да, да, — закричала девочка и, позвав евнуха, служившего ее старшим управителем, отдала приказание, нервно переводя взгляд с его лица на лицо матери в поисках поддержки.
Адали торжественно поклонился и, встретившись на короткое мгновение своими карими глазами с глазами Ругайи, дал ей знак, что все понимает. Потом, вновь поклонившись юной госпоже, поспешил вон.
— Ничего, ничего, моя девочка, — обняла дочку Ругайя Бегум. — Теперь все будет хорошо, обещаю тебе. — «Если я знаю Салима, а я его знаю, — думала женщина, — сейчас в сердцах он бросится прочь и не скоро побеспокоит нас снова».
Но она ошиблась. Возвратясь в свои покои, чтобы переодеться, Ругайя увидела там Адали.
— Принц объявил, что покинет дворец, он не хочет испортить день рождения сестры. Но останется поблизости и будет ее навещать, потому что последние месяцы был с ней разлучен и скучал по ее обществу. Он просит передать отцу заверения в его уважении. Один из его слуг задержится во дворце, чтобы вручить принцессе подарок.
Ругайя Бегум нахмурилась.
— Я думала, он совсем нас оставит.
— Понимаю, милостивая госпожа, — склонил голову Адали.
— Понимаешь? — словно бы про себя переспросила женщина.
— Принц горит страстью к сестре, а это нехорошо, — ответил он тихо.
Пораженная, Ругайя Бегум задохнулась, услышав, как ее сокровенные опасения вслух произносит другой.
— Это так заметно, Адали? — спросила она евнуха.
— Только вам и мне, милостивая госпожа. Мы оба знаем, как ведет себя принц, когда желает чего-нибудь, чего не может или не должен иметь. Мы ухаживали за молодой принцессой с самого ее рождения и не позволим причинить ей зла. Что вы собираетесь делать, милостивая госпожа?
"Адали был хоть и слугой, но слугой доверенным. И к тому же другом», — подумала Ругайя Бегум.
— Мой господин Акбар останется в Кашмире на несколько дней, Адали. В это время я надеюсь объявить о свадьбе Ясаман. Если все устроится с ее мужем, противоестественные желания принца Салима должны рассеяться.
В знак согласия главный управитель склонил голову:
— Как всегда, ваша мудрость приводит меня в трепет, милостивая госпожа, — промолвил он. Ругайя Бегум улыбнулась:
— У нас ведь с тобой было много приключений с нашей дорогой девочкой, Адали. Помнишь, как однажды она пожалела боевых слонов отца и отпустила их на волю?
— А они бродили по Лахору, жалобно трубя и пугая жителей, которые решили, что на них напали, — всхлипнул Адали от смеха.
— Даже Акбара это рассмешило, — усмехнулась Ругайя Бегум. — Правда, потом он ее жутко бранил, потому что ему пришлось заплатить за весь ущерб, особенно продавцам фруктов и овощей на рыночной площади. Слоны съели все, что попалось им на глаза!
— И наш добрый и милостивый господин тогда объяснил юной принцессе, что боевые слоны воспитаны для битвы и получают в ней наслаждение. И, поняв, как напугала слонов, которые на свободе почувствовали себя потерянными, она раскаялась в своей шалости. А господин велел приходить к нему, если ей еще когда-нибудь покажется, что с животными обращаются жестоко. Он любит этих созданий и научил любить их дочь.
Их воспоминания прервал звук барабана, который сопровождал правителя во время путешествий. Акбар приближался к дворцу.
— Найди Ясаман! — распорядилась Ругайя Бегум, и Адали бросился выполнять приказ.
Женщина повернулась к зеркалу высотой в рост человека, чтобы осмотреть себя, и осталась довольна отражением. На ней было ягули — платье с поясом выше талии — любимое одеяние ее предков, Моголов. Оно оставляло шею открытой, рукава плотно облегали руки, юбка ниспадала фалдами. Темно-синий цвет очень ей шел, а шелк юбки, затканный серебряными звездами, подчеркивал блеск ее волос. Ожерелье из морских жемчужин и цейлонских сапфиров, сапфиры в ушах — она еще хороша собой.
— Что ж, — прошептала она себе, — я становлюсь старой женщиной. Но, по воле Аллаха, я и в старости красива!
Она пригладила и поправила прекрасные седые волосы, разделенные посередине на пробор и собранные на затылке в изящный узел. Ее простое, но мягкое лицо было тронуто морщинками только у глаз. Она гордилась своей кожей, нежной и эластичной. Да, мало найдется людей, знающих, что весной в день рождения ей исполнится шестьдесят.
— Мама Бегум! Мама Бегум! — танцующей походкой в комнату вбежала Ясаман. — Папа почти во дворе. Ох, какая ты красивая!
Ругайя Бегум счастливо улыбнулась:
— Ты меня совершенно затмеваешь. Я поражена тем, что вижу: ты совсем взрослая.
— Я? — Ясаман задохнулась от удивления. Ругайя Бегум отвернулась от зеркала и погладила дочь по щеке:
— Ты.
— Как ты думаешь, папе понравится мой наряд? Эта кисея называется «утренняя роса». Ее прислала мне тетя Иодх Баи. Такую может носить только дочь Могола.
— Я знаю. — Губы Ругайи Бегум слегка растянулись в улыбке. — Есть и другие: белизна облаков, капли дождя, цветы жасмина, серебро августовской луны, но только настоящая принцесса может носить такую. Она идет к твоим переливчато-синим с золотом шароварам и блузке. И мне нравится, как Торамалли причесала тебя.
Черные длинные волосы Ясаман были распущены. Служанка заплела косу, украсив ее жемчужинами и бриллиантами. Она ниспадала девочке на плечи и переливалась при каждом движении. В волосах блестела золотая пудра, в маленьких ушах сверкали бриллианты.
— Ты выглядишь превосходно, — успокоила ее мать. — Пойдем навстречу отцу.
Рука об руку они вышли во двор, куда въезжал правитель. Осенью Акбару исполнялся шестьдесят один год. Он все еще был привлекательным мужчиной, и болезнь, исподтишка подтачивающая его силы, пока не была заметна. Он был одет во все белое: от тюрбана на голове до длиннополой туники, закрывавшей шаровары. Нетронутую белизну нарушали лишь золотые туфли со сверкающими алмазами.
Спустившись с лошади, он раскрыл объятия жене и дочери.
— Ну, наконец! — вздохнул он и притворно оглянулся. — Ругайя, милая, а где Ясаман? Почему она не выходит поздороваться со старым отцом?
— Папа! — прыснула Ясаман и обняла Акбара. — Это же я! Правитель отстранил ее:
— Нет, ты не можешь быть моей маленькой дочкой. Ты слишком соблазнительна, а Ясаман — лишь ребенок. — Его темные глаза искрились.
— Папа, мне сегодня исполнилось тринадцать лет. Я — взрослая женщина, — объявила Ясаман.
— Ты уверена, что ты Ясаман Кама Бегум, — подшучивал он, — а не смазливая девушка, проникшая во дворец, чтобы стащить подарки?
— Подарки? — Ясаман притворилась обиженной, но тут же снова рассмеялась.
— Ну вот, теперь я спокоен: ты еще не совсем взрослая, — сухо заметил Акбар.
