Часть первая. ЛЭНГСТОН. Зима 1101 года

Глава 1

 — Ты должен жениться, Хью Фоконье, — с улыбкой произнес король. Он взял за руку свою молодую супругу и пылко сжал ее. Король Генрих сыграл свадьбу чуть более месяца назад. И несмотря на то что королеву выбрали по политическим соображениям, молодожены питали друг к другу достаточную приязнь. Они уживались вполне неплохо, хотя познакомились в день своей свадьбы.

 Эдит, которую переименовали в Матильду, чтобы угодить нормандским баронам ее мужа, была очень хорошенькой женщиной; она унаследовала от матери каштановые волосы и серо-голубые глаза. И подобно своей матери была весьма набожной. Она намеревалась уйти в монастырь, но Генрих, стремившийся укрепить северную границу в преддверии захвата Нормандии, попросил у шотландского короля руки его сестры. Невесту тут же отправили на юг, поскольку шотландскому королю в любую минуту могла потребоваться военная поддержка своего английского зятя.

 Не последнюю роль сыграл и тот факт, что Эдит-Матильда тоже принадлежала к прямым потомкам последних англосаксонских властителей.

 Все присутствовавшие обернулись, чтобы взглянуть на предмет внимания Генриха. Рыцарь Хью Фоконье был саксонцем. Он знал нынешнего короля почти всю жизнь.

 — Я женился бы с радостью, если бы моя супруга принесла мне столько наслаждения, как вам приносит королева, — любезно ответил он, — но, увы, мой сеньор, у меня нет ни средств, чтобы содержать жену, ни земель, где я мог бы поселить ее.

 — Теперь есть, — сдержанно улыбнувшись, возразил Генрих. — Я возвращаю тебе Лэнгстон, Хью. Что ты об этом думаешь?

 — Лэнгстон?! — Хью был потрясен. Лэнгстон — мечта всей его жизни. Там находилось их родовое гнездо, там когда-то жил его отец, но Хью никогда не видел своего отца, который вместе с его дедом и двумя дядьями погиб в битве при Гастингсе. Когда эти ужасные вести дошли до матери Хью, она, повинуясь какому-то невероятному прозрению, немедленно собрала все семейные ценности и вместе со слугами бежала на запад, через всю Англию, в земли своего отца.

 Хью родился через семь с половиной месяцев. После смерти матери его воспитывала бабка по материнской линии, нормандская аристократка, состоявшая в отдаленном родстве о Вильгельмом Завоевателем. Лэнгстон достался нормандскому рыцарю, преданному слуге короля Вильгельма.

 — С того времени, когда правил мой отец, многое изменилось, — тихо сказал король Генрих. — Подойди ко мне после обеда, Хью, я хочу побеседовать с тобой наедине. Я все объясню тебе, друг мой.

 Двор расположился в Вестминстере, празднуя Рождество.

 Но хотя с появлением королевы ко двору вернулись женщины, праздничного настроения не чувствовалось, поскольку король все еще пребывал в трауре по своему брату Вильгельму Руфусу. Кроме того, существовала большая вероятность, что герцог Роберт Нормандский с приходом весны попытается свергнуть Генриха с английского трона.

 До того как Генрих стал королем, он всю жизнь буквально разрывался между двумя братьями — герцогом Нормандии и королем Англии, — пытаясь угодить обоим. Это было нелегко; вдобавок его старшие братья в своих завещаниях объявили друг друга наследниками, оставив Генриха не у дел.

 Потом папа Урбан II стал призывать к крестовому походу, чтобы освободить Иерусалим от сарацинов. Герцог Роберт, уставший от междоусобиц в своих владениях и от вражды с соседними государствами, отчаянно возжаждал приключений и последовал призыву папы. Но прежде он отдал Нормандию под залог своему брату Вильгельму Руфусу, поскольку для снаряжения такой славной экспедиции ему нужно было много серебра. Срок займа назначили в три года. К концу этого срока герцог Роберт обязался вернуть деньги королю Вильгельму Руфусу и забрать свои земли. Роберт возвращался домой из первого крестового похода под легким бременем славы, с новой молодой женой Сибиллой, дочерью Жоффруа из Конверсано, лорда Бриндайзи и племянницей сицилийского короля Роджера. В это время Вильгельма Руфуса убили в Новом Лесу, а Генрих, младший сын Вильгельма Завоевателя, без проволочек завладел казной и стал королем Англии.

 Бароны не взбунтовались — у них были на то свои причины. Большинство считало, что Генрих сильнее своего старшего брата. Но с возвращением Роберта следовало ждать войны. Королю было совершенно необходимо собрать как можно больше сторонников, поскольку многие из его лордов владели землями как в Англии, так и в Нормандии. И Генрих понимал, что они окажут поддержку тому из сыновей Завоевателя, у которого, по их мнению, будет больше шансов на победу.

 Хью Фоконье опустился на скамью, все еще оглушенный словами короля. Лэнгстон! Он получит Лэнгстон! Как обрадуются дед и бабка! Хью хотел бы, чтобы его мать дожила до этого дня, но бедняжка умерла почти сразу после его рождения.