— А разве ты не хочешь, чтобы я выросла? — Девушка взяла отца за руку, чтобы вести во дворец.
— Чем старше становишься ты, тем старее я, мой маленький розовый бутон, — объяснил правитель. — Это естественный порядок вещей, но совсем не тот, какого хочу я.
— А каким бы он был, если бы ты мог его изменись папа? — с любопытством спросила принцесса.
— Я бы изменил немногое. Мне бы хотелось, чтобы остались жить мои сыновья-близнецы Хуссейн и Хассан, умершие при родах. И конечно, чтобы от нас не уезжала Кандра. А если бы Господь позволил мне менять ход вещей, с нами и сегодня был бы Абу-л Фазл. — Глаза Акбара затуманились печалью. — Так много людей, которых я любил, покинули этот мир.
— Не грусти, папа, — взглянула Ясаман на отца. — Мы с мамой Бегум тебя любим. И мы здесь, с тобой, вместо всех тех, кто тебя покинул. И другие тоже.
.Правитель пристально посмотрел дочери в лицо:
— Ты растешь. И говоришь мудрые слова. Они покинули двор, прошли через дворец на террасу на берегу озера, где должен был состояться праздник.
— Добрый вечер, мой милостивый господин, — Адали приветствовал с поклоном Акбара. — Лодки с королевскими женами как раз подходят.
Акбар кивнул. Стоя на берегу с дочерью и старшей женой, он смотрел, как по тихой воде озера приближались и причаливали к мраморной пристани у подножия небольшой лестницы суда, празднично украшенные сверкающими фонариками. Лодки высаживали пассажиров и удалялись к середине озера, где бросали якорь. Ясаман приветствовала каждую из гостей.
Следя, как они прибывают, Ругайя Бегум решила, что к большинству жен Акбара время не было таким милостивым. Вторая жена правителя Зада Бегум была старше мужа на несколько лет и всю жизнь выглядела серой мышкой. Теперь годы высушили и согнули ее. Она выдавши улыбку Ясаман, и та, горячо расцеловав ее в морщинистую щеку, сама провела к удобному мягкому сиденью. Надменная Зада Бегум никогда не признавала Кандру, но по непонятной причине Ясаман была ее слабостью.
Третья жена, Салима Бегум, мать старшей сестры Ясаман, Шахзад-Каним Бегум, тоже не любила Кандру, но иное дело — девочка. Она была в кровном родстве с ее ребенком, принцесса королевского происхождения из Моголов, а не какая-то иностранка, на которую Салима взирала с презрением. Она была худой и высокой, с металлического оттенка седыми волосами и с загибающимся к старости, крючковатым, как у ястреба, носом. — Сколько же тебе лет, дорогая? — спросила она у Ясаман.
— Сегодня исполняется тринадцать, милая тетя. — Девочка давно знала, что с колкой Салимой не стоит шутить.
— У тебя грудь взрослой женщины, — грубовато заметила Салима. — Пора замуж.
— Так говорит и моя мать, — вежливо согласилась Я саман.
— В самом деле? — кивнула Салима. — Хоть в этом-то она права. — И подсела к Заде Бегум, которая была ее лучшей подругой.
Следующей оказалась Альмира, мать Мурада, когда-то красивая и страстная женщина, из-за которой у Акбара были неприятности, теперь — озлобленная, с пустыми глазами. Несмотря на возраст, Ясаман понимала эту тетю. Она тепло поздоровалась с ней, но в ответ получила едва заметный кивок головой.
Принцесса Кандеша Лейла, мать второй дочери Акбара, Шукуран Низы Бегум, вежливо поцеловала Ясаман и прошла мимо. Потом приехала Рупмати, принцесса Биканера, мать очаровательного слабовольного принца Даниила, младшего брата Ясаман. Появились Камлавати, принцесса Джайсальмер и ее кузина, принцесса Пура-гадх, обе — милые дамы, которых Ясаман, в сущности, не знала, потому что жила и в Лахоре, и в Кашмире в собственном дворце. Госпожа Ваги и ее дочь Арам-Бану Бегум, сестра Ясаман, сошли на берег после них и были тепло встречены. Ваги была только любовницей, по за одно короткое свидание как-то сумела зачать ребенка. Жизнь этой добросердечной женщины вращалась вокруг ее слабенькой дочери, которой теперь исполнилось двадцать два года, и благотворительности, диктуемой ее убеждениями истовой мусульманки.
— Я знала, что такая кисея тебе пойдет, — заметила любимая жена Акбара Иодх Баи, прибывшая последней. Ясаман ее радостно обняла и поцеловала в щеку.
— Я так счастлива, тетя. У меня ничего подобного не было. — Потом склонилась к ее уху и тихо прошептала; — Салим был здесь. Он вернется, чтобы увидеться со мной, когда уедет отец.
— Я знаю, — прошептала ей в ответ Иодх Баи. — Поэтому-то я и задержалась. Мой сын навещал и меня.
Время мало изменило мать наследника Акбара. Она была изящно сложена, роскошные волосы до сих пор черны, как вороново крыло. Золотисто-карие глаза заговорщически горели на удивительно гладком лице. Она обожала своего единственного сына и была в восторге от его тесных отношений с его сводной сестрой.
— Почему ты единственная из нас не стареешь? — проворчала Ругайя Бегум, когда она присоединилась к остальным. Смех Иодх Баи прозвучал, словно звон колокольчиков.
— Может быть, мое лицо и остается молодым, как у матери и бабушки, но, клянусь тебе, кости мои постарели. Сырым летним утром невыносимо болят колени.
Все приглашенные собрались, и наступало время ежегодного взвешивания Ясаман. Внесли весы с двумя чашами и установили на террасе. На одну чашу помогли усесться юной принцессе. Затем вперед выступили слуги с открытым сундуком, наполненным драгоценными камнями вроссыпь. Поставив на пол сундук, они принялись осторожно заполнять золотыми совками другую чашу. Блестящие камни и разноцветные жемчужины сыпались на весы, пока они не дрогнули и наконец не установились так точно, что даже пушинка могла бы поколебать равновесие.
— На вид ты весишь не больше, чем в прошлом году, дочка, — произнес Акбар, — но на самом деле это не так. Думаю, из-за того, что ты подросла. — Он помог девушке сойти с весов. — Мой подарок к твоему дню рождения будет неплохой прибавкой к твоему состоянию.
— Это ее груди, — глубокомысленно кивнула Салима Бегум Заде Бегум. — Для такой юной девушки у нее замечательные груди. Готова побиться об заклад, что под руками мужчины они станут еще тяжелее, — хихикнула она.
К принцессе стали подходить со своими подарками другие женщины. Подносили традиционные шелковые шарфы и сари, благовония, золотые браслеты и серьги. Арам-Бану Бегум привезла младшей сестре маленькую клетку с двумя попугайчиками.
— Это тебе, — медленно произнесла она, стараясь припомнить именно те слова, которым научила ее мать. — Я вырастила их сама. Мама говорит, что ты любишь птиц.
— Я их обожаю. Особенно если буду знать, что это ты их вырастила, моя почтеннейшая старшая сестра. — Ясаман обняла Арам-Бану Бегум.
— У нее доброе сердце, — рассудительно заметила Ваги, — не как у некоторых других. Ты хорошо ее воспитала, госпожа Ругайя Бегум.