 — Вот везучий черт! — Друг Хью, Рольф де Брияр, ткнул его пальцем под ребра. — Признайся, как тебе удалось заслужить такой подарок? Я знаю, ты выращиваешь лучших в Англии охотничьих птиц, но ведь этого мало! — Рольф поднял чашу, кивнув своему соседу за столом, и отхлебнул добрый глоток вина. — Поместье большое?

 Хью покачал головой:

 — И не представляю, Рольф. Я никогда его не видел, даже точно не знаю, где оно находится… кажется, на востоке Англии. Моя бабка Эмма часто рассказывала, как там красиво. Она однажды побывала там, приехала на свадьбу моих родителей.

 — Одним словом, король вполне может подсунуть тебе какую-нибудь гадость, — заключил Рольф. — А что случилось с тем лордом, которому отдали поместье после Гастингса? Земля-то там хоть пахотная? Дом есть? Сколько крепостных, сколько свободных? Тебе надо все это выяснить.

 — Я ничего не узнаю, пока король не соблаговолит мне об этом рассказать, — Хью рассмеялся, придя в себя от здравых рассуждений Рольфа. — Ты поедешь со мной в Лэнгстон?

 — А как же! — с готовностью откликнулся Рольф. Он приехал ко двору искать счастья и ужасно скучал. А предложение Хью пахло приключениями.

 Обед подошел к концу, музыканты наигрывали негромкую мелодию. Хью Фоконье поднялся из-за стола, установленного на козлах, и направился к высокому королевскому столу. Он молча терпеливо ждал, когда Генрих заметит его.

 Наконец к нему подошел королевский паж и проводил его в маленькую комнатку без окон, где стояли два стула и стол.

 — Подождите здесь, сэр Хью, — сказал мальчик и исчез за дверью.

 Хью никак не мог решить, садиться ему или нет. В конце концов он решил подождать короля стоя и сесть, если тот предложит. Он нервно мерил шагами комнату. Но вот дверь внезапно распахнулась, и вошел король Генрих.

 Паж следовал за ним с вином и двумя кубками.

 — Садись, сэр Хью, — добродушно пригласил король. — Налей нам вина, парень, — велел он юному пажу, который проворно исполнил приказание и вышел из комнаты, оставив Хью наедине с королем. Генрих поднял кубок. — За Лэнгстон! — произнес он.

 — За Лэнгстон! — отозвался Хью Фоконье.

 Генрих осушил залпом половину кубка и заговорил:

 — Когда мой отец пришел в Англию, Лэнгстон был дарован Роберту де Манвилю. В ту пору он был еще почти мальчиком, но на поле битвы спас жизнь моему отцу. Как тебе известно, мой отец умел награждать за отвагу и преданность. И преданность Манвиля понравилась ему. В Нормандии у де Манвиля было мало земель в отличие от некоторых других спутников моего отца, последовавших за ним в Англию. Впоследствии этот рыцарь женился, произвел на свет двух сыновей, овдовел, женился повторно и родил дочь. Несколько лет назад он решил сопровождать моего брата, герцога Роберта, в крестовый поход. Его дочь, родившаяся здесь, в Англии, всю жизнь прожила в Лэнгстоне со своей матерью.

 Король на мгновение умолк, чтобы отхлебнуть еще вина, и продолжал:

 — Сэр Роберт и его сын сэр Уильям погибли в битве при Аскалоне около семнадцати месяцев назад. Младший сын Ричард, узнав об этом, почти сразу же женился. Перед тем как отправиться в поход, сэр Роберт объявил в завещании своим наследником Уильяма, а если Уильям умрет — то Ричарда. Земли же, находившиеся в Англии, он оставил своей дочери Изабелле. Насколько мне известно, девушке сейчас пятнадцать лет.

 После смерти моего брата в Новом Лесу я послал гонцов ко всем, кому даровали земли в Англии мои отец и брат, и попросил их принести мне присягу. Многие повиновались.

 Но среди них не было Изабеллы из Лэнгстона. Дважды я посылал к ней с требованием присягнуть мне, но она ничего не ответила на мое приглашение ко двору. Ей не хватает твердой мужской руки, чтобы наставить на путь истинный. Но что, если она пренебрегла моим призывом по совету своего нормандского брата Ричарда? Что, если она принесла присягу моему брату Роберту? Что-то я не доверяю этой девице, Хью.

 Знаешь ли ты, в какой части Восточной Англии находится Лэнгстон? Он всего в нескольких милях от устья реки Влит, впадающей в море близ Уолберсвика. Над рекой возвышается главная башня каменного замка, которую сэр Роберт выстроил на месте дома твоего отца. Она практически неприступна и выгодно расположена. Лэнгстонским замком должен владеть человек, которому я полностью доверяю. И я считаю тебя таким человеком, Хью.

 Хотя ты никогда не видел своего родового гнезда, я знаю, что могу доверять тебе по множеству причин, самая главная из которых — то, что у тебя нет земель в Нормандии. Тебе не приходится делить свою преданность между двумя хозяевами, как некогда приходилось мне и как поступают многие из моих самых могущественных баронов. Весной вернется мой брат и попытается отнять у меня Англию. Если я смогу собрать достаточно надежных сторонников, то без труда отстою принадлежащее мне по праву. А после присоединю к Англии и Нормандию.