— Спасибо тебе, госпожа Ваги, — улыбнулась ей Ругайя. Бедная Ваги. Она была лишь мимолетной причудой Акбара, и от полного забвения ее спасло только то, что она родила ребенка. Если бы Арам-Бану была нормальной девушкой, то вышла бы замуж, и у Ваги была бы уютная старость в богатом доме зятя, где бы она баловала внуков. Но болезнь дочери не позволит этого. Ваги предстоит состариться в гареме.
— У меня для Ясаман особенный подарок, — объявила Иодх Баи. И все глаза повернулись к ней.
— Что это, тетя? — с удивлением воскликнула принцесса. Она думала, что вуаль из кисеи и есть подарок Иодх Баи.
Иодх Баи подала знак слуге, и евнух поспешил вручить Ясаман подарок — шкатулку из сандалового дерева с золотыми уголками, украшенными филигранью и золотым замочком. Запор был, правда, только для красоты. Пока евнух держал шкатулку, Ясаман подняла крышку и посмотрела, что в ней. Внутри шкатулка была отделана чеканным золотом, и на алой подушечке лежала книга — Это Ночная книга, дорогая, — объяснила Иодх Баи — Та самая, которую много лет назад я дала Кандре. Теперь она твоя Глаза Ясаман наполнились слезами На мгновение она в растерянности отвернулась, потом, овладев собой, произнесла — Лучшего подарка ты не могла бы мне сделать Владеть тем, что берега Кандра, большое счастье, тетя Я как будто становлюсь к ней ближе — Ясаман вынула книгу из шкатулки Она была переплетена в синий шелк с уголками из чистого золота, украшенными бриллиантами и жемчугом На первой странице из желтоватого пергамента золотом были написаны слова «Если однажды колесо любви придет в движение, для нее не будет существовать законов», — прочитала девушка вслух, и ее сердце забилось сильнее от того, как прозвучали они в ночи — Как романтично Это ведь из «Камасутры»
— Да, — удивленно ответила Иодх Баи — Ты читала «Камасутру"
— Очень немного Отец Куплен недоволен, если я читаю ее, поэтому я заглядываю в нее нечасто.
— Если уж «Камасутра» выводит из себя священников, представляю, что твой отец Куплен скажет о Ночной книге, — игриво воскликнула Иодх Баи.
— В Ночной книге нет ничего вредного, — возмутилась Рутайя Бегум.
— Уж эти мне священники. Почему они отрекаются от своего мужского начала — тайна, которую я не в состоянии разгадать. У них такой же член, как и у остальных мужчин, а они им пользуются только для того, чтобы писать. Ужасное расточительство. Если бы Аллаху было угодно, чтобы на свете появилась раса мужчин, не использующих для утех свои члены. Всевышний и создал бы их такими! Не обращай внимания на отца Куплена, дочь. Ночная книга готовит девушку к брачной постели, позволяя ей узнать то, что там произойдет. Незнание нельзя назвать добродетелью, а страхам нет места в любви.
— А не слишком ли она молода для Ночной книги? — усомнился Акбар.
Прежде чем Ругайя Бегум успела ответить, заговорила Иодх Баи.
— Нет, мой добрый господин, нет. Приглядись к Ясаман. Салима права — у нее груди созревшей женщины. Она готова для брака.
— Настало время, чтобы поговорить о муже для Ясаман.
Ругайя Бегум решила использовать прекрасную возможность, чтобы начать разговор.
— На будущий год девушка достигнет брачного возраста, и нужно как можно скорее все решить. — Она бросила на подругу Иодх Баи благодарный взгляд.
— Думаю, ты права, дорогая Ругайя, — согласился Акбар, — но давай поговорим об этом позже.
— Как будет угодно господину, — подчинилась женщина, понимая, что он откладывает разговор, не желая начинать его при других супругах, которые внезапно притихли, заслышав, что говорит их общий муж своей первой жене.
Наступило время вечерней трапезы, и Ругайя Бегум незаметно кивнула слугам. Те под строгим надзором Адали вышли на террасу, предлагая гостям фрукты и сладости. Зная, что старшие жены особенно любят рахат-лукум, Ясаман приказала подать его на террасу. Чая было два сорта терпкий черный ассамский и утонченный зеленый китайский с легким ароматом абрикосов. Еда составляла важную часть жизни в гареме, и жены Акбара наслаждались ею, как все другие женщины. За ширмой негромко играли музыканты, молодая танцовщица развлекала дам. Сухой старик завораживал змею в корзине, и все присутствующие с интересом следили за ним. Огромная светлая луна заливала окрестности. Поднялся ветерок, Ругайя Бегум окликнула Адали и приказала принести воздушных змеев. Акбару нравилось, как они парили в воздухе, а ветер этим вечером был как раз подходящим для изящных бумажных игрушек.
— Я хочу тигра — закричала Ясаман.
— Но я тоже его хочу, — подзадоривал девушку отец.
— Это мой день рождения, папа. И я могу сегодня брать все, что мне хочется. А мне хочется воздушного змея — тигра.
— Вынужден уступить тебе, дочь, — любезно согласился правитель.
— Тогда вместо тигра я возьму слона — Арам-Бану, иди повеселись с нами — окликнула Ясаман сестру. — Вот тебе павлин.
В восторге, что ее принимают в игру, Арам-Бану вскочила и схватила серебряную нить, прикрепленную к змею, который Адали уже запустил для нее. Ясаман стояла рядом с сестрой и учила ее искусству управления, чтобы змей этой женщины с умом ребенка не разбился о землю. Быть может, Арам-Бану была не так сообразительна, как другие в ее возрасте, зато обладала характером настоящих Моголов, особенно когда была расстроена или когда ей перечили.
— Когда-нибудь Ясаман станет хорошей матерью, — заметила Ругайя Бегум, довольная добротой дочери.
— По-другому и не может быть, ведь она видит перед собой самый лучший пример, дорогая подруга, — отозвалась Иодх Баи.
— Не я, так ты бы воспитала ее, — резонно возразила Ругайя.
— Но не так хорошо, как ты, — не соглашалась Иодх Баи. — Посмотри на моего сына, дорогая.
— Придет время, и он станет замечательным правителем, — не отступала Ругайя. — Просто он нетерпелив.
— И упрям, и слишком горд, — добавила Иодх Баи. — Он мой ребенок. Я люблю его, и мне хочется верить, что он — совершенство, даже если я и знаю людей гораздо лучших, чем он.
— Например, его отца, — усмехнулась Ругайя, — или мою любимую дочь Ясаман.
— Ты слишком снисходительна к Салиму. И все же из всех женщин из дома его отца ты одна не молила за него и никогда не была им очарована, — заметила Иодх Баи.
— Не была, — согласилась подруга. — Салим должен знать, что есть женщины, которые могут устоять перед ним. Он должен признавать, когда бывает не прав. Я всегда служила голосом его совести. И останусь им, пока хожу по этой земле. Если из своих ошибок он будет извлекать уроки, то однажды станет добрым справедливым правителем. Я верю, что ему это удастся.
Вскоре праздник окончился. Слуги вынесли чаши с розовой водой и пушистые полотенца, чтобы дамы могли смыть с пальцев липкие остатки сладкого десерта. Ясаман любезно проводила гостей к лодкам, поцеловала каждую тетю и старшую сестру и помахала вслед им рукой. Остались только Акбар и ее мать. Обняв родителей, принцесса пожелала им спокойной ночи и отправилась в кровать. День был восхитительным, но она знала, что мать хочет обсудить с отцом планы на ее замужество. Сама же она горела желанием получше рассмотреть Ночную книгу, подаренную Иодх Баи, книгу, которой когда-то владела Кандра — женщина, давшая ей жизнь и вновь исчезнувшая в своем мире. Акбар позвал Адали:
— Помоги мне снять одежды, а потом принеси чашу легкого вина, старый друг.
Управитель быстро снял с господина тунику и обувь.
— Принеси его величеству набедренную повязку, — приказал он рабыне. Потом, согнувшись, снял с Акбара шаровары. Каждую часть одежды он передавал молодому евнуху, выжидательно стоящему рядом. Раздев донага господина, Адали обернул его повязкой, принесенной рабыней. Она представляла собой ткань, обмотанную несколько раз вокруг бедер, конец которой был заткнут у пояса, — традиционное домашнее одеяние Моголов.
— Вот и все, милостивый господин, — произнес Адали, выполнив приказание и нетерпеливо делая знак молодому евнуху уйти.
— Ax, — выдохнул Акбар, наконец чувствуя себя удобно. Адали позволил себе слегка улыбнуться и тут же поспешил к небольшому столику. Налив господину вина, он подал его и с поклоном удалился с террасы. Он представлял важность разговора, который вот-вот должен был здесь начаться. Осторожно он устроился в тени, откуда мог все слышать, оставаясь невидимым.
Правитель опустился на широкую кушетку и, раскинувшись, потягивал вино. Рядом на низком стуле сидела Ругайя Бегум и ожидала, когда господин соизволит заговорить о том, что она уже пыталась с ним обсудить. Наконец он произнес:
— По нашим законам она слишком молода, чтобы выходить замуж, Ругайя.
— И все же к тому дню, через год, когда она будет достаточно взрослой, мы должны выбрать ей мужа.
— Ты так ее любишь: я не могу поверить, что ты всерьез хочешь обсуждать ее брак. Ну что ж, если мы об этом заговорили… Есть несколько принцев, достойных Ясаман. Раджа Ориссы или, может быть, наследник Кандеша или Мевара. — В Ориссе слишком жарко для Ясаман, — ответила Ругайя Бегум. — Во время зноя она делается совсем вялой, а влага Бенгальского залива преждевременно убьет ее. С Кандешем та же проблема, к тому же не уверена, что госпоже Лейле понравится, если ты выдашь Ясаман замуж за сына человека, который сбросил ее отца. Что же до Мевара, то ты ведь не собираешься заключать с ними мир, предложив взамен нашу дочь. Меня поразило, что ты мог такое предложить. В Меваре очень беспокойные люди, — заключила она.
Акбар скрыл усмешку. Рутайя Бегум, очевидно, уже выбрала будущего мужа для Ясаман, и совет с ним был просто формальностью.
— Может быть, насчет Ориссы, Кандеша и Мевара ты и права, дорогая, — протянул он. — А у тебя самой есть другие предложения? Ты мать Ясаман и можешь пожелать ей только самого лучшего.
Ругайя Бегум улыбнулась: как хорошо он ее понимал.
— Больше других мест Ясаман любит Кашмир. С каждым годом она проводит здесь все больше времени, и все меньше в Лахоре и Агре. В этом году она почти все время жила здесь. Думаю, она была бы счастлива, если бы смогла остаться здесь на всю жизнь. Юзеф-хан, бывший правитель Кашмира, а теперь твой самый верный военачальник, имеет нескольких оставшихся в живых сыновей. Старший, Якуб Али-хан, несмотря на все свое смирение перед тобой, — смутьян, средний, Хайдер, тянется за ним. А вот Ямал Дарья-хан — нет.
— Сколько лет Ямал-хану? — поинтересовался правитель.
— Двадцать три, мой господин, — ответила жена.
— У него есть жены?
— Нет. Он держит наложниц, всего с полдюжины женщин, которых любит, но ни с одной из них он в брак не вступил.
— Якуб-хан старше принца Ямала на несколько лет и родился от другой матери. Младший — потомок госпожи из уважаемой, но не очень влиятельной кашмирской семьи. Юзеф-хан женился на ней, когда верноподданный чиновник попросил его взять девочку в гарем. Человек этот был на пороге смерти, другой семьи у ребенка не было, и отец боялся за ее будущее. Она была очаровательной. Надо сказать, принц Ямал тоже привлекательный мужчина.
Увидев девушку, Юзеф-хан согласился жениться на ней и обеспечить деньгами — гораздо больше того, на что рассчитывал чиновник. Свадьбу сыграли немедля, пока не умер отец. В ту же ночь Юзеф-хан взял невесту в постель, и доказательства их близости на следующее утро были представлены ее отцу. В тот же день он умер. Через несколько недель новобрачная объявила, что готовится стать матерью. Говорят, что Юзеф-хан был очень доволен, в отличие от матери Якуб-хана, особенно когда та узнала, что родился еще один сын.
С ранних лет мать воспитывала принца в духе верноподданничества отцу, учила исполнять любое его желание. Так благодарная женщина платила долг своему господину. Вот почему, когда Юзеф-хан так достойно принял поражение от тебя в битве за Кашмир и стал одним из твоих самых верных военачальников, принц Ямал не восстал против тебя, как его брат Якуб-хан.
Я знала мать принца Ямала. Она умерла два года назад, а при жизни была доброй милосердной женщиной. Надеюсь, ее сын будет Ясаман хорошим мужем. Если ты поверишь ему, как поверил его отцу, то сможешь от своего имени назначить здешним губернатором. Сделав сына их бывшего правителя своим наместником и выдав за него свою любимую дочь, ты только привяжешь к себе людей в Кашмире. Прости, может, я говорю то, что не должна была говорить, но ты не вечно будешь на земле с Ясаман, так же как и я. Когда-нибудь станет править Салим, и если его обожаемая сестра окажется замужем за губернатором Кашмира, с севера его земли будут в безопасности. Ты должен подумать о будущем, когда планируешь брак Ясаман и размышляешь о царствовании Салима, — закончила Ругайя Бегум.
— Вижу, ты все хорошо продумала, милая Ругайя. Конечно, прежде чем принять решение, я должен встретиться с этим образцом царственных добродетелей. — Акбар улыбнулся жене. — А Ясаман знает принца Ямала?
Ругайя Бегум покачала головой:
— Она не знает ничего, кроме той простой жизни, которую вела, укрытая от невзгод в недрах семьи. Не было необходимости, чтобы она знала что-нибудь еще.
В знак согласия правитель наклонил голову:
— Не было. Ты мудро поступала, выполняя материнские обязанности. И все же Салима была права, когда сказала, что девочка физически созрела. Она похорошела так внезапно — стала самым очаровательным ребенком из всех моих детей. Как бы я хотел, чтобы сейчас ее увидела Кандра. Правильно, наверное, что мы хотим ее выдать замуж юной. Ее мать была такой же, когда я взял ее в жены. — На секунду его глаза затуманились воспоминаниями. — Юной, очень страстной и такой красивой.