 Покойный рыцарь де Манвиль оставил Лэнгстон в наследство своей дочери с одной-единственной целью. Это — ее приданое. Во имя рыцарской чести я не могу выгнать из замка девушку и ее овдовевшую мать. Поэтому поручаю тебе взять эту девушку в жены. Поскольку она — осиротевшая англичанка благородного происхождения, я имею право устроить ее брак. Ее родные не смогут ни пожаловаться на это, ни помешать мне. Никаких законных препятствий этому браку нет. Ты ни с кем не обручен, так же как и эта девица. Я пошлю с тобой одного из моих личных священников, отца Бернарда. Женщины должны убедиться, что я не намерен отнимать у них Лэнгстон или лишать чести леди Изабеллу.

 Отец Бернард освятит ваш брак и привезет мне известия о том, что все произошло по моему приказу. Если же брат девушки вздумает пожаловаться на меня своему сеньору, моему брату Роберту, ты должен хорошо защищать Лэнгстон.

 — Когда вы желаете, чтобы я отправился в путь, мой сеньор? — спросил короля Хью Фоконье. С виду он был спокоен, но в душе его бушевала буря. Сердце бешено колотилось от волнения и предвкушений; но из почтения к королю рыцарь не выказывал никаких чувств.

 — Тебе понадобится один день, Хью, чтобы твой оруженосец собрался в путь, — ответил король. — Я пошлю гонца к твоему деду, лорду Седрику, и сообщу ему о своих намерениях. Я надеюсь, что, когда ты станешь землевладельцем и главой семейства, ты не перестанешь выращивать своих чудесных птиц. Это лучшие птицы в Англии.

 — Как только я устроюсь на новом месте, сир, я пошлю к моему деду за племенной породой. Мои дядья и кузены не интересуются птицами, так что никакой зависти с их стороны не будет.

 — Я счастлив слышать это, Хью, ибо мне не хотелось, чтобы угас прекраснейший во всей Англии род Мерлинсонов. Твои предки всегда выращивали лучших охотничьих птиц.

 Тебе известно, что мой отец впервые встретился с твоим дедом, когда много лет назад он приехал в Нормандию, чтобы участвовать в состязании со своими птицами?

 Именно тогда лорд Седрик впервые стал склоняться на сторону моего отца. Его преданность моему отцу после смерти короля Эдуарда и усилия, которые он приложил, чтобы усмирить мерсийскую округу, вызвали множество похвал. — Король улыбнулся собеседнику. — Но я отнимаю у тебя время, Хью, а тебе предстоит уладить еще много дел, прежде чем отправиться в Лэнгстон.

 — Я прошу у вас позволения взять с собой Рольфа де Брияра, мой сеньор, — сказал рыцарь.

 Генрих кивнул:

 — Да, он хорошо будет защищать твою спину, Хью.

 Возьми его с собой.

 Хью поднялся и преклонил колени перед своим господином, вложив ладони в руки короля.

 — Я — ваш слуга. Я буду преданно защищать Лэнгстон до конца своих дней, сир, — поклялся он.

 Король поднял Хью Фоконье и расцеловал его в обе щеки. Потом вручил ему резной деревянный жезл, означавший, что Генрих передает Лэнгстон в вассальное владение своему рыцарю. Поклонившись, Хью вышел из комнаты.

 Когда за ним закрылась дверь, Генрих улыбнулся. Он был доволен своими трудами. Много лет назад он посвятил Хью Фоконье в рыцари. Друг детства нынешнего короля еще тогда принес ему присягу на верность. Естественно, его присяга Вильгельму Руфусу превосходила по силе эту клятву; но с тех пор, как прошлым летом Генрих занял английский престол, Хью обновил свою присягу, а сегодня опять повторил ее. «Едва ли среди моих рыцарей найдется более верный, — подумал король. — Есть другие, которые думают, что ближе ко мне, чем он; есть те, что богаче и сильнее этого рыцаря; но более преданного мне не найти.

 Я не вижу в нем злых помыслов». Король осушил до дна кубок с вином и отправился к своей супруге.

 — Ну? — нетерпеливо спросил Рольф де Брияр, увидев вернувшегося Хью. — Что ты получил от короля, дружище? И стоит ли ездить за этим подарком?

 — Насчет земель я ничего не узнал, но там есть относительно новая каменная крепость. Каменная, Рольф, а не деревянная! А еще мне обещают в жены девушку.

 Что ни говори, сделка недурна!

 — Какую девушку?! — подпрыгнул Рольф. — Там есть девушка? Как ее зовут? Она красива? Нет, ты мне лучше другое скажи: она богата?

 — Ее зовут Изабелла Лэнгстонская. Она — дочь умершего хозяина поместья, и я не имею ни малейшего представления о том, красива ли она и богата ли. — И Хью принялся пересказывать своему другу историю Лэнгстона и соображения короля по поводу отказа его невесты принести присягу на верность. — Вероятно, девушка испугана тем, как все обернулось, и все еще не оправилась после гибели отца и брата.

 Она получила изящное воспитание, но ее не научили, как вести себя в такой ситуации. Я наведу там порядок, и по весне эта маленькая птичка споет мне песнь любви.