— Так ты все еще о ней думаешь? — проговорила Ругайя. — Я ее никогда не забуду. Иногда Ясаман взглянет по-особому, сделает такой знакомый жест рукой — и я вижу Кандру.
— Дня не проходит со времени ее отъезда, чтобы я не вспоминал Капдру, — признался Акбар жене. — Я не разлюбил ее из-за того, что она далеко. Доказательством моей великой любви к английской розе служит Ясаман. Ей я желаю только самого лучшего. И если ты говоришь, что принц Ямал Дарья-хан будет нашей дочери хорошим мужем, мне остается лишь довериться твоему выбору.
— Спасибо, мой дорогой господин, — произнесла Ругайя Бегум. — Я действительно серьезно и долго обдумывала это дело. Хотя в девочке наполовину наша кровь и она выросла в Индии, в ее жилах течет и кровь Кандры. Двумя качествами — независимостью и решимостью — она не похожа на нас. И в Кашмире люди настроены независимо. Здесь ей проще будет оставаться собой.
— А как только Ясаман углубится в эту Ночную книгу, которую подарила ей Иодх Баи, — подхватил правитель с улыбкой, — ее молодое любопытство тут же даст о себе знать. И кому же, как не такому же юному и страстному жениху, удовлетворить это любопытство?
— А ты не забыл, — напомнила ему Ругайя Бегум, — как вначале не мог преодолеть сопротивления Кандры и пришел за помощью к Иодх Баи и ко мне? Вначале книга предназначалась племяннице Иодх Баи, готовившейся замуж, но твоя жена предложила отослать ее Кандре.
Память пронзила Акбара болезненной сладостью, но все же он смог улыбнуться:
— Она была такой любопытной и такой застенчивой. Помню, как я переворачивал ей страницы и видел, как она медленно приходит в возбуждение. Наконец она отдалась мне. В ту ночь я испытал оргазм тысячу раз и еще тысячу — в воображении годы спустя.
— А теперь книга принадлежит ребенку, которого она для тебя выносила, — сказала Ругайя Бегум. — Может быть, не стоило отдавать ее, пока не устроился брак?
Акбар покачал головой:
— Девочка невинна, но любознательна, Ругайя. Пусть ее любознательность получает невинный выход.
Пока родители Ясаман обсуждали ее будущее, она терпеливо дожидалась, когда служанки разденут ее и оботрут розовой водой. Сестрам-близнецам Рохане и Торамалли исполнилось по двадцать четыре года. Они походили друг на друга, как две половинки яблока. И та и другая имели родинку в виде цветка в уголке глаза: Торамалли — правого, Рохана — левого, У них были выразительные темно-карие глаза, золотистая кожа и длинные прямые черные волосы. Им не исполнилось еще и десяти лет, когда Могол подарил их Кандре, а когда та покинула Индию, они остались прислуживать ее дочери.
Рохана распустила волосы госпожи, вычесала из них золотую пудру и смочила благовонным жасминовым маслом. Вечер становился прохладнее, и Торамалли принесла большую легкую шаль, чтобы укутать хозяйку. Потом служанки отвели Ясаман в постель.
— Оставьте меня, — приказала принцесса. — Ступайте в свою спальню.
С поклонами сестры-близнецы вышли из покоев. Ясаман выскользнула из кровати, чтобы взять масляный светильник и Ночную книгу. Установив светильник на небольшом круглом столике рядом с изголовьем, Ясаман свернулась в постели и открыла книгу. Шаль соскользнула с ее плеч, но она этого даже не заметила. Перелистав страницы и пропустив лист с загадочным изречением из «Камасутры», она открыла первый рисунок. Чистые и яркие краски изображали полностью одетого принца с короной в виде лотоса на голове, сидящего подле красиво одетой супруги.
Ясаман почувствовала легкое разочарование — ничего возбуждающего в этом не было. У Ясаман хватило познаний в индуизме, она поняла, что корона в виде лотоса — знак высшего духовного прозрения ее обладателя. Неужели мужчина поднялся на такую высоту, чтобы обладать женщиной? А как же его супруга? Или она все перепутала? Может быть, мужчины надевают короны из лотоса, когда идут к женщине? Да! В этом все дело. Она перевернула страницу и поняла, что ошиблась.
Второй рисунок представлял принца раздетым и без короны и его нагую жену. Молодая женщина застенчиво глядела из-под ресниц и прижималась к своему господину, а тот довольно крепко сжимал одной рукой ее грудь, в то время как другая легко гладила ее живот. Это было уже интереснее. Ясаман закрыла глаза и попробовала представить, что бы она почувствовала, если бы мужчина вот так же ласкал сокровенные части ее тела. Но ничего не смогла вообразить, потому что не знала даже романтической любви, не знала ни одного мужчины, которого могла бы так полюбить. Из мужчин она была знакома лишь с отцом, Абу-л Фазлом, братьями, евнухом Адали и отцом Кулленом, который тоже не иначе как был евнухом. Салим был самым привлекательным, и его легко было представить любовником, если бы он не был братом.
Ясаман перевернула страницу и обнаружила принца с супругой тесно обнявшимися и нежно глядящими в глаза друг другу. Член принца напрягся в предвкушении наслаждения. Закрыв глаза, девушка изо всех сил попыталась представить, что бы она ощутила в такую минуту. Шаль вовсе свалилась с ее плеч. С глубоким вздохом она сжала рукой собственную грудь и содрогнулась от пронзившего ее возбуждения.
В этот момент ее внимание привлекли легкие шаги. Она открыла глаза и увидела мужчину, который проскользнул с террасы в ее спальню. Узнав в лунном свете фигуру брата, Ясаман виновато вспыхнула. Он подошел ближе.
— Не спишь еще, обезьянка? — В удивлении он не мог оторвать глаз от ее откровенной наготы.
— Салим, — едва слышно прошептала девушка, — уже поздно. Что ты здесь делаешь? — Предаваясь эротическим мечтаниям, она позабыла, что раздета, но сейчас вновь натянула на плечи шаль.
— Я обещал тебе, что приду, — произнес принц, садясь рядом. «Аллах, — думал он, — что за прекрасное тело у моей сестренки! Она должна быть моей. Я не позволю, чтобы кто-нибудь другой обладал ею».
— Но я не думала, что сегодня, — ответила она, внезапно застеснявшись и почувствовав легкое раздражение из-за того, что он прервал ее мечты как раз тогда, когда все становилось так интересно.
Он почувствовал в ее голосе раздражение, такое легкое, что лишь он, знавший малейший оттенок ее чувств, мог различить. Она всегда занимала его. В ней он находил нечто особенное, чего не было в других женщинах. Потом его взгляд остановился на книге:
— А это что, обезьянка? — спросил он, прекрасно разглядев, что она держала в руках.
— Ночная книга. Мне ее сегодня подарила твоя мать. Она когда-то принадлежала принцессе Розе.
— Ночная книга! Ну конечно! И Ман Баи, и Hyp Яхан лелеяли ее в своих брачных шкатулках. Мне она была не нужна, — хвастливо заметил он. — Так Ругайя Бегум в самом деле собирается подыскать тебе жениха?
— Вечером папа с мамой не могли дождаться, когда я уйду, чтобы обсудить это, — призналась Ясаман. — Не представляю, кого они выберут мне в мужья!