 Рольф рассмеялся:

 — За этой птичкой, друг мой, наверняка будет присматривать ее мамаша, и эта добрая леди доставит тебе множество затруднений. Ты для нее будешь чужим и вряд ли сможешь исключить влияние матери на девушку.

 — Когда она станет моей женой, — серьезно проговорил Хью Фоконье, — у Изабеллы не останется другого выбора, кроме как подчиняться мне. Если начнутся неприятности с ее матерью, я отправлю ее к пасынку в Нормандию, Рольф.

 «Дерзко сказано, и план не из робких, — подумал Рольф де Брияр, — но ведь Хью Фоконье всегда шел напролом».

 Обоих друзей прислали ко двору для воспитания в семилетнем возрасте. Ни у того, ни у другого не было никаких реальных перспектив. Хью был сиротой, а Рольф — младшим сыном в семье. Они тут же стали закадычными друзьями. Королева Матильда воспитывала и обучала их вместе со своим младшим сыном Генрихом. Они то и дело путешествовали из Англии в Нормандию и обратно вместе с королевским двором. Сначала они были пажами, потом — оруженосцами; наконец, после смерти короля Вильгельма I их посвятили в рыцари. Добрая королева, как ее называли в народе, пережила своего мужа лишь на четыре года.

 При дворе короля Вильгельма II все было совсем иначе, Вильгельм Руфус не питал особого почтения к излишне набожным и напыщенным церковникам. Он был прямолинейным, прямодушным человеком и за преданность платил преданностью и щедростью; измену же карал мгновенно и сурово. При дворе его не было женщин: только пышно разодетые молодые мужчины. Ходили слухи — совершенно неоправданные, — будто бы король предпочитает хорошеньким женщинам хорошеньких мальчиков. Король только улыбался, не желая ни опровергать, ни подтверждать эти сплетни. И поскольку никого не могли определенно назвать фаворитом короля, церковь была вынуждена довольствоваться пустыми сплетнями. Впрочем, король так и не женился и не произвел на свет ни одного внебрачного ребенка.

 Рольф подумал, что они с Хью тоже могли бы повторять эти пересуды, но никогда этого не делали. Просто король был мужчиной. У него не оставалось времени на нежности. Рольф и Хью выполняли свои обязанности и ждали благоприятного случая. У каждого из них была всего одна жизнь. Но вот наконец Хью получил во владение землю. И Рольф, имевший доброе сердце, от души радовался за своего друга.

 Два дня спустя Хью и Рольф отправились в Лэнгстон в сопровождении своих оруженосцев и отца Бернарда, пожилого человека, сохранившего удивительную энергию. Четыре дня они ехали через Эссекс, а затем добрались до Саффолка.

 Стоял январь, холодный, сырой и ветреный. На пути встречались лишь пастухи, перегонявшие скот с одного пастбища на другое. Священник устраивал ночлеги в гостевых домах духовных орденов, в изобилии рассыпанных по сельской местности. За мелкую монету путники получали горячий ужин и мягкую постель, а после утренней службы, перед тем как тронуться в дорогу, — овсянку, хлеб и сидр. Отец Бернард предупредил своих спутников, что без посещения службы на завтрак рассчитывать не стоит.

 — Таким примерным прихожанином я не был уже много лет, — — с усмешкой произнес Рольф в последнее утро их путешествия.

 Священник и оруженосцы рассмеялись, Хью только сдержанно улыбнулся: его больше интересовали окрестности, чем шутки Рольфа. Местность в целом была равнинной, слегка покатой, явно не хватало холмов, привычных для Хью с детства. Время от времени попадались просторные луга и прекрасные старые рощи. Дома, встречавшиеся на пути, были обиты досками и оштукатурены, крыши аккуратно покрыты соломой; каменных строений нигде не было видно. В общем, эти земли выглядели вполне благоустроенными и процветающими, как оно и было на самом деле.

 Попадались небольшие порты, где стояли рыболовные лодки; порой сюда заходили торговые суда. Повсюду паслись стада коров и овец. Саффолк был самой густонаселенной из саксонских областей Англии благодаря так называемому закону делимого наследства, позволявшему землевладельцам делить свои земли поровну между всеми детьми. В других районах Англии это было не принято.

 Дорога петляла по тихой сельской местности, и Хью подумал, что сейчас он со своими спутниками словно бы отрезан от всего мира. Через эту область не проходил ни один из больших торговых путей. Воздух был холодным и влажным, тишина — почти гнетущей. Оказавшись вдали от королевского двора с его хлопотами и заботами, Хью обнаружил, что зима в действительности — очень красочное время года. Черные ветви деревьев четко вырисовывались на фоне серого неба. Болотные камыши и трава, расцвеченные всеми красками от красновато-коричневой до золотой, пробивались то там, то сям на темной земле и на обледеневших берегах ручьев и рек, густой сетью покрывавших безлюдный зимний ландшафт.

 Хью заметил, что эти земли годятся как для пастбищ, так и для пахоты. Он раздумывал о том, сколько земель принадлежит хозяину Лэнгстона и хватает ли крепостных, чтобы возделывать их. Что там выращивают? Разводят ли овец и коров? Есть ли мельница? С каждым шагом своего коня Хью Фоконье все больше преисполнялся нетерпением: когда же он наконец увидит владения своих предков?

 — Вот, милорд, прямо перед нами, за рекой, — сказал отец Бернард. — Если я не ошибаюсь, это и есть Лэнгстонский замок.

 Путники остановились на обрывистом берегу над рекой Блит. Хью внимательно осмотрел окрестности.

 — Здесь нет моста, — заметил он.

 — Значит, где-то поблизости должен быть перевозчик, — рассудительно ответил Рольф.

 Они направились вниз по склону и поскакали вдоль берега. Вскоре, прямо напротив Лэнгстонского замка, они увидели на той стороне реки плоскодонку, но перевозчика в ней не было. Оруженосец Хью, Фальк, заметил на берегу шест с колоколом. Повернув коня, он что было сил зазвонил в колокол; несколько секунд спустя на том берегу показался бегущий к лодке человек, — Молодец! — похвалил оруженосца Хью. Потом перевел взгляд на Лэнгстонский замок. Король говорил, что прежде на этом месте находился старый дедовский дом. Замок действительно был каменный, и Хью задумался, откуда удалось достать столько камня. Двухэтажная главная башня была прямоугольной формы. Как положено, она находилась на земляном холме и благодаря этому возвышалась над окрестностями.

 Холм окружал широкий и глубокий ров, наполненный водой. Верхняя часть холма была обнесена стеной, а за стеной поднималась сама главная башня. От ворот замка через ров был переброшен деревянный подъемный мост. «Очень внушительно», — подумал Хью.

 Но лодочник уже приближался и махал рукой всадникам; времени на размышления больше не было.

 — Ты не сможешь перевезти нас всех за один раз, — сказал Хью, обратив внимание на размер лодки. — Фальк, Жиль, вы переправитесь после нас. Вам надо позаботиться о вьючных животных.

 Оруженосцы кивнули.

 Река была неширокой, но течение в ней было на удивление сильным. Лодочник оказался опытным в своем деле, и на переправу не ушло много времени. Два рыцаря и священник двинулись вверх по крутому берегу, пересекли подъемный мост и прошли под навесной башней во двор замка. Они увидели ворота башни и конюшню. Мальчикслуга подбежал к ним, чтобы привязать лошадей. Из ворот навстречу им вышел пожилой человек. Приблизившись, он увидел Хью Фоконье и подошел еще ближе, внимательно вглядываясь в лицо рыцаря.

 — Милорд Хью! — воскликнул он дрожащим голосом. — Не верю своим глазам! Нам сказали, что вы погибли при Гастингсе вместе с вашими сыновьями! — Слеза скатилась по морщинистому лицу старика. Он протянул трясущуюся руку и прикоснулся к руке Хью. — Вы ли это, мой добрый господин? Вы ли это, или призрак явился смутить наши души?

 — Как тебя зовут, старина? — спросил Хью.

 — Я Элдон, милорд. Неужели вы не помните? Впрочем, когда вы отправились сражаться с нормандцами, я был еще мальчишкой, — ответил старик.

 — Что ж, мой добрый Элдон, я сын вашего лорда Хью.

 Помните ли вы мою мать, леди Ровену? Когда она бежала из Лэнгстона после битвы при Гастингсе, я еще и двух месяцев не провел в ее чреве. Меня назвали в честь моего деда и отца.

 В глазах старого слуги зажегся огонек понимания.

 — Вы так похожи на вашего деда, — сказал Элдон. — Добро пожаловать, милорд Хью! Добро, пожаловать домой, в Лэнгстон! — И он с силой сжал руку молодого рыцаря.

 — Ты отведешь меня к хозяйке замка, Элдон? — спросил Хью.

 — О да, милорд, и почту за честь сделать это, — раздался ответ. Элдон повернулся и повел гостей вверх по ступеням башни в жилые помещения.

 Они поднялись на второй этаж. Хью знал, что на первом этаже хранятся основные запасы. На втором же должен жить хозяин замка со своей семьей. Гости и Элдон оказались в Большом зале, и Хью увидел, что несколько дверей ведут из него в другие комнаты. Вдоль одной из стен зала располагались в ряд несколько изящных стрельчатых окон. Напротив входа возвышался деревянный помост, на нем — стол отличной работы, покрытый белоснежной льняной скатертью. В зале было два больших камина. У одного из них сидела за ткацким станком женщина приятной наружности.

 — Госпожа, — с поклоном обратился к ней Элдон. — Лорд Хью вернулся домой в Лэнгстон.

 Больше никаких объяснений он давать не стал.

 Женщина поднялась.

 — Добро пожаловать, милорды, — учтиво проговорила она, — хотя я не понимаю, что хотел сказать Элдон. В последнее время он стал несколько рассеянным, но всегда верно служил хозяевам этого замка, так что мы прощаем ему эти маленькие слабости. Я леди Алетта де Манвиль. Могу ли узнать ваши имена, милорды? — Но прежде чем те успели ответить, она отвернулась. — Элдон, принеси вина для наших гостей, — распорядилась она и снова повернулась к ним, любезно улыбаясь.

 — Благодарим вас за радушный прием, миледи Алетта.

 Я отец Бернард, королевский священник, — представился святой отец. — Я привез вам от короля Генриха несколько известий. Этот молодой человек — лорд Хью Фоконье. Его спутник — Рольф де Брияр. Мы приехали из Вестминстера.