— А ты едва дождалась, чтобы остаться одной и познать всю мудрость Ночной книги? — засмеялся он, пропустив мимо ушей ее последнее замечание.
— Салим! — Она притворилась сердитой, но тут же вздохнула. — Все, что я могу узнать из Ночной книги, это как мужчина и женщина должны любить друг друга.
— А этого разве недостаточно? — испытующе спросил принц. Аллах! Неужели ему предоставлена возможность, о которой он и мечтать не смел? Сердце бешено колотилось в ушах, кровь бурлила в жилах.
— А я хотела знать, что бы ощутила я, — ответила Ясаман, — если бы оказалась на месте той супруги на картинке. Это нехорошо. Салим? А что, если они подберут мне мужа, а мне не понравится, как он будет меня любить? Я ведь даже не знаю, понравится ли мне вообще такая любовь. Ты знаешь, так нелегко быть девушкой.
Салим дотронулся до сестры, стал ласкать ее кожу. Какой она была мягкой!
— Ничего нет плохого в том, что тебя интересуют такие вещи, Ясаман, — успокоил он — Так бывает со всеми девушками. Твои сомнения просто решить. Их одним и тем же способом решают все девушки, у которых есть старшие братья. Так происходит со дня сотворения мира.
Как восхитительно пахнут ее волосы! — Как? — Ясаман разглядывала его привлекательное лицо. Почему она никогда не замечала, какой чувственный рот у Салима?
— Вдвоем мы можем изобразить то, что нарисовано на страницах Ночной книги. Нет, нет, — быстро добавил он, видя ее удивление и желая успокоить, — не полное слияние, какое бывает у мужчины и женщины. Твоя драгоценная девственность принадлежит мужу. Но ничего нет плохого в том, чтобы я научил тебя тому, что доставит мужу удовольствие и что изображено в этой книге. Я ведь знаю, как ты не любишь выглядеть неумелой. — Как бы подчеркивая сказанное, рука Салима нашла ее грудь. Нежно большим пальцем он погладил сосок и услышал ее судорожный вздох. — Доверься мне, и ты не покажешься неопытной, — горячо прошептал он и, наклонившись, поцеловал ее округлое плечо.
Ясаман почувствовала, что ее гордость уязвлена, и в то же время испытала уколы совести.
— Нельзя подражать владыкам Египта, — прошептала она. — Все говорят, что это нехорошо.
— Но мы и не будем этого делать, сестра, — пообещал Салим. — Девушка многое может узнать, прежде чем мужчина войдет в ее лоно. Доверься мне, обезьянка, и я сделаю тебя опытнейшей из невест.
— А мой муж захочет иметь опытнейшую из невест? — спросила девушка резко. — Может быть, мои знания должны исходить от него. — Хорошо ли, что рука Салима на груди так ей нравится? Но разве может быть плохим столь приятное?
— До тех пор, пока не тронута твоя девственность, его будет волновать лишь то удовольствие, которое ты ему сможешь доставить, — заверил ее брат и вновь поцеловал в обнаженное плечо.
— Я все-таки не уверена, что это хорошо, — медленно проговорила она, но гордость и природная любознательность брали верх над сомнениями.
— Я сниму набедренную повязку, обезьянка. — Он соскользнул с кровати и встал во весь рост. Пусть она увидит его обнаженным. Он гордился своим телом — мускулистым, без признаков жира, несмотря на любовь к вину.
Ясаман минуту раздумывала, а потом кивнула. Его рука на груди доставила ей трепетное удовольствие, ощущение близости, и девушка хотела, чтобы оно вернулось. Он лишь касался ее. В прикосновении не могло быть ничего плохого.
Величайшим усилием Салиму удалось скрыть торжество, пока он разматывал повязку и откладывал ее в сторону. Сегодня он будет держать желания в узде. Если Ясаман окажется такой страстной, как он думает, вскоре наступит ночь, когда она не будет заботиться о том, что произойдет между ними. Она сама будет упрашивать овладеть ею. Ведь она — его женская половина. Стоит ей преодолеть детские страхи, и она будет хотеть его так же сильно, как он хочет ее!
Выпрямившись, из-под полуприкрытых век он наблюдал, как она внимательно рассматривает его, затем снова подсел к сестре.
— Переверни страницу, — распорядился принц, и девушка подчинилась.
— Что это, во имя Аллаха, принц делает со своей супругой? — спросила она брата. Ясаман с любопытством разглядывала картинку, на которой женщина лежала на спине, раздвинув ноги, а принц острым языком лизал ее самое сокровенное место. Казалось, она испытывала блаженство, глаза полузакрыты, словно она знала какую-то особую тайну.
— Первое удовольствие, которое может доставить любовнице мужчина, сохраняя нетронутой ее девственность, — объяснил Салим.
— Покажи мне!
— Не сразу, Ясаман. — «Аллах! Сколько в ней желания!» Но ему нужно действовать не спеша, если он хочет овладеть ею. — У тебя такие чудесные груди, сестра. Сначала я буду ласкать их. Это тоже доставляет удовольствие. — Он сел напротив нее, скрестив ноги, и, подавшись вперед, обеими руками стал пылко гладить ее грудь. — Дай мне твои сладкие губы, я поцелую их, но не как брат целует сестру, а как мужчина женщину.
— А ты можешь делать и то и другое одновременно? Это так замечательно! — и потянувшись, подставила ему губы. Аллах! Ее невинность была такой соблазнительной, и он тотчас же пришел в возбуждение. Крепко поцеловав ее, он попросил раскрыть рот:
— Дай мне язык.
— Зачем? — На мгновение она озадаченно отстранилась от него. — Потому что это тоже приносит наслаждение — горячее, сладкое, заставляющее таять.
Закрыв глаза. Ясаман повиновалась. Восхищенная, она с изумлением почувствовала, как по спине вверх и вниз побежали мурашки, когда он длинными толчками стал языком ласкать ее язык, а руки продолжали гладить и сжимать груди.
— М-м-м-м, — застонала она, придя в восторг от нового ощущения.
— Добавим третий элемент, сестра. — Чтобы заговорить, он оторвался от ее рта. — До сих пор только ты получала удовольствие. Когда я вновь поцелую тебя, возьми в свои маленькие ручки мой член. Сейчас он в покое, но быть может, и твое неумелое прикосновение заставит его подняться. Доставь и мне наслаждение.
— Салим! — воскликнула она. — Разве можно делать сразу столько удивительных вещей? Да я раньше никогда и не дотрагивалась до мужского члена. Не знаю, осмелюсь ли я. — Она опустила глаза, чтобы посмотреть на его орган — оружие любви, так, она слышала, его называют. И хоть раньше она ничего подобного не видела, впечатление оказалось сильным.
— Можно делать все, Ясаман, и еще больше, уверяю тебя. Бери в свои мягкие белые ручки мой член — ведь ты дочь Могола и ничего не боишься!
Их губы снова встретились, и она потянулась к его мужскому естеству. Она нежно ласкала его, сжимала, отпускала вновь, легонько постукивала пальцами. К ее изумлению, он стал расти и становиться толще, пока не сделался твердым, словно металлический прут. Когда брат вскрикнул, Ясаман отдернула руку:
— Я не сделала тебе больно, Салим? — в испуге спросила она. — Я не хотела повредить твое оружие любви!