 — От короля Генриха?! — На прекрасном лице леди Алетты отразилось смущение. — Разве король Вильгельм Руфус больше не правит Англией?

 — Король Вильгельм умер в августе прошлого года, миледи, — ответил священник. — Неужели вы не слыхали об этом?

 — Нет, святой отец, не слыхали, — сказала леди Алетта. — Мы здесь живем в таком уединении, вдалеке от больших дорог.

 — Но разве за последние несколько месяцев вас не посещал дважды королевский гонец? Насколько я помню, в начале сентября и в конце ноября.

 — О да, милорд, гонцы были, — ответила дама. Она и впрямь была красавицей: небесно-голубые глаза и пышные светлые волосы, заплетенные в косы и прикрытые прозрачной белой вуалью. — Но никто из них не уточнял, от какого именно короля прибыл. Быть может, они решили, что в этом нет необходимости, а мы и не подумали спросить. — Она слегка пожала плечами.

 — Так вы не читали послания, миледи? — продолжал расспрашивать священник.

 — Нет, святой отец. Гонцы говорили, что эти бумаги предназначались для хозяина Лэнгстона, а мой супруг сейчас далеко от нас. Он ушел в поход с герцогом Робертом. Кроме того, я не умею читать. Я оказала гонцам должное гостеприимство и отложила документы до возвращения моего мужа.

 Священник вопросительно поглядел на Хью. Тот сказал:

 — Здесь вышла путаница, отец Бернард. Гонцы не сочли нужным сообщить леди о смерти короля и о смене правления. Что нам делать?

 — Это ничего не меняет, сын мой, — ответил отец Бернард. — Приказ короля Генриха остается в силе. — Он снова повернулся к леди Алетте:

 — Садитесь, мадам. Вам предстоит услышать много новостей. Прошу вас, милорды, садитесь. — И священник уселся сам на скамью напротив хозяйки замка. — Из ваших слов, миледи, я понял, что никто не сообщил вам о гибели вашего супруга прошлым августом в битве при Аскалоне. Ваш пасынок Уильям тоже погиб.

 Дама на мгновение побледнела, перекрестилась, взяла поднесенный Элдоном кубок с вином и медленно отпила.

 Наконец она обрела дар речи и ответила:

 — Нет, святой отец, я не знала о смерти Роберта. Значит, теперь титул перешел к Ричарду?

 — Он женился, — сказал священник. — Быть может, за всеми этими хлопотами он позабыл о своем долге перед вами, миледи.

 —  — Нет, — возразила леди Алетта. — Не забыл. Просто с того дня, как я вышла замуж за их отца, оба мои пасынка относились ко мне без всякого почтения. Да примут Господь и Пресвятая Богоматерь душу моего супруга. — Она на мгновение опустила голову, но священник заметил, что глаза ее оставались сухими. Взглянув на него, леди Алетта спросила:

 — Так зачем же король прислал вас в Лэнгстон, милорды? Это поместье не имеет никакой особой ценности. Что заставило короля Генриха обратить на нас внимание? Что мы значим для него, святой отец?

 — Письма, которые передали вам, миледи, предназначались не для вашего мужа, а для вашей дочери. Король Генрих желал, чтобы она принесла ему присягу на верность. Когда она дважды пренебрегла его приглашением, король обеспокоился, ибо Лэнгстон находится в стратегически важном пункте. Если Англия окажется под угрозой вражеского вторжения, то такие замки, как ваш, на побережье и неподалеку от него, окажутся в первой линии обороны. — Проницательные серые глаза священника внимательно изучали лицо собеседницы в поисках каких-либо признаков лжи или страха, но Алетта де Манвиль выказывала лишь любопытство к неожиданным новостям. — Сэр Хью, — продолжал отец Бернард, — приходится внуком последнему саксонскому владельцу Лэнгстона, Хью Крепкой Руке.

 После битвы при Гастингсе его мать бежала на запад в родительский дом, где и родился сэр Хью. С семилетнего возраста он воспитывался при дворе королевы Матильды, поскольку его бабка, леди Эмма, приходилась родственницей королю Вильгельму. — Отец Бернард остановился, чтобы дать хозяйке замка возможность обдумать эти известия.

 — Умоляю вас, продолжайте, святой отец, — наконец сказала леди Алетта.

 — Когда король Генрих услышал о смерти вашего мужа и понял, что вы с дочерью остались без опоры, когда он отчаялся получить от вашей дочери, наследницы Лэнгстона, присягу на верность, он решил, что наилучшим решением будет вернуть Лэнгстон единственному его законному наследнику — Хью Фоконье, другу детства и товарищу короля, — ибо король убежден в совершенной преданности лорда Хью.

 — В таком случае, — произнесла Алетта де Манвиль, — мы лишаемся дома и наследства, святой отец? Что же будет с нами?

 — О нет, леди, король вовсе не бессердечен. Он никогда бы не стал лишать собственности вас и вашу дочь. Король решил, что ваша дочь должна выйти замуж за Хью Фоконье. Она уже вошла в брачный возраст, и нам известно, что она ни с кем не помолвлена. Таким образом, — заключил священник, — все трудности решатся почти безболезненно. Я уверен, что люди Лэнгстона с радостью признают своим хозяином внука Хью Крепкой Руки; вы не лишитесь своего дома, а ваша дочь получит в мужья благороднейшего из рыцарей.

 — Я выйду замуж только за того, за кого захочу! — послышался решительный голос из-за двери. И обладательница этого голоса немедленно вошла в зал уверенным шагом. К удивлению гостей, она была одета, как мальчик; принадлежность к женскому полу в ней выдавала лишь длинная коса.

 — Изабелла! — укоризненно воскликнула Алетта де Манвиль.

 — О, мадам, умоляю вас, не надо смотреть на меня, как загнанная лань. Это вам не идет, — насмешливо произнесла Изабелла Лэнгстонская.

 Рольф де Брияр вытаращил глаза и еле удержался от смеха, но священника слова девушки, судя по всему, шокировали.

 — Вам не следует, леди, обращаться со своей матерью столь непочтительно, — тихо сказал Хью. Если он надеялся встретить такое же утонченное и хрупкое создание, как Алеттаде Манвиль, то жестоко просчитался. Девушка была высокой, стройной, но ширококостной, с медно-рыжими волосами. Ее глаза, зеленые с золотыми искрами, гневно и неприязненно всматривались в лицо рыцаря.

 — А кто вы такой, сэр, чтобы учить меня хорошим манерам? — яростно спросила Изабелла Лэнгстонская.

 — Белли! — вполголоса произнесла ее мать, но дочка не обратила на это ни малейшего внимания.

 — Боюсь, моя госпожа, что мне предстоит стать вашим супругом, что даст мне право распоряжаться вашей жизнью и смертью. Пока что я позволяю вам жить, — объяснил Хью без малейшего намека на юмор.

 — Я выйду замуж только за того, за кого захочу! — повторила Белли.

 Отец Бернард неохотно поднялся с теплого местечка у камина и, взяв девушку за руку, усадил ее туда, где прежде сидел сам.

 — Король распорядился так, миледи Изабелла, что вы должны выйти замуж за этого доброго рыцаря, наследника последнего из саксонских лордов Лэнгстона. Ваш отец и старший брат погибли в крестовом походе. А охрану замка — даже такого маленького, как ваш, — невозможно доверить женщине.

 Холодное и надменное выражение лица девушки сменилось потрясенным, когда Изабелла услышала о смерти отца. Она изо всех сил пыталась сдержать подступившие слезы.

 — Тогда я поеду к моему брату Ричарду в Нормандию, — упрямо сказала она. , — Но замуж за саксонского подонка не пойду!

 — О Белли! — не выдержала леди Алетта. — Ты же прекрасно знаешь, что Ричард нас не примет. Кроме того, он женился, а поместье Манвиль меньше, чем Лэнгстон. Ты ведь даже ни разу не была там. Там так уныло и мрачно! Я ненавижу Манвиль! Все эти годы замужества я была вынуждена ради мира в семье терпеть оскорбления твоих сводных братьев. О, они были очень осторожны и всегда вели себя почтительно при отце, так что он ни в чем не мог бы упрекнуть их. Он скорее нашел бы причины винить меня. Из всего, что я сделала за всю жизнь, Роберту де Манвилю понравилось лишь то, что я родила тебя. Сначала он пришел в ярость из-за того, что ты оказалась дочерью, а не сыном. И только когда стало заметно, как ты похожа на него, ты превратилась в его обожаемую крошку. А Ричард и Уильям были с тобой милы только потому, что это нравилось Роберту, а не потому, что любили тебя. Они вообще не любили никого, кроме себя. Ричард не примет тебя, дитя мое, поверь мне! Ему больше не надо ублажать отца.

 — Как вы смеете говорить о моем отце так дерзко, мадам? — возмутилась Белли. — Он был чудесным человеком, и я любила его.

 — А он любил тебя — настолько, насколько вообще был способен любить, дитя мое, — ответила Алетта, — но я говорю тебе чистую правду. Твой брат не примет тебя, я уверена. Да и зачем тебе уезжать из Лэнгстона? Это твой дом.

 Ты любишь его. Ты должна быть благодарна королю за то, что он дает тебе хорошего мужа и позволяет остаться там, где ты хотела прожить всю свою жизнь, в Лэнгстоне. Не надо противиться своему счастью. Белли.

 — Вы так слабы, мадам, — презрительно фыркнула девушка. — Неужели я — ваша дочь? Во мне ничего нет от вас, мадам. Мой отец предпочел бы видеть меня мертвой, чем замужем за саксонцем!

 — Это легко устроить, — сухо произнес Хью Фоконье, дотронувшись до своего меча, и голубые глаза его посуровели.

 Рольф де Брияр хихикнул, но веселость его сменилась изумлением, когда он увидел, что девушка выхватила из-под плаща короткий меч и приготовилась защищаться.

 — Белли! — взвизгнула леди Алетта.

 Отец Бернард перекрестился.

 Хью проворно шагнул вперед и выбил оружие из руки девушки. Потом, схватив ее за руку, отвесил ей несколько звучных шлепков пониже спины, встряхнул и крепко стиснул ее плечи.