— Нет, — успокоил он сестру сквозь стиснутые зубы. Аллах! Он и не представлял, что Ясаман сможет так быстро и поляр его возбудить. А ведь она была девственницей! Ему хотелось броситься вперед, проникнуть в нее, переполнить страстью, но инстинктивно он чувствовал, что сегодня — не время. Если она испугается и закричит — ему конец. Отец сегодня ночует во дворце.
Салим твердо знал: если старик обнаружит, чем он занимается с Ясаман, то, не колеблясь, лишит его наследства, а наследником сделает сына Салима Хусрау. Мольбы о прощении от женщин не будет. Мариам Макани и жены Акбара обожают Ясаман, а Ругайя Бегум — не его друг. За совращение сестры они его не пощадят, даже будут просить Акбара уничтожить его. И тот наверняка нанесет смертельный удар, если обнаружит тайную запретную связь между ним и своей наивной дочерью. Ясаман так доверчива к нему!
— А почему ты тогда вскрикнул? — спросила девушка, будто проникая в его мысли.
— Потому что ты доставила мне великое наслаждение, сестра, — ответил принц, стараясь вернуть контроль над собой. Нужно отвлечься. — Теперь я доставлю такое же наслаждение тебе, Ясаман. Мы изобразим то, что нарисовано в Ночной книге на странице, которую ты открыла. — Салим погладил сестру по щеке и коротко поцеловал в губы. — Ложись на спину, обезьянка, и разведи ноги. Смотри, не скатись с кровати: она такая маленькая. — Он потянулся вперед и подложил сестре под шею и плечи шелковый валик.
— Она не рассчитана на двоих. Салим, — ответила сестра, осторожно устраиваясь. — Что ты собираешься делать?
Он встал на колени между ее ног и потянулся к ее теплой плоти, так невинно ему открывшейся.
— Вот что делает принц на картинке, — заговорил он. — Там внутри под губками заключена драгоценность огромной чувственности. Только самые нежные прикосновения могут возбудить ее, доставляя тебе наслаждение, которое ты никогда раньше не испытывала. — Она нервно поежилась и всхлипнула от острого ощущения, когда он пальцами развел ее плоть.
Зачарованная, она увидела, что Салим еще больше наклонился вперед, его темная голова очутилась между ее раздвинутыми бедрами. Она подняла глаза и заглянула в книгу. Да, все правильно. И вдруг она это ощутила — легкие, точно пушинкой, прикосновения к самой сокровенной ее сути. На миг ее охватил внезапный страх. Что там делает Салим? Голова девушки металась из стороны в сторону. Руки брата крепко сжимали ее. Что он там делает? Догадка пронзила ее. Язык! Его язык в ней! Сердце учащенно забилось. Она подумала, что брат не должен был делать с ней такое, и все же… все же…
Она вздрогнула, а затем внезапно успокоилась. Салим не причинит ей боли. Не причинит. Его язык такой приятный. Она издала нежный звук. И вдруг тело сделалось истомленным и одновременно ужасно напряженным. Она выдохнула, глаза закрылись сами собой, будто заскользила по волнам. Ощущение было восхитительным. Удивительно восхитительным. Тело таяло и превращалось в ничто. Салим застонал и вдруг нежно спросил:
— Тебе хорошо, Ясаман? Ты что-нибудь чувствуешь? — Аллах! Она совсем не похожа на других. Он никогда не насытится ее сладостным соком.
— Еще, — без стеснения попросила девушка.
На мгновение он подчинился, но потом понял, что вскоре Ясаман не удовлетворит предлагаемая им игра.
Он хотел ее, но девушке еще предстояло так много познать, прежде чем они предадутся общей страсти. Он не испортит задуманного неразумной спешкой. Когда наступит час, она попросит всего сама, и он с радостью ей это даст. Он потерся языком о ее маленькую драгоценность, заставляя до конца испытать жар и сладость чувства. Она содрогнулась в последний раз и тихо застонала.
Ее ноги все еще подрагивали. Салим поднялся и длительным поцелуем заставил ее замолчать, погружая влажный от девичьих соков язык глубоко в рот и подчиняя себе. Крепким торсом он прижался к нежному телу сестры, ощущая ее мягкие груди.
Потом, не решаясь дольше оставаться поверх девушки из опасения потерять контроль над собой, он перекатился на бок и сел.
— Ну вот, сестренка, — произнес он обманчиво-спокойным голосом, — ты испытала страсть. Тебе понравилось?
Ясаман широко раскрыла свои бирюзово-голубые глаза, в упор посмотрела на него.
— Да, — просто ответила она. — Очень. Муж мне будет доставлять такое же наслаждение?
— Будет. Если окажется хорошим любовником.
— Я не хочу выходить замуж за плохого любовника, — искренне призналась она. — А как заранее узнать, какой он любовник?
— Мы узнаем о его репутации, — объяснил принц. В страсти Ясаман была ему ровней. Он обучит ее всему, и она будет принадлежать только ему одному. С четвертой женой не может не повезти, ведь недаром четыре — его счастливое число. Ман Баи, кузина и мать его детей, — верная и милая женщина. Амара обожает его и смыслит в политике. Hyp Яхан — умна, сообразительна, тщеславна сама и по отношению к мужу. Такова правда. Ясаман — наполовину сестра — страстная и горячая: ровня ему и его утешение. Вместе они будут самим совершенством.
— Посмотри! — Ясаман очнулась от пережитого и перевернула страницу Ночной книги. — Теперь супруга берет в рот член своего господина. Это тоже доставляет ему удовольствие, Салим?
— Да, — подтвердил он, стараясь унять поднимающуюся в нем дрожь. Не теперь, предостерегала благоразумная часть его естества. Если позволить ей это, отступления не будет.
— Тогда можно я доставлю тебе такое удовольствие?
— Не сегодня, сестренка. — Его обрадовало выражение разочарования, промелькнувшее в ее глазах. — Уже поздно. Ты уже многое узнала и оказалась способной ученицей. Оставим что-нибудь для следующего раза.
— Когда? — нетерпеливо спросила она.
— Завтра, когда все лягут спать, я снова приду к тебе, сестра. Ты хочешь? — Он подобрал повязку и обмотал ее вокруг горящих бедер.
— Да, — медленно ответила Ясаман. — Но до завтрашнего вечера целых тысяча лет, Салим.
— Предвкушаемая страсть — самая великолепная, — рассудительно заметил принц. — А теперь пожелай мне спокойной ночи, обезьянка.
К его изумлению, девушка соскочила с кровати, обвила шею руками и жарко прижалась к нему всем телом. Их губы встретились, и они задохнулись в безумном горячем поцелуе. «Спокойствие!» — предупреждал его внутренний голос. Он отстранился и с холодной улыбкой не спеша вышел из спальни, хотя покидать сестру ему вовсе не хотелось.
Проводив его, Ясаман взяла Ночную книгу и, со вздохом взглянув на нее, закрыла и отложила в сторону. Расправив смятую постель, вновь легла, но сон не шел. Медленно ее рука скользнула к тому сказочному месту между ног и, раздвинув складки, проникла внутрь.