 — А теперь слушай меня внимательно, чертовка! — проговорил он угрюмо и жестко. — Твой отец, упокой Господь его душу, погиб. Король Генрих возвратил мне Лэнгстон и повелел тебе стать моей женой. Король — мой добрый друг. Если бы он знал, какая ты негодница, он ни за что не стал бы навязывать мне такую жену, а просто заточил бы тебя в монастырь. Я вовсе не грубиян, леди, и дам тебе неделю-другую, чтобы ты успела привыкнуть ко мне. А потом отец Бернард обвенчает нас и вернется к моему сеньору доложить, что его пожелание исполнено. Ты поняла меня. Белли?

 — Ты ударил меня! — свирепо прошипела Белли.

 — Бить женщин не в моих привычках, — ответил Хью, ничем не выказывая своего смущения в том, что она вынудила его поступить подобным образом. Нет; он не сомневался, что ее нужно проучить; с этим было все в порядке.

 По светским и церковным законам он имел полное право распоряжаться этой девушкой по своему усмотрению. Но его дед Седрик Мерлинсон всегда говорил, что если мужчина допустил насилие над женщиной или животным, то он проиграл битву.

 Изабелла яростно уставилась на него:

 — Лучше я окончу свои дни в монастыре, чем выйду замуж за тебя, проклятый саксонец!

 — К сожалению, леди, нам не приходится выбирать, — ответил Хью. Затем, отпустив девушку, он обратился к леди Алетте:

 — Отведите вашу дочь в спальню, мадам, и оставайтесь с ней, пока она не успокоится. А потом возвращайтесь ко мне, мы поговорим.

 — Я тебя ненавижу! Я никогда не выйду за тебя замуж! — бросила через плечо Изабелла, пока мать тащила ее за рукав из Большого зала.

 — Спокойной ночи, чертовка! Да пошлет тебе Господь приятные сновидения! — отозвался новый хозяин Лэнгстона.

 — Вот так-так! — воскликнул Рольф де Брияр, как только женщины скрылись за дверью. — Извини меня, Хью, но это мегера! Пускай отец Бернард поедет к королю и расскажет ему обо всем. Уж лучше эта девица отправится в монастырь, чем сядет тебе на шею до конца твоих дней!

 Уверен, что среди подопечных короля для тебя найдется какая-нибудь сладкая ягодка вместо этой стервы.

 — Да… мне даже жаль тот ни в чем не повинный монастырь, которому достанется такая мерзавка, — задумчиво проговорил священник. — Я склонен согласиться с сэром Рольфом. Мне кажется, эта девица не в своем уме.

 Хью Фоконье покачал головой:

 — Надо дать ей немного времени, чтобы она привыкла к грядущим переменам. Я не хочу отказываться от нее, пока остается шанс завоевать ее дружбу. Не забывайте, Изабелла только что испытала ужасное потрясение. Она узнала о смерти отца. И вдобавок ей предлагают в мужья совершенно незнакомого человека. Мне кажется, она испугана, хотя сама стала бы отрицать это изо всех сил. Она считает страх постыдным чувством.

 — Ты слишком мягкосердечен, — вздохнул Рольф. — Это обычная невоспитанная стерва.

 — Ее называют «Адская Белли», — внезапно раздался глухой шепот. — Люди в Лэнгстоне боятся ее до смерти, милорд.

 Трое мужчин повернулись и уставились на старого Элдона. Рольф не выдержал и расхохотался. Даже отец Бернард позволил себе улыбнуться.

 — Я буду звать ее «Сладкая Белли», — произнес Хью, и в его голубых глазах сверкнул хитрый огонек. — Когда я натаскивал особенно упрямого сокола или ястреба — такого, что клевал без всякого повода, — я управлялся с ним при помощи ласковых слов, небольших угощений и твердой руки, и в конце концов он начинал доверять мне. С этой чертовкой я буду обращаться точно так же, пока она не превратится в сладкоголосого ангелочка с нежным сердцем.

 — Ты сошел с ума! — заявил Рольф. — Сама Пресвятая Богоматерь не смогла бы ее укротить! Если бы мне пришлось иметь дело с этой девкой, я учил бы ее собачьим хлыстом, пока она не стала бы подчиняться мне, или убил бы ее. — Рольф призадумался на мгновение. — Или она бы меня убила, — добавил он.

 Теперь настала очередь Хью улыбнуться, и эта улыбка озарила его лицо. Молодого человека нельзя было назвать красавцем: высокий и ширококостный, с продолговатым лицом, крупным ртом и длинным носом, напоминавшим клюв птицы. Глаза — большие, ясные, чисто-голубые — явно украшали это заурядное лицо, да еще доброжелательная широкая улыбка открывала на всеобщее обозрение крепкие, удивительно белые зубы. Выражение лица его обыкновенно было серьезным, почти суровым; но когда он улыбался, зубы его блестели, а улыбка начинала светиться даже в глазах. В отличие от большинства мужчин он не выбривал затылок. — Его темно-русые волосы не вились и были подстрижены сравнительно коротко.

 — Давайте поглядим, насколько мне удастся приручить эту дикую птичку, которой так щедро наградил меня король. Если задача окажется невозможной, друзья мои, я посажу ее в клетку. Это будет нелегко, но мне кажется, я смогу покорить леди Изабеллу.