Как там было влажно. Влажно и горячо. Она стала легонько поигрывать пальцами. Восхитительный трепет прошел по ее телу. Почти такой же, какой доставлял его быстрый язык. Но теперь он приносил облегчение, избавляя тело от заливавшего его беспокойного напряжения. Пальцы шевелились все настойчивее и настойчивее, пока со вздохом она не почувствовала, как расслабляется. Дыхание замедлилось и стало ровным, и она глубоко заснула.
Из тени появился едва различимый человек и, беззвучно ступая, подошел к кровати. Взяв Ночную книгу с того места, где оставила ее Ясаман, Адали поспешил из спальни. Он видел все, что произошло между маленькой принцессой и ее братом. Заботу о девочке ему поручили, когда той было всего шесть месяцев от роду, и с тех пор он еще ни разу не позволял беде так приблизиться к ребенку. Уже несколько лет, наблюдая встречи брата и сестры, он не сомневался в недобрых намерениях принца Салима по отношению к Ясаман. Недремлющий на страже безопасности принцессы, он давно видел, где таится зло, еще до того, как его подметила добрая Ругайя Бегум. Много раз он незаметно отводил от девочки беду, не сказав никому ни единого слова. Но сегодня все было иначе. Он вынужден был безмолвно наблюдать, как принц Салим посягал на невинность Ясаман, он не мог вмешаться. Потому что дать понять, что он видел это, означало подписать себе смертный приговор. Как доказало убийство Абу-л Фазла, принц Салим был безжалостен. А Адали знал, что из могилы он уже не поможет своей юной госпоже. Здесь требовалась помощь кого-нибудь более влиятельного, чем он. Адали постучал в дверь спальни Ругайи Бегум, изо всех сил надеясь, что с ней не будет правителя. Дверь открыла старшая служанка Ругайи Лайли.
— Госпожа отдыхает, — раздраженно ответила она, недовольная, что ее подняли с постели.
— Тем не менее я должен ее видеть, — настаивал Адали. В доме принцессы Ясаман, где он был главным управителем, Лайли не смела ему отказать.
— Заходи, — пригласила она и, ворча что-то про себя, прошла в спальню госпожи, откуда показалась через несколько минут и кивнула на дверь.
— Ложись спать, — велел ей Адали. — Ночью ты не понадобишься госпоже Ругайе Бегум. — И плотно затворив дверь за служанкой, приложил к ней ухо. Ему надо было убедиться, что женщина удалилась.
Ругайя Бегум сидела в кровати — седые волосы расчесаны и заплетены в одну толстую косу.
— Садись сюда, — похлопала она по краю кровати. — Если мы будем близко, Лайли ничего не услышит, даже если захочет подслушать. — Ругайя Бегум понимала: если Адали хотел ее видеть в столь поздний час, дело было неотложным. — Что случилось? — спросила она, когда евнух подсел рядом.
— Вечером, — без дальнейших предисловий начал Адали, — я спрятался в спальне принцессы Ясаман. Не спрашивайте меня, госпожа, почему. Я и сам толком не знаю. Какой-то инстинкт приказал мне это сделать.
Ругайя Бегум кивнула, но ничего не ответила, с растущим ужасом слушая, что он увидел в покоях Ясаман.
— Принцесса отвечала с невинным жаром на все попытки принца Салима, — заключил слуга. — Она удивительно страстная девушка и обещает стать очень страстной женщиной. Этого и следовало ожидать: и отец, и Кандра — страстные люди.
— Но ее страсть не должна быть направлена на Салима, — воскликнула Ругайя Бегум. — Он нехороший человек, Адали. Знает, что поступает не правильно, и все же пытается соблазнить Ясаман, которая, кроме него, не знакома ни с одним мужчиной. Что мне делать? Если что-нибудь случится с моим господином, как я смогу уберечь Ясаман? Я не смогу!
— Нельзя тянуть с браком, госпожа Бегум, — прямо ответил Адали. Старому верному слуге позволялось открыто высказывать свои мысли. — Принцессу необходимо выдать замуж до зимы. Она не должна возвращаться на юг в Лахор.
— Адали, ты знаешь законы так же, как и я, — безнадежно сказала Ругайя Бегум. — Ни одна девушка до четырнадцати лет и ни один юноша до шестнадцати не могут вступить в брак. А Ясаман только тринадцать.
— Вы позволяете материнским страхам затмевать здравый смысл, госпожа Бегум, — упрекнул ее Адали. — Вы ведь сами сказали, что законы утверждает правитель. Он же может их и отменить, если пожелает.
— Но какую причину я могу привести Акбару, чтобы оправдать такую спешку с помолвкой и браком Ясаман? — Беспокойство о дочери оставило след на лице Ругайи Бегум.
— Есть, только одна причина, которая его убедит, — ответил евнух. — Правда.
Ругайя Бегум побледнела.
— Я не могу рассказывать ему о таких вещах, — запротестовала она.
— Вы должны, — настаивал слуга. — Могол не глупец, и, Аллах да простит мне мои слова, он умирает. Никто не знает, когда за ним придет черный верблюд смерти. Наверное, скорее, чем нам бы хотелось, и мы оба об этом знаем. Когда он покинет этот мир, кто тогда защитит принцессу? Ни у вас, ни у меня на это не хватит власти.
— А у мужа? — спросила в ответ Ругайя Бегум. — Когда Салим станет Великим Моголом, никого не будет могущественнее его.
— Признаю, госпожа Бегум, во многих своих поступках принц Салим капризен, — согласился евнух. — Но он знает, что его страсть порочна, как бы он ее ни оправдывал. Если принцесса выйдет замуж и будет счастлива, я не думаю, чтобы он решился разрушить ее счастье. Ведь он ее любит. Еще лучше, если она станет матерью.
— А не любит ли он больше себя? — с сомнением произнесла Ругайя Бегум. — Я никогда не бываю уверенной в нем. Убийство Абу-л Фазла в самом деле поразило меня. Салим гордится, что может держать себя в узде там, где дело касается вина или опиума. Перед глазами у него несчастный пример братьев Мурада и Данияла. И все же в последнее время поговаривают о его излишествах и пьянстве. Под действием вина и опиума он не станет задумываться о том, что творит. Мне рассказывали о кастрированном паже, обидевшем его, и о забитом до смерти слуге. Непостоянство его характера пугает меня, Адали.
— Тем более вы должны сказать правду правителю Акбару, госпожа Бегум. Принц, судя по всему, не остановится ни перед чем, и принцессу надо защищать всеми силами. Наш господин предлагал кого-нибудь в мужья Ясаман?
— Конечно, — ответила Ругайя Бегум, — но ни одного подходящего. Только один принц может стать мужем Ясаман — Ямал Дарья-хан.
В знак одобрения выбора Ругайи Адали слегка поднял глаза.
— Превосходно, госпожа Бегум. Если наша принцесса выйдет замуж за принца Кашмира, она окажется вне досягаемости брата. Превосходно! Когда вы обсудите все с Моголом?
— Дадим ему поспать, Адали. Утром все решим с господином, пока он не отбыл в свой дворец. С браком Ясаман медлить нельзя. Ох, моя несчастная дочь. Она еще так молода!
— Она сильна, как Кандра, госпожа Бегум. Какую бы судьбу ни ниспослала ей жизнь, она достойно встретит испытания и победит. Я чувствую это сердцем.
